Из желудка кота Лестера извлекают обглоданный палец и предлагают мне забрать его домой в пакете, на что я соглашаюсь. Врач в радужном костюме смотрит на меня долгим взглядом, когда я забираю у нее пакет с костью пальца. Я улыбаюсь и благодарю их всех за помощь.
Я кладу обмякшее тело кота Лестера на маленькую кошачью кровать в комнате моей бабушки. Его конус не позволяет ему полностью прислонить голову к кровати, но он выглядит вполне нормально. Мне нужно давать ему лекарства два раза в день, пока они не закончатся, и ограничивать его в питании.
В агентстве Хильды я также получила инструкции по уходу за моей бабушкой. Страницы за страницами, в которых она задокументирована так, как будто она вообще не человек, а просто ряд протоколов. Я должна буду следить за ее показателями, давать лекарства, менять и чистить катетер и подстилку, мыть ее тело, периодически переворачивать, кормить через трубочку.
Я знала. Я знала, что это будет, но, возможно, и не знала. Я смотрю на свою бабушку, на эту женщину, к которой за все наши годы я ни разу не прикоснулась. Что бы она сказала на это? Я не могу ее спросить.
Я протягиваю руку и кладу ее на точку пульса на горле. Ее кожа прохладная, тонкая. Пульс слабый и неровный. Я тут же отдергиваю руку. Как от прикосновения к кукле в лианах, я чувствую укол, и мне не следовало этого делать. Как прикосновение к божеству, к раскаленному вулканическому камню. Не следует пытаться. Это неправильно.
Я снова перечитываю страницы - вдруг они каким-то чудом решили сдвинуть свои буквы и изменить то, что там написано. Но они этого не сделали, и это то, что ей нужно, чтобы остаться в живых. Чтобы остаться со мной. И я должна это сделать.
Я делаю длинный дрожащий вдох.
И я должна.