Мэйв Флай

39

Оказывается, гастрольные автобусы оснащены потрясающими звуковыми системами. И это действительно впечатляет, что у артистов "Гадюшника" вообще должен быть гастрольный автобус, но я, конечно, не жалуюсь.

Вряд ли можно назвать лучшей песней на Хэллоуин, но та, которая действительно находит отклик во мне раз за разом, - это песня Тами Сагер, Роберта Кэрлока, Джеффа Ричмонда, Дональда Гловера и Трейси Морган "Werewolf Bar Mitzvah", созданная для телевизионного ситкома как пошлый бит, описывающий маловероятный сценарий, когда, как говорится в тексте, мальчики становятся мужчинами, мужчины - волками! Откровенно говоря, использование классических музыкальных тем песен о Хэллоуине и игривость, присущая многим лучшим песням, прочно вписывают эту песню в канон и ставят ее на первое место среди других песен, если судить по мне. Она смеется над собой, в чем и заключается вся прелесть праздника. Обнажить тьму и найти в ней удовольствие. Так что мы слушаем ее, группа и я, и получаем огромное удовольствие. Просто джемминг! Я где-то читала, что Дональду Гловеру пришлось подменять некоторые куплеты в полном варианте песни и подражать голосу Трейси Морган, и сейчас я делюсь этой информацией с группой, хотя им, похоже, не очень интересно учиться.

Для начала я вывела из строя двоих из них, чтобы потом сосредоточиться на каждом по отдельности. Я сделала это с помощью самурайского меча, который использовала моя бабушка в крайне расистском и устаревшем фильме, о котором Голливуд благополучно забыл. У меня была минутка, чтобы проскользнуть обратно в дом и дать им возможность устроиться в своем автобусе, прежде чем я нанесу им визит. Полагаю, что трое парней в туристическом автобусе не ожидают, что девушка набросится на них со всей силой, так что впустить меня было не так уж сложно. Элемент неожиданности и все такое. Войдя в автобус, я быстро проткнула грудь вокалиста, затем взяла меч и проткнула басисту живот. Эфесом я сбила барабанщика с ног. Барабанщик был в полной отключке, но уже практически успел позвонить своему менеджеру, а я добралась до телефонов двух других, прежде чем они успели кому-либо дозвониться. Я связала каждого из них различными предметами одежды и мелочами, которые нашла в автобусе, и вот мы здесь. Барабанщик по-прежнему лежит без сознания, басист, привязанный к креслу, и вокалист на водительском сиденье сильно истекают кровью. Чтобы он не создавал проблем, я вырубаю и басиста.

Когда мы с вокалистом остаемся фактически одни, я делаю небольшой разрез на его лбу по линии скальпа, а затем по одной стороне лица делаю надрезы в виде галочек на расстоянии около дюйма друг от друга перпендикулярно разрезу. Используя их в качестве ориентира, я сдираю с него кожу, кусочек за кусочком, полосками, пока не обнажится все лицо. Он кричит, и я включаю музыку погромче. Внутри играет вторая группа, а ночью Стрип всегда оживлен. Все звуки питают богов Голливуда, дух этого места. Возможно, мы и есть боги. Возможно, Таллула. Я смотрю, как двигается его лицо, когда он кричит, без кожи, чтобы скрыть то, что находится под ней. Мышцы, сухожилия, связки, кости и кровь. Это так красиво, в таком виде. Как можно смотреть на что-то, не желая узнать, что скрывается под этим?

Он завывает, задавая мне вопросы: Кто ты? Зачем ты это делаешь? Я никому ничего не сделал. Я не заслуживаю этого. Почему я?

Это упущение мужчин. То же самое насилие, примененное к женщине, она не спрашивает, почему его совершают над ней, она лишь безуспешно пытается освободиться и оплакивает то, что она оплакивала всю свою жизнь, то, что она понимает фундаментально и врожденно. Это насилие просто происходит.

Его крики продолжаются, и даже при красоте его движений звук мешает мне оценить песню, которую я выбрала для нас, поэтому я встаю и с помощью меча прорезаю ткань прямо перед его ухом на другой стороне лица и опускаюсь вниз, прорезая сухожилия, мышцы и связки с каждой стороны, пока наконец не удается отсоединить челюстную кость. Его крики не прекращаются на протяжении всего процесса. Это трудная работа и занимает много времени. Я нажимаю кнопку "повтор", чтобы песня не заканчивалась.

Барабанщик приходит в себя в своем кресле. Освободив челюстную кость вокалиста, с которой еще свисает немного мяса, я с силой бросаю ее в него. И промахиваюсь. Барабанщиков всегда как бы много. Я не в настроении. Тем не менее, он единственный, кто очнулся, так что он следующий, с кем можно поиграть. Я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на вокалиста, без челюсти, ссутулившегося и потерявшего сознание. Его лицо кровоточит. Обвисшая кожа нижней части рта болтается вместе с языком, который нечем удержать. Ну, теперь он точно молчит.

С барабанщиком - скотч на рот (найденный в автобусном аварийном наборе инструментов) и палочки в уши. Я напеваю вместе с песней, пока кровь брызжет из лопнувших барабанных перепонок, а его приглушенные крики усиливаются. Я засовываю их дальше и кручу. В песне звучит шутка про обрезание, и это наталкивает на, возможно, усталую, но все же достойную идею. Думаю, это будет очень весело.

Я оставляю барабанные палочки на месте, решаю засунуть их еще чуть дальше и толкаю его назад, чтобы расстегнуть молнию на его слишком тесных брюках. Оказывается, он уже обрезан. Я щелкаю языком. Что я могу сказать, наверное, я немного разочарована. Но он у меня здесь, и я решаю снять еще немного. Только кончик. Просто чтобы посмотреть, каково это.

Наверное, можно ожидать, что отрезание пениса будет похоже на отрезание хот-дога, и так оно и есть. Это гораздо интереснее, чем я предполагалa, поэтому я отрезаю еще немного. Режу-режу-режу. Он плачет навзрыд. Из ушей течет кровь. Он воет сквозь пленку.

Когда его промежность становится похожей на фарш, я наношу ему сильный удар по горлу, чтобы больше не слышать его, хотя он, скорее всего, все равно потеряет сознание через минуту. Люди так легко теряют сознание, что это действительно разочаровывает. По моему опыту, женщины, похоже, дольше сохраняют сознание при сильной боли. Но, возможно, моя выборка данных недостаточно велика, чтобы сделать точное заявление. Возможно, мне нужно собрать больше.

Басиста я приберегла напоследок. Басисты, по моему опыту, обычно тихие, и они всегда самые умные в группе, или, по крайней мере, не очень. Этот кажется мне умным, не знаю почему, но я просто чувствую это. Он все еще в отключке, я рассматриваю его и решаю заняться руками. Сломаем кому-нибудь пальцы, и он обязательно очнется. Pаботаем со всеми десятью, и к третьему он уже приходит в себя. Я заклеилa ему рот, и он достаточно связан, так что делать ему особо нечего. Я отрезаю ему пальцы и разбрасываю их по автобусу, а несколько кусочков кладу в забавные тайники, чтобы кто-нибудь потом нашел. Как в охоте на мусор. Пальчиковое конфетти для всех! Я отрываю скотч, целую его и втягиваю его язык в рот. Я кусаю его, сильно. Это занимает несколько попыток, но, наконец, я откусываю его. Я открываю рот и выпускаю его язык, который падает с легким шлепком ему на колени. Его глаза безумствуют от ужаса, пока не закатываются обратно. Он снова падает вперед.

Я делаю паузу и потягиваюсь. Выплевываю на него остатки крови. Мои руки напряжены и устали от всех этих недельных забот, и мне действительно нужно сосредоточиться на музыке, чтобы закончить свою работу. Глупое хождение взад-вперед, игривое подшучивание между актерами и нелепость предпосылки.

Бар-мицва[24] оборотня, жутко страшная!

Качающая мелодия. Бэк-вокал, который появляется ближе к концу. Это просто волшебство.

Я сдираю еще много кожи и засовываю множество частей тела во множество отверстий, и, наконец, отступаю назад и делаю глубокий вдох. Я вытираю лоб тыльной стороной ладони, и с моего мизинца свисает кусок кожи, связки или что-то еще, каплевидное и сухожильное. Я рассматриваю его с минуту, затем открываю рот и кладу его на язык. Я задумчиво жую.

Гастрольный автобус весь в крови и расколотых костях, и я конфисковываю пакет "Зиплок" для заморозки, в котором находится изрядное количество кокаина, и добавляю туда кусочки мозга каждого из членов группы. Достаточно, чтобы стать достойным сувениром. Древнеегипетское искусство экзекуции занимает очень мало времени, если только правильно использовать имеющиеся инструменты и знать, что делаешь. У них было достаточно инструментов, чтобы у меня все получилось. Я достаю из заднего кармана свои новые плоскогубцы и захватываю несколько зубов, для банки в "Тэйта Тайки Лаунчe". Для "Пинья Kолады". Для бармена. Я беру с собой один из телефонов, так как мой теперь разбит на кусочки в погребе моей бабушки.

Я возвращаюсь в бар и бросаю еще несколько кусочков мозга в невостребованные напитки по всему залу, чтобы придать им дополнительный хэллоуинский колорит. В этом городе больше каннибализма, чем многие думают. Возможно, я только добавляю в коктейли, которые и так уже полны мозгов. Возможно, я только сейчас присоединяюсь к вечеринке.

За барной стойкой знакомое лицо общается с клиентами, наливает порции. Татуированная кожа и полностью черная одежда, демонстрирующая декольте, достаточное для того, чтобы заработать на аренду сегодня. Она хорошо выглядит. Я представляю ее голой там, на посту, представляю ее с Гидеоном, вставляющим и вынимающим из нее дилдо. Чувства, при напоминании о Гидеоне. Чувства, которые я не могу и не хочу идентифицировать. Я напряженно моргаю. Я цепляюсь за ярость. Я питаю ее.

Я пробираюсь сквозь толпу, не сводя глаз с Клэр. Я останавливаюсь возле барной стойки. Когда она поднимает глаза и видит меня, я слегка машу ей рукой и улыбаюсь.

Она отпрыгивает назад. В ее глазах - чистый дистиллированный страх. Травма, - понимаю я. Вот что я сделала с этой женщиной. Я подумываю остаться, попросить выпить, устроить ей долгую ночь, но у меня есть идея получше. Она настороженно наблюдает за мной, этот ужас непоколебим, пока я провожаю ее взглядом и иду вдоль барной стойки. Оказавшись по другую сторону, я посылаю ей долгий, неторопливый воздушный поцелуй и отворачиваюсь.

У стойки вышибалы, перед тем как уйти, я спрашиваю, можно ли мне взять перманентный маркер. Я пишу имя Клэр на пакете с кокаином и мозгами и спрашиваю вышибалу, не откажется ли он отдать его ей. Я говорю ему, что она будет знать, от кого это. В благодарность я слегка сжимаю его член.

Потому что я могу.