Мэйв Флай

6

- Mне "Cкользкий Cосок"![7]

Архитектура Лос-Анджелеса - это хаос, и Стрип - яркий тому пример. В 1920-х годах возникла тенденция возведения зданий, форма которых карикатурно имитировала то, что они предлагали внутри. Гигантский гамбургер для бургерной. Ботинок, цветочный горшок, пианино. Примеры, получившие название программной архитектуры, встречаются в этом городе повсюду. Не зря многие районы Лос-Анджелеса похожи на кино, на парк. Так было задумано. Люди приезжают сюда за красивой искусственностью, за экстремальным китчем, который делает жизнь более приемлемой. Мы все стремимся к мечте о прекрасном, даже если знаем, что в глубине души это лишь фасад для разлагающегося мрака.

"Трап" - не исключение. В восточной части Стрипа, между магазином нижнего белья "Velvet Taco" и мексиканским рестораном "Pink Taco", расположился гигантский пиратский корабль. Вход в него осуществляется через переднюю часть корпуса, под чрезвычайно сексуализированной фигурой с именем "Звездная "Киска" на золотой цепи, которая висит у нее на шее и, несомненно, является более поздним дополнением к строению 1959 года. Изначально "Трап" был тематическим рестораном для семейного отдыха, но в девяностые годы Педро выкупил здание и превратил его в великолепный двухуровневый стрип-клуб, которым оно является сегодня.

Я протискиваюсь мимо девушки, перегнувшейся через стойку бара, чтобы дотянуться до своего "Скользкого Соска", и направляюсь сквозь искусственные украшения в виде кораблекрушений к задней двери, которая, похоже, должна вести в гардеробную. Она захлопывается за мной. Пока я спускаюсь, музыка сменяется с бодрой поп-музыки наверху на что-то угрюмое и мрачное. Я купаюсь в красном свете "Вавилона". Бильярдный стол, бар, круглые кожаные кабинки. Между кабинками и над ними стоят шесты для стриптиза, всего три. Я знаю всех девушек. Хозяин (и иногда бармен) Педро щедро наливает нам с Кейт, и Кейт не раз спрашивала (в основном в шутку) о вакансиях на шестах. Педро всегда улыбается и наливает нам еще.

- Вы такие милые. Я не могу вас развратить! Особенно тебя, с таким ангельским личиком, - говорит он мне и целует руку.

Красные фонари. Красные стены. Танцовщицы, скользящие и извивающиеся. Кожа, зеркала, тени, дым. Педро наливает мне бокал того, от чего он может позволить себе избавится. Кукла-подкидыш засела в моем мозгу и в моей груди, настойчивая и острая. Я должна была забрать ее. Или уничтожить ее. Сделать с ней что-нибудь. Я осушаю бокал, и Педро протягивает мне другой. Я поворачиваюсь и ищу Кейт.

- В туалете, - сказал он.

Я киваю в знак благодарности и направляюсь к своей любимой кабинке. Айрин, танцовщица на шесте рядом со мной, здоровается. За ней в кабинке сидит мужчина. Он красив, как кинозвезда, и мне кажется, что я видела его в разных вещах. Мой взгляд скользит по нему и по остальным посетителям бара. Я поворачиваюсь на своем месте и взбалтываю ликер в своем бокале. Мне не следовало приходить сегодня. Я не должна была оставлять куклу. Я достаю из сумки книгу и пытаюсь отвлечься.

Поначалу меня привлекали нелегальные, запрещенные или подрывные книги, потому что они были именно такими. Но со временем, особенно после болезни бабушки, я стала использовать их как своего рода учебные пособия. Как существовать, как рассказывали мизантропы на протяжении веков. Моя бабушка уже не в состоянии направлять меня, но эти персонажи могут делать это своими (пусть иногда и несовершенными) способами. Повесть "История глаза" Жоржа Батая[8] - моя старая любимая книга, а Симона - один из единственных примеров женского персонажа (пусть и второстепенного по отношению к мужчине-повествователю), который обладает и воплощает истинную дикость без трагической предыстории или ожиданий жертвы. Как и многие мужчины-мизантропы на протяжении всей истории, Симона просто такая, какая она есть, и читатель принимает ее без вопросов. Мы не зацикливаемся на деталях, не сокрушаемся по поводу отклонений.

Вместо этого мы принимаем.

Мы подчиняемся.

Но об этом подробнее позже.

- Вот ты где! - говорит Кейт, проскальзывая в кабинку. На ней золотистое платье с минимальной отделкой и победная улыбка. Мужчина задерживается за ней и тоже садится. - Мэйв, это - Дерек. Дерек, Мэйв.

- Приятно наконец-то познакомиться с братом Кейт, - говорю я.

Дерек бросает на меня странный взгляд. У него дорогой костюм, запонки, платиновое обручальное кольцо.

Кейт хватает Дерека за лицо и просовывает свой язык ему в рот. Он целует ее в ответ и улыбается, осознавая, возможно, впервые, какой приз - потенциальную любовницу - он нашел. Кейт поворачивается ко мне и поднимает бровь.

- Значит, не брат? - спрашиваю я.

- Нет, - раздается низкий голос из-за моего плеча, - я целуюсь гораздо лучше.

Кейт с визгом выскочила из кабинки и прыгнула в объятия очень крупного мужчины, стоящего рядом со мной, и впилась в его губы крепким, но очень фамильярным поцелуем.

- Да, он такой, - говорит она. - Самый лучший. Смотрите все, это - Гидеон, мой младший брат.

Она говорит это детским голосом и ерошит его волосы. Он на голову выше ее, но почему-то кажется не таким огромным, когда рядом с ним Кейт. Она опускается обратно в кабинку рядом со своим нынешним мужчиной, который, несомненно, является руководителем шоу-бизнеса, чтобы Кейт так по нему сохнуть. Лицо Дерека озаряется.

- О черт, я тебя знаю, - говорит он брату.

- Правда?

- Да. Ты - Гидеон Грин. Из "Рейнджеров".

Айрин на шесте опускается ниже. Глаза Гидеона метнулись к ней, потом обратно к Дереку. Гидеон пожимает плечами.

- Ну, теперь "Кингз".

- Не может быть, это безумие! Я и не слышал.

- Ты фанат?

- Ни за что, чувак, я за "Айлендерс". Извини. Не обижайся.

- Не обижаюсь. Кто хочет выпить? Этот круг за мной, за то, что я бросил Нью-Йорк.

- Я выпью за это, - говорит Дерек, и когда Гидеон отошел, он повернулся к Кейт. - Ты не говорила мне, что твой брат играет в хоккей.

- Ты не спрашивал.

- Он такой... очень важный человек.

Она пожала плечами, перебросила волосы через плечо. В этом есть какое-то чувство. Возможно, ревность. Что-то более сложное.

Дерек откинулся в кабинке и оценивающе оглядел Айрин и бар. Он доволен Кейт, а она довольна тем, что доставила ему удовольствие. Я возвращаюсь к своей книге.

- Не возражаешь, если я присяду здесь? - Гидеон снова стоит рядом со мной.

Я поднимаю взгляд. Он грубый, с сильной челюстью, очень красивый. На нем серый свитер и джинсы. Мое лицо находится на одном уровне с молнией его брюк и тем, что под ней. Я отодвигаюсь, чтобы он мог сесть, и возвращаюсь к странице.

- Так это безумие, они просто переманили тебя? - говорит Дерек.

- Да. Я здесь уже несколько недель, тренируюсь. Но до сих пор не было ни минуты, так как нужно было налаживать новую жизнь и все такое.

- Гидди, ты нашел место, да? Поблизости? - говорит Кейт.

- Не очень далеко.

- Где?

- Я покажу тебе на этой неделе, - говорит он.

Она закатывает глаза. Я чувствую это, даже не отрывая глаз от страницы. Она напряжена, и, возможно, именно поэтому я фокусируюсь на их словах, а не на том, что написано передо мной. Я всегда болезненно реагирую на легкие или резкие перепады настроения Кейт. Возможно, это потому, что я знаю, что однажды она покинет меня, даже если этот день еще очень далек. Может быть, потому, что Кейт, хотя и не совсем такая, как моя бабушка и я, но все же другая. Достаточно разная. Напряжение продолжает звучать в ее голосе, когда она говорит:

- Всегда такой загадочный. И кстати, не обращайте внимания на мою невоспитанную подругу, Мэйв. Которая явно считает, что читать за столом, полным людей, вполне приемлемо.

Я поднимаю голову и выдыхаю, откладывая книгу.

- Мэйв - гений, - говорит Кейт. - Ну... и Гидеон тоже.

- И мы все любим Кейт за ее живое воображение, - говорю я.

- В этом городе ни у кого нет воображения, - говорит Дерек.

- И чем же ты занимаешься? - спрашиваю я.

Дерек раздражен тем, что я не знаю. У него на лбу дергается мышца. Я любезно улыбаюсь.

- Я - режиссер, - говорит он.

- А-а-а... - говорю я. - Я смотрю только порно.

- Сколько зарабатывают профессиональные игроки за год? - спрашивает Дерек у Гидеона.

- Дерек, иди сюда, я хочу тебе кое-что показать, - говорит Кейт. - Мы сейчас вернемся.

Она бросает на меня многозначительный взгляд, давая понять, что я должна вести себя хорошо. Она тащит Дерека за лацкан вверх и выходит из-за стола и шепчет ему на ухо. Он улыбается и идет за ней в туалет для инвалидов. Я бросаю взгляд на Педро, который грозит мне пальцем и одними губами произносит слово "непослушная". Он всегда говорит, что я хорошая.

- Ты такая невинная, - говорит он, - такая красивая!

Кейт делает это все чаще и чаще по мере того, как она поднимается по лестнице Голливуда, по мере того, как выплачиваются ее взносы, и с каждой маленькой ролью она все ближе и ближе к "Большому прорыву". Уезжает рано, приезжает поздно. Я чувствую, как напрягается связь между нами с каждым новым шагом к ее будущему, и я не знаю, как преодолеть этот разрыв. Я не знаю, как побудить ее двигаться вперед, не отдаляя меня от себя.

Мы быстро подружились три года назад, обe притворялись, что несчастны на работе во время праздников, а на самом деле проводили время в свое удовольствие. Гедонистки, с восхитительным желанием забыть обо всех проблемах за шипучим сидром и ночами, которые мы помним лишь наполовину. Все началось в наш первый рабочий день. Лиз только что "повысили" до должности руководителя, и за несколько дней до этого она вернула свое платье принцессы. Кейт еще некоторое время не входила в свою роль, как и я в свою, поскольку нам еще предстояло заплатить взносы за меховые персонажи. Золушка и Белоснежка, которые уже некоторое время жили в своих принцессах, должны были временно заменить наших желанных персонажей, пока мы с Кейт не будем готовы к этому.

На нашей первой встрече Лиз расплакалась посреди своей приветственной речи, когда сообщила нам эту информацию, и ее пришлось вывести из комнаты. Я села на складной пластиковый стул в дальнем углу, а Кейт - через ряд и несколько мест от меня. Новых сотрудников было довольно много, три ряда по пять стульев в ширину. Позже я узнаю, что в парке принято нанимать и увольнять сотрудников партиями. Я обратила на нее внимание не больше, чем на других. Золушка и Белоснежка сидели в другом конце моего ряда. Я их тоже не заметила. Я была слишком занята тем, что вдыхала магию этого места, легкий запах испорченного молока в комнате отдыха, скрип дешевого пластика подо мной.

И вдруг я оказалась насквозь промокшей и покрытой льдом. Я не двигалась, только смотрела на ледяной кофе, который теперь просачивался в мои джинсы и рубашку с длинным рукавом. Я рассматривала его, медленно двигая головой и вглядываясь во властное лицо Золушки. Сейчас я впервые воспринимала ее всерьез. Среднего роста, может быть, немного узкоглазая, глаза немного тусклые. Я подозревала, что она родом из Миссури, может быть, из Арканзаса. У нее был такой вид, который говорил о том, что она выросла, правя проходами супермаркетов со своими подружками и посещая эту гомофобную куриную забегаловку каждую субботу вечером, поскольку в воскресенье они, естественно, были закрыты, и она в любом случае ела бы плоть Христа. В школу она ежедневно ходила в шлепанцах или туфлях-лодочках, копила на них много недель, чтобы соответствовать предполагаемой форме всех остальных девочек. Безопаснее всего было не выделяться. Задирать или быть задираемой, и все такое. Она посещала или болела на всех спортивных соревнованиях, ее парень был в команде (не квотербек), и улыбалась, зная, что ее жизнь всегда будет заканчиваться именно так. Она никогда не сможет добиться большего.

- Ой! - сказала она, глядя на меня через свой маленький покатый нос. - Наверное, я споткнулась.

Я ничего не сказала, просто смотрела на нее, видела, как слегка облезает макияж и какие недостатки он скрывает. Я поняла, что она ждет ответа, и медленно улыбнулась, не сводя с нее глаз.

Улыбка померкла на ее губах, брови нахмурились. Через секунду она отступила от меня на шаг. На ее руке появились мурашки. Моя улыбка стала еще глубже. Эта работа... работа, уже была намного лучше, чем я могла предположить, была такой реальной, как сейчас, когда я сидела здесь в своей мокрой одежде, на пластиковом стуле, стоящем на линолеумном полу и в мерцающем свете над нами. Это было так... прекрасно.

Она стояла, откинувшись назад, и смотрела на меня сверху вниз. Я просто смотрела на нее, улыбалась и думала, что моя жизнь до Лос-Анджелеса не имеет никакого значения. Теперь я нашла свою бабушку, и я нашла это. Это было прекрасно. Просто... так должно было быть, если такое вообще возможно. Я думала обо всем этом, улыбаясь и глядя на эту девушку и ее пустую чашку из-под кофе со льдом в руке с обкусанными ногтями. Я держала ее глаза и не моргала.

- Господи, - сказала она через несколько секунд.

Она отступила еще дальше и с размаху врезалась в кресло мехового персонажа. Она споткнулась и отвела глаза от меня. Она поспешила вернуться на свое место. Мой взгляд следовал за ней всю дорогу, и она дважды оглянулась на меня, пытаясь отстраниться, чтобы не чувствовать, что я смотрю на нее.

- Ну, она чертовски странная, - прошептала она девушке рядом с собой, которая сидела с открытой челюстью, наблюдая за мной.

Я перевела взгляд на нее (Белоснежку), и она отвернула голову. Я посмотрела на пятнадцатидолларовый зеленый сок в ее руках, на ее ивовую фигуру под бежевым льняным платьем, на импортные бусы, намотанные на запястье. Скорее всего, она жила к западу от Банди или Центинелы и ежедневно употребляла такие слова, как "велнес", "очищение" и "свежий". Она работала исключительно для того, чтобы финансировать свои выезды на целительные сеансы аяуаски[9] и постоянные поставки кристаллов и трав, необходимых для ее терапевтического аккаунта на TikTok, в котором она отвергала прививки от кори и рекламировала напитки, заваренные с использованием высокочастотных звуковых вибраций для достижения максимального эффекта. Скорее всего, она держала эту работу в секрете от своего велнес-сообщества, но втайне любила ее, эту блестящую американскую фантазию, которую она обещала, ту самую, которую она ежедневно презирала в своей другой жизни. Золушка снова оглянулась на меня. Я видела, как она дрожит. Я продолжала улыбаться.

В комнату вошла Лиз, ее лицо было красным и опухшим, но в основном спокойным. Я окинула взглядом остальных участников. Никто не смотрел на меня, я подозревала, что некоторые даже активно избегают меня, судя по напряженному положению их плеч. Но одна девушка смотрела. Та, которая в итоге должна была сыграть сестру моей принцессы, та, у которой волосы цвета крови. Она повернулась на своем месте, наблюдая за мной. Она подмигнула, когда мои глаза встретились с ее глазами, на ее губах заиграла маленькая улыбка, и она повернулась обратно, чтобы посмотреть на презентацию.

В конце концов нас отпустили, и я вышла из зала, чтобы прогуляться по парку. Золушка и Белоснежка не разговаривали со мной, когда я проходила мимо. Золушка даже вздрогнула. На улице я вдыхала запах сахара, тротуара и пота. Мне никогда не было дела до парка и его всеобъемлющего бренда. Но Таллула и этот город научили меня тому, что, возможно, всегда было внутри, - глубокой и постоянно растущей благодарности к притворству. К лакированному китчу нашего города и к тем скрытым склонностям, которые он вызывает и поощряет в своих гостях и жителях. Наблюдать, как люди полностью отдаются фантазии, участвуют в ней. Когда мои блуждания по городу однажды привели меня сюда, я сразу же все поняла. Придя домой, я пролистала каталог фильмов и остановилась на ледяной королеве. И пока я смотрела, мир как будто опустился передо мной на колени. Все встало на свои места, как и тогда, когда я впервые появилась на пороге Таллулы. Это было оно. Я знала, что моя ледяная королева - та самая.

Теперь, в свой первый рабочий день, я вертелась на солнышке и решила, что перед тем, как отправиться домой, я, пожалуй, заскочу в соседний (оригинальный) парк, чтобы хоть раз прокатиться на карусели. В конце концов, это было одним из главных преимуществ. Теперь я могла быть здесь, когда захочу. С этого дня это были мои владения. Я сделала это. Я сама себе это дала.

- Эй!

Я повернулась, за мной шла рыжеволосая девушка, слегка переходя на бег, чтобы догнать меня. Ее лицо было ярким в полуденном свете. Она выглядела примерно моего возраста и роста. Но, конечно, она выглядела именно так. Ограничения по росту в парке соблюдаются с точностью до полудюйма.

- Эй, - повторила она, притормаживая рядом со мной.

Мой взгляд скользнул по ней, и хотя ее обтягивающая одежда явно указывала на то, что она любит внимание, скорее всего мужское, я не была уверена, что думаю о том, кто она такая. Я не могла определить ни место, ни историю. Начинающая актриса, безусловно, это я чувствовала. Не знаю, как это объяснить, но даже несколько недель в этом городе, и человек просто знает. Но что дальше, кто и откуда она, что она делает с собой и своим временем, я не знала. У меня не было никаких идей. Странно. Она не представляла собой ничего такого, что могло бы произвести хоть какое-то впечатление. Я знала только, что она стоит передо мной, когда все остальные, как я и предполагала, отшатнулись. И это было... интересно.

Она достала из сумочки сигарету и надела солнцезащитные очки в форме мышки, которые, как я подозревала, она украла у отвлекшегося ребенка.

- Так мы пойдем выпьем, или как?

Пиво снова ставится на стол.

- Пожалуйста, скажи мне, что не все здесь такие же отстойные, как этот парень, - говорит Гидеон и делает еще один глоток.

Я моргаю и возвращаюсь в настоящее. Брат Кейт сидит рядом со мной. Мы в "Вавилоне", Кейт в туалете с Дереком, и у меня странное чувство, что я не знаю, как я здесь оказалась. А потом я вспоминаю куклу в виноградных лозах. Мне кажется, что я заболела.

Гидеон разговаривает со мной, он сидит рядом со мной, так близко, что я чувствую его тепло. Я отодвигаюсь, чтобы между нашими телами было больше пространства. Он пьет свое пиво, и от него пахнет легким одеколоном. Цитрусовый, чистый. Он просто бесподобен. Кейт уже упоминала о нем. Родители не одобряли почти все ее решения, но Гидеон был золотым мальчиком, зеницей ока. Именно благодаря ему Кейт стала такой, какая она есть, - бунтаркой, но не аутсайдером. В конечном счете, все, чего хочет Кейт в жизни, - это быть принятой, быть членом общества, но отмеченной, возвышенной. Она хочет победить в игре, и, скорее всего, ей это удастся. Это главное, что отличает нас друг от друга. Она способна полноценно участвовать в жизни этого мира, она не настолько далека от него, чтобы притворяться. Единственное ее притворство заключается в том, что она намеренно не играет, но это то же самое, что и у всех остальных. Притворство в том, что она не старается, что она легка и непринужденна. Je ne sais quoi[10]. Перья и кружева.

- Я не понимаю, о чем ты говоришь, - говорю я Гидеону.

Он фыркает и направляет на меня свои широкие плечи.

- Значит, ты - лучшая подруга Кейт.

Я отпиваю глоток из бокала и ставлю его на место.

- Она классная, - говорю я.

- Да, - говорит он.

- Вы близки?

Я знаю, что да, и что это сложно. Хотя я не уверена, как именно. Мне также не очень хочется слышать его ответ.

- Эмм... - oн кивает, потягивая пиво. - Давненько я не видел ее лично.

- Да, она остается на праздники, - говорю я.

- Так ты тоже работаешь в парке?

- Да, - отвечаю я, размышляя, сколько времени пройдет, прежде чем я смогу выйти из разговора.

- Дай угадаю, ты еще и актриса?

- Все - актеры.

Он кивает, и его взгляд блуждает. Мне не удалось удержать его внимание. Ирен пользуется случаем, чтобы сползти по шесту вверх ногами и зачесать волосы на плечо и вверх по боковой стороне своего лица.

Так это и есть "золотой мальчик" Гидеон. Кейт могла бы назвать его "гением", но он явно неспецифический атлетический мужчина. Невероятно, насколько разнообразны существа, рожденные из одной утробы. Они немного похожи, теперь я вижу это по его лицу, но он такой солидный по сравнению с маленькой фигурой Кейт. Он такой земной. А она бесконечно интереснее. Но я пообещала ей, что буду вести себя хорошо сегодня вечером, и что я буду с ним милой.

- Что ты думаешь о Лос-Анджелесе? - говорю я без энтузиазма.

Ирен поднимается и делает что-то очень интригующее ногой для мужчины, сидящего за столиком по другую сторону от нее.

- Не знаю, - говорит Гидеон. - Я не уверен, что мне это нравится.

Я замираю на месте.

- Оу?

- Да... то есть, я знаю, что это клише, но это город, построенный на идее искусственности, на идее более прекрасного мира, чем тот, который существует на самом деле. Я не знаю. Это фальшивка.

- А что настоящее? Спорт? Игры между мужчинами, которые были созданы мужчинами?

- Я тебя обидел.

- Когда люди впервые приезжают сюда, особенно жители Нью-Йорка, им кажется, что они все видят. Им кажется, что они все понимают, потому что, по их мнению, понимать здесь нечего. Ты видишь поверхность, потому что смотришь на поверхность.

- Так если это не город-искусство, то что же это такое? - спрашивает он.

- Это так. Но это не фальшивка. Это - город секретов, отброшенных и новых личностей, скрытых глубин, и мне жаль, что приходится говорить это после одного разговора, я очень люблю Кейт, но если бы мне пришлось угадать, я бы сказала, что у тебя здесь, скорее всего, ничего не получится.

Слова вылетают изо рта раньше, чем я успеваю их обдумать. Мой язык обычно не берет верх. Я расстроена куклой-подкидышем и всем этим вечером. Я открываю рот, чтобы извиниться за Кейт, когда Гидеон сужает на меня глаза, один уголок его рта приподнимается. Заинтригован, очарован. Я не могу понять, чем. Но я вызвала его интерес, а я этого не хотела. Все это происходит неправильно.

- Какие у тебя секреты, Мэйв? - спрашивает он.

Его глаза ловят мои, и я понимаю, что ошиблась. Его лицо не так идеально, как мне показалось вначале. Его нос, если смотреть вблизи, сломан, похоже, в нескольких местах. Возможно, это стандартно для человека его профессии. У него красивые губы, но, признаться, на ум сразу приходит прилагательное "грязные". Не то чтобы я ему потакала. Слишком темно, чтобы разобрать цвет его глаз, но я думаю, что они могут быть двух цветов. А может быть, дело в том, как он сидит, полулежа в тусклом свете.

Раздается толчок, внезапный и сильный. Мой желудок словно складывается сам собой. Я теряю всякое чувство равновесия, которое у меня было до сих пор. Он впивается в меня глазами, и я застываю на месте, пол трясется, я трясусь. Я не знаю, что...

Я раскачиваюсь, пытаясь сфокусировать зрение. Я отворачиваюсь от него и упираюсь рукой в стол. Возмущение в атмосфере, заминка в ткани реальности.

- Черт возьми, что это было? - спрашивает Гидеон.

Я не знаю, что ответить. У меня пересохло во рту, а комната кажется слишком тесной. Я бросаю взгляд на Педро за стойкой, который готовится убирать разбитое стекло. Педро обращается ко мне, спрашивает, все ли со мной в порядке. Я моргаю, киваю, жду понимания. Он говорит:

- Это было сильно!

Через мгновение я внутренне смеюсь над собой. Как же я была глупа, что сразу не поняла, что это было. Землетрясение. Я вздыхаю с облегчением. Я оглядываюсь на Гидеона, но там нет ничего, кроме обычного мужчины. Я потрясена больше, чем думала. Я поднимаю свой бокал за него.

- Должное приветствие городу, - говорю я.

Кейт и Дерек, спотыкаясь, выходят из уборной. Ее волосы в беспорядке, бретелька платья спустилась через плечо. Дерек настолько бледен, что я думаю, он может упасть в обморок.

- Чертовски сильно! - кричит мне Кейт.

Возможно, она имеет в виду землетрясение. А может, и нет.