Когда они дошли, наконец, до главного поселения на Зелёном острове, то были уже совсем усталые и расстроенные. Они обыскали каждый холм, каждый клочок земли за жилыми пределами и даже прошлись по всему каменистому берегу. Точнее, почти всему – остались не осмотренными только утёсы, что возвышались над причалом. Однако Мулан настояла на том, чтобы они спустились к пещере, которую она заметила ещё на вершине первого холма. Как она и предполагала, у входа оказалась статуя – потрёпанное ветрами изваяние, в котором еле угадывалась мужская фигура – должно быть, давно забытый местный герой.
Разумеется, даже эти тщательные поиски ни к чему не привели. Ни единого стебелька Драконьего уса они так и не обнаружили. В общем-то, кроме куцых хвойных деревцев на острове вообще мало что росло. Остров оказался отнюдь не зелёным, и к тому моменту, как сумерки начали сгущаться и они повернули в городок, Мулан уже начало казаться, что это название – злая ирония.
Зайти в поселение предложил Лю Тин-Пинь: по его мнению, стоило спросить насчёт травы у местных, среди которых он кое-кого знал.
– Заодно, может, и поесть у них раздобудем, – добавил он, и его лицо приобрело несколько даже хищное выражение. – Всё-таки они там пекарню держат.
Кролик бросил на него косой взгляд, а Мулан, напротив, приободрилась, услышав про пекарню. Они устало плелись по узкой улочке, мощённой булыжником, которую вдобавок с обеих сторон сужали ряды лоточников со своими палочками фруктов в карамели и мелких ремесленников, зовущих всех и каждого то постричься, то отдать нож на заточку. Пока трое искателей с трудом петляли в кишащей массе людей и повозок, Мулан всё отчётливей различала восхитительный, насыщенный аромат. Рот наполнился слюной, и её окончательно пленил горячий, сладостно-пряный запах мяса и выпечки. Единственное, о чём она мечтала – чтобы этот запах исходил из той самой пекарни, которую припомнил Лю Тин-Пинь.
Тот и сам прибавил шагу, очевидно тоже почуяв аромат. Кролика Мулан посадила к себе на спину в перевязь, но чтобы поспевать за могучим Лю Тин-Пинем, ей пришлось вместе со своей ношей перейти на бег трусцой, а время от времени ещё и перескакивать через мелкие уличные препятствия. Вскоре, однако, её усилия были вознаграждены, и Лю Тин-Пинь вошёл в ту самую лавку, из которой доносился дурманящий запах мясных пирожков, – пекарню.
Лю Тин-Пинь еле дождался, пока занимавший прилавок покупатель уложит, наконец, все свои приобретения в котомки. Как только он ушёл, Лю Тин-Пинь расплылся в улыбке и, обратившись к девушке за стойкой, радостно провозгласил:
– Здравствуй, Ли Цзин! А знаешь ли ты, кто я такой?
Девушка подняла голову и пристально всмотрелась.
– Вы... – она замялась. – Господин Янь?
– Он самый! – лучась от счастья, возвестил Лю Тин-Пинь. – А отец твой на месте?
Девушка кивнула, затем охнула и прихлопнула в ладоши от восторга. Мулан вдруг поняла, что Ли Цзин – ещё совсем девочка, старше её самой всего на несколько лет.
– Па так обрадуется, вы не представляете! – с жаром произнесла Ли Цзин и сама заулыбалась во весь рот. Она двинулась было в сторону двери во внутреннее помещение, но Лю Тин-Пинь успел ухватить её за руку.
– Сначала позволь мне представить тебе Мулан, – сказал он, – мою, э-э... племянницу. И её ручного кролика. Может, для них найдётся что-нибудь перекусить?
Мулан почувствовала, как при этих словах Кролик нетерпеливо заёрзал у неё за спиной, и широко улыбнулась девушке за прилавком. Ли Цзин тут же улыбнулась в ответ, и Мулан в одночасье поняла, что они подружатся.
– Конечно-конечно! – Ли Цзин поспешно выскользнула из-за прилавка и сделала Мулан знак рукой: – Пойдём! Само собой!
– Я пока пойду проведаю твоего отца, – известил Лю Тин-Пинь и проследовал мимо них прямо к дверям в задние комнаты – только девочки и видели, как мелькнули полы чёрного халата.
Ли Цзин подвела Мулан к одному из маленьких столиков, стоявших в углу заведения. Мулан села, и Ли Цзин запорхала по пекарне: наскоро перевернула дверную табличку на «закрыто», подскочила к полочкам с товаром и захлопотала. Вскоре она подошла с двумя подносами, один до верху гружённый ароматными булочками и пирожками, а другой с чаем. К зависти Мулан, Ли Цзин грациозно опустила оба подноса на стол, так что даже крышка на чайнике не шелохнулась. Как бы Мулан мечтала быть такой же! Однажды она так поспешно вбежала в дом, что врезалась в стол, и любимая чайная чашка родителей взлетела в воздух. Мулан рванула за ней, проскользила животом по полу и едва успела поймать чашку в вытянутую руку. Но хотя чашка была спасена, Ма тогда пришла в ужас.
Ли Цзин взяла пустую миску с чайного подноса и поставила на пол.
– Что лучше дать твоему кролику, – спросила она, – пирожков с бобовой пастой? Ананасовых булочек?
– Уверена, ему всё подойдёт, – сказала Мулан, опуская Кролика на пол и стараясь изо всех сил не таращиться на огромный выбор снеди перед собой. Девочка еле могла удержаться, чтобы не сгрести одним махом сразу всю гору и не начать жадно глотать всё подряд. А когда Ли Цзин подала ей чистую салфетку вытереть руки, Мулан смутилась окончательно. Ибо она со стыдом отметила, что на салфетке после неё остались жуткие грязные пятна, и невольно уставилась на опрятно уложенные волосы Ли Цзин и её безукоризненно чистый халат.
Но Ли Цзин, кажется, ничего не заметила – просто пододвинула к ней тарелку. С превеликим наслаждением Мулан взяла один-единственный мясной пирожок – именно этот запах терзал её с того момента, как они вошли в город. Девочка откусила кусочек и закрыла глаза от блаженства. Тёплый пар пирожка окутал её лицо, а шикарный сладостный вкус мягкой свинины растёкся во рту, так что сдержать стон удовольствия не было ну никакой возможности.
– Вкусно? – довольно спросила Ли Цзин.
Мулан, уже успевшая набить рот до отказа, могла лишь энергично закивать.
– За это скажи спасибо своему дяде, – сказала Ли Цзин, садясь напротив. – Это благодаря ему жизнь нашей семьи так изменилась.
– М-м да? – промычала Мулан в перерыве между жеванием. – Как это?
– О, – начала Ли Цзин, – там такая история...
Когда мой дед был молодым, он торговал сладкой выпечкой из риса – ходил по домам и разносил товар в соломенной корзине. Он много работал, но еле сводил концы с концами – только и мог, что едва прокормить себя да свою престарелую мать. Каждое утро он вставал спозаранку, молол клейкий рис в муку, готовил лепёшки и печенья и затем нёс их в город продавать. Каждый вечер, возвращаясь домой, он отдавал матери то, что не продал за день.
В иные дни торговля шла бойко, и полгорода выстраивалось в очередь к нему за лепёшками. Тогда он непременно откладывал одну для матери в сторонку.
Самая прибыльная пора для деда наступала под Новый год. В дни перед праздником его выпечки хотели абсолютно все, потому что, как известно, если на столе будет сладкая рисовая лепёшка, то наступающий год принесёт богатство и процветание. Поэтому в эти дни дед всегда брал с собой в город на одну корзину больше.
Тот Новый год выдался особенно удачным. В один из дней незадолго до праздника дед продал все свои лепёшки раньше обычного, и у него в корзине осталась лишь одна, которую он с утра отложил для матери. На пути из города ему пришлось прямо-таки отбиваться от покупателей. Но прежде, чем он вышел за ворота, его подозвал к себе мэр – богатейший человек на острове.
– Эй, пекарь! – окриком остановил его мэр. – Мне нужна лепёшка к новогоднему столу.
– О, прошу прощения, господин мэр, – вежливо ответил дед, отвешивая ему поклон. – Завтра я обязательно принесу ещё, но сегодня у меня больше ничего нет.
Конечно, есть, – заявил мэр, зорким глазом заприметив одну лепёшку на дне дедовской корзины. – Вон последняя, я её покупаю.
– Прошу прощения, – повторил дед, – но она не продаётся.
Мэр выругался и попробовал было торговаться, всё набавлял и набавлял цену, и дошёл до того, что предложил деду столько же за эту лепёшку, сколько тот заработал за весь день. Но дед отверг и это предложение. Ничто не могло склонить его продать эту последнюю лепёшку. В конце концов мэр пришёл в негодование и гневно удалился.
Дед отправился своей дорогой. Но по пути домой он наткнулся на бедняка, который выскочил перед ним с протянутой рукой.
– Прошу тебя, – взмолился бедняк, – дай мне поесть!
Дед взглянул на него – тот был явно измучен и сильно нуждался. «Не могу же я его так оставить», – подумал дед, пошарил в кармане и, вытащив несколько монет из своего заработка, сунул бедняку.
– Ну что ты, – сказал бедняк, – монетами брюхо не набьёшь! Пожалуйста, дай мне еды!
Дед растерялся. С одной стороны, он не мог отдать ему лепёшку, которую отложил для матери, а с другой – оставить этого бедняка умирать голодной смертью тоже не мог. Подумав, он разломил клейкую лепёшку пополам и отдал нищему половину.
– Спасибо! – воскликнул тот, схватил половину и исчез в тени. – До завтра! – только и услышал пекарь напоследок.
Немного сбитый с толку этим прощанием, он покачал головой и пошёл домой. На следующий день он явился в город, неся сразу несколько корзин с выпечкой вдобавок к тому, что брал обычно. Торговля шла бойко, но на протяжении всего дня у пекаря из головы не выходили слова бедняка. «До завтра», бросил он вчера. Неужто он был уверен, что снова встретится с пекарем? Как бы то ни было, дед подумал и отложил не одну лепёшку, а две.
И очень хорошо, что он так сделал. Потому что задолго до наступления сумерек все его лепёшки опять разошлись, и он отправился домой ещё раньше. Как и вчера, он действительно встретил того бедняка на пути и бедняк попросил у него еды. На этот раз пекарь отдал ему одну лепёшку без всяких колебаний.
Так продолжалось пятнадцать дней кряду – пока шли гулянья в честь праздника. Но вот Новый год кончился, и больше никому в городе не нужны были сладкие рисовые лепёшки и печенья. Настал день, когда к вечеру его корзина с выпечкой так и осталась доверху полна. Он поплёлся грустный домой, и когда шёл в темноте привычной дорогой, перед ним снова возник тот самый нищий.
– Чего такой хмурый, а, пекарь? – спросил он.
– Ну, нынче моё положение похуже твоего, – ответил дед, открывая корзину. – Сегодня у меня для тебя полный короб еды.
– Спасибо, – произнёс бедняк, сгребая лепёхи. – Тогда что тебя так печалит?
– Да так, ничего, – буркнул дед. – Разве что Новый год вот закончили праздновать – стало быть, больше мои печенья и лепёшки никому не нужны. Не знаю теперь, на что содержать бедную матушку.
Внезапно нищий рассмеялся.
– Ну, это дело легко поправить. – Он отвязал от пояса маленький кожаный кошель и вынул из него нефритовый горшочек. Его он передал моему деду. – Всыпь щепотку в муку, когда будешь готовить, – пояснил он, – и все непременно захотят твоих печений.
Пекарь сделал, как было сказано. На следующее утро, растерев клейкий рис в муку, он открыл нефритовый горшочек и обнаружил, что внутри серебристо-белый порошок. Он взял щепотку и всыпал в готовую муку. Потом замесил тесто, наделал рисовых булочек и поставил их готовиться на пару. Как только они были готовы, по дому разлился потрясающий, волшебный аромат. От чудесного запаха проснулась мать пекаря. Едва поднявшись с постели, она тут же воскликнула:
– А что это так восхитительно пахнет?
Днём же, как и предсказывал нищий, у деда не было отбою от покупателей. Изысканный аромат соблазнял даже самых прижимистых, и точь- в-точь как под Новый год, дед с успехом продал все свои булочки – кроме двух, конечно. Потому что ещё с утра он предусмотрительно отложил одну для матери и одну для бедняка.
Однако никакого бедняка он больше не встретил. Вместо него на дороге его ждал хорошо одетый господин, который, завидев моего деда, улыбнулся и обратился к нему:
– Здравствуй, пекарь! Ну что, разогнал я твои печали? Говорил же, с этим будет нетрудно справиться.
Мой дед внимательно всмотрелся в лицо господина. Без всяких сомнений, перед ним был человек высокого положения и достатка, но он напоминал...
– А вы... Вы не... Вы – тот бедняк? – выпалил, наконец, дед.
Человек рассмеялся.
– Моё имя Янь, – сказал он.
– И это был твой дядя! – закончила историю Ли Цзин. – С ним наша жизнь в корне изменилась. С тех пор торговля у моего деда никогда не останавливалась. Он перестал ходить коробейником и смог открыть свою собственную лавку в городе – нынче её держит мой отец. Все говорят, что у него лучшая выпечка на острове – а то и вообще лучшая. Мне с детства рассказывали, как нам помог господин Янь и какой он добрый друг нашей семьи.
Мулан улыбнулась – её очень радовало то, что благоденствие этому дому принёс не кто иной, как Лю Тин-Пинь, и что именно благодаря ему выпечка здесь так божественно вкусна – хотя у неё и закрались подозрения, что сам Лю Тин-Пинь заботился больше о втором, нежели о первом.
– Можно вопрос? – вдруг сказала Ли Цзин и, когда Мулан кивнула, понизила голос: – Твой дядя – Бессмертный?
Мулан перестала жевать, впопыхах соображая, что ответить. Когда-то Лю Тин-Пинь действительно был одним из Восьми Великих Бессмертных – однако кем он был ныне, пока шло его искупление? Да и хотел бы он посвящать в это семью Ли Цзин? Подумав, Мулан выдавила:
– Не знаю.
– Мы тоже не можем понять, – вздохнув, признала Ли Цзин. – Но он же, наверно, очень старый? Он знал ещё моего деда, и потом отца. Он появляется у нас где-то раз в десять-двадцать лет и всегда выглядит так же. Ой, я ужасно рада, что наконец-то сама с ним познакомилась!
– А раньше ты его не видела никогда? – удивилась Мулан. – Горка булок перед ней уже почти растаяла, и она сама дивилась тому, сколько успела слопать. Хорошо, что Ма этого не видела – вот уж поистине несдержанное поведение.
– Да нет... – задумчиво ответила на вопрос Ли Цзин. – Но по внешности он точно такой, как мне описывали. Отец рассказывал мне о нём всё, а когда я была маленькой, даже слепил его однажды, чтобы показать, как он выглядел.
– Слепил? – переспросила Мулан, отхлёбывая чай и с удовольствием ощущая, как приятное чувство сытости наполняет нутро. – Это не ту ли статую он слепил, что стоит у входа в пещеру на дальнем конце острова?
– Ой нет, что ты! – рассмеялась Ли Цзин. – Мой отец – пекарь! Он просто состряпал фигуру из теста. А ту, каменную, сделал, конечно, не он!
– Ну да, ясное дело, – засмеялась и Мулан. – Но кто же сделал ту?
Внезапно вся весёлость Ли Цзин куда-то исчезла, и её лицо приобрело мрачное выражение.
– Мы стараемся не говорить о Каменной статуе, – тихо проговорила она. – Это не к добру.
– Почему? – Мулан тоже понизила голос.
– Не знаю, – уже шёпотом ответила Ли Цзин, боязливо озираясь. – Статуя появилась там ещё до моего рождения – лет двадцать назад. Поговаривают, что это какой-то мужчина, который влюбился в злую чародейку, до смерти надоел ей и она обратила его в камень.
Странное волнение вдруг овладело Мулан.
– А как...
Но Ли Цзин уже вскочила со своего места, закусив губу.
– Пойду проверю, как там отец, – не нужно ли чего. Я скоро.
И она поспешно удалилась. Мулан еле могла усидеть на месте. Злая чародейка? Превратила мужчину в каменную статую? Девочка бросилась к Кролику – скорее узнать, что он думает по этому поводу, но её ждало разочарование.
Потому что Кролик – весь нос в крошках – крепко спал мордой в миске.