В ночь с 18 на 19 октября, а точнее, на рассвете 19 октября за мной пришла большая группа солдат.
Я тотчас вспомнил, как меня расстреливали на рассвете 12 октября.
И действительно, меня вновь повели на казнь. На этот раз я был уверен, что речь идет не об инсценировке, а о настоящем расстреле. И мысленно попрощался со своими родными и товарищами. Но мужество не покидало меня, я даже испытывал какое-то удовлетворение. Разумеется, я не хотел умирать. Но поскольку это казалось неотвратимо, я сохранял спокойствие, совесть у меня чиста: я не дрогнул перед истязателями, и, если меня расстреляют, партия не отвернется от меня, а мои дочери наряду с чувством печали будут испытывать гордость за своего отца, который умер, как подобает коммунисту, борясь с фашизмом, не став на колени, не согнувшись, гордый тем, что отдал жизнь во имя самого благородного дела.
Как и в то незабываемое утро 12 октября, все было подготовлено. Явно без претензии на оригинальность офицер почти дословно произнес ту же фразу, что и тот другой, командовавший моим первым расстрелом.
И все произошло так же, как 12 октября. Снова выстрелы в воздух, слова об «изменении приговора» и… возвращение в камеру.
Через несколько часов меня снова отвели на велодром, и опять начались нескончаемые допросы. Удары, провокационные вопросы, пытки электрическим током и снова возвращение в ряды «недопрошенных» на стадион.