Нас не поставить на колени. Свидетельства узника чилийской хунты

Среди «недопрошенных»

Посчитав, что их работа на этот день выполнена, палачи включили динамики, установленные в окнах комендатуры. Вновь раздались слова команд:

— Автобус должен покинуть территорию велодрома через пятнадцать минут.

— Лейтенант Лев, явитесь в комендатуру для получения инструкций относительно пленных.

— Вниманию карабинеров: старшему по званию установить посты на всей территории велодрома.

— Строго следить за тем, чтобы никто не отходил поодиночке.

— Лев-2, все пленные должны оставаться на трибунах, там где они находятся сейчас.

Тем временем мы гадали о том, что нас ждет впереди. Через несколько минут из комендатуры вернулся офицер, которого называли лейтенантом Лев, с объемистой папкой под мышкой. В ней находились «дела» заключенных, допрошенных в тот день.

По мере того как назывались имена, арестованные делились на группы: на допрошенных и на тех, кого «не успели допросить».

В группе прошедших допрос должен был находиться и я, однако мое имя назвали лишь в конце списка — оно фигурировало в графе «недопрошенных». Была еще и категория — «изолированные», у которых все время была повязка на глазах. Каждого из них конвоировали два солдата.

Я взывал к лейтенанту Льву, ко всем остальным Львам, но безуспешно. Никто не обратил на меня никакого внимания. Несмотря на то что меня уже подвергли допросу, я продолжал фигурировать в разделе «недопрошенных». Лишь позднее я узнал почему.

Длинная колонна заключенных медленно побрела в обратном направлении. Ее возглавляли женщины, которых пытали с особым зверством и садизмом. За ними шли «допрошенные» мужчины, затем, в отдельном строю, «те, кого не успели допросить», и, наконец, замыкали шествие «изолированные». Таких в тот день было не более десятка.

В результате усилий «команд умиротворения» некоторые заключенные не могли идти сами, их несли на руках товарищи. Часть арестованных, в том числе и меня, отвели в полевой госпиталь, чтобы оказать элементарную медицинскую помощь. Там мы познакомились с чудесами военной медицины: в паху у меня образовалась большая кровоточащая рана, все тело было покрыто кровоподтеками, голова гудела, словно пчелиный улей, но для облегчения моих страданий миловидная медсестра выдала мне… две таблетки витамина С!

По прибытии на стадион все заключенные были выстроены на гаревой дорожке напротив зловещего черного диска. Нас распределили по различным камерам, а женщин повели на старое место — в раздевалки бассейна.

Меня поместили в новую камеру, сказав на прощание, что на следующий день снова поведут на велодром для допроса.

— Не хватает одного заключительного штриха, — улыбаясь, сказал мне лейтенант Лев.

Я провел тяжелую ночь, тем более что камера была переполнена. Правда, я испытал радость от встречи со своими знакомыми, товарищами по работе, по партии. Это кажется парадоксом, но я еще был в состоянии испытывать радость, когда встречал среди заключенных своих друзей. Ведь находясь в заключении на стадионе, мы часто говорили о наших товарищах, считая их погибшими. Обменивались сведениями об общих знакомых, подбадривали тех, кто пал духом, вспоминали совместную борьбу, беспокоились за судьбу друзей, близких. Однако ведущей нотой в наших беседах были оптимизм, вера в подпольное руководство партии, в силу рабочего класса и всех народных сил. Находясь в застенках, мы ощущали братскую солидарность международного пролетариата, чувствовали мощную, энергичную, принципиальную, глубоко ленинскую поддержку со стороны Советского Союза.

Было трудно заснуть. Кафельные плиты не могли заменить матраца, каждое прикосновение к их твердой холодной поверхности отдавалось в нас болью и ежеминутно напоминало о часах, проведенных на велодроме, и о том, что завтра предстоит новый допрос. Ночь казалась бесконечной. Нас мучили чувство физической боли, холод и голод.

В шесть часов утра удары прикладов в дверь камеры напомнили нам о том, что наступила пора собираться и вновь идти на велодром.

— В колонну по четыре, сукины дети!

— Я к тебе обращаюсь, вонючий убийца!

— Не притворяйся больным, коммунист паршивый!

Колонна заключенных построилась и направилась к Марафонским воротам. Мы остановились напротив трибуны под навесом. Из различных секторов к нам направлялись другие колонны Еще не рассвело. Прожекторы освещали футбольное поле. В их лучах поблескивали дула пулеметов, установленных на самом поле, на трибунах и галереях, над табло, на козырьке навеса. Эти дула были направлены на заключенных, которые строились на гаревой дорожке.

Процедура длилась долго. Более часа нас считали, пересчитывали, снова считали. В восьмом часу утра к нам присоединилась группа женщин.

Наконец около восьми часов колонна двинулась по направлению к велодрому. Там заключенных разместили на трибунах, где они стали ждать вызова на допрос.

Лейтенант Лев, как видно, сменил свою гриву на перья, потому что сегодня он именовался Орлом. А Лев-1 и Лев-2 превратились соответственно в Орла-1 и Орла-2.

Это «зоологическое» превращение преследовало, по-видимому, цель скрыть подлинные имена тюремщиков…

Около полудня из динамиков донеслось мое имя. Я поднял руку, чтобы указать палачам место, где находилась их жертва.

Из репродуктора раздалось распоряжение:

— Орел-4, проводите арестованного в южную Раковину и сдайте его Чаго-1.