Нас не поставить на колени. Свидетельства узника чилийской хунты

Жизнь тюремная

Раз или два в неделю тюремный капеллан служил на нашей «улице» мессу. Он тоже поляк, но не фашист, как «отец Хуан», который приходил к нам на Национальный стадион. На нашей «улице» было несколько католиков (среди них — племянник Радомиро Томича, демохристианского кандидата в президенты на выборах 1970 года). Они устроили маленький алтарь в честь непорочного зачатия и, украсив его свечами и цветами, возносили по вечерам молитву святой деве Марии, напевая наивные гимны, знакомые нам по уже далекому детству.

Один или несколько раз в день нас навещал «парень» — уборщик, выносивший мусор с нашей «улицы».

По тюремной традиции «парнями» называют тех, кого администрация назначает для выполнения несложных работ. Обычно это осужденные на большие сроки, не имеющие никакой специальности. Чаще всего они неграмотны, родственников у них нет, и, наконец, им вообще не разрешены свидания.

Нашему «парню» лет 40–45. Крестьянин из глубинки, неграмотный, он был осужден на 20 лет за убийство в пьяной драке и 14 из них уже отбыл.

Это было исключительно обходительное существо. Он оказывал нам множество мелких услуг: добывал, например, старый ящик или несколько ржавых гвоздей, которые мы потом превращали соответственно в стол или вешалку, делал для нас маленькие покупки в тюремной кооперативной лавчонке, поскольку мы не могли покидать нашу «улицу».

В первые недели мы собирали между собой немного денег и отдавали их нашему «парню». Позже он очень вежливо попросил нас не давать ему больше денег, а по возможности заменить их продуктами. Так и сделали. По камерам раз в неделю собирали подарки для «парня». Они были скромными, ведь заключенные сами имели мало, однако кое-что удавалось наскрести — немного риса, вермишели, сахара, растительного масла, помидоров, лука, сигарет. Гонсалес — так звали «парня» — принимал наше подношение с тихой радостью.

Он рассказывал нам, что заключенные с его «улицы» не поверили, услышав, что «господа со 2-й «улицы» сидят по шесть человек в камере». Конечно, им было трудно поверить, ведь у них в таких же камерах, как наши, сидело зачастую по одному человеку.

Услуги нашего «парня» не ограничивались теми, что я перечислил. На его «улице» отбывали срок несколько «холодных» сапожников. Гонсалес относил им в починку нашу изношенную обувь, и не было случая, чтобы эти преступники брали с нас деньги за ремонт. Среди них, вероятно, были не только совершившие случайное убийство в пьяной драке, но и закоренелые убийцы, насильники и воры, однако каждый из них, несомненно, был в тысячу раз человечнее, чем звери в военной форме, что пытали нас на велодроме Национального стадиона.

Пища в Пени была малосъедобна и отчаянно однообразна: свекла, сваренная на бульоне из конских или говяжьих костей, свекла с мизерными кусочками курятины или баранины, свекла с капустой, свекла с фасолью, свекла с рисом, и так день за днем. Протестовать было бесполезно. Узурпаторы власти не увеличили скудный бюджет тюрьмы, хотя ее «население» росло постоянно.

Начальник тюрьмы добился получения порошкового молока и яиц через Международный Красный Крест и Чилийский комитет церквей за мир. Вместе с тем, что присылали нам родственники, это заметно улучшило нашу пищу, позволив в некоторые дни обходиться без свеклы.

По понедельникам и по вторникам, а иногда и средам никто на нашей «улице» не ел тюремную баланду, поскольку в понедельник мы получали передачи от родных. Но с четверга по воскресенье приходилось вновь кормиться тюремными харчами.