Нас заперли, как всегда, в 17.30. Чуть позже во всех камерах 2-й «улицы» начались разговоры, оживленные обсуждения новостей, услышанных на свидании, пили кофе и поглощали полученные утром лакомства. Был жаркий летний день. Около семи вечера резкие удары в железную дверь и громкий голос охранника заставили вздрогнуть всех обитателей камеры.
— Эй, Рохас, в комендатуру!
Мы озабоченно переглянулись. Как правило, если заключенного вызывали в такое время, он возвращался только через несколько дней, и к тому же прямо в тюремный госпиталь, — таковы были последствия «допросов», которым его подвергали в подземельях министерства обороны. А некоторые не возвращались вообще…
По дороге я спросил унтер-офицера, куда он меня ведет.
— Не волнуйтесь, в комендатуре вас ждет секретарь прокуратуры.
— Меня отправят в министерство обороны?
— Да нет, Рохас, поздравляю, вас освобождают!
— Не дразните меня, сержант. Вы же знаете, этим шутить нельзя.
— Я и не дразню, а говорю вам серьезно — вы освобождены.
В комендатуре, опершись на барьер, стоял молодой человек в штатском. На этом же барьере перед ним лежала уже знакомая мне толстая папка за № 728-73.
— Я пришел сообщить вам о решении. Оно вынесено 30 января и утверждено вчера моим начальником генералом Арельяно, военным судьей Сантьяго. Дело прекращено. Вы свободны.
Он протянул мне папку. Я перелистал ее и расписался на постановлении о прекращении дела, внимательно прочтя его.
— Когда я могу покинуть тюрьму?
— Это зависит от этих господ, — ответил мне человек в штатском, указывая на тюремных чиновников.
— Вы можете уйти немедленно, — добавил сидевший за соседним столом писарь, — я пишу вам разрешение на выход.
Чиновник ушел, а трое или четверо тюремных служащих взволнованно обняли меня.
Сопровождавший меня сержант, улыбаясь, последовал их примеру и сказал, не скрывая слез:
— Ну, убедились теперь, что я вас не дразнил? Я сейчас отведу вас назад. Соберите свои вещи. Казенное оставьте старосте «улицы». Поскольку никого из начальства сейчас нет, загляните в другие камеры и проститесь со своими товарищами. Они вас очень любят… да и мы тоже. Минут через двадцать я за вами зайду.
Прежде чем вернуться — в последний раз! — на 2-ю «улицу», я попросил у писаря разрешения позвонить домой. Разговор был очень коротким:
— Приезжайте за мной, я освобожден.
— Не может быть!
— Да, да, я свободен!
— Жди нас там, сейчас приедем с доном Эухенио.