Не по сценарию

Глава 9. Артур. Призраки прошлого

Те чувства, что испытываю к ней,

Меня влекут и мне всего странней.

Пьеса «Заблуждения»

Сегодня я приехал на работу пораньше. Мне хотелось быстрее разобраться с договорами, а после посетить наконец репетиции. Я был настроен решительно, ведь не в моих правилах пасовать перед трудностями.

Да, вчера я был слишком расстроен и, пожалуй, вымотан чужими негативными эмоциями. Все эти разговоры и объяснения с партнерами изрядно потрепали мне нервы. Еще и это предательство от человека, который растрепал всем вокруг о наших сложностях. И скорее всего, этот человек — кто-то очень близкий, тот, кому я доверяю.

Каждый хороший актер должен быть эмпатом, но это качество порой сильно мешало мне. Вот и во вчерашней ситуации моя способность чувствовать других людей вышла мне боком, вызвав только адскую головную боль и самые пессимистичные настроения.

Но сегодня я проснулся со свежей головой, будто туман в голове прояснился, и мысли встали на свои места. Я даже немного удивился, с чего я вчера взял, что Элли не справится? Я ведь заметил в ней искру еще на кастинге, и там же сразу понял, что у девочки есть некоторые проблемы в отражении эмоций на сцене. Разве не обещал я себе разобраться с этим и помочь эту искру разжечь? И разве не испытывал азарт, когда думал об этом? Мне всего лишь нужно было посмотреть, как выглядят ошибки Элли, и разобраться, почему она так зажата. Уверен, стоит мне еще раз понаблюдать за ее игрой, и я сразу же пойму, что держит Элли.

На свежую голову договоры дались мне легко, и к обеду я уже справился с самой неприятной задачей сегодняшнего дня. Удалось даже созвониться с некоторыми знакомыми, которые были готовы дать мне денег в долг в случае провала. Но я надеялся, что воспользоваться их расположением не придется, и подстраховка не понадобится.

Теперь ничто не мешало мне погрузиться в самую сладостную, самую любимую часть моей работы, и я отправился в зал, где шла репетиция. Попал в перерыв, но зато успел узнать мнение Эдика об Элли. Тот сказал, что ничего особенного, что новенькая плавает, и только несколько сцен получаются у нее сносно, и когда актеры вернулись, я попросил начать именно с тех эпизодов, которые получаются у Элли особенно удачно.

Девочка волновалась. По непонятной мне причине, она запиналась, забывала текст, а в глазах я то и дело ловил отголоски паники. Мне это не нравилось. Даже на провальном кастинге ее выступление не выглядело так жалко. Чего же ты боишься, куколка?

Впрочем, я отметил и сильные стороны Элли. Сцены, где девушке нужно было проявлять независимость и гордость, она выглядела невероятно убедительной, будто и не играла вовсе, а говорила от себя. Это было именно т о, чего я ждал от каждого своего актера. В те моменты я заслушивался ее голосом. Он звучал, как песня, ни одной фальшивой ноты.

Но на сценах с участием Влада пошло хуже. Там, где Элли должна была покориться мужчине, показать ему свою любовь, она безбожно фальшивила. Почти ни разу не попала в нужные эмоции. Выглядела сердитой, где нужно было быть нежной, на жаркие признания отвечала не страстью с примесью ужаса от собственной смелости, а холодностью. От рук Влада она сжималась, как будто ей неприятны его касания, и как бы ее партнер ни старался, она никак не могла расслабиться. А еще постоянно смотрела на меня, и в эти моменты я ловил в ее глазах неуверенность и страх.

Когда Эдик недовольным тоном потребовал повторить очередную сцену, Элли и вовсе начала переигрывать, зачем-то заламывать руки, когда нужно было просто оттолкнуть Влада, и в дрожь в голосе зазвучала искусственно, диссонансом.

Нет, Элли — актриса, и талант у нее есть. Но что-то держит внутри, мешает, как тяжелая колода, которой подперли дверь. Мысль о том, что ей нравится Влад, и это вызывает стеснение, я быстро отмел. Она не смотрела на своего партнера так, как смотрят влюбленные женщины. Но что же тогда?

Внезапно меня осенило. Тот огонек, который я разглядел — это жаркая, страстная, порочная натура. Возможно Элли о ней не знает, лишь догадывается. А может, стыдится и прячет глубоко внутри, чтобы никто, не приведи боги, не догадался о том, какая она плохая девчонка.

Ну что ж, надо проверить свою догадку. И я сделаю это с огромным удовольствием. Уверен, если раскрою глубоко таящуюся в Элли чувственность, она станет именно такой, какой я хочу ее видеть. Но не сейчас, не при всех. Это будет индивидуальный сеанс. После репетиций, когда все разойдутся по домам, я обязательно приглашу ее в свой кабинет. Официально вызывать ее не стану, для исполнения моего плана нужен эффект неожиданности.

Предвкушая сладкую игру, я вернулся к себе и, чтобы занять время, еще немного поработал. Дверь оставил чуть приоткрытой, чтобы увидеть проходящую мимо Элли. Но она все не шла. Уже и Марат, и Эдик с Марго зашли ко мне попрощаться, а в окно я увидел спешащих домой актеров, а моей феи все не было. Что ж, придется идти к ней в гримерку самому.

Но тут я увидел, как знакомая фигурка скользнула мимо приоткрытой двери и выглянул, провожая ее взглядом. Она все еще была в платье, и только поэтому я решил изменить свой план. Мне банально стало интересно, почему она еще в сценическом наряде и куда так торопится, настороженно оглядываясь по сторонам. Я вышел следом. Может, Элли решила еще порепетировать? Что ж, это даже лучше моего изначального плана.

Девушка осторожно шла по коридору, стараясь ступать бесшумно, и так ей шло это платье, так умело она подбирала подол, будто всю жизнь только и носила подобные наряды. Сейчас Элли была похожа на принцессу, которая сбежала от слуг и нянек, чтобы погулять в саду, и теперь кралась по коридорам дворца, осторожно выглядывая за каждый угол, чтобы ее не обнаружили. Кем был в этот момент я? Наверное, ее стражем, который обязан следить за безопасностью своей подопечной. По крайней мере, именно так я себя и чувствовал, а моя фантазия уже рисовала десятки сцен, где и как я мог бы обнаружить себя.

Я тихо шел следом, наблюдая за Элли. Интересно, что она будет делать? Надеюсь, мои догадки про репетиции верные, и она не задумала ничего, что могло бы навредить моему театру. Очень не хотелось разочаровываться в своей фее.

Но, к своему облегчению, я оказался прав. Элли скользнула за массивные двери, оставив их открытыми, и направилась к сцене. Теперь только бархатная штора отделяла зал от холла. Я незаметно пробрался внутрь и встал у стены, продолжая наблюдать.

Элли поднялась на сцену, включила подсветку и начала репетировать отрывок, за который ее сегодня особенно яро отчитывал Эдик. А я залюбовался. Такой хрупкой и нежной Элли сейчас выглядела, такой невесомой и грациозной. И плевать даже, что продолжала фальшивить.

По сюжету отрывка, который она выбрала, Андрей встретил Катерину в саду и начал с ней флиртовать. У нее не получалось днем, и сейчас она никак не могла поймать нужный тон. Было видно, что девушка старается, злится, и я решил, что сейчас самое время выйти из своего укрытия. И я уже знал, что нужно делать. Всего лишь немного подкорректировать свой план, который я хотел осуществить в своем кабинете.

Я с удовольствием отметил, как девчонка испугалась моего появления. Я почти слышал ее мысли, которые сейчас метались в ее хорошенькой головке, и чувствовал неоспоримое преимущество перед ней. И я начал свою партию.

Как же ее задевали мои вопросы, и как же она старалась держаться! Но я ведь знаю, как вывести тебя на эмоции, моя куколка. И знаю, что хочу получить в итоге.

Элли так мило смущалась, прячась за маской приличной девочки-отличницы, желающей угодить тирану-начальнику, так мило злилась, что я возбудился. Снова почувствовал власть над своей жертвой, трепещущей во властном захвате моей воли. И мне не нужно было ее смущение, и покорность не была нужна. Я должен был взорвать тот порох, что она хранила у себя внутри. А после насладиться разноцветным фейерверком.

Это было просто. Вывести Элли из себя наглыми вопросами, сорвать с нее маску, слой за слоем обнажить ее чувственность, а потом лишь слегка коснуться, заставить испытывать, что она должна испытывать, когда умелый мужчина пылает к ней страстью.

Мне ничего не стоило стать Андреем, ведь я отчасти и был им, и я знал, что герой пьесы должен чувствовать. Но что еще важнее, я знал, что должна чувствовать Катерина. И я знал, что добьюсь от Элли именно этих эмоций.

Элли так плавилась в моих руках, как будто ее ни разу нормально не обнимали, не пытались доставить удовольствие. Может, мои дурацкие вопросы не были такими уж дурацкими, и доля правды в них есть?

Удивительно, но горячий поцелуй зацепил и меня. Не просто от чувства власти, а потому, что Элли сама по себе была вкусной, сладкой, такой невинной и такой искренней. А я ведь думал, что давно научился контролировать себя во время близости с женщинами. Или я все же чертов романтик, которого жизнь еще не успела доломать? Интересно, что на меня так подействовало? Затемненный пустой зал, женственное платье, каких не носят сейчас, красивое гибкое тело, облаченное в него? Или сладкий образ героини, который я так любовно рисовал в своем спектакле и которую сейчас смог увидеть на сцене?

Когда Элли протяжно выдохнула, отдав моим губам легкий стон, я словно очнулся. Нет, она просто одна из многих, такая же, как все. Готова лизаться с первым попавшимся мужиком. Будь на моем месте кто-то другой, такой же смазливый и настойчивый, она вела бы себя так же.

Эти мысли вернули разум на место, и я отступил, вынырнул из жаркого омута. Зато вернувшееся самообладание позволило беспристрастно оценить то, какой стала Элли, и возликовал в душе. Я был прав, нужно было всего лишь достать ее чувственность, и у меня это получилось. И если она хорошая актриса, то усвоит этот урок.

Немного удивило только то, что Элли попросила не повторять этот опыт, но я тут же нашел объяснение. Кокетничает, набивает себе цену. Но это бессмысленно, потому что, если будет нужно повторить, я без раздумий и с холодной головой сделаю это снова, без учета ее желаний. И пусть Элли не думает, что мне нечем будет ее удивить.

Я дождался, пока моя актриса переоденется, но ее вид в джинсах и топе заставил меня разочарованно выдохнуть. Жаль, что сейчас женщины не носят кринолинов. Все-таки современные наряды сильно упрощают облик любой красавицы, убивают таинственность и женственность. Возможно, я еще не успел отойти от сладкого образа девушки, которую держал в руках, но сейчас Элли выглядела совершенно другой, будто два разных человека. Весь флер таинственной романтики тут же испарился, но я запоздало испытал облегчение. Мне ни к чему проваливаться в такие фантазии. Сейчас важно сохранять холодный разум и такое же сердце.

Я довез Элли до дома. В голове мелькнула мысль, что сейчас она позовет меня в квартиру, якобы на чашечку чая, и я разочаруюсь в ней окончательно. Но она только тихо попрощалась со мной, после чего, не глядя на меня, выскользнула из машины. Я проследил, как Элли зашла в подъезд, ни разу не обернувшись, и выехал со двора.

Не знаю, что я чувствовал. Наверное, всего понемногу: разочарование, что не предложила себя сегодня, и странную гордость за это же; азарт, пробуждавший первобытное желание добиться, присвоить, и досаду на себя, что вообще обо всем этом думаю.

Летние сумерки только начали сгущаться, ехать домой не хотелось, присоединяться к тусовкам тоже. Все равно не смогу расслабиться, слишком давит груз свалившихся проблем.

В голове вдруг промелькнула мысль, которую я затолкал в самый темный чулан своего сознания, но которая периодически вылезала, давя на меня своей нерешимостью. Сердце кольнуло уже известной тоской, и я даже сбавил скорость. Может, уже настало время?

Я полез в бардачок и нашарил там ключи. Знал, что они там, ведь сам положил и ни разу не вытаскивал из машины. Неужели надеялся, что они испарятся сами собой, и тогда я смогу расслабиться, что давно назревшую проблему не нужно будет решать сегодня?

Я съехал на парковку какого-то торгового центра и вытащил связку, которую давно успел изучить. Четыре ключа разного размера, магнитный ключ от домофона, большое кольцо, которое очень сложно разжать, брелок с гравировкой. На металлической полоске брелока было написано: «Нашему Богдану, лучшему боссу на свете!» Сталь была немного вытерта и поцарапана; значит, отец носил его довольно долго.

Кулак непроизвольно, с силой, сжался, и ключи впились в кожу, причиняя боль. Но душевная была сильнее, и если бы я мог вытравить ее физической болью, без сомнений сдавил бы руку еще сильнее, чтобы металл вспорол кожу, и из ладони полилась кровь. Только это не поможет, а спасет меня лишь простое действие, которое я почему-то никак не могу исполнить. Черт, я ведь уже не ребенок, мне пора распрощаться со своим прошлым, и в этом нет ничего сложного!

Я рванул с места, будто отрезая себе пути к отступлению. Сегодня должно все получиться.

Дом, во двор которого я приехал, был не очень далеко, мне хватило пятнадцати минут езды по почти пустым дорогам. И, может, это был тот самый момент, когда я мечтал о пробках на своем пути. Но даже в этой отсрочке небеса мне отказали.

Я нашел свободное место прямо напротив нужного мне подъезда и припарковался. Снова достал ключи, но из машины не спешил выходить, разглядывая дом. Относительно новое здание, с претензией на изящество. Фасад выложен плиткой песочного цвета, под натуральный камень. Окна большие, а на верхних этажах даже арочные. Тридцать два этажа. Я давно знал это, и считать еще раз не было нужды.

Мне нужно всего лишь зайти туда. Просто заглушить мотор, выйти из машины, зайти в подъезд, вызвать лифт, подняться на двадцатый этаж и открыть дверь одним из четырех ключей. Зажигание я выключил, но продолжил сидеть, тупо разглядывая мраморные разводы на фасадной плитке.

Квартира пустая, отец давно умер, я вступил в наследство и являюсь владельцем этого имущества. Что за глупости? Почему я не могу посетить его квартиру? Или, может, это сам черт играет со мной?

Но ответ был прост, я знал его, но никак не хотел смириться. Здесь жил самый родной для меня человек, который до сих пор оставался мне чужим. И посетить жилище своего отца я не мог потому, что не хотел видеть, как он жил, за каким столом обедал и на какой кровати спал. Я не вынесу, если увижу его личные вещи и безделушки, которые он собирал много лет. Я не выдержу снова смотреть на его фотографии.

Сердце болезненно кольнуло. Я слабак. Псих. Но к мозгоправу не пойду, я должен справиться сам. Ведь я же принял театр, а там тоже было много личных вещей отца. Да весь театр был одним большим вместилищем души Богдана Данилевского! Все эти статуэтки, которые дарили моему отцу и которые стояли на столе, за которым когда-то сидел мой отец, все его книги, папки, записи были частью его жизни. Я не посмел выбросить эти вещи, будто хозяин еще незримо был там, и ему не понравилось бы такое самоуправство. Но я убрал большую часть вещей подальше, чтобы они не нависали надо мной призраками прошлого, и даже перестал чувствовать себя там самозванцем.

Только театр — это ведь совсем другое дело. Там любимое дело, там мои надежды и мое будущее. А еще живые люди, которые приняли меня. И Марат.

Но с этой квартирой все иначе. Она была мертвой, и зайти внутрь было выше моих сил. Может, сюда тоже стоило позвать Марата? Но я в очередной раз отмел от себя эту недостойную мысль. Марат ведь был не просто другом Богдана, он был частью жизни моего отца. Так что с моей проблемой Марат не помог бы, а только усугубил мое состояние.

После смерти Богдана Марат позаботился об опустевшем жилище. С моего разрешения он нанял клининговую компанию, которая навела внутри порядок. Но я сомневался, что чистота, даже стерильная, смогла бы выгнать призраков прошлого. И именно с ними я так опасался столкнуться.

Я решительно закинул ключи обратно в бардачок, завел двигатель и нажал педаль газа. Нет, не сегодня. Я еще не готов.