Нерлих Г. ... а Ганг течет дальше

Шикары и заснеженные горы

Сринагар — это Венеция Северной Индии, город озер, каналов и подвесных мостов. Жители «святого» (сри — святой, нагар — город), но вместе с тем грязного города живут не только у воды, но буквально на воде, где домами им служат тысячи лодок, отличающихся друг от друга в зависимости от кошелька владельца бóльшими или меньшими удобствами (последнее, впрочем, несравненно чаще). Прохладная сырость, очевидно, как магнит, притягивает к себе кашмирцев — даже те, кто не живет в лодках, селятся как можно ближе к берегам богатого бухтами продолговатого озера Вулар или змеевидной реки Джелам.

Реки и озера — источник существования и центр всей жизни города. Они дают рыбу, позволяют удовлетворить гигиенические потребности населения, служат путями сообщения и клоакой Сринагара. Но для нас вода вначале оказалась препятствием — мы с машиной и вещами стояли на берегу, а наш плавучий отель «Нью шабаш» покачивался на волнах. На помощь пришла узкая, похожая на гондолу, шикара — одна из тех типично кашмирских плоскодонок, что стрелой скользят по воде. Устроившись в ней со всеми удобствами, какие обещала заманчивая надпись на ее борту «Все места мягкие», мы, поглощенные новыми и интересными впечатлениями, вскоре забыли об осложнениях при переправе.

В этом была немалая заслуга Джума Колу — хозяина нашего отеля, человека с пышными усами, никогда не расстававшегося с барашковой шапкой. Печь в салоне, обставленном, к нашему удивлению, мягкой мебелью, излучала приятное тепло, в столовой нас ожидал аппетитно пахнувший ужин, а в спальне — мягкие пуховые постели. «Нью шабаш» не имеет ничего общего с примитивными домами-лодками Кашмира. Он рассчитан исключительно на приезжих и является приятной неожиданностью в горном захолустье, совершенно лишенном удобств.

Конечно, такие звучные названия отелей, как «Плавучий дворец», «Королева роз», «Небесные покои», «Цветущее великолепие», «Великий огнедышащий», не следует понимать буквально. Это дань, с одной стороны, любви кашмирцев к цветистым выражениям, с другой — их деловитости, направленной на привлечение клиентов.

Кашмир — идеальный край для туристов, где можно отдыхать в плавучем отеле, охотиться на медведей и серн а горах, кататься в гондолах по неподвижной глади озера и даже заниматься зимним спортом. Из года в год сюда съезжаются десятки тысяч людей: иностранцы, чтобы познакомиться с многообразной кашмирской природой, индийские дельцы и аристократы, чтобы отвлечься от однообразия будней, европейцы, осевшие в Индии, чтобы скрыться от безжалостных лучей тропического солнца и насладиться прохладой.

Обслуживают в Сринагаре великолепно. Город существует за счет туристов, и целая армия кашмирцев готова удовлетворить любое их желание или прямо-таки гипнотической силой внушить им его. Это — профессия местных жителей, она их кормит, и, иссякни вдруг поток иностранцев, нелегко пришлось бы торговцу сувенирами или шелковыми тканями. Поэтому каждого приезжего окружают трогательным вниманием, особенно в это время года, когда мало желающих ехать на холодный север. Но с апреля по сентябрь в Индии наступает жара, а в Кашмире — разгар сезона, и номера в плавучих гостиницах можно заказать только за много недель вперед.

Трудно представить себе жизнь обитателей лодок-домов без шикар. Они заменяют им автомобили, лошадей и велосипеды; к их услугам прибегают и кашмирские торговцы. Последние — совершенно особая категория представителей этой профессии. Едва только путешественник поставит на пол чемодан, как торговцы приступают к длительной осаде дома, где он остановился, причем действуют они сплоченной когортой и особым тактом и скромностью не отличаются. Они ведут наступление целыми толпами и любыми способами добиваются одного — поставить ногу на край плавучего дома.

Когда я решительно заявил, что ничего не собираюсь покупать, это только подстегнуло их торговый азарт и побудило перейти в лобовую атаку. Я и опомниться не успел, как первый из них уже вскочил в лодку, уселся, как ни в чем не бывало, на пол салона и преспокойно разложил передо мной изделия из папье-маше. Я пытался было остановить его отчаянными возгласами: «Ничего не покупаю!», но они не оказали на него ни малейше. го воздействия. Напротив, он совал мне под нос один предмет за другим — красиво расписанные вазы, тарелки, горшки, зеркала и щетки, не переставая объявлять их стоимость.

Я взмолился о помощи. Но Джума Колу не нашел ничего лучшего, как произнести: «Это Джаффа Али, самый знаменитый художник Сринагара. Вам надо будет как-нибудь осмотреть его мастерскую. Он, между прочим, владеет секретами древнеперсидских живописцев, привезенными в Кашмир его предками. Многие пробовали силы в атом искусстве, но еще никому не удавалось превзойти Джаффу Али». Теперь я знал: от моего хозяина сочувствия не дождешься. Позднее даже выяснилось, что он был другом художника и специально пригласил его ко мне.

Только когда я купил тарелку с мотивами из древнеперсидских сказаний, Джаффа Али покинул отель, бросив на своих неудачливых коллег победоносный взгляд и не забыв пригласить меня посетить его мастерскую. Но было наивно думать, что это могло успокоить разгоревшиеся страсти, — наоборот, моя покупка подействовала, как удар палки по муравейнику. Все, кто мог передвигаться, то есть все, кто имел лодку, с удвоенной силой атаковали меня, и на каждом исполненном решимости лице я мог прочесть:

«Ага! Он малодушен, упорством его можно принудить к покупке. Не дадим же ему ускользнуть!»

Я поклялся не удостаивать торговцев ни единым взглядом и запер за собой дверь, но чувствовал себя, как в осажденной крепости. Мои преследователи кружились вокруг, высаживались на веранду, заглядывали в окна, жестикулировали, кричали, старались знаками привлечь к себе внимание. Самый отважный залез на крышу дома, и я начал опасаться, как бы он не вытащил печную трубу, чтобы спустить свои ткани в комнату! Тут даже терпение Джума Колу лопнуло, и он предпринял решительные действия. Но, как можно было заключить по его ругательствам, возмущался он вовсе не нападением на его крышу, а тем, что не получил от торговца причитающиеся ему 10 процентов. Тем самым было нарушено обязательство, почитаемое более священным, чем посещение храма или мечети, и, естественно, Джума Колу не мог оставаться спокойным. Он запретил взобравшемуся на крышу нарушителю закона переступать порог его дома, хотя тот поспешил вручить ему мзду.

О магическом воздействии 10 процентов можно было бы написать отдельную книгу. Вам рекомендуют отель или способствуют в получении напрокат автомобиля, покупают билет на самолет или отправляют чемодан, помогают приобрести сувенир или выбрать туристское бюро — все это делается во имя 10 процентов. Неписаный, но свято соблюдаемый закон. Человек, который его нарушит и откажется от уплатят, будет бойкотироваться посредниками, выступающими в таких случаях с завидным единодушием, до тех пор пока отступник не проявит полного смирения.

Многие специалисты-посредники, подвизающиеся на ниве туризма, имеют даже собственный текущий счет в магазинах подарков или у ювелиров. Как только они уговорят какого-нибудь иностранца купить украшение стоимостью в 3 тысячи рупий, их счет автоматически увеличивается на 300 рупий. Что же удивительного, если гид с месячным окладом в 150 рупий считает свою профессию весьма прибыльной?

Вечером мой покой снова был нарушен. На этот раз явился Джума Колу в сопровождении портного с многочисленными образцами материй под мышкой и объявил:

— Я пригласил лучшего портного города господина Айярда. Вряд ли вы сможете обойтись в наших краях тонкими летними брюками. Господин Айярд выполнит заказы за один день, причем лучше и дешевле других. Подумайте о своем здоровье. Ведь послезавтра вы собираетесь в горы, а там очень холодно.

Я заказал костюм, но, признаться, думал при этом не столько о своем здоровье, сколько о причитающихся Джума Колу 10 процентах, а он радовался сделке, кажется, больше, чем сам портной.

Поездка по озеру на шикаре оказалась чудесной. Пестрые узоры балдахина уводили мысли в волшебный мир Шахразады, а кристально прозрачная горная вода сверкала подобно огромному драгоценному камню из сокровищницы сказочного короля. В это время года белоснежные водяные лилии не цветут, и поэтому горные вершины казались еще более белыми и вызывали желание подняться к вечным снегам. Там испарения долины смешивались с причудливыми облаками, образуя пелену тумана, не дававшую взгляду проникать ввысь. Только поднявшись на высоту 4–5 тысяч метров, можно было окинуть взором весь Гималайский массив и ощутить безграничные просторы горного края.

На середине озера нам повстречались рыбаки. Бесшумно скользили их лодки, подгоняемые лишь легким ветерком и течением, сами же они, перегнувшись через борт, напряженно вглядывались в гладкую, как зеркало, воду. Вдруг просвистел гарпун — трезубец, укрепленный на длинной палке. В колышущемся переплетении растений, образующих своего рода подводный лес, который не позволяет ловить рыбу сетью или удочкой, рыбак обнаружил и поразил свою добычу.

С победным видом приблизился он к нам, хотя я знаками старался дать понять, что рыба нам не нужна. Да он и не рассчитывал продать ее. Кашмирец заметил, как я его фотографировал, а это было равносильно второму улову, приносящему наряду с выручкой от продажи рыбы гонорар за роль статиста. Тонкий знаток психологии туристов, он отказался от полрупии и отчалил от нашего борта лишь после того, как получил рупию. В разгар сезона он зарабатывал, позируя перед фотообъективом, намного больше, чем продажей рыбы. Хорошая «фотопогода» была для него важнее, чем благоприятное для рыбной ловли время.

«Плавучий» Сринагар не имеет вековых традиций. Дома-лодки были завезены сюда англичанами всего лишь при жизни прошлого поколения, но очень скоро покорили сердца жителей и завоевали водные просторы кашмирской долины. Иностранцев привлекала романтичность лодок, они находили в них нечто типично кашмирское, местные же жители оценивали их в первую очередь за практические преимущества, так как могли, не имея земли, обзавестись собственным домом.

В стороне от плавучих отелей-люкс, предназначенных для отечественной и зарубежной аристократии. сгрудились на воде кварталы бедняков. Их не найти в путеводителях для туристов, и более или менее преуспевшие в жизни стыдливо отводят от них взоры. Серой обветшалой массой теснятся в бухте примитивные лодки с каютами. Здесь все покосилось, а сами обитатели жалких жилищ, крытых соломой и поддерживаемых многочисленными подпорками, пугливо избегают людей. Женские лица, время от времени появляющиеся в оконных проемах, исчезают, как только вдалеке показывается фигура иностранца. Мужчины угрюмо разъезжают на шикарах в поисках работы, и только дети, еще не осознавшие тяжести своего положения, беззаботно играют в лодках. Плавучие трущобы — настоящий кошмар Сринагара.

Причины нищеты населения коренятся в хозяйственном положении штата. Кашмир беден — беден плодородными почвами, предприятиями и разрабатываемыми природными ресурсами. Существующие месторождения бурого угля и руды не разрабатываются, значительные запасы водной энергии не используются. Промышленности в современном понятии этого слова до сего времени нет, и все те изделия, которые не могут производиться кустарным способом, ввозятся в Кашмир по скверным дорогам. В узких долинах произрастают рис (педди) плохого и малоурожайного сорта, маис, картофель, овощи и фрукты. На каменистых склонах пасутся козы и овцы — они дают Кашмиру шерсть и мясо. Но сельскохозяйственных продуктов не хватает даже для удовлетворения потребности населения.

Только шелковые ткани и ремесленные изделия составляют актив внешней торговли Кашмира. Наряду с Китаем и Японией он один из крупнейших производителей шелка в мире. Кроме того, кашмирцы искусные кустари, среди них несчетное множество опытных и неутомимых мастеров, которые обрабатывают серебро и медь, ткут ковры и платки, вышивают шали и сари, вырезают из черного и розового дерева хозяйственные сосуды и художественные статуэтки. Все эти вещи могут интересовать только любителей, они не всегда находят покупателей, ибо не выдерживают конкуренции заграничной машинной продукции. Поэтому туризм, являющийся неиссякаемым источником доходов края, ценен еще и тем, что дает возможность многочисленным ремесленникам сбывать свои изделия.

Многовековые культурные связи соединяют Индию и Кашмир. У них общие торговые интересы, установившиеся еще во времена Великого Могола Акбара, когда Кашмир входил в состав Индийской империи. Не удивительно, что, хотя 80 процентов населения Кашмира составляют мусульмане, лишь немногие его жители выступили за присоединение к Пакистану. Кашмирцы надеялись на хозяйственную помощь Индии. И действительно, уже намечены планы экономического развития пятнадцатого штата. Предполагается начать добычу полезных ископаемых, исследовать возможности разработки залежей бурого угля, перегородить плотинами горные реки, заставив их производить электроэнергию и орошать поля. Благодаря развитию промышленности независимость Кашмира упрочится, а безработные получат наконец работу.

Дома в Сринагаре такие же серые, как соседствующие с ними горы. В отличие от лачуг в остальной Индии они построены не из глины и соломы, а из камня, но оконные проемы зияют пустотой или забиты досками. Для бедняков стекло — недоступная роскошь, да и пергаментом могут пользоваться только средние слои населения. Незастекленные отверстия для окон придают совершенно нежилой вид домам, хотя все они заселены.

Необычна и одежда кашмирцев, приспособленная к суровому климату. Мужчины носят длинные штаны, накидку, напоминающую одеяло, мохнатую шапку, хотя нередко ходят и в пестрых вышитых шапочках. При встрече знакомые не обмениваются ставшим для нас привычным приветствием «намаете», а поднимают правую руку и произносят: «салям» (сокращенное «салям алейкум»). Слово «салям» распространено на берегах Бенгальского залива не меньше, чем в Средиземноморье; в Кашмире этим приветствием пользуется все население, и по нему не отличить мусульманина от индуса.

Одежда красавиц индийского севера не блещет ни изяществом, ни красками. Длинные серо-черные накидки с непомерно широкими рукавами, больше напоминающие монашеские рясы, чем женское платье, составляют одеяние всех без исключения кашмирских женщин. Им предоставляется весьма ограниченная возможность увеличивать свои чары и в довольно узкой сфере. Они украшают уши массивными серебряными серьгами, которые со временем оттягивают мочки до плеч и оставляют большие удлиненные отверстия.

Массивные серебряные серьги

составляют единственное

украшение жительниц Кашмира

Правоверные мусульманки носят бурку — белый балахон, надвигаемый, подобно грелке на чайник, на голову и покрывающий все тело. Но каково же было мое удивление, когда я увидел, как женщины со смехом бежали по улицам, отбросив бурку с лица! К чему же тогда вообще носить ее?

— Женщины только по улице ходят с открытым лицом, — ответил мне Джума Колу. — Дома они всегда закрываются.

— От кого же?

— От родителей, вернее от отца, деда и прадеда: этого требуют древние обычаи. Если в обществе женщина нарушает старые устои, сна делает это по собственному почину, семья же по-прежнему остается консервативной. Да и на улицах с открытым лицом женщины — и далеко не все. — начали появляться совсем недавно.

Казалось, торговая улица Сринагара имеет лишь два назначения: одевать зябнущих иностранцев в теплое платье, в одно мгновение, словно по волшебству, сшитое для них из продаваемых тут же тканей, и наделять туристов сувенирами. Заблуждается тот, кто думает, что кашмирские торговцы завлекают клиентов только при помощи пышных эпитетов. Наибольшее впечатление, например, производит магазин с удивительной вывеской: «Худшие товары». Придумано неглупо — об этом свидетельствует торговый оборот заведения. Каждый страдающий любопытством иностранец, в том числе и я, считает своим долгом воочию убедиться, что товары действительно худшие. Ну, а стоит ему войти в магазин, и все пути к отступлению отрезаны. Сметливые продавцы только тогда отодвигают в сторону гигантские кипы тканей, преграждающие пути к выходу, когда посетитель изъявляет готовность произвести покупку.

В Сринагаре мало индусских храмов. Большинство жителей — последователи корана, и, естественно, религиозная жизнь сосредоточена преимущественно в мечетях. Последние ничем не напоминают привычные нашим представлениям храмы — христианские или индусские. Местная мечеть — это, скорее, обширный двор с произвольно разбросанными по нему портиками и колоннами. Крышей им служит небо. В одном из портиков восседает мулла, возносящий хвалу аллаху. Верующие же, обратившись к востоку, усердно отбивают поклоны, а некоторые простираются ниц, на несколько минут застывая в религиозном экстазе.

В наши дни проповедники корана уже не считают современную технику дьявольским наваждением. Напротив, они надеются, что их голос, будучи усилен громкоговорителем, не только не поколеблет веру паствы, но еще более укрепит ее. Может быть, они и правы, ибо в стране, где большинство населения даже не знает об электричестве, современная техника скорее вызывает благоговейный трепет, чем сомнения.

Мусульманки в мечети Сринагара

Женщины молятся отдельно от мужчин. В мечетях можно встретить не только горожан, но и жителей окрестных деревень. Они приезжают в мечети на длинных лодках, часто лишь на один палец выступающих из воды. Как не воспользоваться таким скоплением народа для торговых дел? И действительно, непосредственно возле мечети идет бойкая торговля, и ведется она с такой же страстностью, как в любом индийском городе. Нередко здесь прицениваются, спорят, торгуются из-за куска мяса, который большинство индийцев, проживающих в других областях, удостоили бы лишь презрительным взглядом.

Не следует, однако, думать, что отношение к мясной пище определяется только религиозными воззрениями населения. На юге под палящим тропическим солнцем человек испытывает потребность скорее в сочных фруктах и холодном молоке, нежели в жирном жарком. Даже европейцам рекомендуется заменять привычный стол легкой пищей, тем более что при температуре 40 градусов в тени и почти полном отсутствии холодильников не так просто найти кусок свежего мяса. Наоборот, на севере холод и суровая природа властно требуют плотной мясной пищи, которая играет далеко не последнюю роль в том, что горцы сложены крепче, чем остальные индийцы.

Разумеется, желание полакомиться хорошим жарким побуждало мусульман употреблять в пищу мясо коровы, ничуть не беспокоясь о том, что этим они оскорбляют религиозные убеждения индусов. Не раз бывало, что заклание четвероногой святыни служило поводом для кровопролитных столкновений между мусульманами и индусами. В настоящее время обе стороны почти повсеместно научились уважать чувства друг друга. Мусульмане вычеркнули говядину из своего меню, индусы же в свою очередь чтут табу мусульман, которым коран запрещает есть свинину. Таким образом, остались только многострадальные овцы и козы, и их-то колют и едят в гораздо большем количестве, чем остальных пригодных в пищу животных.

Знакомясь с жизнью города, я посетил государственную фабрику вышитых изделий. По методам работы она мало чем отличалась от многочисленных кустарных предприятий, так как каждая деталь здесь вывязывалась, вышивалась, отделывалась и обрабатывалась вручную. Лишь по размерам и численности рабочих фабрика значительно превосходила среднюю ремесленную мастерскую. История ее возникновения необычна.

После конфликта с Пакистаном в 1947 г. Кашмир оказался в исключительно тяжелом положении. Шоссе и подъездные пути были перерезаны, приток туристов прекратился, а изделия художественных промыслов, составлявшие главный предмет кашмирского экспорта, не находили себе сбыта. Десяткам тысяч ремесленников угрожало разорение. Тогда кашмирские власти взяли на себя сбыт готовой продукции и открыли в Дели первый в истории Индии государственный магазин.

Вначале он скупал изделия ремесленников, но между ними и магазином плотной стеной стояли перекупщики, и устранить спекуляцию никак не удавалось. Значительная доля и без того скромных доходов ремесленников, а также прибыль от государственной торговли текли в карманы посредников. И вот правительство основало государственные предприятия, на которых в 1956 г. было занято уже свыше 6 тысяч человек. Весьма знаменательны социальные нововведения на этих предприятиях: восьмичасовой рабочий день, бесплатный обед для рабочих, школьное обучение их детей и гарантия занятости в течение всего года.

Государственные магазины по сбыту продукции этих предприятий вскоре возникли в Калькутте, Бомбее, Симле, Сринагаре, Мадрасе, Майсуре. Так в Индии появились первые ростки государственной розничной торговли — магазины, которые продавали товары по твердым ценам и тем самым оказывали регулирующее воздействие на рынок.

При посещении фабрики вышитых изделий нас поразило мастерство, с каким мужские руки владеют тонкой иглой. Вышивальщики создавали подлинные произведения искусства, я даже на миг усомнился, действительно ли вышивание — удел женщин. Во всяком случае на сринагарской фабрике я их не видел.

В мотальном цехе группа детей от 8 до 12 лет занималась наматыванием шерсти на большие шпули. Директор, заметив мое удивление, поспешил пояснить: «Детский труд — наследие прошлого. Он еще не запрещен в Кашмире, ведь заработок большинства рабочих так мал, что они не в состоянии прокормить большие, как правило, семьи. Правительство старается повысить общий жизненный уровень, чтобы в ближайшие годы окончательно запретить детский труд. Наше предприятие — образцовое, поэтому мы настаиваем, чтобы работающие у нас дети регулярно посещали школу и со временем смогли стать специалистами».

В помещении, напоминавшем кухню алхимика, мастера искусно выводили на ковре сверкавший красками узор. На каждом ткацком станке стояла большая наргиле[12], к которой ковровщики время от времени прикладывались, втягивая в себя густой и едкий дым. Из-за синего чада в темном и без того помещении с трудом можно было различить силуэты людей. Проворными действиями ковровщиков руководил мастер, произносивший полушепотом какие-то слова, заглядывая при этом в записку, испещренную загадочными знаками. Это были священные формулы ковроткачества, передаваемые из поколения в поколение. Они содержали секрет чудесного неповторимого рисунка и расцветок, которыми так славятся кашмирские ковры.

— Сколько сантиметров ковровой ткани может выткать за день опытный ткач? — поинтересовался я.

— Хороший ткач может завязывать в день около трех тысяч узлов, эго составит один сантиметр ковра.

— А сколько он за это получит?

— У нас сдельная система оплаты труда. За тысячу узлов ткач получает восемь анн, или полрупии.

Вечером того же дня я познакомился с главным директором кашмирских государственных предприятий Кхавья Ахсануллой. Это был кашмирец лет 50 в высокой каракулевой шапке, одетый так же просто, как все жители города. Он поклонялся аллаху, но, будучи решительным противником религиозной розни, не делал различий между индусами и мусульманами. Его, конечно, не могло не обрадовать мое замечание о том, что кашмирцы поразили меня своей веротерпимостью.

Кхавья Ахсанулла родился в богатой помещичьей семье, учился в английской школе и воспитывался в английском духе. Но это не помешало ему составить собственное суждение о независимости Индии. Он примкнул к кашмирскому освободительному движению, которое организационно оформилось в 1930 г., когда была образована Мусульманская конференция — кашмирская разновидность партии Конгресса.

Вначале над ней тяготело влияние религии. Но в 1938 г. конференцию посетил Джавахарлал Неру, который, будучи родом из Кашмира, неизменно проявляет интерес к этому самому северному штату Индийского Союза. С помощью Неру партия избавилась от балласта прошлого. Она стала называться Национальной конференцией, присоединилась к общей борьбе индийцев за национальную независимость, а в социальных требованиях пошла даже дальше, чем Конгресс. В 1942 г. она включила в свою программу требования радикальной земельной реформы и безвозмездной экспроприации помещичьей собственности и после бегства махараджи осуществила их.

Любопытно, как отозвался об этой реформе Кхавья Ахсанулла, сам владевший когда-то 500 акрами земли (около 200 гектаров). «Это умный и справедливый закон, — сказал он. — В партии Национальная конференция я голосовал за него, так же как наш теперешний министр внутренних дел, который имел по соседству со мной в четыре раза больше земли, чем я. Нужду населения могла облегчить только земельная реформа. Конечно, были и такие помещики, которые не хотели с ней соглашаться, но, поскольку большинство Национальной конференции проголосовало за закон и признало требования крестьян на землю справедливыми, им не оставалось ничего иного, как покориться».