Нерлих Г. ... а Ганг течет дальше

Гигант на Хугли

Откуда бы вы ни взглянули на Калькутту — с моря, с воздуха или с земли, она производит одинаково сильное впечатление. После хижин и покосившихся домов, составляющих обычный пейзаж индийских городов, глаз радуют опрятные четырех- и пятиэтажные дома, монументальные дворцы, яркие световые рекламы, широкие улицы, на которых попадаешь в бурный поток автомобилей и ярких трамваев, бесчисленных рикш и пешеходов. Разноплеменное население и приезжие, стекающиеся со всех концов света, придают Калькутте облик пестрого многонационального города.

Калькутта удобно расположена на берегу реки Хугли. В 1931 г. она насчитывала менее полутора миллионов жителей. Сейчас в ней проживает не то от четырех до пяти, не то от шести до семи миллионов человек. Точно никто не знает. Эти цифры так же неустойчивы, как самая жизнь миллионов обитателей города.

После получения Индией независимости облик Калькутты изменился. На ее улицах не видно английских офицеров с хлыстами в руках, которым индийцы должны были безропотно уступать дорогу, уже не только белым разрешается жить в отелях-люкс, опустел дворец, где некогда находилась резиденция английского губернатора, аннулированы бесчисленные привилегии иностранцев, осложнявшие жизнь индийцев и унижавшие их.

Когда-то Калькутту называли «городом дворцов». Она и сейчас, бесспорно, может гордиться прекрасными постройками, огромными парками и роскошными виллами. В центре города возле Дальхаузи-сквэр — царство хромированного модернизма… Здесь находятся бывший дворец вице-короля, перед которым стоит на часах красочный индийский караул, и памятник победы, напоминающий одновременно и Тадж Махал и английское барокко. На знаменитой улице Чоуринги, с одной стороны окаймленной парком Майдан — индийцы с гордостью зовут его зелеными легкими города, — расположены магазины, почти целиком состоящие из стекла, гигантские кинотеатры на две тысячи мест, аристократические варьете, полутемные ночные бары.

Многие отождествляют эту европеизированную часть Калькутты с современной Индией. Но Чоуринги — это еще не Калькутта, а Калькутта — не Индия. Бхарат продолжает быть аграрной страной, где 83 процента населения составляют крестьяне, а больших городов с числом жителей свыше 200 тысяч — всего лишь 76. Центры с многомиллионным населением — Калькутта, Бомбей, Дели и Мадрас — исключения, и не только по размерам. Они со своим трезвым модернизмом выглядят чужеродными среди других индийских городов.

Сияющие световые рекламы и благополучие сытых, конечно, не могут преградить нищете доступ в Калькутту. Попробуйте пройтись вечером по парку Майдан. На каждом шагу слышится многообещающий шепот посредника: «Хотите девочку?» За этими словами кроется прежде всего судьба десятков тысяч обездоленных женщин. Одни из них не могут прожить на заработную плату в 20–30 рупий, другие потеряли работу и не получают никакого пособия, третьи — вдовы и в силу религиозных обычаев предоставлены самим себе.

Перед магазинами, такими оживленными днем, ночью прямо на голых камнях длинными рядами лежат бездомные. Может быть, это индусы, бежавшие в 1947 г. из Пакистана от кровавых погромов, чтобы спасти свою жизнь? А может быть, крестьяне? Голод и долги выгнали их из деревни, но и здесь они тоже не нашли работы. Сотни и тысячи людей лежат, прикрывшись тряпьем, никто не знает их имен, откуда они пришли, что с ними будет, у каждого из них своя судьба, но одно роднит их всех — нищета.

Среди массы несчастных лихорадочными движениями и угрожающе-настойчивыми требованиями выделяются нищие, выставляющие напоказ свои раны и уродства. В Индии нищенство стало профессией, и обучаются ей серьезно и упорно. Дети заимствуют приемы попрошайничества у родителей и передают их следующим поколениям. Многие нищие достигают высокого мастерства и умеют пробудить сострадание в любом прохожем. Есть среди них и такие, которые выступают требовательными инструкторами. Они подчиняют себе целые группы нищих и уже сами сбором милостыни не занимаются. Некоторые нищие даже увечат собственных детей, чтобы получать больше подачек.

С первого взгляда может показаться, что нищенство явление стихийное. На самом деле оно централизовано и подчинено четкой организации. «Любители» и чужаки к нищенствованию не допускаются, оно составляет привилегию тех, кто принадлежит к великой семье попрошаек. В Индии она охватывает 6 миллионов человек и имеет, по-видимому, центр в Калькутте. У нищих есть король, во власти которого они находятся до гроба. Он кладет себе в карман бóльшую часть их доходов. Живут нищие по неписаным законам, своего рода профессиональному кодексу, отличающемуся неумолимой жестокостью, и имеют точно очерченные участки, где каждый несет «службу».

В тот день, когда я приехал в Калькутту, бастовавшие рабочие транспорта вышли на улицы, требуя повышения заработной платы. Стоимость жизни за последнее время настолько возросла, что, даже при всей невзыскательности индийцев, рабочие не могли существовать на свою заработную плату. Коммунистическая партия поддержала бастующих, тогда как стоящий у власти Национальный конгресс направил против них полицию. Но все меры полиции бессильны изменить тот факт, что в промышленных центрах Индии рабочие уже сорганизовались, что коммунисты пользуются среди них ббльшим влиянием, чем партия Конгресса, что к голосу рабочих уже нельзя не прислушиваться.

Калькутта расположена на восточном берегу Хугли, обращенном в сторону дельты и сурового Ассама. Медленно текущие желтые воды реки отделяют город от остальной Бенгалии, плодородной долины Ганга и промышленных районов Бихара. Когда-то Хугли была идеальной водной артерией для маленьких Лодок, ИО, когда им пришлось уступить место современному транспорту, она из удобного средства сообщения с городом превратилась в помеху. Чтобы попасть в Калькутту или выехать из нее, машинам приходится пробивать себе путь по длинному мосту, слишком узкому для оживленного движения. Мост был построен в 1941 г. и в ту пору казался индийцам чудом техники, хотя теперь даже не специалисту видно, сколько стали можно было сэкономить при его постройке. Он по-прежнему служит единственным связующим звеном между Калькуттой и остальной Бенгалией.

Уже на мосту, даже еще не попав в город, начинаешь ощущать биение пульса Калькутты. Город как бы дышит, вбирая в себя и выталкивая обратно поток людей, машин, грузов, ни на минуту не затихающий и движущийся со стремительной быстротой. Мост — всего лишь маленький отрезок улицы, облаченный в сталь, но это вся Калькутта в миниатюре.

Вот рикша, задыхаясь, тянет за собой тележку. Хотя каждый шаг по раскаленному асфальту мучителен, он бежит босиком, потому что не в состоянии приобрести обувь на свой мизерный заработок. Кто знает, сколько ему придется бегать, пока он сможет заплатить хозяину за тележку да себе оставить несколько грошей.

Вот по слегка изогнутому мосту почти бесшумно проносятся лимузины крупных дельцов. Господа спешат. После деловых встреч их ждут на приеме или в клубе. В автомобилях большей частью англичане, они, как и в былые времена, занимаются здесь делами. Правда, после провозглашения независимости английские государственные служащие выехали из страны, но финансовые магнаты не скоро вычеркнут Индию из реестров. Напротив, рассчитывая поживиться на индустриализации Бхарата, они заключают контракты, договоры, на их долю приходится свыше 30 процентов внешней торговли Индии.

Рядом с элегантными машинами, мягко скользящими на резиновых шинах, громыхает трамвай. На нем больше пассажиров висит снаружи, чем сидит внутри. Это прохладнее и ничего не стоит. Телеги, запряженные неторопливыми быками, не производят такого шума, как облепленный людьми трамвай, но еще больше мешают транспорту.

В толпе пешеходов преобладают крестьяне из соседних деревень с корзинами фруктов, которые они несут на голове. На расстоянии груз кажется невесомым, и лишь поблизости начинаешь замечать, каких усилий требует его переноска. Сколько пришлось пройти этим людям! Может быть, в городе им удастся заработать пару рупий. А может быть, придется отдать фрукты за бесценок, лишь бы они не испортились.

Среди индийцев встречаются неизменно приветливые китайцы. В других индийских городах их почти нет, а здесь, в Калькутте, они занимают целые кварталы. Китайцы — искусные ремесленники и благодаря своему мастерству пользуются уважением хозяев страны. За ними, например, закрепилась репутация лучших в стране сапожников, и если хотят похвалить обувь, говорят, что она сделана китайцами.

Бросаются в глаза индийские женщины в европейской одежде. Этого не увидишь нигде, даже в Бомбее. Цвет их кожи — светло-коричневый, а то и белый с розоватым оттенком. Это англо-индианки, большей частью дети от смешанных браков между английскими чиновниками и индианками. Во времена английского владычества эти женщины пользовались рядом преимуществ и относились свысока к индийцам, чувствуя себя не угнетаемыми, а господами и, может быть, втайне мечтая о том, чтобы когда-нибудь переселиться в Англию. Сейчас их привилегии уничтожены.

Об этом и о многом другом рассказывает мост внимательному наблюдателю. По нему проходят долговязые матросы; за два-три дня пребывания в Калькутте они вряд ли хоть час бывают трезвыми и по вечерам кутят в сомнительных кабачках, охотно ввязываясь в драки. Бредут изголодавшиеся кули, которые за целый год зарабатывают не больше, чем за несколько дней пропивают моряки. Тянутся процессии сектантов, оглушающие прохожих песнями-заклинаниями и ударами в медные тарелки. Среди пешеходов сразу можно узнать адвокатов по деловитой походке, темной одежде, очкам и черным зонтикам, которые несут над их головами слуги.

В южной части Калькутты, где вместо пальм возвышаются краны и протянулись склады и гаражи, где кули даже ночью таскают на головах грузы и языки всех народов сливаются в неразборчивый гул, находится гавань. Город удален от моря на 80 километров, но благодаря системе шлюзов, при помощи которых уровень воды в мелкой гавани повышается на метр, в ее порт могут заходить даже большие океанские пароходы водоизмещением в 16 тысяч тонн.

Глядя на толчею в калькуттском порту, трудно догадаться, что перед этим городом стоят многочисленные проблемы, что ему приходится вести непрестанную борьбу за существование. С раннего утра и до поздней ночи здесь скрипят краны, воют сирены, пыхтят крохотные буксиры, с яростью маленьких шавок впивающиеся в огромные океанские пароходы, чтобы вытащить их из гавани. Тысячи безмолвных кули терпеливо грузят углем судно водоизмещением в 8 тысяч тонн. Все эти 8 тысяч тонн они по качающимся мосткам перетаскивают с мола в трюм на головах.

И все же порт уже не тот, каким был прежде. Он частично утратил свое значение, после того как многие важные экономические районы отошли к Пакистану. Прежде Калькутта обслуживала всю Северную Индию, теперь же стала перегрузочным пунктом только для западных областей, тогда как Пакистан весь поток грузов направляет через незначительный раньше городок Читтагонг.

Тем не менее по объему грузов Калькутта может конкурировать с крупнейшими портами мира. В 1955 г. через Калькутту прошло свыше 1300 кораблей из 31 страны с грузом более 8 миллионов тонн. Иными словами, ежедневно в доках принимали или отправляли, грузили или разгружали от трех до четырех больших океанских пароходов. По товарообороту Калькутта превосходит два других важнейших порта Индии — Бомбей и Мадрас, вместе взятые. В Бомбей поступают промышленные товары из Европы, а через Калькутту идет за границу поток массовых грузов и сырья — угля, руды, джута. Уголь и руда поступают из Бихара, угольного центра Асансола и Джамшедпурского железорудного бассейна, а изделия из джута поставляются с многочисленных джутовых фабрик, расположенных вверх и вниз по течению Хугли. Их обычно привозят в порт на маленьких парусных или гребных джонках.

Когда-то Индии принадлежала монополия в производстве джута: она давала 90 процентов всей мировой продукции. Не трудно представить себе, какие тяжелые последствия для джутовой промышленности имел раздел страны на два самостоятельных государства: районы произрастания джута отошли к Пакистану, а обрабатывающие предприятия остались в Индии. В то время как в Пакистане скапливался джут, на прядильных и ткацких фабриках вокруг Калькутты из-за недостатка сырья простаивали станки. Десятки тысяч рабочих были обречены на бездействие и голод. Армия безработных росла, беспорядки и демонстрации стали обычным явлением. Все попытки нормализовать торговлю Индии с Пакистаном разбивались о религиозные и прежде всего политические противоречия между этими государствами, приведшие в конечном итоге к кашмирской войне. Тогда были приняты меры, казавшиеся вначале бессмысленными: Пакистан создал обрабатывающую промышленность, а Индия расширила джутовые плантации за счет и без того небольших рисовых полей.

Стоило мне упомянуть об этих проблемах в разговоре с директором фабрики в пригороде Калькутты — в Батч-Батче, как его лоб прорезали морщины.

— Семьдесять пять процентов джута, — сказал он, — поступало из областей, отошедших к Пакистану. За одну ночь мы оказались отрезанными от нашей базы и были вынуждены все больше сокращать производство. Сырье, добываемое окольными путями, не могло изменить положения, так как обходилось на-только дорого, что мы не выдерживали конкуренции.

В настоящее время в Батч-Батче вновь вращаются веретена и станки ткут серую мешковину. Большая часть сырья поступает из самой Индии, и только 20 процентов джута для такой высококачественной продукции, как ковры, ввозится из Пакистана.

— Продать наши изделия на мировом рынке далеко не так просто, как прежде, — заключил свои рассуждения директор фабрики в Батч-Батче. — Ведь мы уже не единственная страна, занимающаяся переработкой джута. Пакистан выступает в качестве нашего конкурента. тем более опасного, что на его полях произрастают лучшие сорта джута, из которых, естественно, вырабатывается более качественная продукция.

Обоим вновь образованным государствам раздел Индии нанес ущерб, вряд ли поддающийся выражению в денежных знаках. Пакистан стал аграрной страной, лишенной обрабатывающей промышленности, Индия — страной прядильных и ткацких фабрик, не имеющей сырьевой базы. Треть хлопковых полей, например, оказалась на территории Пакистана, а прядильные фабрики в большинстве своем остались в Индии. Толпы беженцев — индусов из Пакистана и мусульман из Индии, — составляющие целую армию в 10 миллионов человек, тяжким бременем ложатся на хозяйство. Им нужно создать условия для существования; предоставить работу и еду, а ведь трудно накормить даже коренное население.

Раздел страны, при помощи которого англичане пытались усилить свое влияние в Индии, не только привел к серьезным политическим разногласиям, но и вызвал войну, раздробил сложившиеся экономические районы и принес людям невыразимые страдания.