В промышленных районах Бихара нет ни храмов, ни факиров, ни жрецов — ничего из того экзотического набора, на который так падки иные иностранные туристы, но именно здесь можно получить представление о современной Индии, о тех подлинных чудесах, которые творятся в этой древней стране.
Эту часть страны называют индустриальным фасадом Индии. Она производит тем более сильное впечатление, что зримые черты нового возникли здесь не по воле случая, а в результате усилий правительства преодолеть отсталость страны.
В здешнем пейзаже мало полей, а деревни превратились в рабочие поселки. Недаром Бихар называют «индийским Руром». Он и в самом деле располагает углем и рудой, заводами и шахтами, в его промышленном районе давно сложились кадры квалифицированных рабочих и инженеров. Рядом со старыми предприятиями колониального периода выросли новостройки пятилеток, а около комбината индийского стального короля Таты государство построило индустриальные гиганты, проникнутые совершенно новым духом.
Дханбад, где мы сделали остановку, был не обычным индийским городком с его яркой сутолокой, а закоптелым центром угледобычи. Его домишки, покосившиеся халупы на окраинах, деревья и улицы — все было покрыто тонким слоем черной пыли. Безрадостные строения распространяли вокруг себя уныние. Казалось, крестьяне должны за тридевять земель обходить поселок, где рабочий люд не в состоянии покупать их продукты, но, к нашему удивлению, в Дханбаде, как и повсюду, тряслись на огромных колесах запряженные быками телеги. Как и повсюду, обливались потом рикши, сменившие коляски на трехколесные велосипеды, и просили милостыню нищие с той лишь разницей, что в этом суровом мире они не пытались выдавать себя за святых. Горняцкий поселок Дханбад был кусочком Индии со всеми только ей присущими атрибутами и нищетой, больше бросавшейся в глаза, чем в других городах Бхарата, где иностранцы смотрят на все сквозь призму восточной романтики.
Будущее городка скрыто в недрах земли — уголь высокого качества залегает на небольшой глубине и поблизости от огромных месторождений железной руды. По ее запасам Индия стоит в одном ряду с СССР и США. Природные богатства служат прочной основой для развития тяжелой промышленности. Пройдет немного времени, и изменится облик Дханбада, которому суждено стать важным промышленным центром..
Пока это только перспективы. Правда, они обрели конкретное выражение в пятилетних планах, но немало труда, усилий и лишений потребуется для их осуществления.
В настоящее время Индия — аграрная страна, сделавшая первые робкие шаги по пути индустриализации. Ее станкостроение не вышло из зачаточного состояния. Только текстильная промышленность сейчас уже в состоянии удовлетворять потребности страны.
В «Дигварди коллери» — дочернем предприятии концерна Таты — мы спустились в забой и на глубине 200 метров увидели то, о чем можно было догадаться наверху: условия труда были тяжелые, методы добычи угля — примитивные, а вид шахтеров свидетельствовал о систематическом недоедании. Наш вопрос о душевых и спецодежде вызвал недоумение. Главный инженер спустился в шахту в том же костюме, в каком сидел за письменным столом, а шахтеры работали босиком и в дхоти, которые, вероятно, когда-то были белыми. Если шахта давала какую-то добычу, то только благодаря благоприятным природным условиям: угольные пласты начинались на глубине 100 метров и имели не менее 2–3 метров в толщину, а скалистая порода прочно держалась в штольнях, лишенных подпорок.
Впечатление было такое, что современная техника попала сюда по воле случая и ей пока не под силу вытеснить изнурительный ручной труд. Простые отбойные молотки встречались чаще, чем электрические сверла, а недостаток транспортеров возмещали кули, которые по цепочке передавали глыбы угля или в небольших корзинах на голове оттаскивали их в сторону. И здесь, на глубине 200 метров, где мощные врубовые машины соседствовали с дошедшими из глубины веков примитивными орудиями, Индия стояла на перекрестке двух дорог, на границе между ремесленным трудом прошлого и механизацией будущего.
Шахтеры промышленного района в штате Бихар
Производительность шахт была, естественно, низкой. Несмотря на благоприятные условия залегания пластов, ежедневная выработка одного шахтера не достигала даже одной тонны угля. Я поинтересовался, почему в шахте столько рабочих бездействуют. Инженер лишь пожал плечами:
— А что можно требовать за такую заработную плату и при нынешнем состоянии здоровья людей?
К машинам и техническим усовершенствованиям шахтеры относились с предубеждением. Подавляющая их часть были пришельцами из ближних деревень, которым не удалось найти себе применения на полях. Во мраке шахты они продолжали мечтать о маленьком клочке земли. Как только им удавалось скопить немного денег, будто некая магическая сила тянула вчерашних земледельцев обратно в родную деревню. На их место приходили новые рабочие, такие же крестьяне, они тоже пытались найти свое счастье, но очень немногие чего-то достигали. Большинство прозябало в грязи и нищете трущоб или влачило жалкое существование инвалидов без пенсии. Судьба этих людей напоминала о давно минувших временах раннего капитализма, о периоде грюндерства, когда еще не было мощного рабочего движения, которое могло бы противостоять предпринимателям.
Но в Индии сформировался сильный, сознательный рабочий класс. Он, правда, составляет только 4 процента населения, но быстро растет и пользуется большим влиянием. Этому немало способствует то, что рабочие сконцентрированы в больших промышленных центрах — Калькутте и Бомбее — и объединены в могущественную профсоюзную организацию. Среди них много коммунистов. По количеству голосов, полученных на последних выборах, коммунистическая партия занимает второе место после Индийского национального конгресса. Своей важнейшей задачей она считает защиту интересов трудящихся и повышение народного благосостояния. Ее авторитет непрерывно увеличивается, и она постепенно превращается в крупную массовую партию, которая не только возглавляет рабочий класс, но и объединяет вокруг себя все оппозиционные прогрессивные силы, несогласные с внутренней политикой Конгресса и его уступчивостью по отношению к предпринимателям и помещикам.
Есть в царстве Гаты учреждение, не подвластное его концерну, так называемый Институт горняков, созданный в последние годы рабочими с помощью профсоюзов и правительства. Функции его чрезвычайно многообразны: это и детский сад, и школа, и спортплощадка, и театр, и клуб. Пожалуй, название «Дом просвещения и отдыха горнорабочих» лучше отразило бы сущность института.
Я обратил на него внимание, когда, проходя мимо массивного здания с ухоженным садом, заметил множество детей вокруг качелей и каруселей. Вечером парк заполнили взрослые и подростки, с не меньшим увлечением игравшие в травяной хоккей, крокет, пинг-понг, бадминтон.
В Индии игра в бадминтон имеет древние традиции: отсюда она через английский город этого названия пришла к нам в Европу. В далеком Бхарате бадминтон и сейчас принадлежит к излюбленным видам спорта наряду с хоккеем и крокетом, заставляя даже женщин забыть врожденную робость и взяться за ракетку. Только перед древним одеянием — сари — спортивный азарт бессилен, и вряд ли вы встретите в Индии женщину в современном спортивном костюме. Конечно, узкое развевающееся сари совсем не подходит для занятий спортом, и, храня верность традициям, женщины стараются восполнить стесненность в движениях тем, что передвигаются хотя и мелкими, но очень быстрыми шажками.
Главный человек в институте — учитель, худощавый мужчина лет 40. Он обучает не только детей, но и их родителей, с неизменной простотой дает молодым матерям советы по уходу за младенцами, посвящает неграмотных в тайны письма и показывает женщинам новые способы вязки. Чтобы удовлетворить все просьбы и ответить на все вопросы, он должен обладать всеобъемлющими, чуть ли не энциклопедическими познаниями и воистину индийским безграничным терпением. Учитель, очевидно, сочетает в себе оба эти качества, ибо пользуется всеобщим уважением.
Его рабочий день очень длинен. Спозаранку приходят малыши с книгами под мышками и карандашами в руках, усаживаются в тени дерева и, внимательно вслушиваясь в слова учителя, стараются мало-мальски разборчиво перенести замысловатые буквы с доски в тетради. Несмотря на то что в институте есть специальный класс с партами, все предпочитают заниматься на воздухе. Усаживаются школьники прямо на землю, скрестив ноги так, чтоб они заменяли письменный стол. В большинстве своем это дети бедных шахтеров, которые никогда не смогли бы учиться, не будь обучение бесплатным. Даже те несколько рупий, которые составляют в Индии плату за учение, — непосильное бремя для многодетных рабочих семей. Но и при бесплатном обучении школу посещают преимущественно мальчики, да и то не все. Ликвидация неграмотности в Индии представляет собой многостороннюю проблему и требует от государства больших затрат на подготовку кадров преподавателей, повсеместное введение бесплатного обучения и пропаганду необходимости знаний.
Время после обеда отводится занятиям с женщинами. Их учат строчить на швейной машине и вязать, причем эти уроки не только ничего не стоят, но даже дают обучающимся небольшой приработок. Их изделия продаются в государственном магазине в Калькутте, и случается, что какой-нибудь мистер Смит из Чикаго покупает их как образцы художественного ремесла. В таких случаях известная часть выручки пересылается прилежным вязальщицам в Дханбад.
Вечер принадлежит отцам семейств, тем из них, кто после работы сохранил еще достаточно энергии, чтобы сесть за парту и учиться тому, чему утром обучались их сыновья — читать и писать. Остальные развлекаются в клубе — беседуют, играют в шашки и домино или перелистывают иллюстрированные журналы.
Центр крупнейшего индийского концерна Таты находится в Джамшедпуре. Еще в начале нашего века это была маленькая деревушка в джунглях. После того как в 1908 г. в Джамшедпуре построили первые доменные печи, он превратился в промышленный центр, насчитывающий в настоящее время около четверти миллиона жителей. Скромные поначалу предприятия разрослись до гигантских размеров. Кроме металлургического комбината, важную роль в жизни города играют завод локомотивов и автомобильный завод. Тата переименовал Город в честь основателя фирмы. Бывшая деревня в джунглях Сакехи стала называться по имени «светлейшего» Джамшеда Джамшедпур. Вокзал получил наименование «Тата нагар» (город Таты), отель — «ТИСКО» («Тата айрон энд стил компани»).
Здесь все принадлежит Тате: не только заводы, но и жилые дома, кинотеатры, магазины, рестораны, больницы, отель. Он могущественнее, чем древнеиндийский бог в храме, и тому, кто не возложит к ногам железного короля или кого-либо из его служащих необходимое приношение, нечего рассчитывать на радушие города. Мне самому пришлось испытать это. Когда я попытался получить в гостинице «ТИСКО» заказанный заранее номер, администратор дружелюбно, но твердо заявил мне: «Все номера заняты». Не пожалев самых мрачных красок, он живописал, как трудно устроиться в городе на ночлег, пока на моем лице не отразилась полная растерянность. Казалось, только этого и ждал умудренный опытом специалист по сдаче комнат. Неожиданно он стал сговорчивее и без всякого стеснения сказал по-английски:
— За полсотни рупий я, пожалуй, еще разок взгляну в регистрационную книгу. Может быть, что-нибудь и найдется.
Я вручил ему требуемую сумму и немедленно получил возможность насладиться пятидесятирупиевым гостеприимством стального короля.
Могущество Таты безгранично — он верховодит в городском самоуправлении, существующем на его субсидии, в полиции, которая всегда рада подачкам, жизнь и смерть рабочих в его руках. Тот, кто не в ладу с высшей властью, вряд ли получит в городе работу. Он лишится жилья, не сможет найти врача во время болезни, и ему неоткуда ждать поддержки.
Естественно, что слово «социализм» не может не резать слух таким магнатам, как Тата, Бирла, Далмиа. Даже самые умеренные мероприятия Конгресса кажутся им посягательством на собственность, не говоря уже о серьезных мерах по экспроприации, предлагаемых коммунистической партией. Правда, в большинстве своем предприниматели принадлежат к партии Конгресса, но между ее программой и джамшедпурской действительностью лежит глубокая пропасть, и одними словами ее не преодолеть.
Индийский национальный конгресс отнюдь не монолитная организация единомышленников. Она объединяет различные течения, группы и прослойки. В партии, начертавшей на своем знамени девиз — «построение общества по социалистическому образцу», состоят крупные акционеры и мелкие служащие, помещики со средневековыми взглядами, предприниматели, искренне стремящиеся к социализму интеллигенты и даже отдельные рабочие. У каждой группы, разумеется, свое представление о будущем страны и о путях, ведущих к этой цели.
Пока борьба шла за национальную независимость, расхождений между членами партии не было, несмотря на огромные различия в их социальном положении, в экономических и политических устремлениях. После основания Индийского Союза объединяющая — идея борьбы с иностранным господством отошла на задний план и скрытые ранее противоречия начали выступать все явственнее. В настоящее время в Конгрессе происходит бурный процесс дифференциации и все четче вырисовываются полюсы.
В партии Конгресса, например, широко представлена крупная индийская буржуазия, часть которой открыто поддерживает экспансионистскую политику США и приходит в трепет от одного упоминания о социализме. Эти круги выступают против программы национализации и всеми средствами препятствуют осуществлению многих прогрессивных мероприятий правительства. Значительное число членов Конгресса, принадлежащих к средним слоям населения, вступило в партию из соображений личной выгоды, имеет весьма неопределенные политические воззрения и выдвигает несчетное множество «особых пожеланий». Группа Неру, наконец, ставит перед собой задачу «построения общества по социалистическому образцу, основанного на принципах свободы и демократии без каст, классов и привилегий». Это левое крыло внутри правительственной партии образовало ныне «социалистический форум» — сплоченный фронт против всех инакомыслящих членов Конгресса, начиная от религиозных фанатиков и кончая корыстными предпринимателями.
Трудно сказать, что ждет Конгресс впереди. Одно бесспорно: объединяющиеся в одну партию силы слишком разнородны, чтобы они могли достигнуть единства, да и деятельность их направлена на разъединение. В том, что при подобных условиях силы прогресса одержали в Конгрессе верх, немалая заслуга принадлежит Неру, одному из главных руководителей левого крыла партии. Неру выступил также одним из инициаторов пятилетних планов в Индии и направляемого государством хозяйственного строительства.
Гигантский металлургический комбинат Латы с его причудливыми стальными конструкциями и клубами копоти и дыма, нависшими над трубами, кажется чужеродным телом среди тропического ландшафта, где ожидаешь увидеть лишь зеленые пальмы, сочные апельсины и экзотических животных. А снующих среди лабиринта строений рабочих в белых штанах или дхоти и женщин в сари легче представить себе на базаре, чем на заводском дворе. Промышленные сооружения кажутся слишком громоздкими, слишком прямолинейными, слишком однотонными для этой богатой формами и красками страны, слишком будничными для наших представлений об Индии.
Не капризу легендарного властелина и фантазии его зодчих обязан своим возникновением Джамшедпур. Он создан стараниями иностранных инженеров с логарифмической линейкой в руках, английских акционеров, мечтавших получать проценты на вложенные ими фунты стерлингов, и индийца Таты, действовавшего с европейской деловитостью. В результате этих усилий возник металлургический комбинат. На нем занято 40 тысяч рабочих, техников и инженеров, пять его доменных печей дают больше железа, чем производила раньше Индия в целом, а выплавка стали — свыше миллиона тонн в год — составляет почти всю продукцию страны[14].
Благодаря высокой механизации производственного процесса на комбинате достигается необычайная для Индии производительность труда. День и ночь пылает пламя в доменных печах, чад и дым окутывают закопченные стальные сооружения, далеко вокруг разносится пыхтение конвертора.
В обеденное время на улицах Джамшедпура наступает затишье. Жизнь приостанавливается под прямыми лучами тропического солнца, и все жители города — от самых ленивых и до самых деятельных — укрываются в прохладе затененных домов. Только комбинат не знает покоя. Температуру на площадке перед доменной печью нельзя измерить обычным термометром, и кажется, что в таком пекле человек не в состоянии работать. Жара становится еще невыносимее, когда расплавленный металл начинает поступать из печи в литейные ковши. Будто само солнце вытекает из лётки и хочет сжечь людей, ожесточенно шурующих длинными прутьями в желобах. Я стоял на почтительном расстоянии от них и тем не менее чувствовал, что не в силах выдержать такую температуру. Каково же было рабочим? Они неизменно отвечали:
— Сейчас еще ничего, а вот летом действительно невыносимо. Тогда здесь сущий ад.
На сталелитейном заводе за работой мартеновской печи следил Г. К. Патхак. Сквозь синие очки он то наблюдал за температурой и давлением, то регулировал плавильный процесс при помощи рукояток и кнопок. Я спросил, давно ли он здесь работает. Взглянув на меня так же испытующе, как на свои инструменты, Патхак ответил:
— Так давно, что мне это время кажется вечностью.
В юности он изучал санскрит и древнеиндийскую литературу, но эти знания не давали возможности зарабатывать на хлеб. Пришлось сменить профессию. В 1938 г., когда Патхаку было 25 лет, он поступил на завод подсобным рабочим — наполнял мульды железным ломом и получал за это 60 рупий в месяц. Потребовались долгие годы упорного труда и учения, чтобы овладеть мастерством плавки. Как тяжел был этот путь! Даже сейчас Патхак не может вспоминать о нем без волнения.
— Работа в этой невыносимой жаре убивает, и мы буквально чувствуем, что стареем вдвое быстрее. Ведь чтобы простоять восемь часов перед печью, требуется энергия, какую иной человек не израсходует и в два дня.
Для Таты, этого индийского Круппа, производство чугуна и стали оказалось делом в высшей степени выгодным. В последующие годы он не только расширил основное предприятие, но смог построить и приобрести много других заводов. Сейчас Тата производит все, что приносит или со временем может начать приносить хоть какую-нибудь прибыль. В Индии не найдется такой провинции, где не было бы заводов Таты, и с каждым годом, с каждым месяцем он расширяет свой концерн.
Вы умываетесь утром, и с куска мыла вас приветствует слово «Тата»; холодильник в вашей комнате имеет это же фирменное клеймо; паровоз, который водит поезда в соседний город, построен в Джамшедпуре. Концерну принадлежат прядильные и ткацкие фабрики с 300 тысячами веретен и 7 тысячами автоматических ткацких станков, электростанции и научно-исследовательские институты. Тата производит товарные вагоны, котлы, омнибусы, сельскохозяйственные машины, легковые автомобили, паровозы, промышленное оборудование, радиоаппаратуру, холодильные установки, пишущие машинки, цемент, химикалии, масла, мыло, парфюмерию, медикаменты и витамины. Акционерный капитал концерна составляет 2 миллиарда рупий, свыше 170 тысяч человек заняты на его предприятиях. Это небольшая империя, государство в государстве, располагающее огромной силой, ибо недавно оно контролировало почти все производство железа и стали в Индии.