Нерлих Г. ... а Ганг течет дальше

Встречи на дорогах

Поездка на Юг, богатая яркими впечатлениями, проходила в непрестанной борьбе с изнурительной жарой и пылью. Ко всем трудностям путешествия прибавился еще и «языковой барьер», преодолеть который не всегда удавалось. Дорога, по которой мы двигались, становилась все уже и ухабистее, пока не превратилась в пыльную взрыхленную проселочную колею, почему-то именуемую магистралью. Ничего не поделаешь — приходилось верить карте автомобильных дорог, где шоссе Калькутта — Мадрас отмечено толстой красной чертой, означающей магистраль первого класса. Нам не оставалось ничего иного, как приноровиться к скорости движения быков и невозмутимому спокойствию возниц, равно пренебрегавших и временем, и правилами движения. Расстояние в 1500 километров мы рассчитывали покрыть за три дня, но путь занял добрых три недели.

За нами следом тянулось серое облако пыли, которая окутывала все плотной пеленой и словно приклеивалась к деревьям, полям и домам. Отделаться от этого неприятного попутчика было так же невозможно, как от собственной тени. Пыль заставляла путников ниже надвигать тюрбаны, плотнее завертываться в сари. Очень скоро автомобиль и мы сами стали одного цвета с шоссе. Вначале мы пытались как-то защищаться, но затем примирились с тем, что на зубах непрестанно скрипело, а в горле першило. Апельсины и теплый лимонад приносили облегчение ровно на одно мгновение. Короче говоря, эту поездку никак нельзя отнести к разряду увеселительных прогулок, но она была гораздо интереснее, чем продолжающийся три или четыре часа перелет на самолете, которому отдают предпочтение вечно торопящиеся дельцы да, пожалуй, туристы тоже.

Вид у нас был не менее неприглядный и жалкий, чем у покрытой пылью растительности. Как далека она от наших представлений о чудесных садах тропиков! Даже отыскать чистое место, где можно было бы расположиться для отдыха и еды, оказалось не так просто, и нам пришлось обедать, стоя на краю дороги.

Постепенно я начал сомневаться, есть ли в этой огромной стране укромный уголок, где не было бы коров! Животные эти большей частью были худы, как скелеты, неизменно голодны и пожирали все, что попадалось им на глаза, — траву, солому, бумагу и тряпки. Большинство из них были так истощены, что ни работать, ни давать молока не могли. Индия, насчитывающая около 200 миллионов коров, по поголовью крупного рогатого скота занимает одно из первых мест в мире, а по потреблению молока — одно из последних.

Обычай почитания коров так же древен, как сам индуизм, и ведет свое начало с тех времен, когда жители долины Ганга занимались скотоводством и их благосостояние определялось размерами стад. Жизнь людей в ту пору и их благополучие настолько тесно зависели от коров, что этим животным стали приписывать сверхъестественную силу, а невежественные народности начали почитать ничего не подозревавших четвероногих, как божественных существ. За кражу или убийство животного налагалось тяжкое наказание, и в древних ведах сказано: «Всякий, кто убьет корову или съест ее, будет тлеть в аду столько лет, сколько волос было у нее».

В маленькой деревушке невдалеке от Гопалпура наперерез нашей машине неожиданно бросилась корова и жестоко за это поплатилась. Пострадала и передняя часть машины, но это нас обеспокоило меньше всего. Ведь мы сшибли священную корову, а это в глазах многих индусов — страшное преступление. Что же скажут свидетели происшествия?

Первым отозвался шофер — долговязый сикх, которого табу на коров не касалось. Он только процедил сквозь зубы:

— Глупая скотина.

Кульдип — наш верный спутник — индус, решив избежать объяснений, немного огорченно, но решительно произнес:

— Поехали дальше.

Толпившиеся вокруг крестьяне смотрели на нас широко раскрытыми глазами, будто раздумывая, как поступить, но не двигались с места.

Даже сейчас, когда в различных областях жизни власть древних обычаев и запретов ослабла, ничто так не оскорбляет индусов, как убой коров и употребление говядины в пищу. Ортодоксальные индуистские партии «Хинду Махасабха» (Великий союз индусов) и «Джан Сангх» (Народный союз) во время последних выборов центральным пунктом своей программы провозгласили защиту коров как священных животных. Может быть, спекуляция на отсталых и бессмысленных обычаях и дала им лишний голос того или иного правоверного брахмана, но вызвала протест всех прогрессивно мыслящих индийцев, а Неру на предвыборном собрании заявил: «Мне бы хотелось, наконец, знать, какое отношение к политике могут иметь церемонии вокруг коров. Коровы важны для сельского хозяйства, и в других странах, где их не считают священными животными, они более упитанны, чем в Индии. Это должно нас чему-нибудь научить».

Если дороги, по которым мы ехали, были плохие, но все же проходимые, то переправы через реки и вовсе никуда не годились. К счастью, широкий Ганг уже остался позади, а встречавшиеся небольшие речушки мы могли беспрепятственно пересекать в мелких местах на машине.

В тропическом штате Андхра подход к ручью был прегражден толстым шлагбаумом, а перед ним стоял человек, одетый не то в форму чиновника, не то в старый военный мундир. Это был государственный чиновник. Получив требуемую рупию за проезд по мосту, он, дабы не было сомнений в законности операции, с важным видом выдал квитанцию от имени высших финансовых органов.

Вид моста внушал самые серьезные опасения. У обоих берегов реки друг против друга возвышались насыпные земляные валы. Над оставшимся между ними промежутком шириной с метр был перекинут настил из бамбука, угрожающе прогибавшийся под малейшей тяжестью. Не менее рискованной была переправа по качающемуся бамбуку на следующем «мосту», облагаемая таким же высоким налогом. К счастью для нас, только в штате Андхра бедственное состояние финансов заставило власти применить подобные методы взимания налогов и древнюю технику мостостроения. Как только машина вышла за его пределы, мы вновь полумили возможность выбирать способ переправы по собственному усмотрению.

Однажды вечером мы подъехали к реке, где не было ни моста — современного или первобытного — ни брода. Оставалось надеяться только на помощь из ближней деревни. Ее жители связали с десяток лодок, сверху устлали их досками, и на таком импровизированном Пароме мы начали перебираться на противоположный берег.

Уже стемнело, и только от факела из пальмовых листьев исходил неровный мерцающий свет. Лишь легкие всплески воды да тихие замечания и покашливания паромщиков нарушали тишину. Плавучее сооружение медленно и беззвучно приблизилось к другому берегу, и нам показалось, что все трудности остались позади. Но не тут-то было. Если въехать на дощатый настил было нелегко, то съехать с него оказалось просто невозможным. Едва передние колеса коснулись земли, как лодку течением отбросило от берега и задняя часть машины соскользнула в воду. Мы совсем потеряли голову, но и тут на помощь нам пришли индийцы.

По сигналу барабана появились толпы крестьян с бамбуковыми жердями и стволами молодых пальм и принялись орудовать ими так ловко, словно местным жителям чуть не каждый день приходилось вытаскивать автомобили из реки. Мы были настроены по-прежнему скептически. Тяжеленной машине противостояли такие несовершенные орудия, как тонкие жерди и не менее тонкие руки. Но рук было много, а люди искренне хотели нам помочь. Возгласы, которыми они подбадривали друг друга, слились в сплошной рев, чем сильнее становился шум, тем выше поднимался автомобиль, пока наконец его на жердях не вынесли на берег.

На улицах южных городов

нередко фрукты продают женщины

Река осталась позади, и мы начали обсуждать дальнейший маршрут, хотя это было бесполезно. Единственная имевшаяся у нас карта автомобильных дорог, которую мы получили от индийского автоклуба, была не больше карты Индии в школьном атласе и Не только не помогала, а даже сбивала с телку, так как красная сплошная линия на ней могла с равным успехом означать и широкое асфальтированное шоссе, и ухабистую песчаную дорогу без мостов. Нашу задачу несколько облегчали сведения, впрочем не всегда достоверные, получаемые от местных жителей или хозяев гостиниц, но и они обычно знали дорогу только до следующей гостиницы. Полагаться на указания возниц было невозможно. На вопрос, далеко ли еще до Мадраса, они, словно сговорившись, неизменно отвечали:

— Не беспокойтесь, еще много-много миль.

У возниц свои понятия о времени и своя жизненная философия, а их нормы поведения на дорогах не имеют ничего общего с какими бы то ни было правилами уличного движения. Они разъезжают вдоль и поперек улиц, переезжая с правой стороны на левую, а с левой обратно на правую в зависимости от того, что им удобнее. Нам попадались и такие телеги, которые, бывало, едут посередине шоссе, мешая проезду и справа и слева, и никакими сигналами и криками их нельзя заставить свернуть в сторону. Если мы в таких случаях останавливались и пытались объясниться с возницей, то выяснялось, что он или преспокойно спит, разлегшись в телеге, или, думая о чем-то своем, смотрит на нас словно невидящими глазами.

На проселочных дорогах Индии все еще безраздельно господствует арба. Сколотить такую телегу на высоких колесах проще простого, стоит она недорого, а по проходимости превосходит любой другой вид транспорта. Для ее колес, величиной в рост человека, не существует непреодолимых препятствий. Им не страшны зыбкие пески и глубокие ямы, они перескакивают через камни и взбираются на отвесные склоны Даже если телега опрокинется — тоже невелика беда. Это примитивное сооружение не очень-то подвержено поломкам, стоит его поднять, и оно снова продолжает свой путь.

Крестьяне ездят большей частью в одиночку, грузовые же повозки движутся целыми обозами. По нескольку дней трясутся на них возницы, днем все вместе варят и едят рис, а по вечерам сдвигают повозки так, чтобы получились общие нары. Возницы неприхотливы, как все простые индийцы. Дхоти и дырявая рубаха составляют всю их одежду, а мешок с рисом и горшок — весь багаж.

Но вот как средство перевозки пассажиров двухколесная тонга уже начинает отмирать. Раньше она царствовала безраздельно на проселках и железная дорога не могла ей помешать. Слишком уж далеко от деревень находятся железнодорожные станции, да и сама техника движения поездов по точному графику скорее вызывает страх у сельских жителей, чем уважение. Иное дело автобус… Он доходит до самых глухих мест, подчиняется не какому-то расписанию, а воле шофера, и останавливается по знаку там, где это требуется. За соответствующие чаевые автобус, даже переполненный до отказа, может сколько угодно простоять в ожидании, пока подойдут все желающие ехать.

К пассажирам автобуса подход сугубо индивидуальный — и это по душе индийцам: все зависит от момента, обстановки и водителя. Даже плата за проезд и та далеко не одинакова. Водитель и пассажиры сторговываются, как на базаре: один запрашивает цену, другой старается ее сбить — с той лишь разницей, что по сравнению с торговцем водитель находится в выигрышном положении: если условия ему не подходят, он просто оставляет пассажиров стоять на дороге в ожидании следующего автобуса, который может прийти только много часов спустя.

Для открытия автобусной линии наличие шоссе — вовсе не обязательное условие. Индийский автобус — вездеход в буквальном смысле этого слова: он мчится по ухабистым проселочным дорогам, по пескам и вспаханным полям, как бы подсказывая властям места, по которым следовало бы проложить шоссе. При этом он развивает предельную скорость, не страшась ни откосов, ни круч. Водитель будто не замечает, что машина трещит по всем швам, а из радиатора столбом валит пар. Оконные стекла все равно сохранились только в его кабине, а боковые окна затянуты ржавыми железными решетками. Если попадаются машины, двери которых еще закрываются и где действует освещение, то это чистая случайность. Автобусы, не подчиняющиеся расписанию и правилам движения, быстро покорили сердца индийцев.

Благоустроенная гостиница такая же редкость в этих краях, как все, что связано в нашем представлении с европейским образом жизни и современными удобствами. В дак бунгало обслуживающий персонал представлен одним администратором, а обстановка в номерах ограничивается деревянными кроватями. Но все это с лихвой компенсируется чистотой, сразу вызывающей у путника желание поселиться в одном из домиков дак бунгало.

Чтобы совершить путешествие пс югу страны с удобствами, следует запастись предварительно не только продовольствием, но и полным экспедиционным снаряжением, в том числе постельными принадлежностями и сеткой от москитов, так как подобных «мелочей» здесь и в помине нет. К тому же уважение к путнику определяется объемом и внешним видом его багажа, и человек, хоть сколько-нибудь дорожащий общественным мнением, даже в теплое время года не отправится в дорогу без громоздкого тюка, благодаря которому он причисляется к категории «высокосостоятельных путешественников» и пользуется в дак бунгало обслуживанием по классу люкс.

По этой же причине, вероятно, индийцы путешествуют в сопровождении слуг. Последние не столько помощники, сколько своего рода визитные карточки и плод честолюбия буржуа или даже рядового чиновника, отнюдь не обладающего достатком. Правда, нищенский заработок слуги составляет 30–35 рупий в месяц, но все же непонятно, как чиновник с окладом в 150–200 рупий, обремененный большой семьей, может содержать еще и слугу. И тем не менее чудо это совершается во имя того, чтобы иметь возможность «людей повидать и себя показать». Подражание дурным повадкам английских колонизаторов по сей день довольно широко распространено в буржуазных кругах Индии.