Нерлих Г. ... а Ганг течет дальше

Джайпурские впечатления

Построенный из красного песчаника Джайпур — жемчужина древней страны раджпутов. Он расположен в долине, замкнутой скалистыми горами, которые словно стражи-великаны окружают его со всех сторон.

Некогда Джайпур был княжеской крепостью, и его толстые кирпичные стены сохранились так хорошо, что и сейчас могли бы сдерживать штурмующие войска. Во времена вражеских нашествий он служил надежным убежищем для беженцев. Через город пролегали торговые пути, и караваны находили здесь приют и защиту. Все это немало способствовало тому, что даже в беспокойные времена за стенами Джайпура процветали ремесла и торговля.

Кварталы Джайпура прямолинейны и симметричны. В отличие от других городов Индии здесь нет извивающихся, подобно кобрам, улочек и переулков — прямые, как стрелы, улицы светлы и просторны. Они расположены параллельно друг другу и пересекаются под прямым углом. Если взглянуть на Джайпур сверху, он напоминает огромную шахматную доску. И все же при всем своеобразии величественный и вместе с тем полный изящества город составляет неотъемлемый фрагмент общей картины Индии, словно один из драгоценных камней в мозаике.

Широкие проспекты Джайпура, проложенные много веков назад, как бы специально рассчитаны на современное движение. Но увы, на них господствуют еще двухколесные тонги в лошадиной упряжке, скрипящие колымаги внушительных размеров, запряженные быками и передвигающиеся даже не на колесах со спицами, а на больших деревянных дисках, да задыхающиеся от напряжения и усталости рикши.

Между ними снуют ослики с различной поклажей, чаще всего с песком и камнем. Реагируют они разве только на окрики погонщика, который расположился на спине одного из них, старательно подобрав при этом ноги, чтобы они не волочились по земле. Ослы великолепно ориентируются в той неразберихе, что царит на улицах Индии. С неподражаемым хладнокровием они продолжают свой путь, невзирая на препятствия, то и дело возникающие на их пути. Все это знают и безропотно уступают осликам дорогу. Остается только удивляться старинной поговорке, несправедливо закрепившей дурную славу за этими неутомимыми и смышлеными работягами.

Те, кто держит путь издалека, приезжают на верблюдах, и в этом оживленном городе корабли пустыни напоминают о том, что за Джайпуром лежит бескрайнее, лишенное тени море иссохшего песка. Верблюды, как и сотни лет назад, важно шествуют целыми караванами по улицам Джайпура или же возлежат перед воротами города, где ни шум, ни мухи, сотнями кружащиеся над ними, не могут вывести их из состояния покоя.

Индийские ремесленники в основном

продолжают работать такими же

примитивными методами, как этот канатчик

На одной из джайпурских улиц я наблюдал, как несколько человек, пристроившись прямо на краю тротуара, плели из пенькового шнура толстый канат. Единственными орудиями им служили старый обод от мотоциклетного колеса, рукоятка и зазубренный кусок дерева. Немного дальше, на проезжей части дороги, сидела на корточках прачка, разложив перед собой прямо на асфальте кусок белой бумажной ткани. Она беспрерывно поливала его водой из таза и била деревянным вальком. Ее подруги, расположившиеся поодаль, с размаху били бельем по камню. Независимо от методов мне сразу стало ясно, почему после каждой стирки вещи возвращаются ко мне без единой пуговицы.

На одном из перекрестков путь преграждала толпа людей, образовавших тесный круг. Те, которые оказались внутри, сидели на корточках, другие — во втором ряду — стояли плотной стеной, а третьи вытягивались изо всех сил, тщась что-либо разглядеть поверх голов и спин. Внимание толпы, оказывается, привлек сидевший в середине пожилой мужчина, жестикулировавший так энергично и красноречиво, что, пожалуй, его можно было бы понять и без слов. Он говорил о Шиве и Вишну, о жизни в мире земном и мире загробном. В нескольких шагах от него было аналогичное сборище, с той лишь разницей, что здесь речь шла о сугубо земных делах: проникновенно рекламировались зеленые пилюли, якобы совершающие чудеса исцеления.

На улицах Джайпура мне повстречался человек, наготу которого прикрывали только борода да железная цепь вокруг бедер. Его лицо было раскрашено в неопределенные цвета, а серые волосы и тело имели такой вид, словно их вываляли в золе. Это — «святой», садху. Он уже в этом грешном мире живет потусторонней жизнью, отказываясь от всех земных радостей. Правда, от земной еды он еще не в силах отказаться и протягивает свои «священные» длани за вполне материальным подаянием.

В Джайпуре настоящий рай для художника. Куда ни глянь, перед взором предстает вся палитра тонов, сверкающих на фоне ярко-синего тропического неба. Все здесь овеяно сухим, горячим воздухом пустыни, чье раскаленное дыхание не в силах задержать городские ворота. Неповторим в своем красочном многообразии джайпурский базар. Горами навалены плоды — бананы, апельсины, дыни, мандарины, лимоны, кокосовые орехи, гуайявы, ананасы. Кажется, что все богатства тропических чудо-садов доставлены сюда для продажи.

Дома, такие однообразно серые и безотрадные в других городах, сияют здесь светло-розовыми тонами. Недаром Джайпур называют светло-розовым городом. Его жители любят одеваться в яркие платья. Редко встретишь здесь женщину в простом белом сари, распространенном во всей Индии. Вместо него в Раджастане принято носить ярко-красную, желтую или синюю широкую юбку — гхагра и пеструю блузку — канчли, отделанную орнаментом и нередко даже жемчугом. Завершается наряд допати — одноцветной шалью с богатой вышивкой. Те, кому это по средствам, украшают запястья и щиколотки не только обычными серебряными, но и цветными браслетами.

Все радовало глаз, даже необычный вид животных, которых мы увидели на улице. Оказывается, они участвовали в дивали — празднике огня, радости и веселья, одном из важнейших индусских торжеств. Рога быков в честь праздника были окрашены в красный и синий цвета, а у некоторых позолочены или посеребрены. Белые коровы пестрели полосами, отпечатками рук и замысловатыми знаками. Мне сообщили, что это великая честь, которой удостаиваются не все животные, а только священные. Поэтому незаменимые верблюды даже в этот день оставались глинисто-серыми и лохматыми, что особенно бросалось в глаза, когда они двигались по улицам рядом с празднично убранными коровами, напоминая еретиков, не удостоившихся праздничных отличий.

Зловещую ноту в эту симфонию красок вносили хищные птицы — коршуны и луни, сотнями и тысячами сидевшие на карнизах домов. Заприметив добычу, они стаями взмывали вверх, буквально заслоняя солнечный свет, и, подобно грозовой туче, низвергались на землю с вытянутыми вперед длинными когтями и острыми клювами. Всегда голодные хищники в любой момент готовы перейти в наступление, и даже взмах их широких крыльев небезопасен. Если я начинал на улице что-нибудь есть, около меня немедленно вырастала фигура индийца, предупреждавшего об опасности. Мне рассказывали, что птицы воруют овец и коз, а один индиец уверял, что был случай, когда они похитили ребенка.

Торговцы зерном не обращали внимания на летающих нарушителей спокойствия. Они складывали мешки в кучу, пересчитывали их, просеивали зерна сквозь пальцы, а затем приступали к взвешиванию. Взвешивание для них не просто работа, не обычная процедура, которую следует закончить как можно скорее. Это священнодействие, доставляющее радость и как бы подытоживающее выгодную торговую сделку.

Взвешивание производится весь день напролет, с раннего утра до позднего вечера. Человеку постороннему начинает казаться, будто зерно привезено сюда исключительно для того, чтобы его взвешивали, причем не большими порциями, не мешками, а маленькими кучками, умещающимися на чаше весов. Не мудрено, что при такой системе поклажа одного верблюда задавала работу на целый день. Один за другим опорожнялись мешки, окруженные плотной толпой людей, которые, казалось, были обеспокоены лишь тем, чтобы ни одно зернышко не пропало втуне. Чашу весов, не вмещавшую и 5 килограммов, то и дело наполняли руками под ритмичные звуки песни. И всякий раз, когда бородатый индиец в тюрбане высоко поднимал за веревку коромысло весов и чаши с зерном и гирями уравновешивались, он расплывался в улыбке и бросал вокруг торжествующий взгляд.

Сколько времени пропадает зря! Порою кажется, что его здесь не ценят. В Индии говорят завтра, а подразумевают послезавтра, но с таким же успехом это может означать и через неделю. Здесь не уславливаются на определенное время, скажем на четверть одиннадцатого или на половину двенадцатого, а предлагают: «встретимся до обеда», и каждый волен истолковывать эти слова по-своему. Никто не спешит на вокзал в последнюю минуту, а приходят задолго, иногда за несколько часов до отхода поезда, и удобно располагаются на перроне с узлами, ящиками и чемоданами. Жизнь здесь течет вне времени, и часы, пожалуй, служат лишь внешним признаком благосостояния. Но индустриализация страны и в этом отношении принесла с собой большие перемены, ибо современное предприятие требует дисциплины, точности и аккуратности.

Дивали давал о себе знать не только ярким убранством коров, разгуливавших по улицам. Молодежь с раннего утра забавлялась весело подпрыгивающими гремящими лягушками и хлопушками. Шла бойкая торговля воздушными шарами, гирляндами, масками, и вскоре во всем городе воцарилось веселое оживление, которому не могло помешать раскаленное тропическое солнце. Это был местный индусский праздник рождества. Он отмечается поздней осенью почитанием богов и фейерверками; ни вечерних торжественных трапез, ни вина и пьяных на нем не бывает.

Но поесть в этот день далеко не грех. Излюбленное праздничное яство — чини, засахаренный стебель тростника толщиной в палец и длиной в несколько метров. Индийцы любят сласти, без них им и праздник не в праздник, а изысканные лакомства, продаваемые в любой лавке, они ни во что не ставят, предпочитая им домашние изделия. По случаю дивали целые возы тростниковых стеблей раскупались в одно мгновение, и улицы кишели счастливыми обладателями связок тростника, водруженных на головы. Некоторые считали ниже своего достоинства придерживать руками раскачивающиеся связки, даже когда бегали наперегонки.

Индийцы мастера носить вещи на голове. Носят они любые предметы любого веса и формы — массивные и хрупкие, громоздкие и изящные, и, глядя на них, можно подумать, что более удобного способа переноски грузов не найти. Их ловкость и выносливость не могут не вызвать удивления. На стройках женщины изо дня в день таскают на головах песок, камни и цемент, и про готовый дом можно сказать, что он не только созрел у архитектора в голове, но и буквально принесен на голове. Индианки ухитряются грациозно носить на высоко поднятой голове кувшин с водой, как бы вовсе не ощущая его тяжести.

Я видел, как девушка с огромной корзиной апельсинов на голове, вместо того чтобы спешить домой, завела с приятельницей длинный разговор. Рядом стояла ее сестренка, лет шести, тоже с корзиной на голове, обе они даже не подумали освободиться на время от ноши и словно забыли о ней. И в этом нет ничего удивительного. Едва научившись ходить, индийские дети приучаются к переноске тяжестей. Так путем целеустремленной тренировки можно достигнуть невероятного. Ведь и многие упражнения йогов, кажущиеся нам чудом, на самом деле представляют собой результат умения в совершенстве владеть своим телом, выработанного путем длительных упражнений.

Индийский базар нельзя сравнить ни с одним из западных торговых кварталов или рынков. На нем сосредоточена вся жизнь города. Продавцы орехов поджаривают товар на неугасающих жаровнях, точильщики звонкими голосами предлагают свои услуги, ремесленники тут же — в лавчонках, в подворотнях домов, в подвалах и прямо на мостовых — изготовляют все, что нужно городу в будни и праздники. Мастерская и магазин, склад и жилище соединяются воедино, образуя базар.

В индийском городе заниматься ремеслом можно далеко не везде и не по собственному усмотрению. Все регламентировано цеховыми предписаниями, как в средневековом немецком городке. Сапожники живут и работают в сапожном переулке, ювелиры — в квартале золотых дел мастеров, ткани изготовляются на улице ткачей. Порвать традиционные путы и переселиться в другую часть города, где меньше — конкурентов, ремесленнику не под силу. Да и кто знает, может быть, он от такого шага только проиграл бы. Ведь издавна повелось, что человек, желающий приобрести рубашку, — идет — прямо в переулок — портных; там предложения и выбор беспредельны, а цены умеренны, ибо каждый торговец старается сбить цену другому. Ремесленник, обособившийся от своих коллег, рисковал бы остаться вовсе без покупателей, которые привыкли выбирать товары не спеша, сопоставлять их между собой, долго прицениваться и еще дольше торговаться.

И вот, чтобы купить пару сандалий, мне пришлось отправиться на другой конец города, где продавцы обуви наперебой старались завлечь в свои лавки каждого прохожего. Один из них, наметив меня в качестве жертвы, буквально засыпал словами, убеждая, что покупать следует в его магазине, самом лучшем и самом дешевом. Бесконечный перечень имен должен был служить доказательством того, что у магазина самая избранная клиентура. Узнав, что я немец, он решительно потащил меня в лавку, где я должен был прочесть отзыв моего соотечественника, утверждавшего, что «ботинки господина Паниккара высокого качества, а обслуживание в его заведении вежливое и предупредительное».

Рекомендательные письма широко распространены — в Индии и играют большую роль в деловой жизни страны. Многие хозяева лавок помещают «рекомендации» в рамки и вывешивают их на стенах или у входа. Конечно, особо ценятся отзывы знатных персон, иностранных туристов, дипломатов или, на худой конец, государственных чиновников. Всякий, кто выполнит мало-мальски значительную работу, обязательно попросит оценить в письме качество исполнения. Даже сопровождавший меня в поездке по Индии мистер Кульдип при расставании обратился ко мне с просьбой выдать ему рекомендацию, начинавшуюся обычной формулой: «К сведению заинтересованных лиц». Эти отзывы заменяют здесь дипломы и свидетельства о — профессии.

В соседнем переулке работали красильщики. Перед дочерна закопченным горшком сидел на корточках индиец, непрестанно дул на угли и для большего жара подкладывал в огонь коровий навоз. Обеими руками он погружал сверток ткани в воду цвета индиго, следя за тем, чтобы краска покрывала его целиком. Постепенно и ткань и руки теряли свой первоначальный вид и окрашивались в равномерный стойкий синий цвет. Две женщины сушили огромные куски материи для сари — взявшись за края полотнища, они бегали взад и вперед по улице, размахивая им с такой неутомимой деловитостью, что, глядя на них, я невольно начинал испытывать сомнения в целесообразности привычного способа сушки мокрых вещей на веревках.

Гробница —

образец раджпутской архитектуры XVII в.

Джайпурские скульпторы по мрамору прославились далеко за пределами города и страны умением вдохнуть жизнь в мертвый камень. Многие дворцы махараджей именно их искусным рукам обязаны своим незабываемым очарованием. Это они создали ослепительно белые, богато украшенные гробницы махараджей и принимали участие в сооружении Тадж Махала в Агре. Теперь из джайпурских мастерских уже не выходят монументальные творения. Здесь большей частью изготовляются небольшие барельефы для храмов, бюсты знаменитых людей и сувениры, но и они бесспорно являют собой подлинные произведения искусства.

Правда, подчас бок о бок с прекрасным уживается безвкусица. Мастера, вынужденные думать о хлебе насущном, не всегда могут быть взыскательными в своей работе. Рядом с изящными, необыкновенно выразительными мраморными статуэтками случается увидеть примитивные, выполненные по трафарету фигуры богов, ярко раскрашенные и отталкивающие, а то и цветное скульптурное изображение Ганди в натуральную величину с очками из проволоки на носу. Как не вяжутся эти низкопробные работы с нашим представлением об Индии как о стране чудесных умельцев!

А ведь их встречаешь повсюду. Граверы превращают невзрачные медные тарелки в великолепные предметы обихода и сувениры. В рисунках, выгравированных резцом на металле, отражается мечтательная натура и богатая, хотя и непонятная нам, фантазия индийцев. Но что бы ни выражали изображения и орнаменты, в них чувствуется трепетное дыхание жизни и подлинное вдохновение художника.

Изделия недороги, как и все, что изготовляется в Индии ручным способом: маленький колокольчик стоит 4 рупии, медная тарелка с орнаментом — 5. Большую часть выручки кладет себе в карман владелец мастерской, а на долю граверов остаются сущие гроши. И все же они зарабатывают больше, чем прежде, так как их клиентура, раньше целиком состоявшая из индийских домохозяек, пополнилась новыми вполне платежеспособными покупателями — теми 100 тысячами иностранных туристов, которые ежегодно приезжают в Индию и никогда не возвращаются домой без целой коллекции сувениров.

В Джайпуре по сей день сохранилось традиционное деление города на две части — на живой, шумный базар ремесленников и тихую резиденцию махараджи, обнесенную высокими стенами. Правда, отношения между этими частями изменились, и махараджа уже не тот неограниченный властелин, каким был совсем недавно, но с виду все осталось по-старому. Базар по-прежнему привлекает своей пестротой и сутолокой, а княжеская часть города очаровывает посетителей чудесными, овеянными легендой строениями.

Это прежде всего Хава Махал — дворец ветров — семиэтажное здание из красного песчаника, испытавшее влияние мусульманской архитектуры. Оно похоже на гигантские пчелиные соты. Множество эркеров с лукообразными крышами напоминают маленькие престолы. Невдалеке в тихой долине расположены беломраморные гробницы махараджей. Сконцентрированные на небольшом пространстве, они пленяют изяществом пропорций. Колонны небольших залов покрыты орнаментом, крыши куполов сплошь состоят из скульптурных изображений на мотивы древних легенд, филигранно выполнен мраморный бордюр. Бесспорно, гробницы махараджей навечно останутся чудесными памятниками индийского зодчества.

В этой же части города находится обсерватория, построенная по приказанию основателя города и страстного астронома махараджи Джай Сингха. Ее своды из белого мрамора, наклонные плоскости с глубокими ступенями, солнечные часы с усеченными колоннами, отбрасывающими тень на шкалу с делениями, своим явным конструктивизмом напоминают сооружения модернистской архитектуры. Но здесь нет ничего лишнего, и благодаря хорошо продуманной кубистической архитектуре светлейший звездочет смог сделать в обсерватории не одно важное астрономическое открытие.

Тишина царит в этой части города, а в другой шум не умолкает даже поздним вечером. Как и днем, бурлит жизнь на джайпурском базаре. Повсюду толпится народ, торговцы продолжают навязывать свои товары, и тут же, несмотря на поздний час, играют дети.

Индийский город подчиняется своеобразному ритму жизни. Лавки открываются не раньше 10 или 11 часов, а первые покупатели появляются около полудня. Учреждения начинают работу в это же время, и, чтобы застать нужного человека, лучше всего прийти к 12 часам. Начальство появляется обычно во второй половине дня. Договариваясь о деловых встречах, большей частью назначают вечерние часы. Такой распорядок, складывавшийся исторически, порожден тропической жарой. Днем солнце палит нестерпимо, и все живое укрывается от его безжалостных лучей. Когда же они становятся милосерднее, тенистые улицы оживают, вновь пробуждается деятельность. Спать ложатся поздно ночью, с тем чтобы использовать освежающе прохладные утренние часы для сна.

Завсегдатаи ресторанов из заморских краев, пожелавшие ночную жизнь у себя дома сменить на ночную жизнь в экзотических широтах, находят мало привлекательного в вечерней толчее на улицах обычного индийского города. Они с грустью устанавливают, что в Индии нет модных баров, кабаре и варьете со «светскими» девицами, что шотландское виски, облагаемое высоким налогом, обходится слишком дорого, что окружающая нищета не располагает к увеселениям, если ты не махараджа, владеющий княжеским дворцом и роскошным гаремом. Тут ничего не в силах изменить даже ловкие заправилы туризма — те самые волшебники, которые умеют не только выполнять любое желание иностранцев, но даже угадывать его по глазам платежеспособных клиентов. Туристы из категории гуляк вынуждены довольствоваться осмотром мало интересующих их достопримечательностей да вкусной едой, и нередко можно услышать, как, обливаясь потом от жары, незадачливый иностранец произносит, вздыхая: «Господи, когда же я наконец буду дома».

Современные бальные или так называемые западные танцы в Индии не в почете. Но если б здесь и открылись дансинги или танцевальные площадки, танцевать, пожалуй, пришлось бы одним мужчинам, ибо женщина по традиции продолжает занимать особое, приниженное положение, а круг ее деятельности ограничивается домашним хозяйством и воспитанием детей. В состоятельных семьях, которые дорожат своим «добрым именем», женщины даже не ходят за покупками. О присутствии хозяйки в доме гость может догадаться лишь по звукам, доносящимся из кухни, а видит он ее тогда, когда она подает кушанья на стол.

Только в немногих европеизированных семьях хозяйка дома находится в комнате вместе с гостями, но обычно никогда не принимает участия в беседе. У индийской женщины значительно меньше возможностей получить образование, чем у мужчины, и всего около 3 процентов индианок умеют читать и писать.

Нередко случается видеть женщин, выполняющих тяжелые работы на строительстве или при ремонте дорог. Это отнюдь не свидетельствует об изменениях в их общественном положении, ибо работницы в большинстве своем — отверженные, которых принудил работать голод. Когда на стройке я пожелал побеседовать с работницами и попросил одного из индийцев служить мне переводчиком, он наотрез отказался. По его убеждению, подобная беседа «осквернит» его. Индийцы, принадлежащие к среднему сословию, да и не только они, но и каменщики, рикши, ремесленники заверяли меня, что никогда не разрешили бы своим женам работать, ибо это запятнало бы не только их тело, но и душу.

После получения независимости произошли известные сдвиги в этой области. Некоторые девушки из интеллигентных семей учатся, становятся врачами, работают в учреждениях. Но это еще далеко не массовое явление, и то обстоятельство, что Раджкумари Амрит Каур была министром здравоохранения, а сестра Неру долгое время представляла Индию в Организации Объединенных Наций, равносильно революции в сознании индийцев. Для большинства индийских женщин, несмотря на разумные законы, равноправие остается мечтой. Правда, сейчас жена уже не обязана идти на пять шагов позади своего мужа, как это было еще при жизни прошлого поколения, но уважение к ней увеличилось значительно меньше, чем сократилось видимое расстояние между супругами.

В городах с многомиллионным населением — Калькутте, Бомбее и Дели — теперь, конечно, есть бары и танцевальные площадки. Но эти заведения не типичны для Индии и в основном даже не для индийцев предназначены. Они устроены по европейскому образцу и рассчитаны преимущественно на иностранцев. Исключительно высокие цены преграждают доступ туда простому человеку. Индийцы, встречающиеся там (и иногда с женами), — это богатые дельцы или ученые, долгое время жившие в Европе, чаще всего в Англии, получившие там образование и на родине продолжающие вести европейский образ жизни. Они составляют те ничтожные доли процента населения, которые статистикой не учитываются, но бросаются в глаза иностранцам, так как они именно с этой категорией индийцев имеют больше всего точек соприкосновения.

Индийцы большие любители зрелищ, но устраиваемых не в театрах и цирках, а прямо на улицах. Бродячие актеры в любое время дня и ночи находят благодарную публику. Вот примостился где-то на краю тротуара, на перекрестке или на площади фокусник и показывает свое искусство. Вокруг него немедленно собираются люди и часами сидят на корточках, с неослабным интересом следя за представлением.

И впрямь индийские фокусники поражают своей ловкостью, они творят «чудеса». В их руках непостижимым образом исчезают камни, красные платки превращаются в синие, а обрывки бумаги — в целые газеты. На протянутом через дорогу канате акробат делает кульбиты, опрокидывающие наши представления о земном тяготении. Для пущего эффекта он завязывает себе глаза и повторяет номер вслепую. Силач тонкими, как палки, руками разрывает толстые цепи, после чего его сначала заваливают булыжниками, а затем закапывают в землю. Выступление на лужайке сопровождается барабанным боем. Здесь два борца меряются силами, среди толпы изможденных, похожих на скелеты людей их мускулистые тела особенно выразительны. Зрители принимают в состязании живейшее участие, подбадривают борцов громкими криками и, кажется, вот-вот сами пойдут врукопашную. Борьба — излюбленный народный вид спорта, и борцы, в особенности победители, пользуются таким же почетом, как греческие атлеты во времена олимпийских игр.