Нерлих Г. ... а Ганг течет дальше

Лал Дахо пробуждается

Мы оставили Шантиникетон, когда широкая западнобенгальская равнина с зелеными рисовыми полями и пыльными пальмами еще была погружена во тьму. Путь наш лежал в Лал Дахо, одну из тысяч деревень, что не богаче и не беднее остальных. Свой выбор мы остановили на ней только потому, что сопровождавший нас чиновник был хорошо знаком с тамошним старостой. В этих краях недоверчиво относятся к иностранцам и без помощи председателя панчаята трудно ознакомиться с бытом деревни и рассчитывать на гостеприимство жителей.

Мы собирались отправиться в собственной машине, но это вызвало возражения нашего спутника. Пришлось пересесть из удобного лимузина в его тесный и тряский джип, более приспособленный к передвижению по запущенным индийским дорогам.

Очень скоро мы убедились в правильности этого шага. Довелись нам переезжать через реку в нашем автомобиле, он бы глубоко погрузился в воду, а в джипе нам только пришлось слегка поджать ноги. Джип легко взбирался на отвесные, обычно недоступные для автотранспорта, косогоры; вязкие пески и глубокие воронки не могли заставить остановиться его неутомимо вращавшиеся колеса.

Природа еще спала. Даже птицы не давали о себе знать. В деревнях, попадавшихся нам на пути, царила сонная тишина. Только потревоженные дворовые собаки во весь голос заявляли о том, что здесь есть жизнь. Но тишина эта не была унылой. Предрассветные сумерки не могли скрыть великолепия природы Западной Бенгалии. Серые от пыли и одинаково безотрадные глинобитные хижины были окружены таким количеством манговых деревьев, пальм и бамбука, так глубоко упрятаны под тенистыми кронами, что только вблизи можно было догадаться, что мы проезжаем мимо селений.

Лал Дахо было скрыто рощицей, но, по мере того как мы приближались, один за другим вырисовывались домики, пока наконец перед нами не выросла большая деревня. Здесь тоже господствовала ночная тишь, люди и животные спали; ни шелеста листьев, ни малейшего дуновения ветерка, как если бы он опасался нарушить общий покой.

Но вот на горизонте появился огненный шар, возвестивший наступление нового дня! Птицы принялись щебетать, целые стаи ворон, расправив черные крылья, начали кружиться над тропическим лиственным лесом, а воробьи, которые всюду чувствуют себя как дома, подняли оглушительный гомон. Точно так же галдят их сородичи в Берлине, Москве, Париже. На деревенском пруду утки, крякая, описали в зеленовато-грязной воде первые круги, а при нашем приближении, громко хлопая крыльями, перелетели на другую сторону. Почти привычная сельская идиллия; непривычным было лишь то, что рядом с воробьями сидели зеленые попугаи, что устроились они на пальмах, а пруд с утками был плотно окружен бамбуком.

По шуму и смеху у колодца мы поняли, что день начался и для людей, и женщины, как бы влекомые неведомой силой, устремились со всех концов к бетонированному колодцу, составляющему предмет гордости жителей деревни.

Знакомство с председателем панчаята послужило для нас авторитетной рекомендацией, и перед нами раскрылись двери дома Гхошей. Владения этой семьи выглядели как маленькая крепость, запрятанная глубоко в лиственном лесу и обнесенная глиняной стеной выше человеческого роста. Так называемый двор внутри ограды представлял собой не что иное, как большую комнату без потолка, полную света и воздуха, но недоступную для любопытных взоров соседей. Двор был покрыт твердой, как камень, утрамбованной глиной (в жилых помещениях под крышей были такие же полы). Небольшой глиняный же холмик с круглыми отверстиями служил очагом. Только в период продолжительных муссонных дождей им нельзя было пользоваться. От огня глина настолько затвердела, что выдерживала тяжелые железные чугуны, в которых двадцатилетняя Дулу Бала Гхош готовила рис мужу на завтрак. Двор заменял кухню, столовую, спальню, а в домике с далеко выступающей крышей из пальмовых листьев укрывались от солнца и дождя и хранили продукты.

Двадцатичетырехлетний Банкши Дхар Гхош считался зажиточным крестьянином — у него было целых 5 акров земли (около 2 гектаров), но хижина Гхоша мало чем отличалась от домов его менее удачливых соседей. Небольшая комната с отверстием, служившим и дверью и окном, пара кувшинов и горшков — вот и все достояние семьи. Мебели и постелей не было. Спали на том же голом полу, где днем ходили и сидели. Кровати — четырехугольные рамы, крест-накрест перетянутые пеньковыми веревками, — встречались мне редко в индийских деревнях, а защитные сетки от москитов, казалось бы столь необходимые в тропиках, составляли привилегию иностранцев, хотя в душные ночи глухой шум крыльев миллионов москитов и их укусы никому не давали покоя.

Когда мы пришли к Гхошам, они собирались завтракать, что могли себе позволить далеко не все крестьянские семьи. Многие из них довольствовались, как поавило, тем, что ели два, а то и один раз в день. Сервировка у Гхошей была несколько необычной: в Индии принято класть кушанья на чисто вымытый банановый лист, но Дулу Бала насыпала рис в медную чашу, наличие которой несомненно свидетельствовало о благосостоянии семьи. Банкши Дхар удобно устроился на соломенной циновке, опустил руки на скрещенные ноги и с достоинством приступил к завтраку.

В сухое время года пищу

в деревнях готовят во дворе

Индийцы не пользуются столовым прибором, и наш хозяин брал рис пальцами, скатывал его в маленькие шарики и погружал в соус из пряностей, составляющий неизменную принадлежность каждой индийской трапезы. В данном случае это была излюбленная пряная приправа из растертого корня куркумы, имбиря, черного перца и паприки, вносящая некоторое разнообразие в повторяющуюся изо дня в день рисовую диету. Из других кушаний в Индии распространены дхарр — фасоль с овощами, молоко и чапатти — хлебные лепешки. Скрашивают стол пряности, сладкие блюда и лакомства, которые индийцы могут разрешить себе лишь по праздничным дням.

Банкши Дхар ел в одиночестве, если не считать пестрой кошки, которая примостилась рядом и довольно мурлыкала, когда ей доставалась пара рисинок. Члены семьи, как того требовал обычай, сидели на почтительном расстоянии от хозяина дома, возле очага в углу двора. Закидывая в рот рисовые шарики, они не дотрагивались пальцами до губ, ибо в Индии считается негигиеничным, чтобы слюна попадала на пальцы, которыми берут пищу из общей миски.

Помимо молодых супругов, семья состояла из матери Банкши Дхара — Анна Пурны и троих ее младших детей.

Хотя Шубадре было всего 10 лет, она заботилась о своей внешности: носила украшения, подчеркивала прелесть своего лица точкой кум-кум на лбу. Красная линия на проборе говорила о том, что Шубадра уже выдана замуж. Два года назад родители ее просватали, и теперь она ждала лишь, пока подрастет, чтобы переехать к мужу. Если он умрет раньше этого времени, жена его, даже оставаясь девственницей, будет считаться вдовой. Больше никогда не выйдет она замуж, а общество станет относиться к ней с презрением. Эта печальная судьба и поныне составляет удел десятков тысяч юных девушек.

Сразу же после завтрака, когда солнце еще отбрасывало длинные тени, Банкши Дхар Гхош запряг быка и отправился в поле. По дороге двигались его односельчане. Одни из них ехали на громыхающих двухколесных телегах собирать урожай риса, другие — пахать. Были и такие, которые шли на поле пешком, имея при себе лишь короткие серпы. Снопы риса они перетаскивали к себе в дом на спине.

Женщины трудились дома — убирали двор, мыли горшки, пряли хлопок и лен, молотили рисовые снопы. Дети, зажав под мышкой несколько книг и тетрадей, пошли в школу.

До последнего времени в сельской глуши не было школ, да и сейчас очень немногие деревни могут ими похвастать. Но число их увеличивается, а неграмотных, которые сейчас составляют преобладающую часть населения, с каждым днем становится меньше. И в Лал Дахо школа была создана совсем недавно. Она ставит перед собой весьма скромную, по нашим понятиям, задачу — обучить всех детей читать, писать и считать, но в Индии это имеет огромное значение.

Распространение школ неразрывно связано с государственной программой улучшения жизни в деревне — с так называемой программой общинных проектов. Ее цель — преодолеть нужду, бедность и невежество, это тяжелое наследие прошлого. Конечно, наиболее правильным решением вопроса явилась бы земельная реформа, предусматривающая безвозмездную ликвидацию помещичьей собственности и бесплатное наделение землей крестьянской бедноты. Этот путь предлагают коммунисты. Однако правительство оставило помещичье право собственности в неприкосновенности и пытается добиться постепенного повышения жизненного уровня крестьян посредством консультаций и материальной помощи. По замыслу Неру, такому «бесконфликтному перевороту» должна способствовать деревенская община.

Чтобы возродить ее положительные стороны и в соответствии с учением Ганди добиться пробуждения самосознания у крестьян, им предоставляются средства для постройки оросительных сооружений. Осуществление программы общинных проектов должно увенчаться более высокой производительностью сельского хозяйства и ростом деревенской кустарной промышленности, объединенной в производственные товарищества.

Предложенный Неру план преобразования Индии путем возрождения общины впервые был осуществлен в 1948 г. в Махеме, небольшой деревушке близ Агры. 2 октября 1952 г., в ознаменование 83-й годовщины со дня рождения Ганди, он был распространен на большую территорию. Выбранные для эксперимента районы были разделены на блоки по 100 деревень каждый, подчиненные специальному министерству. Оно направляло крестьянам врачей, учителей и агрономов, давало советы, как повысить урожайность, субсидировало строительство в деревнях.

На что именно употребить субсидии, решали сами крестьяне. В одних деревнях возводили небольшую плотину, чтобы регулировать орошение полей, в других — принимали меры по уничтожению очагов малярии, уносившей ежегодно 700 тысяч жизней, а были и такие селения, где на крутых берегах рек сооружали каменные ступени, чтобы женщинам было удобнее ходить полоскать белье. Но во всех случаях крестьяне пробуждались от летаргии, начинали действовать, жизнь в деревне шла вперед.

Поскольку крестьяне сами выбирали объекты строительства, их было не трудно привлечь к совместному труду, а это и составляло основную цель программы общинных проектов. Власти предоставляли лишь средства для приобретения материалов, которых не было на месте, а работы производились силами населения. Благодаря этому можно было финансировать большее число деревень, а крестьяне проникались убеждением, что школа или мост принадлежит им всем, является достоянием новой деревенской общины.

При постройке школы в Лал Дахо — небольших бетонированных домиков, где в период дождей проводятся занятия, — государство отпустило 7 тысяч рупий на цемент и школьное оборудование. Остальные расходы община взяла на себя, а строили школу сами крестьяне под руководством представителя администрации программы общинных проектов в данном районе.

Наряду с этой программой существует Национальная служба развития, преследующая по существу те же цели, но располагающая меньшими средствами. Как правило, сначала деревни получали субсидии от администрации общинных проектов, а через три года, по окончании основных строительных работ, переходили в ведение Национальной службы развития.

Общинные проекты бесспорно не лишены положительных сторон. Они пробуждают инициативу крестьян, помогают поднять урожайность и ликвидировать неграмотность, но все это никак не решает аграрную проблему. Вот почему правительственные субсидии в основном идут на пользу не беднякам, как это предполагали авторы проекта, а зажиточным крестьянам, которые по-прежнему владеют землей и пользуются всеми благами от улучшения методов ее обработки. Различие между богатыми и бедными не только не исчезло, но даже стало еще больше.

И все же при всех оговорках программа строительства в сельских районах принесла большую пользу. Уже к концу первой пятилетки 150 тысяч деревень с населением около 90 миллионов человек получили государственную помощь через систему общинных проектов и Национальную службу развития. К концу второй пятилетки в 1961 г. «блоками развития» должны быть охвачены все деревни.

К 1956 г. был освоен и передан безземельным крестьянам миллион акров пустующих земель. Благодаря новым системам орошения 2 миллиона акров засушливых земель получили воду, и урожай на этих полях увеличился в два раза. Это сыграло не последнюю роль в том, что ныне Индия в меньшей степени зависит от ввоза продуктов питания. Отремонтировано или заново построено свыше 100 тысяч колодцев. Миллионам крестьян сделаны прививки против инфекционных заболеваний. Только в 1957 г. 70 тысяч молодых учителей отправились в деревню преподавать во вновь построенных школах. По меткому выражению главы администрации по осуществлению программы общинных проектов Г. К. Дея, они выступили в роли «воспитателей деревни».

И в Лал Дахо благодаря общественным работам создано много примечательного. Но самое большое впечатление производят не новостройки, а люди, самоотверженно и сознательно работающие для того, чтобы жизнь в деревне стала иной. Таков, к примеру, деревенский староста. С неутомимым рвением уговаривал он односельчан поддержать общинный проект, а теперь с гордостью показывает результаты общего труда. Учитель, став полноправным членом общины, принял участие во всех ее начинаниях. Крестьяне, неохотно приступившие к постройке дороги, впоследствии убедились, насколько она облегчила им жизнь. Дети вначале ленились посещать школу, но потом стали заниматься с увлечением, и их неграмотные матери поняли, какую пользу приносит умение читать и писать. А женщины, такие тихие и безразличные, пока речь шла о дорогах /и мостах, после того как были построены колодец и подходы к ручью, употребили все свое влияние, чтобы убедить колеблющихся мужей в пользе общинного проекта.

Школа, ткацкая мастерская, еще не достроенный пункт медицинской помощи расположились по кругу на большой площади, которая, хотя и находится на окраине Лал Дахо, служит центром деревенской жизни. Благодаря маленькой ткацкой мастерской, своего рода ремесленному кооперативу, кустарный промысел в Лал Дахо достиг нового подъема, а у безземельных крестьян появилась немаловажная статья дохода.

Вначале ткачам, продававшим значительную часть продукции, было нелегко сбывать изделия. Непрочные краски быстро линяли, да и расцветки покупателям не нравились. Тогда руководитель блока прислал в Лал Дахо специалиста, и он посвятил ремесленников в тайны разрисовки тканей. Качество материалов улучшилось, спрос на них повысился. Естественно, что в представлении индийского крестьянина термин «общинный проект» ассоциируется с помощью деревне.

Трудовой день в Лал Дахо шел своим чередом. Женщины уже успели отнести обед в поле и по пыльной дороге возвратиться домой. Несколько крестьян продолжали молотить — они колотили снопами риса по наклонной доске до тех пор, пока из них не вывалились все зерна. У Бану, признанного в деревне лучшим виноделом, кончился послеобеденный отдых, и он возвратился к работе, требующей от него буквально акробатического искусства. С исключительной ловкостью взобрался он на совершенно гладкий ствол пальмы и лишь на самой ее вершине привязал себя к дереву, чтобы освободить руки. Проворно действуя ножом, он сделал на стволе надрезы, а вытекавший из них сок собрал в глиняный кувшин; из этого сока варят напиток тодди, нечто вроде самогона.

Женщины после обеда занялись сушкой коровьего навоза, используемого здесь в качестве топлива. Для этого они большими лепешками нашлепывали его на стены домов. Крестьянин, обычно скупящийся на самое необходимое, сжигает в печах ценное удобрение. Ни в одной стране земледелец не позволит себе этого, но у индийца нет иного выхода. Родина его бедна лесами, а уголь так же недоступен, как и искусственные удобрения. Сладковато-терпкий запах горящего коровьего навоза — убедительное свидетельство бедности индийской деревни.

Лучи солнца падали уже отвесно, но работа на полях не прекращалась. Необходимо убрать созревший урожай, даже если в жару каждое движение становится мукой. Часть крестьян, не разгибаясь, двигалась вдоль рядов риса и короткими серповидными ножами быстро срезала колосья, остальные вязали их в снопы и накладывали горой на крошечные запряженные волами телеги. На убранных полях толкались стада овец, как будто им не было иного места в этих бескрайних просторах, а за ними, подобно хвосту кометы, тянулось облако пыли. Не обошлось и без коров. Они метались по полю в поисках пищи или же стояли на дороге так же неподвижно, как на улицах Дели и Калькутты.

Но вот тени от деревьев стали длиннее, солнце приблизилось к линии горизонта, и поля постепенно опустели. Заткнув ножи за пояс, крестьяне погнали быков в обратный путь. В обнесенных стенами хижинах и на улицах деревни воцарилось оживление. Люди собирались группами на деревенской площади, беседовали, заходили друг к другу в гости.

Когда же солнце скрылось за горизонтом, вся деревня отправилась на покой, так как ни у кого не было даже тусклой коптилки. Лал Дахо заснуло, ему виделись сны, навеваемые жужжанием миллионов насекомых и щебетанием птиц, пока наконец с наступлением благословенной ночной прохлады они тоже не смолкли.