Невеста

Глава 13

Он старался не думать о том, что он сделал бы с её отцом, если бы это не грозило стать худшим дипломатическим инцидентом столетия.

Ана оказалась права: забраться на крышу, даже с моей координацией бегемота, оказалось не так уж сложно.

То есть, для меня.

Подъем занял меньше пятнадцати секунд, и это, надо признать, немного окрыляло. Теперь я даже не чувствовала, что мои мозги вот-вот окажутся размазанными по клумбе со свинчаткой. Устроившись на слегка неудобной черепице, но упорно не желая себе в этом признаваться, я закрываю глаза и вдыхаю, выдыхаю, снова вдыхаю, позволяя ветру играть волосами и приветствуя нежное прикосновение ночного неба. Волны мягко омывают берег. Время от времени в озере что-то плещется. «Меня даже не волнуют мошки», — убеждаю я себя. Если буду настаивать, то, может быть, и правда поверю. Именно с этим я и не справлялась, когда появился Лоу.

Он не замечает меня сразу, и я могу понаблюдать за тем, как он грациозно подтягивается на карниз. Он стоит на краю, который должен быть ужасно пугающим, поднимает руку к глазам и так сильно вжимает в них большой и указательный пальцы, что, должно быть, видит звезды. Затем он опускает руку и медленно выдыхает.

«Вот это, — думаю я, — и есть настоящий Лоу». Не Лоу-Альфа, не Лоу-брат, не Лоу-друг, не сын и не несчастный муж столь же несчастной жены. Просто Лоу. Уставший, как мне кажется. Одинокий, полагаю. Злой, наверняка. И мне не хочется нарушать его редкие минуты одиночества, но ветер усиливается, дует в его сторону и уносит мой запах.

Он мгновенно оборачивается. Ко мне. И когда его зрачки расширились, заполнив всю радужку, я поднимаю руку и неловко машу.

— Аня рассказала мне про крышу, — виновато признаю я. Похоже, я вторглась в личный момент. — Я могу уйти…

Он молча и стоически качает головой. Я с трудом сдерживаю смешок.

— Если сядешь сюда, — я показываю направо, — то будешь между мной и ветром. Не будет пахнуть буйабесом.

Его губы дёргаются в едва заметной улыбке, но он подходит к указанному мной месту, его массивное тело опустилось рядом со мной, на достаточном расстоянии, чтобы избежать случайных прикосновений. — Что ты вообще знаешь о буйабесе6?

— Поскольку он не на основе гемоглобина или арахиса, то ничего. Так что… — я хлопаю в ладоши. Стрекотание цикад стихает, а затем возобновляется после растерянной паузы. — Ну-ка, скажи, я правильно понимаю? Ты воспользуешься встречей с Эмери, чтобы подкинуть ей какую-нибудь шпионскую программу или перехватчик, чтобы следить за её общением и получить доказательства того, что она возглавляет Лоялистов. Но ты ведь отправляешься на вражескую территорию в одиночку, обладая компьютерными навыками уровня престарелого луддита7, так что рискуешь ты знатно. Хотя ладно, можешь не отвечать, и так всё ясно. Когда ты отправляешься на свою верную смерть? Завтра или в пятницу?

Он изучает меня так, будто не может решить, то ли я скамейка, то ли скульптура в стиле постмодернизма. На его челюсти заходили желваки.

— Я, правда, не понимаю, — размышляет он вслух.

— Что?

— Как ты до сих пор жива с твоей манерой лезть на рожон.

— Должно быть, я очень умная.

— Или невероятно глупая.

Наши взгляды встречаются на несколько секунд, наполненные чем-то более интенсивным, чем враждебность. Я отвожу взгляд первой.

И просто говорю это, не раздумывая. — Возьми меня с собой. Я помогу с техникой.

Он устало фыркнул себе под нос. — Иди-ка спать, Мизери, пока не угодила в беду.

— Я — дитя ночи, — бормочу я. — Немного обидно, что мой муж не считает меня способной позаботиться о себе.

— А как обидно то, что моя жена считает, что я возьму её с собой в крайне опасную ситуацию, где я могу оказаться не в состоянии её защитить.

— Ладно. Хорошо, — я бросаю на него взгляд — на его серьёзное, упрямое, несговорчивое лицо. В тусклом лунном свете линии его скул словно готовы были меня изрезать. — Но ты ведь не справишься сам.

Он смотрит на меня с недоверием. — Ты серьёзно? Говоришь мне, что я могу сделать, а что нет?

— О, я бы никогда не посмела, Альфа, — говорю я с насмешливым тоном, о чём потом чуть-чуть жалею, когда он бросает на меня гневный взгляд. — Но ты даже компьютер включить не можешь.

— Я могу включить гребаный компьютер!

— Лоу. Друг мой. Мой супруг. Ты, без сомнения, компетентный оборотень со множеством талантов, но я видела твой телефон. Видела, как ты им пользуешься. Половина галереи — размытые фотографии Аны, где твой палец закрывает камеру. Ты набираешь «Гугл» в строке поиска «Гугл», чтобы начать новый поиск.

Он открывает рот. Потом резко его закрывает.

— Ты собирался спросить, почему это неправильно.

— Ты никуда не пойдёшь, — его тон не подлежит обсуждению. И когда он попытался встать, раздражённый моей настойчивостью, я чувствую укол вины и тянусь к штанине его джинсов, усаживая обратно. Его взгляд падает на место, где я его схватила, но он не сопротивляется.

— Ладно, я оставлю этот вопрос. — Пока что. — Пожалуйста, не уходи. Я уверена, ты пришёл сюда, чтобы… Чем ты вообще тут занимаешься? Точишь когти? Воешь на луну?

— Вычёсываю блох.

— Видишь? Не хочу тебе мешать. Продолжай, — я жду, пока он вычешет живность из своих волос. — Разве ты не должен спать? Ты же не дитя ночи. — Уже за полночь. Самое время бодрствовать для меня, цикад и, пожалуй, никого больше на многие километры вокруг.

— Я мало сплю.

Верно. Об этом говорила Ана. Когда она упомянула, что у него… — Бессонница!

Он удивлённо приподнять бровь. — Кажется, ты в восторге от моей неспособности нормально выспаться.

— Да. Нет. Но Ана сказала, что у тебя была пневмония, и… (прим. пер.: в ориг. эти слова созвучны — insomnia (бессонница) и pneumonia (пневмония))

Он улыбается. — Она часто путает слова.

— Ага.

— Согласно «Гуглу», которым я, по-видимому, не умею пользоваться, — его косой взгляд обжигает, — для её возраста это нормально.

Он погрузился в глубокую задумчивость, улыбка исчезла с его лица.

— Не могу представить, как это должно быть сложно.

— Научиться говорить?

— И это тоже. Но также и неожиданно растить маленького ребёнка.

— Не так сложно, как расти с каким-то придурком, который не знает, что нужно купить тебе автокресло, или даёт тебе «Скитлс» перед сном, потому что ты голодная, или разрешает тебе смотреть «Изгоняющий дьявола», потому что он сам никогда его не видел, но героиня фильма — маленькая девочка, а он, видимо, решил, что ты с ней как-то себя отождествляешь.

— Впечатляет. Мы с Сереной посмотрели этот фильм в пятнадцать, и потом несколько месяцев спали с включённым светом.

— А Ана посмотрела его в шесть лет и, похоже, нуждается в дорогостоящей терапии лет до сорока.

Я морщусь. — Мне жаль. В основном за Ану, но и за тебя тоже. Люди обычно постепенно входят в роль родителей. Мы ведь не рождаемся с умением менять подгузники.

— Ана приучена к горшку. Не мной, разумеется, я бы каким-то образом умудрился научить её писать через нос, — он проводит рукой по коротким волосам, а затем потирает шею. — Я был не готов к ней. До сих пор не готов. А она такая чертовски всепрощающая.

Я кладу голову на колени, наблюдая за тем, как он смотрит вдаль, и думаю, сколько ночей он провёл здесь, в этот колдовской час. Принимая решения за тысячи людей. И коря себя за то, что не идеален. Несмотря на то, насколько компетентным, самоотверженным и уверенным он кажется, Лоу, возможно, не очень-то себя любит.

— Ты раньше жил в Европе? Где?

Он кажется удивлён моим вопросом. — В Цюрихе.

— Учился там?

Он тяжело вздохнул. — Сначала учился. Потом работал.

— Архитектура, да? Я не совсем понимаю. Здания какие-то скучные. Хотя, я благодарна, что они не падают мне на голову.

— А я не понимаю, как можно весь день печатать что-то в машину и не бояться восстания роботов. Хотя, я благодарен за «Марио Карт».

— Справедливо, — я улыбнулась его тону, потому что он прозвучал обиженнее, чем я когда-либо слышала. Должно быть, я задела его за больное. — Мне нравится стиль этого дома, — великодушно призналась я.

— Он называется биоморфным8.

— Откуда знаешь? Изучал в университете?

— Оттуда, и я спроектировал его в качестве подарка для своей матери.

— Ох. — Вау. Похоже, он не просто архитектор, а хороший архитектор. — В универе ты учился по программе для людей? — Их система образования часто единственный вариант, просто потому что людей больше, и они инвестируют в образовательную инфраструктуру. В вампирском обществе, и полагаю, у оборотней тоже, формальные дипломы ничего не стоят. А вот навыки, которые к ним прилагаются, бесценны. Если мы хотим их получить, мы создаём поддельные документы и используем их для поступления в университеты людей. Вампиры, как правило, посещают онлайн-курсы (из-за клыков и ожогов третей степени). Оборотни невидимы для человеческого глаза, и им проще интегрироваться в их общество, но люди во многих местах установили технологии, которые выделяют учащённое сердцебиение и повышенную температуру тела. Честно говоря, мне просто повезло, что никто не ожидал, что вампиры будут стачивать клыки, и у людей нет такой же паранойи по отношению к нам.

— В Цюрихе всё было по-другому.

— По-другому?

— Оборотни и люди ходили туда открыто. Даже несколько вампиров. Все жили в городе.

— Ничего себе. — Знаю, что такие места есть по всему миру, где история отношений между видами не такая напряжённая, и жить бок о бок, если не вместе, считается нормальным. Хотя, это всё равно сложно представить. — У тебя была девушка-вампир? — я показываю на обручальное кольцо. — Раз попробовал с вампиром и на обычных уже не тянет, а?

Он бросает на меня многострадальный взгляд. — Ты будешь удивлена, но вампиры не тусовались с нами.

— Какие же они снобы, — я кладу руку обратно на колени, но начинаю вертеть обручальное кольцо. — Зачем ехать аж в Цюрих? Ты был в бегах от Роско?

— В бегах? — его щеки растянулись в весёлой ухмылке. — Роско никогда не был угрозой. Не для меня.

— Это смело с твоей стороны. Или самовлюблённо.

— Возможно, и то, и другое, — признаёт он. Затем быстро становится серьёзным. — Сложно объяснить доминирование тому, у кого нет прошивки, чтобы это понять.

— Лоу, это была компьютерная метафора? — я получаю ещё один из тех «не дерзи мне» взглядов, и смеюсь. — Ну же. Хотя бы попытайся объяснить.

Он качает головой. — Если бы ты встретила кого-то без носа и тебе пришлось бы объяснить, что такое запах, что бы ты сказала? — он смотрит на меня с ожиданием. И я открываю рот полдюжины раз, только чтобы закрыть его столько же, расстроенная.

— Ага, — он даже не звучит слишком самодовольно. — Вот так было и с Роско. Он был взрослым мужчиной, а я едва достиг половой зрелости, но я всегда знал, что он никогда не победит меня в драке, и он всегда это знал, и все в стае тоже. Как бы сильно я его сейчас ни презирал, я благодарен ему за то, что он достаточно долго не давал мне повода бросить ему вызов.

Без того, чтобы стать деспотичным лидером, — подразумевает он. — Что с ним случилось?

— Сложно сказать. Его взгляды резко обострились, — он облизывает свои полные губы, взгляд устремлён вдаль, во власти воспоминаний. — Я получил звонок и даже не успел заехать в квартиру по пути в аэропорт. Мать открыто выступила против рейда. Она была ранена, и Ана была беззащитна.

— Чёрт.

— Прошло одиннадцать часов и сорок минут с того момента, как я получил звонок, до того, как я подъехал к дому Кэла и нашёл Ану рыдающей в комнате Миши, — его голос лишён эмоций, почти тревожно. — Я был в ужасе.

Не могу представить. Хотя… Может, и могу? Эти первые дни после исчезновения Серены я была так одержима поисками, что не думала ни о том, чтобы помыться, ни о том, чтобы поесть, пока у меня не начала раскалываться голова, а тело лихорадить.

— Ты вернулся в Цюрих? Забрать свои вещи? Чтобы… — Завершить историю. Попрощаться с той жизнью, которую ты построил. Может быть, у тебя там были друзья, девушка, любимая доставка еды на дом. Может, раньше, ты мог позволить себе спать по утрам или отправлялся в долгие поездки на выходные по Европе, чтобы посмотреть на… здания, или что-то ещё. Может, у тебя были мечты. Ты вернулся забрать их?

Он качает головой. — Мой арендодатель отправил по почте пару вещей. Остальное выбросил, — он чешет челюсть. — Мне немного жаль, что я оставил грязную посуду после завтрака в раковине.

Я хихикаю. — Это твоя фишка, не так ли?

— Что? — он поворачивается ко мне.

— Винить себя за то, что ты не идеален.

— Если хочешь помыть за мной посуду, милости прошу.

— Цыц, — я слегка толкаю его плечом, как я делаю с Сереной, когда она тупит. Он напрягается, застывает на мгновение в каком-то бездыханном напряжении, затем медленно расслабляется, когда я отстраняюсь. — Так вот, насчёт доминирования. Кэл — второй по доминированию оборотень в стае? — Это звучит чужеродно, словно подбираешь слова наугад. Как магнитная поэзия.

— Мы не военная организация. В стае нет строгой иерархии. Кэл просто оказался тем, кому я доверяю.

Не может быть ничего более неэффективным, чем произвольные Советы, чьё членство определяется первородством. А люди выбирают себе лидеров вроде губернатора Дэвенпорта. Очевидно, идеального решения здесь нет. — А ему тоже пришлось бросать кому-то вызов, чтобы стать заместителем? Может, Кену?

— Хреново, что я знаю, о ком ты говоришь.

Я хихикаю. — Эй, он так и не представился.

— Людвиг. Его зовут Людвиг. И в нашей стае больше дюжины заместителей, которых выбирают внутри своей своры с помощью системы голосований.

— Свора?

— Это сеть взаимосвязанных семей. Обычно географически близких. Каждый заместитель подчиняется Альфе. После Роско были избраны новые заместители, что означает, что большинство из них такие же новички, как и я. Только Мик сохранил свою должность.

— Ты хочешь сказать, единственный, кто не пытался тебя убить?

— Ага, — его смех мог бы быть пропитан горечью, но сейчас он искренен. — Он и его пара были близкими друзьями моей матери. Шэннон тоже раньше была заместителем.

— Ты её убил? — спросила я будничным тоном, ожидая, что он сейчас меня сбросит с крыши.

— Мизери.

— Это справедливый вопрос, учитывая твои прецеденты.

— Нет, я не убивал пару того, кто раньше менял мне пелёнки, — процедил он, массируя висок. — Чёрт, они оба это делали. Они научили меня кататься на велосипеде и выслеживать добычу.

— Что с ней случилось?

— Она умерла два года назад во время стычки на восточной границе. С людьми, как мы думаем, — он сглотнул. — Как и сын Мика. Ему было шестнадцать.

Мои, конечно, тоже на такое способны, но я всё равно вздрогнула. — Вот почему он всегда такой меланхоличный.

— От него пахнет горем. Всё время.

— Ну, он мой любимый оборотень, — я обняла колени. — Он всегда так добр ко мне.

— Потому что он питает слабость к красивым женщинам.

— И какое это имеет отношение ко мне?

— Ты же знаешь, как выглядишь.

Я тихо рассмеялась, удивлённая сомнительным комплиментом.

— Почему ты всегда так делаешь? — спрашивает он.

— Что делаю?

— Когда смеёшься, ты прикрываешь губы рукой. Или смеёшься с закрытым ртом.

Я пожимаю плечами. Я не знала, но не удивлена. — Разве это не очевидно? — судя по его недоумению, нет. — Ладно. Сейчас я буду предельно откровенна с тобой, — я делаю глубокий театральный вдох. Сцепляю руки в замок. — Возможно, ты не знаешь этого обо мне, но я не такая, как ты. На самом деле, я другой вид, называемый…

— Мизери, — он резко хватает меня за запястье. У меня перехватывает дыхание. — Почему ты прячешь клыки?

— Ты сам мне велел.

— Я просил тебя не отвечать агрессией на агрессию, чтобы, вернувшись домой, не обнаружить мою жену разорванной на части, а рядом с ней — кого-то разорванного на ещё более мелкие части, — его рука всё ещё не отпускает моё запястье. Тёплая. Он усиливает хватку. Его прикосновение одновременно смущает и волнует меня. — Это другое.

Разве? Ты не разорвёшь меня на части?

— Да ладно тебе, Лоу, — я высвобождаю руку и прижимаю её к груди. — Ты же знаешь, какие у меня зубы.

— Да ладно тебе, Мизери, — передразнивает он. — Знаю, именно поэтому не понимаю, почему ты их прячешь.

Мы сверлили друг друга взглядом, словно играя в гляделки, пытаясь перехитрить соперника.

— Хочешь их увидеть? — я пытаюсь спровоцировать его, но он лишь торжественно кивает.

— Да, мне бы хотелось знать, с чем мы имеем дело.

— Прямо сейчас?

— Только если тебе не нужны специальные инструменты или у тебя нет более важных дел. Время принять ванную?

— Ты хочешь увидеть мои клыки. Сейчас.

В его взгляде мелькнула жалость.

— Просто… — не знаю почему меня так беспокоит мысль о том, что он их увидит. Может, я просто вспоминаю себя девятилетнюю и то, как мои опекуны переставали улыбаться, стоило мне начать. Крестящийся водитель. И миллионы других случаев за эти годы. Только Серену это никогда не волновало. — Это ловушка? Только не говори, что хочешь понаблюдать, как мои внутренности удобряют свинчатку?

— Было бы крайне неэффективно, ведь я мог бы просто толкнуть тебя, и никто в стае не стал бы меня расспрашивать.

— Ну и выпендрежник!

Он демонстративно прячет руки за спину. — Я безобиден.

Он такой же безобидный, как мина. Он мог бы уничтожить целые галактики суровым взглядом и рычанием.

— Ладно, но если твои волчьи инстинкты возмутятся видом моих вампирских клыков, помни, ты сам этого просил.

Даже не знаю, как подступиться к этому. Оскалиться, оттянуть верхнюю губу пальцами, как люди-стоматологи в рекламе зубных щёток, укусить его за руку для наглядной демонстрации — всё это кажется непрактичным. Поэтому я просто улыбаюсь. Когда холодный воздух касается моих клыков, мой древний инстинкт вопит, что меня поймали. Меня раскрыли. Я…

В порядке, вообще-то.

Зрачки Лоу расширяются. Он изучает мои клыки с его обычным пристальным вниманием, не отстраняясь и не пытаясь меня съесть. Постепенно моя улыбка становится искренней. А он всё смотрит.

И смотрит.

И смотрит.

— Ты в порядке? — мой голос возвращает его к реальности. Его мычание неясное, не совсем утвердительное.

— И ты их не… — он прочищает горло. — Не используешь?

— Что? Ах, клыки? — я провожу языком по правому, и Лоу закрывает глаза, а затем отворачивается. Или слишком противно, или он боится. Бедняжка, Альфа. — Почти все кормятся пакетами с кровью, за редким исключением.

— Каким исключением?

Я пожимаю плечами. — Кормиться из живого источника — это как-то устарело, главным образом потому, что это огромная морока. Я, правда, думаю, что взаимное питье крови иногда включается в секс, но помнишь, как меня изгнали ребёнком, и все считают меня никудышним вампиром? — Стоит вытрясти из Оуэна все подробности, но… уф. Хотя вряд ли мне когда-нибудь снова доведётся быть рядом с другим вампиром. — Я не собираюсь тебя кусать, Лоу. Не волнуйся.

— Я и не волнуюсь, — говорит он хрипло.

— Отлично. Теперь, когда я показала тебе своё страшное оружие, ты возьмёшь меня с собой к Эмери? В конце концов, это медовый месяц, который ты должен своей невесте. Приятно иметь с тобой дело. Я побегу собираться, и… — я пытаюсь встать, но он хватает меня за руку и усаживает обратно.

— Неплохая попытка.

Я вздыхаю и откидываюсь назад, морщась, когда черепица впивается мне в позвоночник. Звезды усеивают небо, окутывая нас тишиной.

— Хочешь узнать секрет? — спрашиваю я устало. — То, в чём, как мне казалось, я никогда никому не признаюсь.

Его рука касается моего бедра, когда он поворачивается, чтобы посмотреть на меня.

— Удивлён, что ты хочешь рассказать мне.

Я и сама удивлена. Но этот секрет так долго тяготил меня, а ночь казалась такой спокойной.

— Мы с Сереной сильно поссорились за несколько дней до того, как она исчезла. Сильнее, чем когда-либо, — Лоу молчал. Именно это мне и нужно было. — Мы часто сорились, в основном из-за ерунды, иногда из-за вещей, на которые потом требовалось время, чтобы остыть. Мы с детства вместе, и, конечно, друг друга жутко бесили — ну, ты понимаешь, как это бывает между сёстрами? Она плевала в карманы опекунам, которые были грубы со мной, а я читала ей пошлые книжки, когда она так сильно болела, что ей нужны были капельницы. Но ещё я ненавидела, что иногда она просто днями не брала трубку, а она, наверное, ненавидела, что я могу быть бесчувственной стервой. После той последней ссоры, мы обе кипели от злости. А потом она так и не пришла помочь мне надеть пододеяльник, хотя знала, что это самая адская задача на свете. И теперь её слова постоянно крутятся у меня в голове. Как акулы, которых не кормили несколько месяцев.

С моего положения я не могу разглядеть выражение лица Лоу. Что, в общем-то, и к лучшему. — И что говорят акулы?

— Она свела меня с рекрутером из крутой компании, которая якобы заинтересовалась мной. Работа была хорошая, сложная, такая, которую могут делать только единицы в стране. И она твердила, какая я для неё идеальная, какой это шанс, а я просто не понимала смысла, понимаешь? Да, работа была интереснее, с большим заработком, но я всё думала: зачем? Зачем мне заморачиваться? Какая конечная цель? И я спросила её, а она… — я глубоко вздохнула. — Сказала, что я бесцельная. Что мне плевать на всех и вся, включая себя. Что я стою на месте, никуда не двигаюсь, трачу жизнь впустую. А я ответила ей, что это неправда, что мне многое небезразлично. Но просто я… я не могла ничего назвать. Кроме неё.

«… этот твой апатичный настрой, Мизери. Послушай, я понимаю, ты прожила первые двадцать лет в ожидании смерти, но этого не случилось. Ты здесь, и ты жива. Так начни жить!».

«Ты не моя мать и не психотерапевт, так что не знаю, с какого перепугу ты…»

«Я вот стараюсь. У меня тоже была никчёмная жизнь, но я хожу на свидания, ищу работу по лучше, у меня есть интересы… ты же просто коротаешь время. Ты просто оболочка. И мне нужно, чтобы тебя хоть что-то волновало, кроме меня, Мизери! Хоть что-то!».

Акулы грызут внутренние стенки моего черепа, и я не смогу их остановить, пока не найду Серену, но тем временем я могу их отвлечь.

— Ладно, — сажусь я с улыбкой. — Раз уж я так бескорыстно открыла тебе своё сердце, расскажешь мне кое-что?

— Не так всё…

— Что, чёрт возьми, означает «пара»?

Лицо Лоу не дрогнуло ни на миллиметр, но я могла бы исписать целую Вавилонскую башню блокнотами, описывая, как сильно он не хочет продолжать этот разговор.

— Не скажу.

— Почему?

— Нет.

— Ну же.

Он стиснул зубы. — Это особенность оборотней.

— Именно поэтому я прошу тебя объяснить. — Потому что подозреваю, что это не просто эквивалент брака у оборотней, не гражданский союз и не та твёрдая приверженность, которая возникает, когда приходится делить ежемесячные платежи за кучу ненужных стриминговых сервисов, которые забыли отключить.

— Нет.

— Лоу. Ну давай. Ты доверил мне куда более серьёзные секреты.

— Чёрт, — он морщится и трёт глаза. Кажется, я победила.

— Это опять что-то, для чего у меня нет прошивки?

Он кивает, и кажется, будто он расстроен этим.

— С доминированием я разобралась, — за последние пятнадцать минут мы достигли определённых успехов. — Дай мне шанс.

Он поворачивается ко мне. Внезапно он оказался слишком близко.

— Дать тебе шанс, — повторил он, его лицо ничего не выражало.

— Да. Вся эта затея с соперничающими видами, связанными столетиями вражды, пока кровавая кончина слабейшего не положит конец бессмысленным страданиям, конечно выглядит удручающе, но…

— Но?

— Никаких «но». Просто расскажи.

Его губы растянулись в улыбке. — Пара… — цикады смолкли. До нас доносился лишь тихий плеск волн, омывающих берег. — Это тот, для кого ты предназначена. Тот, кто предназначен для тебя.

— И чем же этот исключительно опыт оборотней отличается от того, как люди в старшей школе пишут друг другу послания в выпускных альбомах перед тем, как разъехаться по разным университетам?

Возможно, я излишне культурно невежественна, но он лишь добродушно пожал плечами.

— Я никогда не был человеком, учащимся в старших классах, так что опыт, возможно, и похож. Но с точки зрения биологии всё намного сложнее.

— Биологии?

— Встреча с парой сопровождается… физиологическими изменениями, — он тщательно подбирает слова. Возможно, что-то скрывает.

— Любовь с первого взгляда?

Он качает головой, даже произнося: — В каком-то смысле, возможно. Но это многосенсорный опыт. Я никогда не слышал, чтобы кто-то узнал свою пару только взглянув на неё, — он облизывает губы. — Запах играет большую роль, как и прикосновение, но есть и кое-что ещё. Это вызывает изменения в мозге. Химические изменения. Об этом писали научные статьи, но сомневаюсь, что я их пойму.

Мне бы очень хотелось заполучить научные журналы оборотней.

— У каждого оборотня она есть?

— Пара? Нет. Это довольно редкое явление. Большинство оборотней не рассчитывают найти её, и это далеко не единственный способ построить гармоничные романтические отношения. Например, Кэл очень счастлив. Он познакомился со своей женой через приложение для знакомств, и они прошли через годы взлётов и падений, прежде чем пожениться.

— Значит, он просто смирился?

— Он бы так не сказал. Наличие пары — не показатель лучшей любви. Это не обязательно ценнее, чем провести жизнь со своим лучшим другом и полюбить его причуды. Это просто по-другому.

— Если они так счастливы, может, его жена и есть его пара? Возможно, он просто не распознал сигналы, когда встретил её?

— Нет, — он пристально вглядывается в лунную воду. — В молодости я был там, когда сестра Коэна встретила свою пару. Мы были на пробежке. Она почуяла её запах и вдруг резко остановилась посреди поля. Я подумал, у неё инсульт, — он улыбается. — Она сказала, что это было похоже на открытие новых цветов. Будто у радуги появилось несколько новых полосок.

Я чешу висок. — Звучит неплохо.

— Это… правда здорово. Хотя не всегда одинаково, — бормочет он, словно сам себе. Пытаясь разобраться во всём, пока объясняет. — Иногда это просто интуиция. Нечто, что хватает тебя за душу и не отпускает, никогда. Оно потрясает твой мир, да, но при этом ощущается таким… естественным. Новое, но не подвластное времени.

— Вот что ты почувствовал? Со своей парой?

На этот раз он поворачивается ко мне. Не знаю, почему ему требуется так много времени, чтобы произнести простое: «Да».

Боже. Это просто полный, совершенный отстой.

Лоу нашёл свою пару, что похоже, настоящее чудо. Но его пара застряла среди моего народа, пока он женат на мне.

— Я сожалею, — выпаливаю я.

Его взгляд спокоен. Слишком спокоен. — Тебе не за что сожалеть.

— Я могу сожалеть, если захочу. Я могу извиниться. Я могу пасть ниц и…

— Почему ты извиняешься?

— Потому что. Через год, максимум, я уйду. — Его благополучие не входит в мои обязанности, но у него уже и так много отняли, заменив всё это тяжестью долга. — Ты сможешь быть со своей парой, и вы будете жить долго и счастливо, кусая друг друга. В это вовлечены укусы, так ведь?

— Да. Укус… — его взгляд скользит вниз по моей шее. Задерживается. — Важен.

— Выглядит болезненно. У Мика, я имею в виду.

— Нет, — хрипит он, не сводя с меня глаз. Мой пульс учащается. — Если всё сделано правильно.

Должно быть, на его теле есть такой же. Секрет, выгравированный на коже под мягкой хлопковой тканью футболки. И, должно быть, он оставил такой же на своей паре — выпуклый шрам, который укажет ему путь домой, по которому можно провести пальцами посреди ночи.

И тут меня осенило. Леденящая душу возможность.

— Это всегда взаимно, верно?

— Укус?

— Вся это тема с парой. Если ты встречаешь кого-то, и чувствуешь, что это твоя пара, и твоя биология меняется… их биология тоже должна измениться, верно? — Мне не нужен словесный ответ, потому что в его стойком, терпеливом выражении лица я вижу, что нет. Не-а. — Твою мать.

Я не романтик, но перспектива ужасает. Мысль о том, что кто-то может быть предназначен другому, кто просто… не отвечает взаимностью. Не может. Не способен. Все чувства мира, но односторонние. Непонятые и несвязанные. Мост, построенный на химии и физике, который обрывается на середине пути, чтобы никогда не продолжиться.

Падение с него переломало бы все кости.

— Звучит чертовски ужасно.

Он задумчиво кивает. — Разве?

— Это пожизненное заключение. — Без права досрочного освобождения. Только ты и сокамерник, который никогда не узнает о твоём существовании.

— Возможно, — произносит он, его плечи напрягаются и расслабляются. — Возможно, в этой незавершённости есть что-то опустошающее. Но, может быть, простое знание того, что другой человек где-то там… — его кадык дёргается. — В этом тоже может быть удовольствие. Удовлетворение от осознания того, что существует нечто прекрасное, — его губы несколько раз открываются и закрываются, словно он может найти нужные слова, только сначала произнеся их про себя. — Возможно, некоторые вещи выходят за рамки взаимности. Возможно, не всё сводится к обладанию.

Я недоверчиво рассмеялась. — Какая мудрость от того, чья связь явно взаимна.

— Да? — он удивлён, и испытывает ещё какое-то чувство.

— Никто, кто когда-либо сталкивался с безответной любовью, не сказал бы этого.

Его улыбка загадочна. — Так вот какой была твоя любовь? Безответной?

— Любви вообще не было, — я кладу подбородок на колени. Теперь моя очередь смотреть на мерцающее озеро. — Я вампир.

— Вампиры не любят?

— Не так. Мы определённо не говорим об этом.

— Об отношениях?

— О чувствах. Нас не воспитывают, чтобы придавать этому большое значение. Нам внушают, что главное — благо многих. Продолжение рода. Остальное — потом. По крайней мере, так я это понимаю и я очень плохо разбираюсь в обычаях своего народа. Серена спрашивала меня, что считается нормальным в обществе вампиров, а я не могла ей ответить. Когда я попыталась вернуться после того, как побывала в качестве Залога, это было… — я вздрагиваю. — Я не знала, как себя вести. Мой Язык был грубым. Я не понимала, что происходит, понимаешь?

Да, он понимает. Я это знаю.

— Поэтому ты вернулась к людям?

Вместо «да» я отвечаю: — Так было меньше боли. Ощущать себя чужой среди тех, кто никогда не должны были быть мне близки.

Он вздыхает, подтягивает колени к груди, обхватив их руками. Меня пронзает мысль: прямо здесь, прямо сейчас, я не чувствую себя особенно одинокой.

— Ты прав, Лоу. У меня нет нужной прошивки, чтобы понять, что такое пара, и я не могу представить, чтобы встретить кого-то и испытать то чувство родства, о котором ты говоришь. Но… — я закрываю глаза и вспоминаю момент пятнадцать лет назад. В мою дверь постучала опекун и представила мне темноглазую девочку с ямочками на щеках. Слова застряли у меня в горле. — Я смогла установить программное обеспечение. Потому что Серена дала его мне. И может быть, временами я разочаровывала её, может, она на меня злилась, но в целом это не так важно. Я понимаю, что ты готов встретиться с Эмери в одиночку или пожертвовать всем ради своей стаи. Я понимаю, потому что чувствую то же самое по отношению к Серене. И по причинам, которые я не могу полностью объяснить, потому что чувства чертовски сложны для меня, я хотела бы пойти с тобой. Помочь тебе найти того, кто пытается навредить Ане. И я думаю, Серена бы мной гордилась, потому что меня наконец-то что-то волнует. Хотя бы немного.

Он слишком долго изучает меня в лунном свете. — Это была крутая речь, Мизери.

— Крутая — моё второе имя.

— Твоё второе имя — Лин.

Чёрт. — Прекрати читать моё досье.

— Никогда, — он вдыхает. Запрокидывает голову. Смотрит на те же звезды, которые я изучаю всю ночь. — Если мы сделаем это, если я возьму тебя с собой, то всё будет по-моему. Чтобы убедиться, что ты в безопасности.

Моё сердце трепещет от надежды. — Какой твой план? Архитектурный? Включающий в себя коринфские пилястры?

Я не смешная. Но и он тоже.

— Если ты пойдёшь со мной, Мизери, тебя придётся пометить.