Глава 19

Она бесстрашна, и эта мысль ужасает его.

Этот вопрос, который ты только что задала… Мне он не нравится.

Сдержать себя и не закатить глаза на Оуэна потребовало такой силы воли, о которой я и не подозревала. Обычно я не стала бы церемониться, но мне нужны ответы от брата.

По крайней мере, Людвиг не подслушивает. Ранее сегодня, когда я нашла его в зимнем саду за обрезкой роз и спросила, могу ли я поговорить с братом, он посмотрел на меня так, будто я просила разрешения сделать себе татуировку лигра. (прим. пер.: смесь тигра и льва)

— Мне всё равно. Лоу сказал, что твои перемещения не ограничиваются. Звони кому хочешь. — Пауза. — Может, воздержись от секса по телефону, но в целом, тебе решать.

— Разве секс по телефону ещё актуален?

— Уверен, все виды секса по-прежнему актуальны, и будут, пока солнце не поглотит Землю, — он вернулся к обрезке, затем добавил: — Если заказываешь пиццу, возьми большую.

Не знаю, зачем вампиру пицца, но я бы с удовольствием поговорила с каким-нибудь скучающим подростком, который пытается втюхать мне чесночные палочки. А не выслушивать осуждения не особо любящего меня братца.

Твоё неприязнь разбивает мне сердце, — невозмутимо говорю я ему на Языке. — Тем не менее, ответь.

От кого ты кормилась?

Я ещё больше выпрямляюсь. — Я не говорила, что кормилась от кого-то.

Нет. Ты спросила, могут ли быть негативные последствия, если кормиться от живого источника, и я блестяще догадался об этом. Потому что раньше ты никогда не проявляла любопытства к этой теме, да и… я не тупой. От кого?

Я выдохнула. — От кого, по-твоему?

Он закрыл лицо ладонью. — От твоего мужа. От твоего мужа-оборотня. От твоего Альфы-мужа-оборотня.

Пожалуйста, полегче.

Ты заставила его?

Что? Нет.

Его грубо материться. — Не говори отцу, что это произошло.

Почему?

Он попытается этим воспользоваться.

Как? Каким образом этим можно воспользоваться?

Он зажимает переносицу. — Мизери, ты совсем ничего не знаешь?

Что я должна знать?

Как ты, будучи маленькой, умудрилась этого не перенять?

Звук, вырвавшийся из моего горла, заставил Людвига проверить, что происходит.

От кого? От моих человеческих опекунов?

Ладно, — он поднимает руки, безмолвно приказывая мне замолчать, пока он не соберётся с мыслями. У меня появляется желание бросить трубку и позвонить отцу из вредности. — Это ненормально, что он позволил тебе кормиться. Ни один оборотень не позволит вампиру кормиться от него.

Может, Лоу просто не знает об этом.

Наши виды враждуют уже столетия. Неужели ты думаешь, они не росли с мыслью, что для оборотня высшей степенью осквернения является быть высосанным кровопийцей? Ты думаешь, его стая одобрит то, что его кровь используется для поддержания жизни тех, кто убил его предков?

Я вспомнила отвращение на лице Эмери, её прерывистые вздохи. Даже Коэну пришлось сдержать первоначальный шок, увидев мои отметины на шее Лоу.

И Лоу, притянувшего меня к себе после того, как я сказала, что мне нехорошо.

Лоу… другой.

Очевидно. И очевидно, что это тайна, которую ты должна унести с собой в могилу. Понятно, что между вами возникла некая… дружба.

Я обдумываю его слова минуту, затем киваю.

Значит, он проникся к тебе симпатией, — он трёт лоб. — Это странно. Я рад, что ты жива и, возможно, останешься такой, но

Это куда страннее, чем ты думаешь. Когда я пила его кровь

Мизери, — он бросает на меня испепеляющий взгляд. — Я прошёл половое созревание на территории вампиров. Я прекрасно знаю, что произошло, когда ты кормилась от него. Пожалуйста, не продолжай. Людям, которые делили плаценту в течение девяти месяцев, не следует говорить об этом дерьме.

Неужели я краснею? Да, краснею. — Мы разнояйцовые близнецы, а это значит, что мы никогда не делили ни плаценту, ни пуповину. В лучшем случае только матку.

Всё равно, не подвергай меня пересказу, — Оуэн запрокидывает голову и смотрит в потолок.

Можешь просто сказать, будут ли какие-нибудь негативные последствия для Лоу? Я хочу быть уверена, что не причинила ему вреда.

Оуэн вздохнул. — Если ты не выпила слишком много, то он будет в порядке. И ты, вероятно, тоже? Честно говоря, исследований на тему вампиров, кормящихся от оборотней, не так уж много.

Ладно. — Фух. — Спасибо, что сообщил. Всего хорошего. Я отключаюсь

Мизери, слушай внимательно. Есть причина, по которой наши вид решил отказаться от кормления живыми людьми, как только появилась технология безопасного сбора и хранения крови. Пить из живого источника — это не просто то, что сложно отличить от секса. Это влечёт за собой гормональные и биологические последствия, которые кажутся пустяковыми на данный момент, но могут проявиться в будущем. Вот почему среди вампиров это уже столетиями не приветствуется — нам нужно трахаться с как можно большим количеством вампиров и размножаться, а не создавать связи. Повторные кормления создают сложную динамику, которая… — он резко оборвал себя, покачав головой. Выражение его лица смягчилось, и я задумалась, делал ли он это раньше. Хотел бы он сделать это с кем-то ещё. — Не делай этого снова, Мизери. Будь ему другом. Построй с ним курятник. Трахни его, если хочешь. Но больше не кормись от Лоу Морленда.

Раздражение от нравоучений моего никуда негодного брата преследует меня всю ночь. Даже спустя несколько часов, зайдя на кухню после чтения Ане сказки о надоедливой ламе, которую заслуженно задирал козел, я всё ещё сержусь.

На кухне темно и никого нет, поэтому я открываю холодильник и достаю банку с арахисовой пастой. Не то чтобы я снова собиралась кормиться от Лоу. Да и вряд ли он оценит это, учитывая сомнительные побочные эффекты. Я здесь, чтобы найти Серену, и я не забыла. Но Оуэн не имеет права…

— Мужчина, которого вы ищете с Алексом. Он отец Аны, не так ли?

— Ага, — я машинально пожала плечами, обмакнув кончик ложки в арахисовую пасту. — Подумала, это будет самым верным способом найти Серену… — я резко развернулась, осознав, что больше не разговариваю сама с собой. Лоу стоял у стола, скрестив руки. Глаза, затуманенные чем-то. — Когда ты пришёл?

— Только что.

— О. — Мы толком не разговаривали с тех пор, как два дня назад неловко отцепились друг от друга после того, как проснулась Ана и попросила стакан воды. Он стоял передо мной, такой же растерянный и взволнованный, как и я, а затем ушёл, чтобы позаботиться о ней. Я юркнула в гардеробную, под гору подушек и одеял, слегка улыбнувшись, когда услышала их тихий разговор о розовом жирафе. Они — ладно, Ана — назвали её Искорка 2.

Вчера было что-то вроде дня слушаний. Целая куча оборотней пришла к Альфе со своими проблемами, советами и просьбами. Я оставалась в стороне, но большинство встреч проходили на пристани, и из моего окна было интересно наблюдать за всем спектром обязанностей Лоу. Невольно я подслушала, как тепло и легко он общался с членами стаи, и как многие из них задерживались, просто чтобы перекинуться шуткой или сказать, как они раду тому, что Роско больше нет.

Наверное, я почувствовал зависть. Может, и мне тоже хотелось пообщаться с Альфой хоть минуту. Может, во время путешествия я привыкла к его присутствию рядом.

— Отец Аны. Зачем? — он говорит так, будто мы уже миновали стадию прелюдий, и я думаю, так оно и есть.

— А почему бы и нет?

Он вопросительно приподнимает одну бровь.

— А что, если он знал? Что, если он в конце концов поверил твоей матери? Что, если он кому-то рассказал?

Он наклоняет голову, любопытный, как волк, и мычит себе под нос, побуждая меня продолжить.

— Серена была многим, но разбираться в компьютерах не входило в её список навыков. Ничего столь трагичного, как у тебя, — я игнорирую сверлящий взгляд Лоу, — но если я, копаясь по Сети, не смогла найти следов Аны, то маловероятно, что она наткнулась на них сама. Значит, кто-то ей рассказал, и нам нужно выяснить кто, — я качаю головой, в миллионный раз поражаясь существованию Аны. Она здесь. Она идеальна. Она не похожа ни на что, что я когда-либо представляла. Какого чёрта Серена в это ввязалась? Теория, к которой я постоянно возвращаюсь, заключается в том, что кто-то предложил историю Аны голодной молодой журналистке. Но та Серена, которую я знаю, никогда, никогда бы не предала огласке личность Аны. — Лоу, если тебе это некомфортно, если ты чувствуешь, что это вторжение в частную жизнь твоей матери, я согласна заняться этим сама.

— Нет, всё нормально. То, что ты говоришь, имеет смысл, и жаль, что я не додумался до этого раньше.

— Отлично. Ну, я рада, что ты в деле. Джуно и правда говорила, что мы хорошая команда.

— А ты ответила, что…

— Да кто вообще помнит? — я беспечно машу рукой и чувствую, как моё лицо медленно расплывается в самодовольной ухмылке с клыками. Он улыбается мне в ответ, скромной и тёплой улыбкой. И тут мы, похоже, заходим в тупик: я не знаю, что сказать, он тоже, и события последнего раза, нет, двух последних раз, когда мы были вместе, наконец, настигают нас.

Я не трусиха, но не думаю, что смогу это вынести.

Я жаждала его присутствия, но теперь, оказавшись с ним лицом к лицу, я растерялась. Поэтому я снова окунаю ложку в банку с арахисовой пастой, просто чтобы занять себя, и отправляю её в рот.

— Ну, думаю, мне пора принять ночную ванну, чтобы не пахнуть мокротой. Потом у меня горячее свидание с Алексом, так что…

— Мокрота пахнет? — спросил он.

— Я… А разве нет?

— Без понятия. У оборотней не бывает простуды.

— Хватит хвастаться.

— А ты болеешь простудой?

— Нет, впрочем я отношусь к этому достойно.

— Была бы более достойной, если бы у тебя не было арахисовой пасты на носу.

— Чёрт. Где?

Он ничего не ответил, а просто подошёл, упираясь в меня грудью, пока я не оказываюсь зажатой между ним и столешницей. И… неужели я загнана в угол? Оборотнем? Тем самым волком из детских страшилок?

Да.

Да, меня загнали в угол, но нет, я не напугана.

— Вот, — его рука проводит по кончику моего носа. Он поднял палец, показывая мне маленькую каплю арахисовой пасты. По-хорошему, мне стоило бы задуматься, как она вообще там оказалась. Но вместо этого я наклоняюсь вперёд и слизываю её с его большого пальца.

Я тут же жалею об этом.

Нет, ни капли не жалею.

В моей голове кипит внутренняя борьба между совершенно противоположными чувствами, когда его глаза, зрачки которых расширяются так сильно, как мои никогда не смогут, заворожённо и рассеянно фокусируются на моём рту.

Нельзя было этого делать. Мой желудок скрутило болью, но к ней примешивалось ещё что-то, сладкое и горячее. — Ана чувствует себя гораздо лучше, — говорю я, надеясь разрядить густое напряжение между нами.

С Лоу мы словно качели: постоянно толкаемся и тянем друг друга, балансируя на грани неизвестности, в которую вот-вот сорвёмся. Зацикленные в хаосе.

— Она полностью выздоровела, — согласился он. Мы слишком близко, чтобы вести этот разговор. Мы просто… невероятно близко.

— Снова стала маленькой занозой.

Он делает небольшой шаг назад, буквально на дюйм, и я чуть не плачу от облегчения или разочарования, а может, и того, и другого. — Ага, — говорит он, хотя никакого вопроса не было. Это точка — он уходит. Он собирается уйти.

— Подожди, — выпаливаю я.

Он останавливается. Даже не спрашивает, зачем я держу его здесь, привязанного ко мне. Он знает. Атмосфера между нами слишком неловкая, насыщенная и тягучая, чтобы он не понимал.

— Ты… — начинает он, делая небольшой, робкий, нехарактерно неуверенный жест рукой, как раз в тот момент, когда я говорю: «Когда ты…»

Мы мгновенно замолкаем, позволяя фразам повиснуть в воздухе между нами. Тишина нарастает, утраивается, и когда достигает критической точки, взрывается у меня в голове.

На этот раз я сама придвигаюсь ближе. Голова приятно кружится.

— Что происходит? Что это… между нами?

— Не знаю, — отвечает он. А потом: — Это ложь. Я знаю.

Я тоже знаю. Желудок сводит пустой, ноющей болью. — У тебя есть пара.

Он медленно кивает. — Она всегда в моих мыслях.

— А я вампир, — мне приходится провести языком по клыкам, чтобы убедиться, что это действительно так. Потому что у моего народа не возникает влечения к его. Такого просто не бывает.

— Да, ты вампир, — его взгляд скользит по моим зубам, и да, он их совсем не боится.

— Этого не может быть реальным, так ведь?

Он молчит. Будто мне самой предстояло разобраться во всём этом, без его помощи.

— Просто ощущается таковым, — говорю я, чувствуя жар, исходящий от меня. Будто я пылаю изнутри. Не думала, что моё тело способно на такую температуру. — Боюсь, я неправильно понимаю всё происходящее.

Одна из его рук, большая и тёплая, сначала робко, а затем уверенно обхватывает мою талию, словно одно прикосновение достаточно, чтобы удвоить его жажду. — Всё хорошо, Мизери, — шепчет он. Его большой палец скользит по моей шее, массируя тонкие волоски на затылке, и я дрожу в его объятиях. — Это можем быть только мы, — шепчет он.

Внезапно, я больше не уверена, что в том, что мы собираемся поцеловаться, есть что-то неправильное. Наоборот, это кажется таким правильным. До этого я ни с кем не целовалась, и мне нравится мысль о том, что мой первый поцелуй будет особенным. А Лоу… Лоу именно такой и даже больше.

Меня шатает. Мысли путаются. Земля уходит из-под ног. Но это нормально. Кто бы устоял рядом с таким парнем, как он, с тем, кто готов разделить с тобой все тяготы? Поэтому я встаю на носочки, подаюсь навстречу его прикосновению, и чувствую дрожь.

Готовая.

Счастливая.

Голова кружится, будто я из стекла и вот-вот разобьюсь на кусочки. Тело отяжелело, словно налито свинцом. Хочется просто рухнуть на пол.

«Да, — думаю я, — так я и сделаю».

— Мизери? — в его голосе неожиданно звучит смесь беспокойства и страха. — Почему ты так…

Жгучая боль пронзает всё тело, и мир вокруг погружается в кромешную тьму.

Загрузка...