Глава 14

Её вкус отражает её аромат.

Я ожидала двадцатичасового путешествия по шоссе на гибриде, припаркованном в гараже Лоу, или, может быть, короткого перелёта на самолёте эконом-класса, заткнув нос ватой, чтобы избежать бомбардировки запахом человеческой крови.

Я не ожидала увидеть перед собой «Сессну». (прим. пер.: американский производитель самолётов — от малых двухместных до бизнес-джетов)

— Милый, — спрашиваю я, опуская солнцезащитные очки на кончик носа, — мы богаты?

Его взгляд лишь слегка обжигает. — Нас просто не пускают на борт большинства авиакомпаний, принадлежавшим людям, дорогая.

— Ах, точно. Вот почему я раньше никогда не летала. Всё стало на свои места.

Трудно переоценить, насколько сильно Мик, Кэл и Кен-Людвиг недовольны решением Лоу взять свою невесту-вампира к Эмери. В сгущающемся свете сумерек они буквально пульсируют напряженной заботой и невысказанными возражениями.

А, может быть, и высказанными. Я проспала большую часть дня, и вполне возможно, что пока я отсыпалась в гардеробной, они устроили несколько раундов криков. Рада, что я их пропустила, и так же рада, что моё бодрствование прошло за организацией техники с Алексом.

— Если кто-то попытается убить Лоу, — сказал он мне, показывая флешку «Rubber Ducky»9, — твоя обязанность — отдать жизнь за своего Альфу.

— Я не собираюсь бросаться под серебряную пулю ради него, — я поднесла к свету перехватчик GSM, чтобы его рассмотреть. Классная штука. — Или чем бы там вас не убивали.

— Обычной пулей. И если ты выходишь замуж за кого-то из стаи, то Альфа стаи становится твоим Альфой. А если за Альфу, то он безусловно становится твоим Альфой.

— Да-да, конечно. Можно мне взглянуть вон на тот микроконтроллер?

Я не расстроена, что Алекс не приехал проводить нас в этот маленький частный аэропорт, потому что остальные и так излучают достаточно экзистенциальной тоски. Сжатые губы, позы вышибалы, хмурые лица. Мик постоянно качает головой, держа Искорку на руках, как срыгивающего ребёнка — потому что, да: Искорка, по словам той, кого за последние два часа несколько раз ругали за засовывание пластилина в розетки, является «ценным членом семьи», который «правда любит смотреть, как самолёты делают “вжух”». Джуно меньше всех возражает против операции, что мило с её стороны. Однако по-настоящему счастлива Ана, и только благодаря обещаниям, которые она вытащила из Лоу: подарки, конфеты и, с учётом требуемых логистических усилий, которые сильно переоценивают его возможности, — кража буквы «Л» со знака Голливуда.

— «Л» для Лилианы, — заговорщицки шепчет она мне, потому что её вера в мои познания алфавита, мягко говоря, шаткая. Затем она убегает, чтобы затискать Искорку до блаженного мурчания, когда мне бы за подобное светило остаться с увечьями.

— Пошли, — говорит мне Лоу, наклонившись, чтобы поцеловать её в лоб. Я поднимаюсь за ним по трапу, помахав Ане на прощание, прежде чем исчезнуть внутри. Салон больше похож не на роскошный самолёт богачей, а на смесь хорошей гостиной и первого класса поезда «Amtrak».

— За штурвалом оборотень? — спрашиваю я, следуя за Лоу в переднюю часть самолёта. Места здесь не так уж мало, но мы оба высокие, так что приходится немного потесниться.

— Ага, — он открывает дверь в кабину пилотов.

— Кто…

Я замолкаю, когда он опускается в кресло пилота. Быстрыми, отточенными движениями он нажимает кнопки, надевает большие наушники и тихим голосом общается с диспетчером.

— О, да ладно! — я закатываю глаза. Меня так и подмывает спросить, когда, между тем как возглавить стаю и стать архитектором, он успел получить лицензию пилота малого самолёта. Но подозреваю, он этого и добивается, а я слишком мелочна, чтобы его поощрять. — Выпендрежник, — бормочу я, натыкаясь бедром на полдюжины выступов по пути к креслу второго пилота.

Он улыбается однобокой улыбкой. — Пристегнись.

В умелых руках Лоу даже управление самолётом выглядит пустяком. Находиться в огромной металлической птице в небе должно быть ужасно, но я прижимаюсь носом к холодному окну и смотрю на ночное небо, где бескрайние огни города прерываются длинными участками пустыни. Я вылезаю из своего транса только после того, как нам дают добро на посадку.

— Мизери, — мягко говорит он.

— Ммм? — С высоты океан кажется неподвижным.

— Когда мы приземлимся, — начинает он, затем делает долгую паузу.

Пауза настолько долгая, что я отталкиваюсь от холодного стекла. — Ой, — всё тело затекло от того, что не двигалась часами, поэтому я пытаюсь размять шею в тесной кабине, стараясь нечаянно не нажать кнопку катапультирования. — Всё болит.

Когда я выпрямилась, выгнув перед этим спину, его взгляд на меня оказался настолько пристальным, что нельзя было не принять его за осуждающий.

— Что? — спросила я, обороняясь.

— Ничего, — он слишком быстро повернулся обратно к панели управления.

— Ты сказал «когда мы приземлимся»?

— Ага.

— Ты же понимаешь, что это не предложение, верно? Просто временное придаточное предложение.

Его бровь приподнимается. — Теперь ты ещё и лингвист?

— Просто полезный критик. Что произойдёт, когда мы приземлимся?

Он проводит языком по внутренней стороне щеки.

— Ты собираешься мне сказать?

Он кивнул. — Мне нужно передать Эмери и её людям послание о том, что ты — часть моей стаи, и любая агрессия в твою сторону не допустима. И не только словесное послание.

— Ты сказал, что сделаешь это, пометив меня, верно? — Что бы это ни значило. Мигающие огни взлётно-посадочной полосы приближаются, и от турбулентности меня тошнит. Я перевожу взгляд на Лоу. — Мне не нужно наскоро читать «Архитектура для чайников» и делать вид, что я могу отличить готику от ар-деко?

Он поворачивается ко мне с каменным лицом. — Ты шутишь?

— Пожалуйста, смотри вперёд.

— Ты же можешь, да? Ты способна отличить…

— Муж, дорогой, глубоко внутри ты знаешь ответ на этот вопрос, и, пожалуйста, смотри на дорогу, когда сажаешь самолёт.

Он поворачивается обратно. — Это связано с запахами, — говорит он, явно заставляя себя сменить тему.

— Ну, естественно. А с чем ещё? — он держался молодцом. Кажется, он больше не реагирует на мой запах. Может, дело в частых ваннах. Может, он привыкает ко мне, как Серена, когда жила рядом с рыбным рынком. К концу аренды рыбный запах стал казаться ей почти успокаивающим.

— Если мы будем пахнуть одинаково, это послужит им тем посланием.

— Значит, ты будешь пахнуть, как собачья пасть? — шучу я.

— Именно это я и собираюсь сделать, — его голос хриплый.

— Сделать что?

— Сделать так, чтобы ты пахла… — самолёт мягко касается земли, — мной.

Мои руки сжимают подлокотники, когда мы мчимся по взлётно-посадочной полосе. Меня охватывает ужас, в голове расцветают сценарии того, как мы врезаемся в здание в конце полосы. Постепенно мы замедляемся, и… постепенно слова Лоу оседают как пыль.

— Тобой?

Он кивает, занятый какими-то финальными манёврами. Я замечаю небольшую группу людей, собравшихся у ангара. Приветственная делегация Эмери, готовая нас растерзать.

— Я не против. Делай с моим телом что хочешь, — рассеянно говорю я, пытаясь угадать, кто из них с большей вероятностью бросит в меня зубчик чеснока. — Только предупреждаю, Серена часто жалуется, какая я холодная и неприятная на ощупь. Эта разница в три градуса имеет своё значение.

— Мизери.

— Серьёзно, мне всё равно. Делай что хочешь.

Закончив с манёврами, он отстёгивает ремень и оценивает оборотней, ожидающих нас. Их пятеро, и они кажутся высокими. С другой стороны, я тоже. Как и Лоу.

— Если они нападут на нас…

— Не нападут, — перебивает он меня. — Не сейчас.

— Но если нападут, я могу помочь…

— Знаю, но я могу разобраться с ними сам. Пойдём, у нас не так много времени, — он берет меня за запястье, втаскивая в главный салон — он больше кабины пилотов, но всё равно слишком тесный для того, как мы стоим друг перед другом. — Я собираюсь…

— Делай что хочешь, — я вытягиваю шею, пытаясь разглядеть оборотней через иллюминаторы. Некоторые из них действительно в волчьем обличии.

— Мизери.

— Просто поторопись и…

— Мизери, — его приказный тон заставил меня резко повернуться к нему. Между его бровей залегла сердитая складка. — Мне нужно твоё чёткое согласие.

— На что?

— Я собираюсь пометить тебя традиционным способом оборотней. Это подразумевает трение моей кожи о твою. И языка тоже.

А. А.

Меня пронзает электрический ток, растекающийся волной возбуждения. Я справляюсь с этим единственным доступным мне способом: смехом.

— Серьёзно?

Он кивает, серьёзный, как зыбучий песок.

— Как облизанный палец в ухо?

Его рука поднимается к моей шее.

Замирает.

— Можно мне прикоснуться к тебе? — он спрашивает разрешения, но в его голосе нет ни тени неуверенности или колебаний. Я киваю. — У оборотней есть пахучие железы — вот здесь, — проводит подушечкой большого пальца по ложбинке с левой стороны моего горла. — И здесь. — С правой стороны. — И здесь, — его рука обхватывает мою шею, ладонь прижимается к затылку. — И на запястьях тоже.

— Ох, — я прочищаю горло. И борюсь с желанием заёрзать, потому что я чувствую… понятия не имею что. Всё дело в том, как он смотрит на меня. Его бледными, пронзительными глазами. — Это, эм, увлекательная лекция по анатомии, но… Вот, чёрт. Зелёные метки, на нашей свадьбе! Но у меня…

— У тебя нет пахучих желёз, — говорит он, словно я более предсказуема, чем налоги, — но у тебя есть точки пульса, где кровь приливает ближе к поверхности, и тепло…

— … усилит запах. Мне знакома вся эта тема с кровью.

Он кивает и смотрит мне в глаза в ожидании, пока не понимает, что я понятия не имею, чего он ждёт. — Мизери. У меня есть твоё разрешение?

Я могла бы сказать «нет». Я знаю, что я могла бы сказать «нет», и он, вероятно, просто нашёл бы другой способ защитить меня — или погибнуть, пытаясь, потому что он такой парень. И, возможно, именно поэтому я киваю и закрываю глаза, думая, что это пустяк.

Но вскоре я понимаю, что это не так.

Всё начинается с тепла, которое окутывает меня, когда он подходит ближе. Слабый, приятный аромат его крови заполняет мои ноздри. Затем следует прикосновение. Сначала его рука ложится мне на челюсть, удерживая меня на месте и поворачивая голову вправо, а затем… его нос, кажется. Он ластится к моей шее, опускается носом вниз по моей шее, двигаясь туда-сюда в том месте, где пульс сильнее всего. Он вдыхает один раз. Ещё раз, глубже. Затем снова поднимается вверх, его колючая челюсть щекочет мою кожу.

— Нормально? — спрашивает он низким рокотом.

Я киваю. Да. Нормально. Даже больше, чем нормально, хотя я и не смогла бы объяснить, как и почему. Из моих уст вырывается «Прости».

— Прости? — это слово вибрирует по моей коже.

— Потому что… — колени начинают подгибаться, приходится их напрячь. Всё равно чувствую, что могу потерять равновесие, поэтому слепо тянусь вверх. Нахожу плечо Лоу. Хватаюсь за него мёртвой хваткой. — Я знаю, тебе не нравится мой запах.

— Я чертовски обожаю твой запах.

— Значит, ванны всё-таки сработали… Ох.

Когда он сказал про «язык», я ожидала… не того, что его губы разойдутся у основания моего горла, после чего последует мягкое, протяжное облизывание. Потому что это похоже на поцелуй. Как будто Лоу Морленд медленно целует мою шею. Проводит по ней зубами и заканчивает лёгким покусыванием.

Я едва не стону. Но в последний момент мне удаётся сдержать хныкающий, горловой звук, и…

Боже. Почему то, что он делает, так феноменально приятно?

— Для тебя это так же странно, как и для меня? — спрашиваю я, пытаясь скрыть нарастающее в животе волнение. Потому что по низу живота, словно разлитая вода, растекается томление, готовое вот-вот перерасти в неугасимый пожар. От этого у меня возникают мысли о крови, прикосновениях… и, возможно, о сексе. И пока моё тело охвачено этим волнением, я в ужасе, что он сможет учуять эти изменения.

Учуять меня.

— Нет, — рычит он.

— Но…

— Это не странно, — Лоу поднимает голову от мой шеи. Я так близка к тому, чтобы умолять его вернуться и сделать это ещё раз, но он просто переходит на другую сторону, и я чуть не визжу от облегчения. На этот раз его ладонь полностью обхватывает мою затылочную часть, и несколько мгновений он поглаживает кончик моего уха большим пальцем, медленно и благоговейно выдыхая, будто моё тело — драгоценная, прекрасная вещь. — Это идеально, — говорит он, а затем его рот снова опускается вниз.

Сначала он нежно прикусывает мочку моего уха. Затем проводит языком по основанию моей челюсти. И тут, когда мои представления о «запахе» уже совсем перевернулись, он склоняется к моему горлу и начинает его нежно посасывать.

Он рычит.

Я ахаю.

Мы оба тяжело дышим, когда моя рука тянется вверх, чтобы прижать его лицо ближе к себе. Он нежно втягивает ртом кожу на моём плече, вызывая электрическое возбуждение, которое волной горячего тока разливается по мне. Температура тела оборотней намного выше, чем у вампиров, и сейчас между нами всего лишь жалкий дюйм воздуха и бесконечные возможности, а его жар

Грудь ноет, соски твёрдые, как драгоценные камни, и мне хочется выгнуться навстречу ему. Я жажду настоящего контакта, ощущать его плоть, тепло его кожи. Лоу — воплощение силы и мощи, и я таю в его объятиях, как податливая глина. А его гулкое сердцебиение — его восхитительно стучащее сердце — это смутное, неописуемое чудо, притягивающее меня к нему. Я извиваюсь в его объятиях, пытаясь прижаться к нему, потереться хоть немного, но нет.

Потому что Лоу отстраняется. Его рука ложится мне на плечо, разворачивая меня лицом от него. Дыхание перехватывает, когда я хватаюсь за подголовник, чтобы удержать равновесие.

— Всё нормально? — спрашивает он, обхватывая пальцами основание моей шеи. Я выпаливаю «да» как можно быстрее, ещё до того, как последнее слово полностью слетает с его губ. Он тоже не теряет времени: откидывает назад тяжёлую копну моих волос. Сжимает мои бедра своей ладонью. Прижимает моё тело к своему.

И как только я оказываюсь в том положении, в каком ему нужно, он наклоняется.

На этот раз его зубы вонзаются в мою шею сзади, сильнее прежнего, и меня мгновенно захлёстывает бурный поток первобытного, порочного наслаждения. Сдавленный крик, который я с трудом сдержала раньше, вырывается из моего горла. Невыносимое давление нарастает внутри меня, и я не могу его контролировать. Рука Лоу скользит вниз к моему животу, сильнее прижимая меня к себе. Изгиб моей задницы касается его паха, и он издаёт удовлетворённый рык, который пробуждает каждую клеточку моего тела.

Моя кровь поёт. В ушах ревёт. Я таю.

— Блять, — шепчет он, в последний раз проводя языком по выступающей косточке у меня на позвоночнике, словно пытаясь смягчить боль от укуса, и внезапно мне становится холодно. Дрожь пробивает меня. Когда я оборачиваюсь, он стоит на расстоянии нескольких метров от меня, глаза чёрные как ночь.

Рёв в ушах усиливается — потому что он был вовсе не в ушах. По асфальту к нашему самолёту мчится машина.

Эмери.

— Прости, — голос Лоу звучит так, словно по его голосовым связкам прошлись граблями. Его пальцы непроизвольно подёргиваются по бокам. Как и моя рука, застывшая на влажном пятне у основания горла.

— Я… — моя рука поднимается, чтобы помассировать затылок. Я до сих пор чувствую его прикосновение. — Это было…

— Прости, — повторяет он.

Мои клыки, охваченные небывалым желанием, ноют и зудят. Я провожу по ним языком, проверяя, не горят ли они, а Лоу не сводит с меня глаз, наблюдая за каждым движением, его губы приоткрываются. Он делает небольшой непроизвольный шаг ко мне, затем снова отступает, потрясённый своей потерей контроля.

Может, для меня это в новинку, и может, я и не оборотень, но то, что только что произошло между нами, вышло далеко за рамки «позволь мне быстренько тебя замаскировать» и перешло во что-то другое.

Во что-то сексуальное.

И если я это знаю, то он тем более.

— Лоу. — Нам нужно поговорить об этом. Или больше никогда не упоминать об этом.

Судя по его взгляду, он склоняется к последнему.

— Я закончил, — бормочет он себе под нос, глаза затуманенные. — Дело сделано.

— Стал лучше?

Его губы сжимаются. Будто он не хочет отпускать вкус, задержавшийся на его губах. — Лучше?

— Мой запах. Я пахну как…

— Моя, — низкий рык вырывается из его груди. — Ты пахнешь как моя, Мизери.

По моему телу пробегает дрожь.

В конце концов, это именно то, к чему мы стремились.

Загрузка...