Невеста

Глава 1

Три дня подряд лил непрекращающийся ливень, когда он, наконец, вернулся со встречи с главарём шайки Большого Изгиба. Двое его заместителей уже находились у него дома, ожидая с настороженными лицами.

— Женщина-вампир… она отказалась.

Он хмыкнул, вытирая лицо. «Умно с её стороны», — подумал он.

— Но они нашли ей замену, — добавил Кэл, положив на стойку папку из манилы. — Всё здесь. Хотят знать, одобряешь ли ты её.

— Действуем по плану.

Кэл фыркнул, Флора нахмурилась.

— Не хочешь взглянуть на…

— Нет. Это ничего не меняет.

Всё равно они все одинаковые.

За шесть недель до церемонии

Она объявляется в моём офисе стартапа ранним вечером четверга, когда солнце уже село, и весь коллектив вынашивает планы причинить тяжкие телесные повреждения.

Мне.

Сомневаюсь, что я заслужила такую лютую ненависть, но понимаю её причины. Поэтому, вернувшись к своему столу после короткого совещания с менеджером и увидев, во что превратили мой степлер, я не устраиваю сцен. Честно говоря, плевать. Девяносто процентов времени я работаю удалённо и редко что-то печатаю. Кого волнует, что кто-то измазал его птичьим дерьмом?

— Не принимай близко к сердцу, Мисси, — сказал Пирс, прислонившись к перегородке нашей кабинки. Его улыбка больше напоминала ухмылку «смазливого торговца подержанными автомобилями», чем улыбку «обеспокоенного друга» — даже его кровь пахла машинным маслом.

— Не буду. — Одобрение окружающих — мощный наркотик. Мне повезло, у меня не было возможности подсесть. Если я в чём-то и преуспела, так это в том, чтобы рационализировать презрение сверстников ко мне. Я тренировалась, как юные пианисты-виртуозы: неустанно и с самого раннего детства.

— Не парься.

— А я и не парюсь. — В буквальном смысле. Я едва владею необходимыми железами.

— И не слушай Уокера. Он сказал совсем не то, что ты думаешь.

Вполне уверена, что через весь конференц-зал он проорал именно «мерзкая сучка», а не «сочный персик», но кто знает? (прим. пер.: в ориг. это созвучные словосочетания — «nasty bitch» и «tasty peach»)

— Это часть работы. Ты бы тоже злилась, если бы кто-то провёл тест на проникновение на твоём файрволе, над которым ты корпела неделями, и взломал его за… сколько, час?

На самом деле, это заняло где-то треть этого времени, даже учитывая перерыв, который я сделала в середине, осознав, насколько быстро я взламываю систему. Я потратила его на онлайн-покупки новой корзины для белья, потому что чёртов кот Серены, похоже, спит в моей старой каждый раз, когда мне нужно стирать вещи. Я отправила ей сообщение с фотографией чека и текстом: «Ты и твой кот должны мне шестнадцать долларов». Потом села и стала ждать ответа, как всегда.

Он не пришёл. Да я и не ожидала, что придёт.

— Люди это переживут, — продолжал он. — А ещё ты никогда не приносишь обед, так что не стоит беспокоиться, что кто-то плюнет в твой судочек, — он разражается хохотом. Я поворачиваюсь к монитору компьютера, надеясь, что он уберётся восвояси. Ох, как же я ошибаюсь. — И если честно, это отчасти по твоей вине. Если бы ты больше общалась… Лично мне нравится твоя загадочная, тихая аура одиночки. Но некоторые воспринимают тебя отстранённой, будто ты считаешь себя лучше нас. Если бы ты постаралась…

— Мизери.

Когда я слышу, как меня зовут по имени — настоящему — на долю, исключительно глупую секунду, я испытываю облегчение от того, что этот разговор закончится. Затем я вытягиваю шею и замечаю женщину, стоящую по другую сторону перегородки. Её лицо смутно знакомо, как и черные волосы, но только сосредоточившись на её сердцебиении, мне удаётся узнать её. Оно медленное, как бывает только у вампиров, и…

Ну.

Блин.

— Ваня?

— Тебя сложно найти, — говорит она мне мелодичным и низким голосом. Я на мгновение задумываюсь о том, чтобы стукнуться головой о клавиатуру.

Но потом решаю ответить спокойно:

— Так и было задумано.

— Я так и думала.

Я массирую висок. Ну и денёк. Что за гребаный день. — И всё же, ты здесь.

— И всё же, я здесь.

— Ну привет, — улыбка Пирса становится ещё более мерзкой, когда он поворачивается, чтобы похотливо взглянуть на Ваню. Его взгляд окидывает её высокие каблуки, поднимается по прямым линиям её тёмно-синего брючного костюма, останавливается на её полной груди. Я не умею читать мысли, но он так напряженно думает «МИЛФА», что я практически это слышу. — Ты подруга Мисси?

— Можно сказать и так, да. С тех пор, как она была ребёнком.

— О, боже мой. Расскажи-ка, какой была малышка Мисси?

Уголок губ Вани дёрнулся. — Она была… странной и трудной. Хотя часто полезной.

— Подожди, вы двое родственники?

— Нет. Я правая рука её отца, глава его охраны, — сказала она, глядя на меня. — И её вызвали.

Я выпрямилась в своём кресле. — Куда?

— В Логово.

Это не редкость — это неслыханно. Не считая редких телефонных звонков и ещё более редких встреч с Оуэном, я годами не общалась с другими вампирами. Потому что никто не выходил на связь.

Мне следовало бы послать Ваню куда подальше. Я больше не ребёнок, которого отправили с глупым поручением: возвращаться к отцу с какими-либо ожиданиями, что он и остальные из моего народа не будут полными придурками — это пустая трата времени, и я это прекрасно понимаю. Но, видимо, эта бестолковая увертюра заставляет меня забыть об этом, потому что я слышу, как спрашиваю: — Зачем?

— Придётся поехать и узнать самой, — улыбка Вани не достигает глаз. Я щурюсь, словно ответ вытатуирован у неё на лице. Тем временем Пирс напоминает нам о своём несчастном существовании.

— Дамы. Правая рука? Вызывают? — он смеётся громко и раздражающе. Мне хочется стукнуть его по лбу и сделать ему больно, но я начинаю испытывать лёгкое беспокойство за этого дурака. — Вы, девчонки, увлекаетесь ролевыми играми или…

Наконец он замолкает. Потому что когда Ваня поворачивается к нему, никакая игра света не могла скрыть сиреневый оттенок её глаз. Ни её длинные, идеально белые клыки, сверкающие в свете электрических ламп.

— Т-ты… — Пирс несколько секунд переводит взгляд с меня на неё, бормоча что-то невнятное.

Именно тогда Ваня решает испортить мне жизнь и щелкает на него зубами.

Я вздыхаю, пощипывая переносицу.

Пирс крутится на пятках и бежит мимо моей кабинки, сбивая горшок с фикусом Бенджамина.

— Вампир! Тут вампир… На нас напал вампир, кто-нибудь позвоните в Бюро, кто-нибудь позвоните…

Ваня достаёт ламинированную карточку с логотипом Бюро по связям между Людьми и Вампирами, которая даёт ей дипломатическую неприкосновенность на территории людей. Но смотреть на неё некому: в офисе началась паника, большинство коллег кричат и уже спускаются по аварийной лестнице. Люди топчут друг друга, пытаясь добраться до ближайшего выхода. Я вижу, как Уокер выскакивает из туалета с клочком туалетной бумаги, свисающим с его брюк, и чувствую, как опускаются мои плечи.

— Мне нравилась эта работа, — говорю я Ване, беря в руки обрамлённый полароид с изображением меня и Серены и покорно запихивая его в сумку. — Она была лёгкой. Они купились на мою отмазку о нарушении суточного ритма и разрешили мне приходить по ночам.

— Мои извинения, — говорит она. Без тени сожаления в голосе. — Пойдём со мной.

Мне следует послать её куда подальше, и я это сделаю. Пока же я поддаюсь любопытству и следую за ней, поправляя по пути несчастный фикус Бенджамина.

Логово по-прежнему остаётся самым высоким зданием на севере города, и, возможно, самым примечательным: кроваво-красный постамент, уходящий под землю на сотни футов, укрытый зеркальным небоскрёбом, который оживает на закате и засыпает в предрассветные часы.

Однажды я привела сюда Серену, когда она попросила показать ей сердце территории вампиров, и она уставилась разинутым ртом, поражённая плавными линиями и ультрасовременным дизайном. Она ожидала канделябры, тяжёлые бархатных портьеры, заслоняющие смертоносное солнце, и трупы наших врагов, свисавших с потолка, из вен которых высосана кровь до последней капли.

Картины летучих мышей в честь наших крылатых предков — рукокрылых. Гробы, ну просто потому что.

— Мило. Просто я думала, будет больше… металла? — задумчиво произнесла она, ничуть не испугавшись того, что она единственный человек в лифте, полном вампиров. Это воспоминание заставляет меня улыбнуться даже спустя годы.

Гибкие пространства, автоматизированные системы, интегрированные инструменты — вот что представляет из себя Логово. Не только коронная жемчужина нашей территории, но и центр нашего сообщества. Место для магазинов, офисов и поручений, где любой из нас может легко получить всё, что ему нужно, от неотложной медицинской помощи до разрешения на использование земли и пяти литров крови первой положительной. А на самых верхних этажах, строители выделили место для частных помещений, некоторые из которых были куплены самыми влиятельными семьями нашего общества.

В основном моей семьёй.

— Следуй за мной, — говорит Ваня, когда двери со свистом открываются, и я повинуюсь, в сопровождении двух охранников Совета в форме, которые определённо здесь не для моей защиты. Немного обидно, что со мной обращаются как с чужачкой в том месте, где я родилась, особенно когда мы идём вдоль стены, увешанной портретами моих предков. Они меняются с течением веков, от масляных и акриловых красок, до фотографий, от серых до кодахромовых и цифровых. Неизменными остаётся выражение их лиц: отстранённые, высокомерные и, честно говоря, несчастные. Власть — нездоровая штука.

Единственный Ларк, которого я узнаю по личному опыту, это тот, что ближе всего к кабинету отца. Мой дедушка уже был стар и немного тронутый слабоумием, когда родились мы с Оуэном, а моё самое яркое воспоминание о нём — это тот раз, когда я проснулась посреди ночи и обнаружила его в своей спальне, указывающего на меня дрожащими руками и кричащего на Языке, что-то о том, что мне суждена ужасная смерть.

Справедливости ради он не ошибался.

— Сюда, — говорит Ваня, тихо постучав в дверь. — Советник ждёт тебя.

Я изучаю её лицо. Вампиры не бессмертны: мы стареем, как и любой другой вид, но… чёрт. Кажется, она ни на день не постарела с тех пор, как сопровождала меня на церемонию обмена Залогом. Семнадцать лет назад.

— Тебе что-то нужно?

— Нет, — я поворачиваюсь и тянусь к дверной ручке. Колеблюсь. — Он болен?

Ваню, похоже, это позабавило.

— Ты думаешь, он позвал бы тебя сюда из-за этого?

Я пожимаю плечами. Не могу придумать ни одной другой причины, по которой он захотел бы меня видеть.

— Для чего? Чтобы посочувствовать? Или найти утешение в любви своей дочери? Ты слишком долго находилась среди людей.

— Я думала больше о том, что ему нужна почка.

— Мы — вампиры, Мизери. Мы действуем ради блага большинства, или никак.

Она исчезает, прежде чем я успеваю закатить глаза или выдать ей то «пошла ты», которое собиралась сказать. Я вздыхаю, бросаю взгляд на охранников с каменными лицами, которых она оставила позади, а затем захожу в кабинет отца.

Первое, что я замечаю, — это две стены из окон, именно этого и добивался отец. Каждый человек, с которым я общалась, считает, что вампиры ненавидят свет и наслаждаются темнотой, но они сильно ошибаются. Солнце может быть для нас запретным, всегда токсичным и смертельным в больших количествах, но именно поэтому мы так его жаждем. Окна — это роскошь, потому что их нужно покрывать невероятно дорогими материалами, которые фильтруют всё, что может нам навредить. А окна такого размера — самые вычурные символы статуса, демонстрирующие династическую власть и неприличное богатство. А за ними…

Река, разделяющая город на Север и Юг — на нас и на них. Всего несколько сотен метров отделяли Логово от территории оборотней, но берег реки усеян наблюдательными вышками, контрольно-пропускными пунктами и сторожевыми постами, находящимися под строгим круглосуточным наблюдением. Существует только один мост, но доступ к нему строго контролируется с обеих сторон, и, насколько я знаю, ни одно транспортное средство не пересекало его задолго до моего рождения. За ним расположено несколько охранных зон оборотней и густая зелень дубового леса, который тянется на юг на многие мили.

Я всегда считала разумным то, что они не строят гражданские поселения рядом с одной из самых кровопролитных границ на Юго-Западе. Когда мы с Оуэном были детьми, до того как меня отослали, отец застал нас размышляющими о том, почему штаб-квартира вампиров расположена так близко к нашим самым смертоносным врагам. «Чтобы помнить, — объяснил он. — И чтобы напоминать».

Не знаю. Даже спустя двадцать лет мне это всё равно кажется довольно паршивым решением.

— Мизери, — отец заканчивает печатать на сенсорном мониторе и встаёт из своего роскошного стола из красного дерева. Он не улыбается, но и не холоден. — Рад снова видеть тебя здесь.

— Ну да, скажешь тоже. — Последние несколько лет были благосклонны к Генри Ларку. Я осматриваю его высокую фигуру, треугольное лицо и широко посаженные глаза, и понимаю, как сильно я на него похожа. Его светлые волосы немного тронуты сединой, но по-прежнему идеально зачёсаны назад. Я никогда не видела отца с другой причёской, как и не видела его менее безупречно одетым. Сегодня рукава его белой рубашки на пуговицах, возможно, и закатаны, но сделано это тщательно. Если он хочет, чтобы я подумала, будто это непринуждённая встреча, то у него ничего не вышло.

Именно поэтому, когда он указывает на кожаное кресло перед своим столом и говорит: «Садись», я решаю облокотиться на дверь.

— Ваня говорит, ты не умираешь, — я пытаюсь звучать грубо. К сожалению, кажется, я просто прозвучала любопытно.

— Я тоже надеюсь, что ты здорова, — слабо улыбается он. — Как тебе жилось последние семь лет?

За его головой висят красивые старинные часы. Я наблюдаю, как они отсчитывают восемь секунд, прежде чем сказать: — Просто замечательно.

— Да? — он скользнул по мне взглядом. — Тебе лучше их снять, Мизери. Кто-то может принять тебя за человека.

Он имеет в виду мои карие контактные линзы. Я подумывала снять их в машине, но потом решила не утруждаться. Проблема в том, что есть много других признаков того, что я живу среди людей, и большинство из них не так легко устранить. Например, клыки, которые я каждую неделю стачиваю, вряд ли ускользнули от его внимания. — Я была на работе.

— А, да. Ваня упомянула, что у тебя есть работа. Что-то связанное с компьютерами, зная тебя?

— Примерно так.

Он кивает.

— А как поживает твоя маленькая подружка? Опять цела и невредима, я надеюсь.

Я напрягаюсь.

— Откуда ты знаешь, что она…

— О, Мизери. Ты же не думала всерьёз, что твоё общение с Оуэном остаётся незамеченным, не так ли?

Я сжала кулаки за спиной и всерьёз задумалась о том, чтобы хлопнуть дверью и вернуться домой. Но должна быть причина, по которой он меня сюда позвал, и мне нужно её узнать. Поэтому я достала телефон из кармана и, сев напротив отца, положила его экраном вверх на его стол.

Я нажимаю на таймер, устанавливаю его ровно на десять минут и поворачиваю его к нему. Затем откидываюсь на спинку кресла.

— Зачем я здесь?

— Прошли годы с тех пор, как я в последний раз видел свою единственную дочь, — он поджимает губы. — Разве это недостаточная причина?

— Осталось девять минут и сорок три секунды.

— Мизери. Дитя моё, — говорит он на Языке. — Почему ты злишься на меня?

Я приподнимаю бровь.

— Ты должна не злиться, а гордиться. Правильный выбор — тот, что приносит счастье большинству. И ты стала орудием этого выбора.

Я спокойно изучаю его. Уверена, что он действительно верит в эту чушь. Он считает себя хорошим парнем. — Девять минут и двадцать две секунды.

На мгновение он выглядит искренне опечаленным. Затем говорит: — Должна состояться свадьба.

Я вскинула голову. — Свадьба? В смысле… как у людей?

— Церемония бракосочетания. Как раньше было у вампиров.

— Чья? Твоя? Неужели ты собираешься… — я не стала заканчивать предложение — сама мысль казалась нелепой. Дело не только в том, что свадьбы вышли из моды сотни лет назад, но и сама идея долгосрочных отношений. Оказалось, когда твой вид с трудом производит потомство, поощрение сексуальных похождений и поиск репродуктивно совместимых партнёров превалируют над романтикой. В любом случае, вряд ли вампиры когда-либо были особенно романтичными. — Чья свадьба?

Отец вздохнул. — Ещё не решено.

Мне это не нравится, ничего из этого, но пока я не понимаю, почему. В ухе что-то неприятно кольнуло, словно шёпот, советующий мне немедленно свалить отсюда. Но когда я собираюсь встать, отец говорит: — Раз уж ты решила жить среди людей, то, должно быть, следила за их новостями.

— Немного, — солгала я. Мы могли бы воевать с Евразией и быть на грани клонирования единорогов, а я бы и понятия не имела. Я была занята. Искала. Прочёсывала. — А что?

— У людей недавно были выборы.

Я не слышала об этом, но кивнула.

— Интересно, на что это похоже. — Руководящая структура, а не недосягаемый Совет, членство в котором ограничивается несколькими семьями, передаваемыми из поколения в поколение, как набор раритетной посуды.

— Не идеально. Так как Артура Дэвенпорта не переизбрали.

— Губернатор Дэвенпорт? — Город разделён между местной стаей оборотней и вампирами, но остальная часть Юго-Западного региона населена почти исключительно людьми. И последние несколько десятилетий они выбирали своим представителем Артура Дэвенпорта — насколько я помню, без особых колебаний. Этого мерзавца. — Кто вместо него?

— Женщина. Мэдди Гарсия — новый губернатор, и её полномочия вступят в силу через несколько месяцев.

— И твоё мнение о ней…? — Должно же оно у него быть. Сотрудничество отца с губернатором Дэвенпортом является движущей силой дружественных отношений между нашими народами.

Ну, «дружественные» пожалуй, слишком громкое слово. Средний человек по-прежнему считает, что мы только и мечтаем высосать их скот досуха и помутить разум их близких; среднестатистический вампир по-прежнему считает, что люди хитрые, но бестолковые, и их главный талант — размножаться и заполнять Вселенную ещё большим количеством людей. Не то чтобы наши виды общались, помимо очень ограниченных, крайне формальных дипломатических мероприятий. Но мы уже какое-то время не убиваем друг друга хладнокровно, и являемся союзниками против оборотней. Победа есть победа, верно?

— У меня его нет, — говорит он бесстрастно. — И у меня вряд ли скоро появится возможность его сформировать, поскольку госпожа Гарсия отклонила все мои просьбы о встрече.

— Ах, — должно быть, мисс Гарсия мудрее меня.

— Однако я по-прежнему несу ответственность за безопасность моего народа… И после ухода губернатора Дэвенпорта, помимо угрозы оборотней, с которой мы постоянно сталкиваемся на южной границе, может возникнуть ещё одна на севере. Со стороны людей.

— Сомневаюсь, что она хочет проблем, отец, — я ковыряю лак на ногтях. — Вероятно, она просто сохранит альянс, но избавится от ненужной бюрократии…

— Её команда сообщила нам, что как только она вступит в должность, программе Залога будет положен конец.

Я замираю. А потом медленно поднимаю взгляд. — Что?

— Нас официально просят вернуть человека, который выступает Залогом. И они отправят обратно девочку, которая сейчас выступает Залогом со стороны вампиров…

— Мальчика, — автоматически поправляю я его. Кончики моих пальцев онемели. — Текущий Залог вампиров — мальчик. — Я встречалась с ним однажды. У него были тёмные волосы, он постоянно хмурился и отказался, когда я предложила помочь ему с кипой книг. Сейчас он, вполне мог быть одного роста со мной.

— Кем бы он ни был, его вернут на следующей неделе. Люди решили не ждать, пока Мэдди Гарсия вступит в должность.

— Я не понимаю… — я сглотнула. Собралась с мыслями. — Так будет лучше. Это глупая практика.

— Она гарантировала мир между вампирами и людьми на протяжении более ста лет.

— По-моему, это жестоко, — спокойно возражаю я. — Просить восьмилетнего ребёнка в одиночку переехать на вражескую территорию, чтобы играть в заложника.

— «Заложник» — такое грубое, примитивное слово.

— Вы удерживаете человеческого ребёнка в качестве сдерживающего фактора десять лет, с обоюдным пониманием того, что если люди нарушат условия нашего альянса, вампиры мгновенно убьют ребёнка. Это тоже кажется грубым и примитивным?

Глаза отца сузились. — Это не в одностороннем порядке, — его голос стал твёрже. — Люди держат ребёнка-вампира по той же причине…

— Я знаю, отец, — я подалась вперёд. — Я была предыдущим Залогом вампиров, на случай, если ты забыл.

Я бы не удивилась, если бы он забыл — но нет. Он, возможно, не помнит, как я пыталась взять его за руку, когда бронированный «седан» увозил нас на север, или как я пыталась спрятаться за бедром Вани, когда впервые увидела странно окрашенные глаза людей. Он, возможно, не знает, каково это, расти с осознанием того, что если перемирие между нами и людьми рухнет, те же самые опекуны, которые учили меня кататься на велосипеде, войдут в мою комнату и вонзят мне нож в сердце. Он, возможно, не задумывается о том, что отправил свою дочь стать одиннадцатым Залогом, на десять лет пленницей среди людей, которые ненавидели ей подобных.

Но он всё помнит. Потому что первое правило Залога, конечно же, заключается в том, что они должны быть тесно связаны с теми, кто находится у власти. С теми, кто принимает решения о мире и войне. И если Мэдди Гарсия не хочет бросить под автобус члена своей семьи ради общественной безопасности, это только заставляет меня ещё больше её уважать. Мальчик, который занял моё место, когда мне исполнилось восемнадцать, внук советницы Юинг. А когда я выступала Залогом со стороны вампиров, от лица людей Залогом выступал внук губернатора Дэвенпорта. Раньше я гадала, чувствует ли он то же, что и я — иногда злость, иногда смирение. В основном ненужность. Мне бы очень хотелось узнать, ладит ли он сейчас со своей семьёй лучше, чем я со своей.

— Александра Боден. Ты её помнишь? — отец снова перешёл на разговорный тон. — Вы родились в один год.

Я откинулась на спинку кресла, не удивлённая резкой сменой темы. — С рыжими волосами?

Он кивнул. — Чуть больше недели назад её младший брат, Абел, праздновал своё пятнадцатилетие. Той ночью он с тремя друзьями отправился на вечеринку и оказался возле реки. Окрылённые молодостью и глупостью, они бросили друг другу вызов: переплыть реку, коснуться берега, который находится на территории оборотней, а затем вернуться обратно. Проверка на храбрость, так сказать.

Мне плевать на судьбу избалованного братца Александры Боден, но от его слов меня бросает в дрожь. Всем детям вампиров рассказывают об опасности южной границы. Мы все узнаём, где заканчивается наша территория и начинается территория оборотней, ещё до того, как научимся говорить. И все мы знаем, что нельзя связываться с оборотнями.

Кроме этих четырёх болванов, разумеется.

— Они мертвы, — пробормотала я.

Отец кривит губы в гримасе, которая мало напоминает сочувствие, а скорее раздражение.

— По моему честному мнению, они это заслужили. Конечно, когда мальчиков не удалось найти, возникли худшие опасения. Ансель Боден, отец мальчика, имеет тесные связи с несколькими семьями Совета и потребовал ответных действий. Он утверждал, что их исчезновение оправдывает это. Ему напомнили, что благо всего нашего народа превыше блага одного человека — это основной принцип, на котором держится общество вампиров. Рождаемость у нас на самом низком уровне, и мы на грани вымирания. Сейчас не время разжигать конфликт. И всё же, в неподобающем проявлении слабости, он продолжал умолять.

— Отвратительно. Как он смеет оплакивать своего сына?

Отец бросает на меня испепеляющий взгляд.

— Благодаря своим связям с Советом он чуть было не добился своего. Буквально на прошлой неделе, пока ты притворялась человеком, мы были ближе к межвидовой войне, чем за целый век. И тут, через два дня после их глупой выходки… — отец встаёт, обходит стол, затем облокачивается о его край, изображая расслабленность. — Мальчики снова появились. Целые.

Я моргаю, привычка, которую переняла, притворяясь человеком. — Их трупы?

— Они живы. Потрясены, конечно. Их допрашивали оборотни — сначала как шпионов, а потом как распоясавшихся молокососов. Но в конце концов их вернули домой целыми и невредимыми.

— Как? — я могу вспомнить полдюжины случаев за последние двадцать лет, когда нарушались границы, и то, что осталось от нарушителей, отправляли обратно по частям. В основном это происходило за чертой города, в демилитаризованных лесах. Так или иначе, оборотни были беспощадны к нашему народу, а мы — к оборотням. А это значит, что… — Что изменилось?

— Разумный вопрос. Видишь ли, большинство членов Совета решили, что Роско в старости стал мягкотелым. — Роско. Альфа стаи Юго-Запада. Я слышала, как отец говорил о нём с самого моего детства. — Но я встречался с Роско только один раз. Всего один — он всегда ясно давал понять свою незаинтересованность в дипломатии, а люди вроде него, подобны черепам. Со временем они только твердеют, — он поворачивается к окну. — Оборотни по-прежнему скрытны в отношении своего общества. Но у нас есть способы добыть информацию, и после того, как мы отправили несколько запросов…

— В их руководстве произошли изменения.

— Очень хорошо, — он кажется довольным, словно я ученица, которая освоила транзитивность намного раньше ожидаемого. — Возможно, мне стоило выбрать тебя своей преемницей. Оуэн проявляет мало интереса к этой роли. Похоже, он больше увлечён светской жизнью.

Я махнула рукой. — Уверена, что когда ты объявишь о своей отставке, он перестанет кутить со своими друзьями-наследниками Совета и станет идеальным вампирским политиком, каким ты всегда мечтал его видеть. — Нет. — Возвращаемся к оборотням. Какие изменения?

— Похоже, несколько месяцев назад кто-то… бросил вызов Роско.

— Бросил вызов?

— Их смена власти не отличается особой утончённостью. В конце концов, оборотни ближе всего к собакам. Достаточно сказать, что Роско мёртв.

Я воздерживаюсь от того, чтобы указывать на то, что наши династические, наследственные олигархии кажутся ещё более примитивными, а собак все любят.

— Ты встречался с ним? С новым Альфой?

— После того, как мальчиков благополучно вернули, я запросил встречи с ним. К моему удивлению, он согласился.

— Согласился? — Бесит, что меня это зацепило. — И?

— Мне было любопытно, понимаешь. Милосердие не всегда признак слабости, но может им быть, — его взгляд внезапно устремляется куда-то вдаль, затем скользит по произведению искусства на восточной стене — простому холсту, окрашенному в тёмно-пурпурный цвет в память о крови, пролитой во время Астры. Подобные картины можно увидеть в большинстве общественных местах. — А предательство рождается из слабости, Мизери.

— И это, тот случай? — Всегда считала, что предательство — это просто предательство, но что я знаю?

— Новый Альфа не слаб. Напротив. Он… — отец погрузился в себя. — Нечто другое. Нечто новое. — Его взгляд останавливается на мне, выжидающий, терпеливый, и я качаю головой, потому что не могу представить, зачем бы ему рассказывать мне обо всём этом. Какую роль я могла бы сыграть. До тех пор, пока какая-то мысль не пробирается ко мне в голову.

— Почему ты упомянул о свадьбе? — спрашиваю я, не скрывая подозрения в голосе.

Отец кивнул. Должно быть, я задала правильный вопрос, особенно потому, что он не ответил на него напрямую.

— Ты выросла среди людей и не имела возможности получить вампирское образование, поэтому можешь не знать полной истории нашего конфликта с оборотнями. Да, мы враждуем уже столетиями, но попытки диалога предпринимались. Было пять межвидовых браков между нами и оборотнями, во время которых не было зафиксировано ни пограничных стычек, ни смертей вампиров от рук оборотней. Последний брак был двести лет назад — пятнадцатилетний альянс между вампиром и его невестой-оборотнем. Когда она умерла, был заключён ещё один альянс, который закончился плохо.

— Астра.

— Астра, да. — Шестая свадебная церемония закончилась резней, когда оборотни напали на вампиров, которые после десятилетий мира стали слишком доверчивыми и совершили ошибку, явившись на свадьбу, в основном безоружными. Благодаря превосходящей силе оборотней и фактору внезапности, это была кровавая баня — в основном с нашей стороны. Пурпурная, с примесью зелёного. Прямо как астра. — Мы не знаем, почему оборотни решили напасть на нас, но с тех пор, как наши отношения с ними безнадёжно испортились, неизменным оставалось одно: у нас был альянс с людьми, а у оборотней — нет. На каждые десять вампиров приходится десять оборотней, а людей — сотни на оба наших вида вместе взятых. Да, людям может не хватать талантов вампиров или скорости и силы оборотней, но сила в численности. Иметь их на нашей стороне было… успокаивающе, — отец стиснул зубы. Лишь спустя долгое время напряжение спало с его лица. — Конечно, ты понимаешь, почему отказ Мэдди Гарсии встретиться со мной вызывает беспокойство. Тем более что она относительно тепло относится к оборотням.

Мои глаза расширяются. Возможно, я немного не в курсе культурных особенностей людей, но я не думала, что дипломатические отношения с оборотнями будут стоять в их списке государственных дел на этот год. Насколько я знаю, они всегда игнорировали друг друга — не так уж сложно, учитывая, что у них нет общих важных границ.

— Люди и оборотни. Ведут дипломатические переговоры?

— Всё верно.

Я по-прежнему скептически настроена. — Об этом тебе рассказал Альфа, когда вы встречались?

— Нет. Это информация, которую мы получили другими путями. Альфа рассказал мне кое-что другое.

— Например?

— Видишь ли, он молод. Примерно твоего возраста, но сложен иначе. Возможно, такой же дикий, как Роско, но более открытый. Он верит, что мир в регионе возможен. Что альянсы между всеми тремя видами должны быть налажены.

Я фыркаю, не сдержав смеха. — Удачи ему с этим.

Голова отца склоняется набок, и он пристально смотрит на меня, оценивая.

— Знаешь, почему я выбрал тебя в качестве Залога? А не твоего брата?

О, нет. Только не этот разговор. — Подбросил монетку?

— Ты была таким необычным ребёнком, Мизери. Никогда не проявляла интереса к происходящему вокруг, запертая в хранилище внутри своей головы, до тебя было трудно добраться. Замкнутая. Другие дети пытались подружиться с тобой, ты упрямо держала их на расстоянии…

— Другие дети знали, что именно меня отправят к людям, и начали называть меня «беззубой предательницей», как только смогли составить полноценные предложения. Или ты забыл, как в семь лет сыновья и дочери твоих коллег по Совету украли мою одежду и вытолкнули меня на солнце прямо перед полуднем? И эти же люди плевали на меня и издевались, когда я вернулась после десяти лет службы в качестве их Залога, так что я не… — я медленно выдохнула и напомнила себе, что всё нормально. Со мной всё в порядке. Я неприкасаемая. Мне двадцать пять, у меня есть мои поддельные человеческие документы, моя квартира, мой кот (пошла ты, Серена), моя… Ладно, сейчас у меня, наверное, нет работы, но я скоро найду другую, со стопроцентной гарантией отсутствия Пирса и ему подобных. У меня есть друзья — подруга. Наверное.

Главное, я научилась безразличию. Ко всему.

— Свадьба, о которой ты упомянул. Чья она?

Отец поджимает губы. Прошло несколько мгновений, прежде чем он снова заговорил.

— Когда оборотень и вампир стоят друг перед другом, всё, что они видят…

— Астру, — я опускаю взгляд на свой телефон, испытывая нетерпение. — Три минуты и сорок семь секунд…

— Они видят свадьбу между вампиром и Альфой, которая должна была принести мир, но обернулась смертью. Оборотни — животные, и ими всегда останутся, но мы находимся на грани вымирания, и нужно думать о благе большинства. Если мы позволим людям и оборотням сформировать альянс, который исключает нас, они могут полностью нас уничтожить…

— О, боже! — Внезапно до меня доходит, к какому безумному, нелепому финалу он ведёт, и я прикрываю глаза. — Ты же шутишь, да?

— Мизери.

— Нет, — я издаю смешок. — Ты… Отец, мы не можем выйти из этой войны с помощью брака. — Не знаю, почему я перешла на Язык, но это застаёт его врасплох. И, может быть, это к лучшему, может быть, ему это нужно. Минута, чтобы осмыслить это безумие. — Кто согласится на это?

Отец смотрит на меня так пристально, что я понимаю. Просто понимаю.

И я разражаюсь хохотом.

Я громко смеялась только с Сереной, а значит, с тех пор прошло больше месяца. Мой мозг чуть не задыхается, поражённый этими новомодными, загадочными звуками, которые издаёт мой голосовой аппарат. — Ты что, испорченной крови напился? Потому что ты спятил.

— Моя задача заботиться о благе большинства, а благо большинства заключается в процветании нашего народа, — его явно задела моя реакция, но я не могу сдержать смеха, клокочущего в моём горле. — Это была бы работа, Мизери. Компенсируемая.

Боже, это же… это так смешно. И безумно. — Никакая сумма денег не убедит меня выйти замуж за… Это десять миллиардов долларов?

— Нет.

— Ну, тогда никакая меньшая сумма не убедит меня выйти замуж за оборотня.

— Финансово ты будешь обеспечена на всю жизнь. Ты же знаешь, карманы Совета глубоки. И настоящего брака никто не ожидает. Вы будете супругами лишь на бумаге. Ты проведёшь на территории оборотней всего один год, что послужит сигналом того, что вампиры могут быть в безопасности с оборотнями…

— Вампиры не могут быть в безопасности с оборотнями, — я вскакиваю и начинаю ходить взад-перед перед ним, массируя висок. — Почему ты вообще просишь меня? Очевидно, я не твой первый вариант.

— Нет, — сухо ответил он. — И не второй. Совет единогласно решил, что нам нужно действовать, и несколько членов предложили своих родственников. Изначально дочь советника Эссена согласилась. Но она передумала…

— О, боже, — я перестала расхаживать. — Вы рассматриваете это как обмен Залогом?

— Конечно. И оборотни тоже. Альфа пришлёт к нам оборотня. Кого-то важного для него. Она будет с нами столько же, сколько ты с ним. Обеспечивая вашу взаимную безопасность.

Спятил. Полностью спятил.

Я глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.

— Ну, я… — Считаю, что вы все там рехнулись, и кто бы ни пришёл на эту свадьбу, его растерзают, и ты ещё смеешь просить меня об этом, — …польщена, что ты обо мне вспомнил, но нет уж, уволь. Спасибо.

— Мизери.

Я подхожу к столу, чтобы взять телефон (осталась одна минута и тринадцать секунд), и на мгновение оказываюсь так близко к отцу, что чувствую ритм его крови в своих костях. Медленный, размеренный, до боли знакомый.

Сердцебиение, как отпечатки пальцев, — уникальное, неповторимое, самый простой способ отличить людей друг от друга. Сердцебиение отца было отпечатано на моей коже с того дня, как я родилась, когда он стал первым, кто взял меня на руки, первым, кто заботился обо мне, первым, кто узнал меня.

А потом он умыл руки.

— Нет, — говорю я. Ему. Себе.

— Смерть Роско — это возможность.

— Смерть Роско была убийством, — спокойно отмечаю я. — Руками того, за кого ты хочешь меня выдать.

— Знаешь, сколько детей-вампиров родилось в этом году на Юго-Западе?

— Мне всё равно.

— Меньше трех сотен. Если оборотни и люди объединятся, чтобы отобрать у нас земли, они уничтожат нас. Полностью. Благо большинства…

— … дело, на которое я уже пожертвовала, и никто не выражает мне особой благодарности, — я решительно встречаюсь с его взглядом. С решительностью сунула телефон в карман. — Я сделала достаточно. У меня есть своя жизнь, и я возвращаюсь к ней.

— Так ли это?

Я замерла, развернувшись лишь наполовину.

— Прости, что?

— Есть ли у тебя жизнь, Мизери? — Его слова сопровождаются пристальным, но осторожным взглядом, словно он надавливает на острие ножа, едва касающегося моей шеи.

«Мне нужно, чтобы тебя хоть что-то волновало, кроме меня, Мизери! Хоть что-то!»

Я отгоняю воспоминание и сглатываю.

— Удачи найти другую жертву.

— Ты чувствуешь себя чужой среди своих. Это могло бы вернуть тебе их расположение.

Волна гнева прокатилась по моему позвоночнику. — Пожалуй, я воздержусь, отец. По крайней мере, пока они сами не вернут себе моё, — я отхожу на несколько шагов назад, весело махнув рукой. — Я ухожу.

— Мои десять минут ещё не истекли, — мой телефон выбрал именно этот момент, чтобы запищать.

— Как вовремя, — я одарила его улыбкой. Если мои клыки его беспокоят, что ж, его проблемы. — Могу с уверенностью сказать, что никакое количество времени не изменит итога этого разговора.

— Мизери, — в его голосе появляется оттенок мольбы, что немного забавно.

Обидно, досадно. — Увидимся через… семь лет? Или когда ты решишь, что мир спасёт сетевой маркетинг от оборотней и вампиров, и попытаешься втюхать мне БАДы. Но попроси Ваню заехать за мной домой. Переписывать резюме нет никакого желания, — говорю я и поворачиваюсь, чтобы нащупать дверную ручку.

— Через семь лет другой возможности не будет, Мизери.

Я закатываю глаза и распахиваю дверь. — До свидания, отец.

— Морленд — первый Альфа, который…

Я хлопнула дверью, не удосужившись выйти из кабинета, и резко развернулась лицом к отцу. Сердце стучит медленно, словно ползёт, и тяжело громыхает в груди.

— Что ты только что сказал?

Он выпрямляется у стола, явно растерянный, но в его глазах появилась слабая надежда.

— Ни один другой Альфа…

— Имя. Ты назвал имя. Как…?

— Морленд? — повторяет он.

— Его полное имя! Как его зовут?

Глаза отца подозрительно сужаются, но через несколько секунд он произносит: — Лоу. Лоу Морленд.

Я посмотрела на пол, который, казалось, дрожал. Потом на потолок. Сделала несколько глубоких вдохов, каждый медленнее предыдущего, а затем дрожащей рукой провожу по волосам, хотя рука кажется тысячефунтовым грузом.

Интересно, не будет ли слишком простовато то голубое платье, которое я надевала на выпускной в колледже Серены, для межвидовой свадебной церемонии? Потому что, да.

Кажется, я выхожу замуж.