Уйти — это облегчение. И в то же время невыносимая мука.
В общем, не самое удачное начало.
Всю следующую за моим прибытием неделю я мысленно колотила себя за то, как повела себя с Максом. Мне плевать, считают ли меня оборотни обезумевшим монстром, но меня беспокоит, что малейшую свободу, которую они, возможно, собирались мне предоставить, так быстро отобрали.
Меня сопровождают повсюду: на прогулке у озера; за пакетом крови к холодильнику; когда я сижу в саду в сумерках, просто чтобы хоть что-то поменять, кроме ванной комнаты. Я — просто кладезь сожаления. Потому что все мы те ещё сучки — пока хмурый оборотень не стоит у двери ванной, в то время как ты моешь голову.
Пока не лишимся возможности сунуть нос куда не следует.
Столько свободного времени, а тратить его не на что. Такая вот жизнь Залога, к которой я привыкла, разве что Серены в моей жизни стало значительно меньше, а значит, и дел тоже. По идее, мне должно быть скучно до смерти, но, по правде говоря, это не слишком отличается от моей рутины в мире людей. Нет друзей, нет хобби, нет никакой настоящей цели, кроме как заработать достаточно денег на оплату жилья, чтобы… существовать, наверное.
«Это как будто ты… не знаю, в подвешенном состоянии. Оторвана от всего вокруг. Мне просто нужно видеть, что ты к чему-то стремишься, Мизери».
Возможно, со мной что-то не так. После окончания срока в роли Залога, мы с Сереной получили свободу выйти в большой мир, общаться с людьми, которые не были нашими наставниками или опекунами, влюбляться и заводить друзей. Серена с головой окунулась в это, но я так и не смогла заставить себя сделать то же самое. Частично потому, что чем ближе я подпускала к себе кого-то, тем сложнее было скрывать, кто я на самом деле. А может быть, то, что первые восемнадцать лет моей жизни прошли в знакомстве с жестокостью всех видов, не совсем подготовило меня к светлому будущему.
Кто знает.
Таким образом, днём я сплю, а ночи коротаю в полудрёме. Принимаю долгие ванны — сначала ради Лоу, а потом потому, что начинаю по-настоящему наслаждаться ими. Смотрю старые человеческие фильмы. Хожу по своей комнате, восхищаясь её красотой, гадая, кто, чёрт возьми, придумал этот потолок с балками — одновременно изысканный, уютный и потрясающий.
Мне действительно не хватает интернета. Опасаясь, что я могу захотеть подрабатывать шпионкой, и чтобы я не могла передавать секретную и конфиденциальную информацию, с которой могу столкнуться на территории оборотней, у меня нет доступа к технологиям. Исключение составляет мой еженедельный звонок Ване, который строго контролируется и длится ровно столько, чтобы она успела презрительно фыркнуть и убедиться, что я ещё жива. Конечно, это не моё первое родео, и я действительно пыталась протащить сюда мобильный телефон, а также ноутбук и кучу гаджетов для тестирования на проникновение.
Ваша честь, меня поймали. Тот, кто рылся в моих вещах, имел наглость конфисковать половину из них, а из оставшейся техники вытащить все антенны и Wi-Fi карты. Когда я это поняла, то два часа пролежала на полу, как выброшенная на солнце медуза, чьи планы сорваны.
Лоу редко бывает рядом, и никогда не появляется на виду, хотя иногда я чувствую, как его низкий голос вибрирует сквозь стены. Строгие приказы. Долгие тихие разговоры. Однажды, что особенно запомнилось, как раз когда я залезла в гардеробную для своего полуденного отдыха, раздался громкий смех, за которым последовали восторженные крики Аны. Несколько мгновений спустя я уснула, сомневаясь в том, что слышала.
На пятый вечер кто-то стучит в мою дверь.
— Эй, Мизери, — это Мик — тот пожилой оборотень, который разговаривал с Лоу на церемонии. Он мне очень нравится. Главным образом потому, что, в отличие от других моих охранников, он, похоже, не хочет, чтобы я вышла на улицу и меня поразила молния. Мне нравится думать, что мы сдружились, когда он впервые заступил на ночную смену: я заметила, как он облокотился о стену, выкатила своё кресло в коридор и бац — мы мгновенно стали лучшими друзьями. Наш трёхминутный разговор о напоре воды стал апогеем моей недели.
— Что случилось, дружелюбный соседский надзиратель?
— Политически корректное название — «охрана», — его сердцебиение сбито: глухое, с едва заметными задержками, словно у него на душе тоска. Меня мучает мысль, не связано ли это с огромным шрамом на его горле, но, возможно, я всё себе напридумывала. Ведь он улыбается мне так тепло, что в уголках его глаз появляются вороньи лапки. Почему все не могут быть такими милыми? — И у тебя видеозвонок от твоего брата. Идём со мной.
Любая надежда на то, что Мик отведёт меня в офис Лоу и оставит одну, чтобы я могла пошарить вокруг, угасает, когда мы направляемся в солнечную комнату.
— Готова вернуться? — говорит Оуэн, даже не поздоровавшись.
— Не думаю, что это вариант, если мы хотим избежать…
— Разозлить отца?
— Я думала о полномасштабной войне.
Оуэн отмахивается рукой. — Ах, да. И это тоже. Как супружеская жизнь?
Под пристальным взглядом Мика, который ловит каждое моё слово, я выдаю:
— Скучно.
— Ты вышла замуж за парня, который может убить тебя в любой момент. Какая скука?
— Технически, любой может убить кого угодно, в любой момент. Твои противные дружки запросто могли бы тебя сегодня ночью придушить. А я могла бы миллион раз за последние двадцать лет подсыпать триазолопиримидины в твои пакеты с кровью, — я постучала себя по подбородку. — Кстати говоря, почему я этого не сделала?
В его глазах что-то промелькнуло.
— И подумать только, что раньше мы нравились друг другу, — мрачно пробормотал он. Он прав. До того, как я уехала на территорию людей, с каждым вампирским ребёнком, решивший поиздеваться над моим будущим в роли Залога, случались странные кармически события.
Загадочные синяки, пауки, ползающие в рюкзаках, позорные секреты, раскрытые перед всем сообществом. Я всегда подозревала, что это дело рук Оуэна. С другой стороны, может, я ошибалась. Когда я вернулась домой в восемнадцать, он, казалось, был не слишком рад моему появлению и уж точно не хотел общаться со мной на людях.
— Ты можешь просто ужаснуться тому, что живёшь среди оборотней? — спросил он.
— Люди пока что похуже будут. Они занимаются всякой ерундой, вроде сжигания тропических лесов Амазонки или оставляют ночью поднятым сиденье унитаза. В любом случае, тебе что-нибудь нужно от меня?
Он покачал головой.
— Просто убеждаюсь, что ты ещё жива.
— О, — я облизнула губы. Сомневаюсь, что ему есть дело до того, продолжаю ли я существовать в этом метафизическом плане, но это хорошая возможность. — Я так рада, что ты позвонил, потому что… я так скучаю по тебе, Оуэн.
На его зернистом лице промелькнула вспышка недоумения. Затем до него дошло.
— Да? Я тоже скучаю по тебе, милая, — он откинулся на спинку кресла, заинтригованный. — Расскажи, что тебя тревожит.
Каждый вампир на Юго-Западе знает, что мы близнецы, хотя бы потому, что наше появление изначально праздновалось как ослепительный источник надежды («Двое детей сразу! В престижной семье Ларков! Когда зачатие было так сложно, и так мало наших детей появляются на свет! Слава!») а затем быстро замято под толстый ковёр мрачных историй («Они убили собственную мать во время двухдневных родов. Мальчик ослабил её, а девочка нанесла последний удар — Мизери, так они её назвали. На той кровати пролилось больше крови, чем во время Астры»). Серена тоже это знала, когда я впервые познакомила её с ним после того, как она донимала меня просьбами познакомить её с «парнем, который мог бы быть твоим соседом по комнате годами, если бы ты лучше разыграла свои карты, Мизери». Они, к моему удивлению, прекрасно поладили, сплотившись на любви к высмеиванию моей внешности, одежды, музыкального вкуса. В общем, всего моего стиля.
И всё же, даже Серена не могла заткнуться о том, как невероятно, что Оуэн, с его смуглой кожей и уже начинающей лысеть макушкой, вообще является моим родственником. Всё потому, что я похожа на отца, а он… ну, я полагаю, он похож на мать. Трудно сказать, поскольку, похоже, ни одной её фотографии не сохранилось.
Но какими бы ни были различия между мной и Оуэном, те месяцы, проведённые вместе в утробе матери, должно быть, оставили на нас какой-то след. Потому что, несмотря на то, что мы росли, общаясь реже, чем пара приятелей по переписке, похоже, мы всё же понимаем друг друга.
— Помнишь, когда мы были детьми? — спрашиваю я. — И отец брал нас в лес, чтобы посмотреть, как садится солнце, и почувствовать, как наступает ночь?
— Конечно. — Ни отец, ни армия нянечек, которые за нами присматривали, никогда ничего подобного не делали. — Я часто об этом думаю.
— Я вспоминала то, что говорил отец. По типу: Та вещь, которую я потеряла. У тебя есть какие-нибудь новости о ней? — я плавно перехожу с английского на Язык, следя за тем, чтобы не менять интонацию. Мик поднимает глаза от телефона, скорее любопытствуя, чем подозревая.
— А, да. Ты раньше смеялась минутами напролёт и говорила: У меня никаких. Она не вернулась в свою квартиру. Мне сообщат, если это произойдёт.
— Но потом ты злился, потому что мы с отцом не обращали на тебя внимания, и уходил куда-то один, бормоча о самых странных вещах. Дай мне знать, если что-то изменится. Ты разговаривал с девушкой-залогом от оборотней? Она что-нибудь упоминала о Лоялистах?
Он кивает и довольно вздыхает. — Знаю, ты никогда не поверишь, но я всегда говорю: Я с ней не общаюсь. Но я постараюсь что-нибудь выяснить. Отец всегда любил тебя больше, дорогая.
— О, дорогой. Думаю, он любит нас одинаково.
Вернувшись в комнату, я достала ноутбук, раздумывая, не стащить ли мне Wi-Fi чип с чьего-нибудь телефона. Я немного повозилась, написав гибкий скрипт для сканирования серверов оборотней, которыми мне, возможно, никогда не удастся воспользоваться. Как всегда во время программирования, я потеряла счёт времени. Когда я отрываю взгляд от клавиатуры, луна высоко, в комнате темно, и передо мной стоит маленькое, жуткое существо. Оно было одето в леггинсы с совами и шифоновую пачку, и смотрело на меня, как призрак минувшего Рождества.
Я взвизгнула.
— Привет.
Мамочки. — Ана?
— Привет.
Я хватаюсь за грудь. — Какого чёрта?
— Ты играешь?
— Я… — я бросаю взгляд на свой ноутбук. Сказать: «Похоже, я создаю схему управления и обработки» было бы совсем не к месту. — Ага. Как ты сюда попала?
— Ты всегда задаёшь одни и те же вопросы.
— А ты всегда залезаешь сюда. Каким образом?
Она указывает на окно. С хмурым видом я подхожу к нему и, опираясь на подоконник, выглядываю наружу. Раньше я уже осматривала его в своих отчаянных поисках возможности несанкционированного шпионажа. Спальни находятся на втором этаже, и я несколько раз проверяла, смогу ли я спуститься вниз (нет, если только меня не укусит радиоактивный паук, и у меня не появятся присоски на пальцах) или спрыгнуть (не сломав при этом шею). Мне никогда не приходило в голову посмотреть… вверх.
— Через крышу? — спрашиваю я.
— Да. У меня забрали ключ.
— Твой брат знает, что ты лазаешь по крыше, как обезьяна-паук?
Она пожимает плечами. Я тоже пожимаю плечами и возвращаюсь к кровати. Не то чтобы я собиралась настучать на неё. — А что это? — спрашивает она.
— Что?
— Обезьяна-паук. Это паук, который выглядит как обезьяна, или обезьяна, которая выглядит как паук?
— Мм, не уверена. Дай-ка я загуглю и… — я кладу ноутбук на колени, а потом вспоминаю о ситуации с Wi-Fi. — Блять.
— Это плохое слово, — говорит Ана, хихикая восторженно и заразительно, отчего я чувствую себя гением импровизации. Она приятная компания. — Как тебя зовут?
— Как тебя зовут?
— Мизери.
— Мирези.
— Мизери.
— Да. Мирези.
— Это не… но ладно.
— Можно поиграть с тобой? — она с жадностью смотрит на мой ноутбук.
— Нет.
Её красивые губки обиженно изогнулись. — Почему?
— Потому что. — Во что мы вообще будем играть? В деление столбиком?
— Алекс разрешает мне играть.
— Алекс? Тот блондин? — я не видела его с того инцидента с Максом. Предполагаю, это записали как «произошло под его присмотром», и его убрали из ротации тюремщиков.
— Да. Мы угоняем машины и общаемся с красивыми девушками. Но Алекс говорит, что Джуно не должна знать.
— Ты играешь в «Grand Theft Auto» с Алексом?
Она пожимает плечами.
— Это разве подходит для… трёхлетней?
— Мне семь, — гордо заявила она, при этом подняв шесть пальцев.
Я решила закрыть на это глаза. — Не буду лгать, я очень горжусь, что попала в диапазон твоего возраста.
Ещё одно пожимание плечами — похоже, это её стандартный ответ. Честно говоря, это очень похоже на меня. Она устраивается на кровати рядом со мной, и я на мгновение испугалась, что она может описаться. У неё есть подгузник? Она приучена к туалету? Может, мне её ещё и отрыгнуть?
— Я хочу поиграть, — повторяет она. Я не мягкотелая. Прожив первые восемнадцать лет своей жизни, подчиняясь длинному списку весьма неопределённых ожиданий других, я отточила напористость. У меня нет проблем с тем, чтобы сказать твёрдое, окончательное «нет» и больше никогда не возвращаться к просьбе. Поэтому, должно быть, у меня действительно серьёзное поражение мозга, когда вздыхаю, открываю свой редактор и быстро пишу на JavaScript игру, похожую на «Змейку».
— Она образо… Образова…? — спрашивает она, после того как я объяснила, как в неё играть.
— Образовательная.
— Джуно говорит, что важно, чтобы игры были образова…
— Не знаю, образовательная ли она, но по крайней мере, в ней не совершается никаких серьёзных преступлений.
В том, как она мягко и доверчиво прижимается ко мне, есть что-то обезоруживающее, словно наши народы последние пару столетий не охотились друг на друга ради развлечения. Её язычок высовывается между зубов, когда она пытается схватить яблоки, и когда тёмная прядь волос падает ей на правый глаз, я ловлю себя на том, что мои пальцы зависли прямо там, с желанием заправить её за ухо.
— Блин, — бормочу я, отдёргивая руку.
— Что?
— Ничего, — в ужасе зажимаю руки между спиной и стеной. Кажется, будто уже глубокая ночь, когда Ана зевает и решает, что пора возвращаться в свою комнату. — Меня и так заждалась моя кошка.
Секундочку. — Твоя кошка?
Она кивает.
— А твоя кошка случайно не серая, длинношерстная, с приплюснутой мордой?
— Да. Её зовут Искорка.
О, чёрт. — Во-первых, это он.
Она хлопает глазами. — Тогда его зовут Искорка.
— Нет, его зовут чёртов кот Серены.
Выражение лица Аны становится жалостливым.
— И вообще-то он мой кот. — Серены. Неважно.
— Не думаю.
— Ты же понимаешь, что он появился, когда я приехала.
— Но он спит со мной.
Ага. Вот куда он всё время пропадает.
— Только потому, что он меня ненавидит.
— Тогда, может, он и не твой кот, — говорит она с деликатной мрачностью терапевта, сообщающего, что у меня нет диагностируемого расстройства, я просто стерва.
— А знаешь что? Мне всё равно. Разбирайтесь с Сереной сами.
— Кто такая Серена?
— Моя подруга.
— Лучшая подруга?
— У меня только одна, так что… да?
— А у меня лучшая подруга — Миша. У неё рыжие волосы, и она дочь лучшего друга моего брата, Кэла. И Джуно её тётя. А ещё у неё есть младший брат, его зовут Джексон, и младшая сестра, а её зовут…
— Это не «Братья Карамазовы», — перебиваю я, — мне не нужно генеалогическое древо.
— …Джолин, — продолжает она, невозмутимая. — Где Серена?
— Она… Я пытаюсь её найти.
— Может, мой брат сможет тебе помочь? Он очень хорошо умеет помогать людям.
Я сглатываю. Ну не могу я с детьми. — Может быть.
Она несколько секунд изучает меня. — Ты как Лоу?
— Не уверена, что ты имеешь в виду, но нет.
— Он тоже не спит.
— Я сплю. Просто днём.
— А-а. Лоу не спит. Вообще.
— Никогда? Это особенность оборотней? Альф?
Она качает головой. — У него пневмония.
Серьёзно? Когда он её подцепил? Мне он показался здоровым. Может, для оборотней пневмония — это не такая уж и…
— Подожди! — кричу я, увидев Ану, направляющуюся к окну. — Может, ты выйдешь через дверь?
Она даже не останавливается, чтобы сказать «нет».
— Так было бы веселее. По пути ты могла бы заглянуть в комнату Лоу, — предлагаю я. Потому что если этот ребёнок умрёт, это будет на моей совести. — Передашь привет. Поболтаете.
— Он не здесь. Он ушёл разбираться с леденцами.
Я иду за ней. — С леденцами.
— Да.
— Не может быть, чтобы он разбирался с… Ты имеешь в виду Лоялистов?
— Да. Леденцов, — она уже лезет наверх, и даже «обезьяна-паук» не передаёт всей её ловкости. Но всё же.
— Не делай этого! Возвращайся! Я… запрещаю тебе продолжать.
Она продолжает карабкаться. — Ты вампир. Не думаю, что ты можешь указывать мне, что делать, — она звучит скорее деловито, чем по-детски капризно, и всё, что я могу придумать в ответ:
— Блин.
Я с ужасом слежу за её продвижением, гадая, не в этом ли заключается материнство: тревожно представлять себе своего ребёнка с расколотым черепом. Но Ана точно знала, что делает, и когда она вскарабкалась на крышу и скрылась из виду, я осталась наедине с двумя мыслями:
— меня до одури волновала судьба этого крошечной оборотня-вредины.
— Лоу, мой муж, мой сосед по комнате, куда-то ушёл на ночь.
Я пробираюсь в ванную, беру одну из своих шпилек и делаю то, что должна.