Осада

11

В кухне было темно и холодно.

Войдя в нее, Вонецне внимательно оглядела ее с порога и сразу же поняла, что все вроде бы находится на своих местах: кулек с фасолью лежал на столе, где она его оставила перед уходом. «Выходит, он только заглянул и ушел…»

Когда Секула во второй раз вернулся в подвал, служивший жильцам дома убежищем, совершив свой контрольный обход по дому, Вонецне показалось, что его карманы чем-то набиты. Она сразу же вспомнила, что оставила фасоль прямо на столе, и пожалела, что не убрала ее в шкаф. «Видать, господское положение пока еще не позволяет этому типу опуститься до мелкой кражи…» — подумала она. В подвале Вонецне чувствовала себя скверно и потому вскоре поднялась в квартиру. «Холодно, как на леднике. — Быстрым движением пальцев она замотала шарфом шею. — Право, как на леднике…» Покачав головой, она присела на корточки перед печкой, чтобы затопить ее. И в тот же миг Вонецне, сама не зная почему, вспомнила Андраша и тихо рассмеялась, широко растянув губы.

Ни одного ледника она никогда в жизни не видела и потому никак не могла знать, холодно ли на нем бывает.

Скомкав в кулаке большой кусок газеты, она сунула его в печку, соорудив над ним небольшую пирамидку из мелко поколотых дровишек, и, чиркнув спичкой, подожгла бумагу. Выпрямившись, закрыла дверцу печки. Вспомнив еще раз об Андраше, Вонецне улыбнулась, более того, ей даже показалось, что она видит, как он энергично жестикулирует и говорит ей: «Вы, дорогая, всегда такое говорите, о чем не имеете ни малейшего представления! Не проходит и дня, чтобы вы, глядя на меня спящего, не сказали бы: «Спит, как медведь!» А вы разве видели, как спит медведь? Ни разу в жизни, даже в зоопарке не видели… Но все равно каждое утро говорите об этом… Вот и Секула в глаза не видел ни одного русского, а уже такие небылицы о них рассказывает… Послали бы вы его к… Или просто скажите ему, что вы тоже регулярно читаете «Мадьяр футар». А еще лучше, если дадите ему понять, что он все свои «новости» высасывает из пальца, сидя в своей квартире…»

Вонецне улыбнулась. «Большой насмешник этот Андраш… Пора бы ему уже вернуться домой…»

Вспомнив об Андраше, она и сама удивилась тому, как ей не хватает его.

Тем временем огонь в печке разгорался, и хозяйка взяла в руки лопатку, чтобы подбросить в топку угля, но, тут же передумав, сунула лопатку обратно в ведро с углем. «А чего я, собственно, экономлю дрова? Зачем?..» Выбрав несколько сухих полешков, она положила их в печку, радуясь тому, что скоро в кухне станет тепло. Вытянув руки к горячей уже дверце, она пошевелила озябшими пальцами. Чугунная дверца печки раскалилась почти докрасна. Насыпав на дрова несколько лопаток угля, хозяйка взяла в руки чайник.

Вода из крана не текла, а только капала. Вонецне охватила досада, что в суете она позабыла заранее запастись водой.

Хорошо еще, что в ведре осталось немного воды, и женщина, налив чайник, поставила его на плиту. Открыв водопроводный кран до отказа, подставила под него большую кастрюлю. Достала из мешка, стоявшего возле шкафа, несколько картофелин и тут же снова вспомнила оттопыренные карманы Секулы. Посмотрела еще раз на мешок, и тут ей показалось, что картошки в нем будто бы поубавилось. Сунув несколько картофелин в духовку, она подвинула табуретку поближе к печке и села. Положив себе на колени пустую кастрюлю, начала перебирать фасоль. «Всего кило три будет… самое большое три с половиной… Только добрая половина в ней мусор…» Переведя взгляд на мешок с картошкой, скривила рот. «В нем, пожалуй, и пяти кило не осталось… Если этот кабан еще раз осмелится…»

Вонецне пожалела, что после ухода Андраша сразу же не купила побольше картофеля, хотя бы с мешок. Один ее знакомый, случайно встретив ее на улице, спросил, не хочет ли она выменять на хлеб картошки, а хлеб у нее тогда был. Она вышла из очереди в булочную и пошла посмотреть картофель, который на соседней улице продавал какой-то торговец. Но когда Вонецне услышала цену, у нее чуть было челюсть не отвалилась. «За такие деньги я и мяса могу купить», — проговорила она. «Пожалуйста, покупайте мясо», — равнодушно ответил ей торговец и отвернулся от нее. Однако картошка была ей нужна, и она начала торговаться, стоя у повозки и неуверенно переступая с ноги на ногу, но торгаш даже не удостоил ее ответом, а брать за назначенную им цену она сочла неблагоразумным. Вонецне почти бегом вернулась обратно в очередь в булочную, а когда спустя некоторое время все же надумала купить картофель и прошла на соседнюю улицу, там уже не было ни повозки, ни торговца.

«Вот я и промахнулась, — подумала она и печально закивала. — А Андрашу-то пора бы уже и вернуться… Наверняка волочится за какой-нибудь новой юбкой… — подумала она и сразу же отогнала от себя эту мысль. — А вдруг он попал в какую-нибудь беду? Хотя ничего с ним не случится!.. Я его тут жду-жду, а потом вместо него заявится вдруг сам Вонец… — При этой мысли она горько усмехнулась. — Но его-то я так вытурю, что он долго бежать будет, не чувствуя под собой ног!..»

Замуж она вышла поздно, когда ей уже исполнилось двадцать пять лет. Прожив долгих десять лет с мужем, вернее говоря, и не прожив, а промучившись с этим алкоголиком Вонецом, она все-таки нашла в себе силы расстаться с ним. Порой, когда она ложилась спать, слишком плотно поужинав, о чем теперь можно было только мечтать, ей снилось, что муж вернулся домой и ждет у двери. Просыпалась она почти всегда со слезами на глазах.

А на самом же деле Вонец, когда они еще жили вместе, довольно редко возвращался домой на своих ногах: обычно его притаскивали дружки по пьянке, ставили у двери, а сами тут же уходили. Когда же он немного приходил в себя, то начинал царапаться в дверь, как царапается собака, выставленная на время в коридор. Но стоило только мужу переступить порог квартиры, как он сразу же набрасывался на жену и начинал ее избивать чем попало. Вонецне и сама не знала, почему она целых десять лет терпела эти жестокие побои и самого мужа. Быть может, только потому, что боялась стать разведенкой?

Муж ее хотя и неплохо зарабатывал, но, по обыкновению, все пропивал до последней монетки. Во время последнего запоя, пропив все, что у него было в кармане, он вдруг заявил жене, что всю получку он-де не пропил, а проиграл в очко. Вонецне, не вытерпев, достала из шкафа кухонный нож и смело сказала: «Знаешь что, Вонец, катись-ка ты от меня на все четыре стороны и больше домой не приходи!..» В ответ на эту угрозу муж дико захохотал и, ухватившись за лезвие ножа, вырвал его у нее из рук и начал кричать на жену, а она, не растерявшись, схватила с плиты большую кастрюлю с водой, которую грела для стирки, и окатила мужа, крикнув более чем решительно: «Убирайся с глаз долой!.. Барахло свое получишь у привратницы, а сюда забудь и дорогу!..»

С того дня она больше не видела мужа.

Погрузившись в свои невеселые воспоминания, хозяйка забыла о чайнике, который закипел, а когда пар, поднимая крышку, тревожно загремел ею, голой рукой схватила крышку и обожгла пальцы. Выронив крышку на плиту, она поднесла руку ко рту и начала усиленно дуть на пальцы. Бросив в чайник побольше заварки, сняла его с огня и, достав кружку и сахар, смальцем смазала обожженные пальцы.

Чай удался на славу, и Вонецне с наслаждением отхлебывала его из кружки.

Андраш, конечно, ушел из дома явно не вовремя. Хотя бы второй квартирант, молодой парнишка, остался. Как только Андраш исчез, у парня тоже появилось желание куда-то смотаться. Правда, хозяйке он объяснил, что его на Рождество пригласил к себе один знакомый. Звали парнишку Вильмошем Гаалом. Ушел он явно в спешке, даже не помывшись, не надев свежей сорочки и не вычистив ботинок. Надел пальто, нахлобучил шапку и исчез. Это в гости на Рождество-то! Дойдя до порога, паренек на миг остановился и сказал, что, возможно, пробудет у знакомого всю рождественскую неделю.

«Куда мчишься, ведь ты еще не военнообязанный!» — чуть было не крикнула ему вдогонку Вонецне, которая знала, что ходили слухи, будто во время Рождества, когда на это меньше всего рассчитывают беглецы различного рода, может быть облава, которую проведут власти, чтобы выловить всех дезертиров и бездельников, увиливающих от трудовой повинности. Андраш тоже, собственно, ушел из дома по этой же причине.

Происхождение Вильмоша Гаала заинтересовало Вонецне с первого дня, когда он пришел к ней, чтобы снять угол. Паренек объяснил, что несколько дней назад он совершенно случайно прочел на столбе объявление о том, что у нее сдается койка. Вонецне он сказал, что его дом разбомбили, и ему бы хотелось уже с сегодняшнего дня жить у нее.

Вонецне согласилась, сказав парню, что ему нужно заявить об этом привратнику, а утром следующего дня оформить прописку в полиции. При этом хозяйка внимательно просмотрела документы парня, и, хотя нашла их в полном порядке, где-то в глубине души у нее все же появилось подозрение, что ее новый жилец чем-то смахивает на еврея.

Андраша, первого и, можно сказать, главного постояльца Вонецне, в тот день не оказалось дома: он задержался у кого-то из своих друзей, и хозяйка с нетерпением дожидалась его возвращения, чтобы рассказать ему о своем новом квартиранте.

— Он уже спит, но я хочу, чтобы ты сам посмотрел его документы… Сейчас принесу… — попросила она Андраша, когда он заявился домой.

— Зачем мне смотреть его бумаги? — обнял Андраш хозяйку с ласковой улыбкой. — Раз они есть, значит, все в порядке. Я лучше на него самого завтра посмотрю… А вы не думаете, что из-за меня самого вас могут не погладить по головке нилашисты?

Вонецне начала было протестовать, говоря, что он — это он, на что Андраш ничего не сказал, а просто обнял ее, крепко прижав к себе.

— Ты хоть бы свет потушил… — урезонила она его.

А утром хозяйка снова начала мучить Андраша своими подозрениями относительно нового квартиранта.

— Уж не собираетесь ли вы донести на него? — спросил ее Андраш.

— И в уме такого не держу. Я в полиции ни разу в жизни не бывала даже в роли свидетельницы, не то чтобы заявителя… Я просто хочу знать…

— Вы не сыщик, дорогая, так что вам не стоит вести никаких расследований, а то в результате их, чего доброго, ненароком узнаете, что в своей квартире вы укрываете дезертира, которого могут казнить за это, после чего вам придется носить цветочки на мою могилку… Судя по физиономии, новый жилец кажется вполне приличным парнем… Этак до прихода русских вы так себя зарекомендуете, что… — Андраш ехидно хихикнул. — А разве не так?..

Отхлебнув из чашки глоток чая, Вонецне улыбнулась и снова углубилась в свои воспоминания. Было немного обидно, что ей не так уж много осталось до сорока, а будь она немного помоложе, Андраш наверняка бы женился на ней. Однажды (спустя несколько месяцев после ухода мужа) она, обратив свои слова в шутку, однако думая всерьез, сказала квартиранту: «Женился бы ты на мне…» Андраш тихо свистнул при ее словах и, подделываясь под ее шутливый тон, ответил: «Хоть сегодня, но только с возвратом мужу, с которым вы официально все еще не разведены. Правда, сейчас война, но все же…»

Сердиться на Андраша Вонецне не могла, но его слова отозвались в ее душе болью.

«В конце концов, я и без регистрации живу с Андрашем как с мужем, — подумала она, давая оценку их связи, и тяжело вздохнула. — Правда, рано или поздно я останусь ни с чем…» Сам же Андраш отнюдь не собирался менять своего положения. Вот уже больше года, как они живут вместе, а он все равно иногда еще шутит, говоря: «Знаешь, дорогая, я, пожалуй, самый надежный любовник на всем белом свете…» Правда, подобные шутки он позволяет себе довольно редко и то лишь с глазу на глаз. Вонецне сама не раз требовала от Андраша соблюдения всех приличий. Он же в последнее время все чаще и чаще отрывался от нее под видом «соблюдения этикета». Не без душевной боли Вонецне была вынуждена признаться самой себе в том, что стоило только Андрашу куда-нибудь хоть ненадолго исчезнуть, как она не находила себе места.

«Я добровольно рассталась с мужем, чтобы обрести долгожданную свободу, — думала она, — но после знакомства с Андрашем у меня ее снова не стало, так, одна лишь видимость… — Женщину охватило внезапное чувство страха. — Рано или поздно Андраш найдет себе другую женщину, красивее и моложе меня, и тогда он уйдет, просто бросит меня…» — И хотя Вонецне не была чересчур ревнивой, однако и это чувство нет-нет да и давало о себе знать.

В этот момент за дверью послышался шум шагов.

«Андраш!..» — Вонецне вздрогнула и уставилась на дверь.

Но это оказалась Катица, которая не вошла, а лишь просунула в дверь голову и спросила:

— Кто-нибудь уже вернулся, мама? (Хозяйку квартиры Катица за доброту называла мамой.)

«Кто-нибудь… — По лицу хозяйки скользнула беглая улыбка. — Неужели ей так его недостает?» Однако она не хотела распалять себя перед девчонкой-квартиранткой и потому вслух лишь сухо бросила:

— Закрыла бы лучше дверь, всю улицу не натопишь, — и, показав на чайник, добавила: — Выпей чаю, если хочешь, конечно…

Катица остановилась посреди кухни.

— У меня нет заварки: кончилась…

— Ты так стоишь, будто впервые переступила порог этой квартиры. Вон он, чай, возьми! А сахар побереги: его у нас мало осталось, а лимонной кислоты клади сколько хочешь…

Катица достала из шкафчика свою кружку.

— Я куплю сахарин и тогда отдам вам, — словно оправдываясь, сказала девушка.

— Купишь — притупишь… сейчас дерьма и того уже не купишь. — Вонецне безнадежно махнула рукой. «Черт бы меня побрал, — подумала про себя женщина, — я уж и говорить-то начала словами Андраша».

Она сокрушенно вздохнула, так как ей уже надоело разыгрывать из себя решительную личность.

— Мышеловку ты сейчас можешь купить, а все остальное позже, и не у нас, а на луне. Эрзац-кофе и тот пропал. Вчера я была на Бульварном кольце… в лавках хоть шаром покати… Что у нас на сегодняшний день осталось из продуктов, то нужно постараться растянуть подольше. Как-нибудь проживем… — Тут она внезапно замолчала, так как дальше с языка ее снова готовы были сорваться слова Андраша, которые тот обычно говорил в таких случаях: «Как-нибудь проживем… Не может быть, чтобы не прожили. Только поясок пока придется затянуть потуже…» В душе у Вонецне снова поднялось чувство раздражения на Андраша, которому и на самом деле пора было бы вернуться домой, пока она вконец вся не извелась.

— Секула в убежище немного потеснил нас, чтобы и другим жильцам место досталось.

— Потеснил? И ты ему разрешила? Там и так уже не повернешься… А он не говорил, как мы там все поместимся?!

— Он объяснял, что в убежище хватит места для всех, кто прописан в его доме. Кого же сейчас здесь нет, тот получит место только тогда, когда заявится. Вообще он был в таком настроении, что я не осмелилась вступать с ним в спор.

— Где он найдет место… — Вонецне скорчила недовольную гримасу. — Вот вернется Андраш и тогда мигом наведет порядок в убежище.

Катица помешивала ложечкой чай в кружке.

— Трех неразлучных сестер из нашего дома мы наверняка нескоро снова увидим, — заметила Вонецне тоном думающего вслух человека. — Они не допустят, чтобы их раньше времени выписали из больницы домой. Однако хоть небольшое местечко нужно закрепить и за ними… «Вот вернется Андраш…» — снова назойливо лезла в голову мысль. — Ну чего ты стоишь с чаем? Сядь! — безо всякого перехода набросилась она на Катицу.

— Вы тоже стоите, — девушка растерянно улыбнулась. — Зачем вы со мной ссоритесь?

— Ну, сели. — Хозяйка усмехнулась и пояснила: — Я какая-то нервная стала. Тотне уже лучше?

— Лежит она, уснула, наверное, — Катица пожала плечами.

— Ее бы в больницу устроить, — вздохнула Вонецне, — но сейчас туда никого не берут…

Внезапно хозяйка замолчала и нахмурилась, словно задумавшись о том, что бы она сделала на месте Тотне. И в тот же миг в голову ей пришла мысль, а вдруг сейчас кто-то постучится в дверь и скажет: «Вашего Андраша забрали нилашисты…» Не объяснит ни почему, ни где, а просто забрали, и все. Вонецне вздрогнула при одной только мысли об этом, а по спине у нее пробежали мурашки.

— Мерзну я что-то. Подложи-ка еще в печку дров, — попросила она Катицу и, чувствуя, что голос прозвучал как-то странно, откашлялась и добавила: — Словом, впятером мы будем…

Катица открыла дверцу печки и заглянула в нее.

— В печи полным-полно, мама. Нужно немного подождать, пока прогорит. — Закрыв дверцу, Катица повторила: — Впятером… Если все вернутся.

Слово «если» неприятно подействовало на Вонецне, и она, словно успокаивая себя, быстро выпалила:

— Вернутся!

Девушка молча пила горячий чай, делая маленькие глотки.

«Если» не выходило из головы встревоженной женщины, ей хотелось поскорее забыть это слово.

— Разумеется, они вернутся, — более твердо сказала хозяйка. — За Андраша вообще бояться нечего: он где хочешь пройдет. Старик Тот, правда, немного размазня, но он уже перерос призывной возраст. А паренек, слава богу, еще не дорос до него. Его не возьмут, если только… — и она внезапно замолчала.

Вонецне с целью назвала Гаала последним, внимательно следя за Катицей, которая так низко нагнулись над своей кружкой, что лицо ее нельзя было разглядеть.

— Если только… — повторила Вонецне и снова внезапно замолчала, подула на чай, а сама не сводила глаз с лица девушки.

— Бомбы не разбирают, куда падают, — тихо заметила Катица. — Правда, Секула всех успокоил, сказав, что подвал у нас глубокий и потому очень крепкий. «Дамы и господа, да будет вам известно, что вам предоставлено вполне надежное убежище…» Он прямо так и сказал. Потом он еще долго ораторствовал, говорил что-то о чудо-оружии, о несгибаемом хунгаристском духе, потом еще черт знает о чем, а под конец заявил, что нам на выручку движутся крупные силы немцев. Тут я уже не выдержала и ушла из подвала…

«Не то ты говоришь, девонька… совсем не то…» — Вонецне чуть было не улыбнулась.

— Если только… — произнесла она в третий раз, делая ударение на слове «если».

Катица снова наклонилась над кружкой с чаем. Руки ее дрожали.

«Вот тебе и Катица… Да у нее это, как я посмотрю, серьезно… — Вонецне была удивлена собственным открытием. — А я-то думала, что это просто шутка, вернее говоря, посчитала, что Катица снова попала в затруднительное положение, в котором она нередко бывала в последнее время. Я, конечно, допускала мысль, что у нее мог быть мужчина. Однако здесь, в нашем районе, ее ни разу ни с кем не видели, пока я сама своими глазами не усмотрела…»

Однажды Вонецне случайно проходила мимо ближайшей гостиницы и вдруг увидела, как из ее дверей вышла Катица, которая, к счастью для себя, не заметила квартирной хозяйки. Вонецне, охваченная любопытством, пошла вслед за жиличкою, стараясь держаться от нее на приличном расстоянии.

«Ну и покажу же я ей! — мысленно негодовала хозяйка. — Выгоню ее с квартиры! Мне в квартире только шлюхи и не хватало…»

Вонецне вспомнила, что накануне девушка попросила у нее отсрочки: денег, чтобы заплатить за угол, у нее не было, а зарплату она должна была получить только через две недели.

Катица тогда так быстро шла по улице, что хозяйка с трудом поспевала за ней. К дому он подошла, сделав большой крюк. Когда Вонецне вошла в квартиру, Катица уже успела снять пальто. Выглядела она на удивление измученной, под глазами темные круги, будто она не спала всю ночь. Увидев хозяйку, Катица полезла в сумочку и, вынув из нее деньга, отдала ей весь долг. Отдавая деньги, она держала бумажки двумя пальцами, словно они были ей противны.

«Начинающая!» — решила про себя Вонецне и, в душе пожалев девчонку, не прогнала ее с квартиры. Сначала она подумала, а не сказать ли девушке о том, что она все знает, но решила ничего пока не говорить, так как вряд ли та станет заниматься этим ремеслом, а на этот раз ее, видимо, толкнула сильная нужда.

Работала Катица упаковщицей в типографии, а в свободное от работы время по вечерам вязала перчатки, шапочки, шерстяные наушники, чем занималась и сама Вонецне. В Сегеде у Катицы был младший брат, который учился в гимназии и жил в общежитии, но содержала его полностью Катица.

Вонецне не раз чувствовала, когда девушка оказывалась на мели; заметить это было совсем нетрудно, так как все было написано у Катицы на лице.

Однажды утром хозяйке совершенно случайно пришла в голову мысль о том, что ее квартирантка находится в любовной связи с новым квартирантом. Мысленно она ругала девушку за то, что та связалась с парнем, у которого, судя по его виду, и гроша ломаного нет за душой, а если и есть, то все равно, зачем ей понадобился этот молодой паренек. «Да я и не позволю превращать свою квартиру в бордель…»

Так ничего и не сказав девушке, Вонецне решила понаблюдать за обоими. Однажды Вильмош ушел из дома по своим делам, а Катица что-то стирала на кухне за занавеской. Вонецне сидела с вязанием в руках за кухонным столом и думала: «Ну, я ей сейчас покажу!»

А когда Катица вышла из-за занавески с выражением радостного сияния на лице, хозяйка так растерялась, что заморгала от удивления глазами, несколько раз сглатывая скопившуюся во рту слюну.

— Что с вами, мама? — с невинным видом спросила ее Катица.

Вонецне лишь молча таращила глаза на девушку и качала головой. Взяв себя в руки, она наконец спросила:

— Скажи, Катица, а не еврей ли наш новый жилец?

Катица с удивлением уставилась на хозяйку, которая с небольшим замешательством продолжала:

— А я думала, что ты знаешь…

Катица покраснела.

— Знаете, мама!.. — выпалила она и, не договорив, выбежала из кухни.

— Жаль, что ты раньше не убедилась в этом… — бросила ей вслед Вонецне.

Катица разрыдалась, а хозяйка, усомнившись в своем подозрении и не желая понапрасну обижать девушку, подождала несколько минут, а потом крикнула ей, не входя в комнату:

— Перестань выть и беги поскорее на свое свиданье, а то опоздаешь!

Катица еще немного поплакала, а затем действительно ушла из дома.

Вечером Вонецне рассказала о случившемся Андрашу и была несколько возмущена тем, как тот отреагировал на ее слова.

— Уж не завидуешь ли ты, дорогая, Катице? — сказал он. — А почему бы ей и не влюбиться? Если бы я был на ее месте, то тоже бы не на старика глаза пялил…

— Не превращать же нам теперь квартиру в бордель, — перебила она Андраша.

— Тогда пригласи священника, и пусть он благословит их, но только, когда он придет, я уйду отсюда!

Вонецне уже убедилась в том, что с Андрашем кое о чем прямо-таки невозможно серьезно разговаривать. Как он только может сравнивать их личные отношения с отношениями этих двух несмышленышей, можно сказать, сопляков еще…

Катица еще ниже нагнулась над своей чашкой, рука ее заметно дрожала. Из глаз покатились слезы, одна из них упала ей на руку.

«Выходит, что у нее это очень серьезно…» — Вонецне глазам своим не верила. Ее даже в жар бросило. Поставив свою кружку осторожно на стол, она сняла с шеи шарф и бросила его на спинку стула. Подойдя к девушке, ласково коснулась ее руки.

— Катица… Неужели у тебя это серьезно?

Девушка не взглянула на хозяйку, из груди у нее вырвался громкий вздох.

— И зачем только вам обо всем знать нужно?.. Скажите, мама, зачем?

Вонецне взяла из рук девушки кружку и поставила ее на край плиты.

— Вот ты меня даже мамой называешь, — проговорила она. — Вообще-то прости меня… Я думала, ты из-за денег… — Голос ее прервался. — Потому и сердилась на тебя…

— Я за деньги… — Катица чуть не задохнулась от возмущения.

Вонецне молча ждала, что девушка скажет ей дальше.

— … тоже один-единственный раз отдавалась, но только выглядела я тогда не как сейчас, а как выжатый лимон… — договорила наконец Катица и подняла голову. На какое-то мгновение у нее перехватило дыхание, а затем она, запинаясь, произнесла: — Вы… вы догадывались?..

— Да, догадывалась. — Вонецне усмехнулась.

Катица опустила глаза вниз, однако в голосе ее не чувствовалось ни тени стыда:

— Пришлось, по необходимости… из-за братишки…

— Я даже не догадывалась, а знала это. — Вонецне пожала плечами. — Поэтому я тебя и на улицу не выбросила, словом даже не попрекнула.

Катица, не переставая смотреть в пол, чуть-чуть пошевелила головой.

— Что было, то было… — еле слышно проговорила она и замолчала, подумав о том, что хозяйка, собственно, порядочная женщина: другая на ее месте заявила бы о ней в полицию, подняла бы шум. Катице приходилось слышать о таких скандалах, и она с ужасом подумала: неужели и ее когда-нибудь ждет такой же конец?

«Не такая уж ты пропащая, — думала в этот момент хозяйка о Катице. — Согрешила раз-другой, а теперь, подобно мне, будешь мучиться угрызениями совести до самой смерти…» Она наклонилась к Катице, ласково обняла ее за плечи и тихо спросила:

— Ну, теперь что будет?

Катица молчала.

— Ведь он же еще совсем зеленый, — сказала Вонецне почти шепотом. — Ему только шестнадцать, Катица, а тебе скоро двадцать будет. Тебе бы знать надо…

«Никакой он не ребенок… — думала в свою очередь Катица. — Вон Андрашу тридцать пять, а вам почти сорок…» Было странно, что Вонецне не понимала, что человеку крайне необходимо, чтобы у него кто-то был, на кого можно было бы опереться, независимо от того, сколько ему лет. В этом случае не играет никакой роли и то, сильнее тебя этот человек или, быть может, слабее, как не столь уж важно и то, кому из них двоих требуется большая поддержка… Важен сам факт, что такой человек есть.

— А что, собственно, может быть? — Катица подняла взгляд на хозяйку и не без труда сдержалась, чтобы не сказать: «А что стало, когда ваш Андраш…»

Вонецне в этот миг тоже подумала об Андраше, а когда их взгляды встретились, в ней вдруг шевельнулось подозрение, что Катица, видимо, догадывается об ее отношениях с Андрашем. А ведь она так старалась, чтобы никто ничего не заметил и не догадывался бы даже. Она всегда так осторожничала…

— А если ты забеременеешь? — шепотом спросила хозяйка.

— Об этом я как-то и не думала… — Катица снова опустила глаза и покачала головой. — Мне это и в голову не приходило… А почему вы обо всем так хотите знать, мама?

Расчувствовавшись, хозяйка погладила Катицу по голове и сказала:

— Хорошо же мы с тобой обе выглядим… Выходит, что это у тебя серьезно… — Вонецне мысленно представила себе лицо Вильмоша и даже пожалела, что не узнала парня получше. — Иногда совсем не лишнее, если кто-то другой думает о тебе, заботится, — проговорила она, отнюдь не обидевшись. — Ты бы хоть полюбопытствовала, кто он по национальности.

— Меня это нисколько не интересует. — Девушка быстро повернулась лицом к хозяйке. Голос ее окреп. — Вы полагаете, что если бы я узнала, что он еврей, то сказала бы об этом вам? Неужели вы на самом деле так думали? Вот вы сами, например, разве могли бы выдать Андраша?.. Я скорее бы язык проглотила, чем кому-нибудь сказала бы…

— Андраш снимает у меня угол, как и ты, — покраснев как рак, быстро проговорила хозяйка.

— Конечно, — кивнула Катица. — Я просто так, для примера, сказала…

«Просто так, для примера? Черта с два!.. — решила Вонецне, но рассердиться на девушку так и не смогла. — Она чересчур молода… и потому еще не научилась ценить мужчину…»

— Я вас совсем не хотела обидеть, мама, — заговорила снова Катица. — Потом, какое мне дело до ваших с Андрашем отношений? Это у меня просто так с языка сорвалось, и то только потому, что вы всегда обо всем знать хотите…

Раздражение охватило хозяйку, и она прервала квартирантку словами:

— Сейчас лучше помолчи, милочка, пока я не высыпала тебе на голову эту фасоль!.. А если бы и так было! — Вонецне постаралась придать своему голосу интонацию, с какой начала оправдываться Катица. — Ну и что тогда?! Если кому у меня что не нравится, тот свободно может уби… — Она замолчала на полуслове, а затем уже тихо добавила: — А знать я все хочу только потому, что если я чего-то не буду знать, то может завариться нехорошая каша, которую потом и не расхлебаешь! — Повернувшись, она взяла с плиты кружку Катицы и, поставив ее на стол, сказала: — Пей-ка лучше чай, раз уж налила!

— Но ведь, мама… — начала было Катица с удивлением, однако хозяйка перебила ее:

— Ну и что? Думаешь, я в своей жизни никогда не делала глупостей? Пей и молчи! — Взгляд Вонецне остановился на водопроводном кране. — Хотя подожди, сначала налей воды в ведро, а кастрюлю снова поставь под кран.

Катица еле заметно улыбнулась и, встав со своего места, одной рукой обняла хозяйку.

— Почему вы сердитесь на меня, мама?

— Ты сначала воды налей, а потом уж я тебе скажу… Да посмотри-ка, не подслушивает ли нас кто за дверью. Я как-то не люблю, когда чужие люди шатаются по коридору, а через наши стены вздохи и те слышны…

Говоря это, Вонецне имела в виду Секулу, которого несколько раз заставала в коридоре, когда тот подслушивал чужие разговоры.

Наполнив ведро водой, Катица выглянула в коридор.

— Никого там нет, — сказала она, закрывая дверь.

— А то этот вездесущий Секула уже интересовался, а не из иудеев ли наш парнишка Гаал, — шепотом проговорила Вонецне. — Два раза к нам заходил… Второй раз вскоре после вашего ухода. Я его, конечно, спровадила, но уверена, что он на этом не остановится, еще не раз заглянет. Если бы я точно знала, то послала бы этого Секулу куда подальше… А если твой парень все же… Теперь понимаешь? В этом случае нужно что-то придумать… Вот и весь разговор. Сейчас ты понимаешь, почему мама хочет все знать. — Хозяйка снова скопировала голос Катицы.

— Мама, я не знаю… — Катица прижала обе руки к груди и робко улыбнулась. — Можете смеяться, если хотите, но я, правда, не знаю…

— Хорошо. — Вонецне сжала губы и, как-то странно чмокнув, смерила девушку долгим взглядом. — А вот я на твоем месте обязательно поинтересовалась бы…

— Но если бы я и знала, то все равно не сказала бы…

— Я тебя поняла. — Вонецне вздохнула и залпом допила остаток чая, после чего уселась на табурет. — Помоги-ка лучше перебрать фасоль, а то мне одной надоело. — Вонецне немного помолчала. — В подвал спускаться я не хочу. Давай все приберем в квартире, а там, смотришь, и вернется кто-нибудь из наших перелетных птичек. — Взглянув на Катицу, она засмеялась: — Когда твой-то вернется? Хоть это ты знаешь?

— После праздников… Как и все…

Вонецне покачала головой.

— Я лично начинаю верить, что про облаву наши мужики нам наврали, чтобы немного попользоваться своей мужской свободой… Да, Катица, обо всем, о чем мы здесь с тобой говорили, забудь. И парню своему ничего не говори об этом, да я и знать не знаю, что он твой дружок…

Катица согласно закивала.

Обе женщины некоторое время сосредоточенно перебирали фасоль.

— Продуктов нужно будет где-то достать. — Вонецне тяжело вздохнула: — Черт знает где их только брать… Зажги-ка лампу, а то я уже ничего не вижу. — Она бросила взгляд на водопроводный кран. — Смотри-ка, временами из него еще и вода течет…

Завесив окно одеялом для светомаскировки, Катица зажгла свет.

— А ведь у меня еще чай есть, — улыбнулась она, — только я о нем совсем забыла. Давайте я вам отолью половину, хорошо?

— Отлей уж…

В этот момент в коридоре послышались чьи-то шаги. Вонецне сразу же насторожилась.

— Ну, один, кажется, уже появился… — заметила она, надеясь, что это вернулся Андраш. При одной только мысли о нем она сразу же оживилась. Уставившись на входную дверь, хозяйка на миг взглянула на Катицу, которая тоже не спускала с двери глаз.

Когда шаги затопали у самой двери, Вонецне не выдержала и воскликнула:

— Входи, бродяга!

Вошел Вильмош Гаал.

— Добрый вечер, — поздоровался он.

— Нашел-таки дорогу домой, сударь, — вместо приветствия сказала хозяйка, а про себя подумала: «А ведь походка у него как у Андраша…» Желая показать, что у нее хорошее настроение, Вонецне пошутила: — А мы уж думали, что вы и номер нашего дома позабыли.

— Я попал в облаву. В полдень я встретился с Варгой, мы вместе шли. Остановили нас на проспекте Ракоци возле больницы «Рокуш». Задержали и повели в кинотеатр «Урания», где у всех проверяли документы. Меня сразу же отпустили как невоеннообязанного, а Варгу задержали, сказав, что никакие освобождения от воинской службы на него якобы не распространяются и его незамедлительно отправят на фронт. Правда, сам он передал, чтобы вы не волновались. Просил никому ничего об этом не рассказывать, а вас, хозяйка, он просил оставить ему что-нибудь на ужин, так как он очень голоден… Обещал вечером обязательно быть дома…

Пока Вильмош рассказывал все это, он почти все время смотрел на Вонецне, лишь один раз украдкой взглянув на Катицу.

«Да посмотри ты, мерзавец, на девушку-то», — мысленно внушала ему взглядом хозяйка, лицо которой побледнело. Руки она беспомощно уронила на колени, между которыми держала кастрюлю с фасолью. Отсутствующим взглядом Вонецне уставилась прямо перед собой в пустоту.

Парень прошел в комнату, чтобы снять пальто.

— Пейте, мама.

Вонецне вздрогнула от голоса Катицы, которая протягивала ей кружку с чаем. Поблагодарив девушку взглядом, она отпила несколько глотков, а затем жестом показала Катице, чтобы она шла в комнату, но та почему-то не встала.

— Хотите прилечь, мама? — предложила девушка. — Или вам чего-нибудь принести?

Хозяйка не без труда взяла себя в руки.

— Иди скажи ему, что мы уже переселились в подвал, пусть и он свои вещички туда снесет… Я сама скажу Секуле, что Вильмош уже вернулся. Пусть место даст…

— Не ходите, мама… Вы совсем побледнели, я сама…

— Ничего со мной не будет! — воскликнула хозяйка. — Иди, когда тебе говорят. Никто ничего, кроме меня, не знает, а я не из такого теста замешана, как Тотне. Ну, иди же!

Катица нерешительно направилась в комнату, но, дойдя до порога, остановилась и сказала:

— Разрешите, уж лучше я…

— Да иди ты!.. — прикрикнула на нее Вонецне.

Когда же дверь за Катицей закрылась, хозяйка, вцепившись руками в край стола, встала.

«Ну, хватит, Вонецне!.. Мужайся!.. — мысленно приказала она себе, но ноги не повиновались ей. — Вечером и Андраш домой вернется… Раз сказал, значит, придет… И будет есть, проголодается как волк…» Отняв руки от стола, она старческими, шаркающими шагами вышла из кухни. В коридоре она остановилась и, прислонившись к стене, несколько секунд жадно вдыхала холодный воздух. «Возьми же себя в руки, Вонецне!..»

В подвале царил полумрак, и потому никто из находившихся там не заметил растерянного вида Вонецне. Договорившись с Секулой относительно места для Гаала, Вонецне только тогда обратила внимание на то, что семья Секулы собирается ужинать картофельным паприкашем с колбасой.

«Чтоб ты подавился, мелкий воришка!..» — мысленно пожелала она Секуле, однако и словом не обмолвилась о картофеле, хотя язык у нее так и чесался, чтобы разоблачить и пристыдить бессовестного жулика.

Подойдя к больной Тотне, Вонецне перекинулась со старушкой всего несколькими словами, но и этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы она вышла из себя.

— И как только вам не совестно?! Лежите здесь, как благородная, да еще стонете… Лучше бы помолчали!.. — упрекнула она больную и тут же мысленно решила, что если сейчас ввяжется в скандал, то невольно сошлется на Андраша. И в тот же миг воздух в убежище показался ей чересчур спертым. — Пойду-ка я лучше ужин сготовлю, — уже умиротворенным тоном сказала она Тотне, махнув рукой в конец подвала, где стояла плита. — Там хоть не так тесно…

Выйдя на лестницу, Вонецне немного постояла, наслаждаясь свежим воздухом. Тут было на удивление тихо, а тишина быстро успокаивала после шума и гвалта, царившего в подвале. Лишь временами откуда-то издалека доносились звуки автоматных очередей. Сверху, видимо с большой высоты, слышалось негромкое жужжание самолета. По небу быстро скользили лучи мощных прожекторов, временами они гасли, но вскоре снова загорались и щупали вечернее небо над городом.

Очень скоро Вонецне почувствовала, что начинает мерзнуть. «Надо было взять с собой шарф…» Неторопливым шагом она пошла по лестнице, а пока поднялась на свой этаж, так продрогла, что чуть было не пустилась бегом по коридору, но одумалась: «Голубки, наверное, в кухне сидят…» Она замедлила шаг, затем даже остановилась, потом пошла дальше, нарочито громко стуча каблуками, чтобы молодые люди услышали ее приближение.

Катица и Вильмош действительно сидели в кухне и как ни в чем не бывало перебирали фасоль.

«Вот два сопливых дурака… Я же не для этого торчала на холоде…» Подойдя ближе, она заглянула в кастрюлю с фасолью, и на ее лице появилась еле заметная улыбка.

— Ну, как я посмотрю, вы не очень-то старались, я одна навыбирала бы больше…

— Проговорили мы, а время так незаметно бежит…

Заглянув в глаза Катице, которые так и сияли от радости, Вонецне сокрушенно вздохнула:

— Ужин пора готовить… Про воду хоть не забыли?

— Сейчас посмотрю. — Катица встала.

«Я так и думала… Про воду они не могли забыть…» Войдя в комнату, хозяйка бросила взгляд на кровати. Койка, на которой спала Катица, была заправлена безукоризненно, а на кровати Андраша покрывало оказалось немного помятым. Не говоря ни слова, хозяйка расправила покрывало.

Андраш заявился домой в восемь вечера.

— Приветствую собравшихся вместе сестер и братьев! — шутливо поздоровался он, подняв вверх обе руки, а затем принял положение «смирно» и, явно паясничая, воскликнул:

— Да здравствует Салаши, Гитлер, армия-спасительница, все мелкие и крупные святые и так ожидаемое нами чудо-оружие! — Широко раздув ноздри, он понюхал воздух. — Чего бы можно было поесть? Я чувствую пьянящие запахи великолепного ужина…

Вонецне сидела на табуретке. Она улыбнулась и вдруг почувствовала такую слабость во всем теле, что даже не смогла сразу встать.

Андраш заявился домой в одном костюме, зимнего пальто на нем почему-то не было. Нос его покраснел от холода.

— В конце концов найдется в этом обществе хоть один человек, который попросит меня подойти к нему поближе? — При этих словах он лукаво подмигнул Вонецне. — Или, быть может, мне вернуться обратно туда, где я только что был? Пальто-то свое я так и оставил там в залог…

— Только этого и не хватало, — вздохнула хозяйка и, вытянув руки, произнесла: — Помогите мне…

— Я болен, а вам должен помогать? — Андраш наигранно покачал головой.

— Болен? — Брови хозяйки соединились в одну прямую линию. Она бросила на мужчину подозрительный взгляд и испуганно спросила: — Уж не занес ли ты к нам какой болезни?..

— А как же! Я обошел всю линию фронта в столице, побывал не в одном госпитале, так как неожиданно меня осенила мысль, что мне нужно в срочном порядке обзавестись спасительным триппером, но вдруг выяснилось, что с триппером ныне не освобождают от несения военной службы. Короче говоря, мир явно портится у нас на глазах…

Вонецне наконец встала и достала из шкафа тарелку.

— Нам пришлось переселиться в подвал, — сказала она.

— Знаю, мне, собственно, за сиденье в подвале и влетело. Задержали нас несколько человек да еще лекцию начали читать, что, мол, вы за венгры, раз в вас сердце не трепещет, когда враг стоит у порога столицы. Более того, еще господа бога благодарить велели за то, что вместо смертной казни нам предоставили возможность добровольно, так сказать, пойти в штурмовую роту… Я, как только это услышал, первым взвился, будто меня за веревочку кто дернул. Правда, ради безопасности спросил-таки, а не будет ли какой беды, если у меня от волнения вдруг начнется на передовой припадок эпилепсии. Спросил я это у офицерика, который оказался старшим по званию, а он мне ответил, что его лично такая мелочь нисколько не смущает…

«Приступ эпилепсии!..» — мысленно ужаснулась Вонецне и, наложив Андрашу полную тарелку картофеля, поставила ее на стол.

— Картофельный паприкаш? — Андраш уселся за стол.

— Угадал, но только без колбасы, а вот семья Секулы с колбасой трескает, — заметила хозяйка.

— Ну и что?

— Ничего. С тех пор как Секула начал проверять квартиры, когда мы сидим в убежище, картошка у нас стала заметно убывать… А что было с твоей эпилепсией?

— Ага… — промычал Андраш набитым едой ртом. — Секулу придется малость приструнить… Словом, как только один из нилашистов начал нам объяснять, как нужно подбивать русские танки — тридцатьчетверки, у меня, словно по заказу, начался припадок. Ох и быстро же я вжился в свою роль! Чего только я там не продемонстрировал: и катание по земле с пеной у рта, и дикое закатывание глаз, и черт знает что еще. Под конец я так разошелся, что и сам чуть было не поверил в то, что я эпилептик… Завернули меня в мокрую простыню, а чтобы не поднимать паники на улице, сразу же доставили в больницу «Рокуш», оказавшись в которой я пришел к выводу, что к военной службе я никак не пригоден. Короче говоря, вот я и дома… — С этими словами Андраш поскреб ложкой по почти пустому дну тарелки и, посмотрев на хозяйку, спросил: — А старику Тоту вы оставили поесть, мамаша?

— Хватит и ему.

— Смело можешь отдать мне и его порцию… Я совсем забыл сказать, что, когда братишку отпустили (он показал глазами на Гаала), откуда ни возьмись появился наш старикан Тот, которого тоже сцапали нилашисты. Он еще спросил у меня, не хочу ли я передать что домой, так как его, мол, держать долго не станут, поскольку он уже давно перешагнул за границу призывного возраста… — Андраш доел последние куски картофеля. — Братишке нашему здорово повезло, так как ему попался добросердечный дядечка, который его сразу же отпустил на все четыре стороны… А старика начали муштровать по всем правилам, сказав, что его в недалеком будущем ожидает слава и всеобщий почет и что отечеству требуются и такие витязи, которые стреляют, но попадают не в цель, а в белый свет… Старикашка наш так и взревел от ярости. Думаю, что в настоящий момент он уже вступил в противоборство с русскими самолетами, так что жаль будет, если его ужин пропадет… уж лучше мы его съедим…

Вонецне наложила Андрашу еще одну тарелку картофельного паприкаша.

— А Секулу нужно будет взять в руки… — Вздохнул Андраш и, подняв вверх палец, произнес: — Внимание! Запомните все, что дома я оказался вовсе не по болезни, а по работе… — Он всех по очереди окинул взглядом. — Понятно? В крайнем случае никто ничего не знает, это мое личное дело, как я объясню свое присутствие здесь. Если кто станет интересоваться, пусть подойдет ко мне и сам полюбопытствует… — Взглянув на Вонецне, он спросил: — А что касается картофеля, это верно? Кто-нибудь другой не мог его стибрить?

— Секула один ходил по квартирам… Я сама видела, какие оттопыренные карманы у него были. — Она посмотрела на Катицу. — Спустилась бы ты в убежище, скажи Секуле, пусть еще одно место подготовит… — И, посмотрев на Андраша, она объяснила: — Он лишил места всех тех, кто ушел из дома…

— Останься, — перебил хозяйку Андраш. — Я сам поговорю с Секулой… А палинка у нас еще имеется, дорогая? Мне бы грамм двести надо.

— Хотите выпить? — удивилась хозяйка, переходя на «вы».

— Не выпить, а угостить кое-кого.

— Ну, разве что… — Вонецне еле заметно улыбнулась. — Постараюсь найти, если зайдете в мою комнату.

— Я по запаху определю, где вы держите палинку, — рассмеялся Андраш. — Так что спокойно доставайте. Здесь мы пить не станем. Возьмем с собой в подвал, а там она как раз к месту будет…

Вонецне достала из шкафа бутылку палинки.

— Да разве можно держать здесь, под бомбами, такую драгоценность? — Андраш укоризненно покачал головой, а посмотрев на Гаала, добавил: — Боже милостивый, я как только вспомню, как они схватили этого парнишку, мороз до сих пор по коже дерет. А я бы и еще съел чего-нибудь, — добавил он, облизывая губы.

Хозяйка водрузила руки на бедра, собираясь, видимо, что-то возразить, но Андраш опередил ее:

— Я знаю, что пузо у меня как бездонный колодец… Было бы, конечно, лучше, если бы меня отвезли не в больницу, а на продсклад для откорма, но уж раз я попал в больницу, то решил воспользоваться счастливым случаем и хоть чем-то пополнить нашу домашнюю аптечку… — С этими словами Андраш начал освобождать свои карманы, выкладывая на стол какие-то лекарства. Достав одну коробочку, он высыпал из нее на стол белые таблетки, которые тут же ножом размял в порошок.

— Ты что хочешь делать, Андраш? — удивленно спросила его хозяйка.

— Дайте-ка мне фляжку с закручивающейся пробкой. — Взглянув на Вонецне, он рассмеялся. — Не бойтесь, мамаша, я не собираюсь травиться, но стопочку вот этого снадобья я все же выпью, а то меня запор замучил…

Взяв фляжку в руку, он другой рукой, поддев порошок лезвием ножа, начал ссыпать его в горлышко бутылки.

— А плохо тебе не будет от этого, Андраш? — нахмурившись, поинтересовалась Вонецне.

— От этого-то? От такого эликсира человека охватывает чувство успокоенности и собственной вины, — ответил он, осторожно наливая во фляжку палинку.

— Не обязательно полную наливать… грамм сто пятьдесят мы выпьем. — Завернув пробку, он протянул фляжку Гаалу. — Взболтай-ка это как следует, чтобы порошок скорее растворился, а я пока покурю, а то терпежу никакого нет…

Вынув из-под кровати чемодан, Андраш достал из него пачку сигарет, а чемодан снова задвинул на старое место.

— У меня в кармане пальто были сигареты, но они куда-то исчезли, как будто их там и не было вовсе… Видимо, они мешали больничным эскулапам оказывать мне первую помощь: в довершение ко всему я еще и без пальто остался, придется, видно, ходить в плаще…

— А мы под твой плащ теплую подкладку сделаем, — предложила Вонецне.

— Угу. — Андраш согласно кивнул. — Вы, видимо, собираетесь купить ватин, новую подкладку, а потом все это отдать портному, чтобы он утеплил мой плащ в перерыве между двумя бомбардировками… — Проговорив это, он сделал несколько глубоких затяжек. — А что новенького дома?

— Мы вот с Катицей фасоль перебирали, — Вонецне скривила рот в усмешке, — и решили между собой, что есть ее будет только тот, кто ее перебирал.

— Терпеть не могу фасоли, так что мне, можно сказать, крупно повезло… — пошутил Андраш, а затем спросил Гаала: — Взболтал уже?

Парень перестал трясти фляжку.

— Великолепно, — заключил Андраш и встал. — Ну, теперь пошли. Подождите только тут, пока я один не спущусь…

— Я должна отнести Тотне ужин. — Вонецне тряхнула головой. — Совсем забыла сказать, что Тот вышел на Бульварное кольцо, где его и схватили нилашисты. Вчера утром они его и сцапали. Всю эту сцену видела жена сапожника из соседнего дома, рассказала об этом Тотне, а та как упала в обморок, так до сих пор никак очухаться не может.

— Если она до сих пор не умерла в подвале от голода, то полчасика еще подождет, — сказал Андраш и, спрятав в карман фляжку, вышел из квартиры.

— Ну, можно сказать, все в этом мире перевернулось кверху дном, — проговорила Вонецне, моя тарелку Андраша горячей водой, и улыбнулась своим мыслям. И хотя она, собственно, ни о чем особенном не разговаривала с Андрашем, но уже заранее была с ним во всем согласна. — Хотя, откровенно говоря, все это уже чувствовалось в воздухе… — Она открыла кран до отказа, но вода не текла, а только капала. Вымыв и вытерев тарелку, она убрала ее в шкаф. — Вот и у меня хорошее настроение появилось… — Она улыбнулась во весь рот и повернулась лицом к Катице и Вильмошу.

Парень смотрел влюбленными глазами на Катицу, но как только он почувствовал на себе взгляд хозяйки, то мигом опустил глаза и уставился в пол. Катица тоже смотрела себе под ноги и, казалось, о чем-то сосредоточенно думала.

— Катица, поможешь мне? — спросила хозяйка девушку. — У меня есть пряжа: давай свяжем Андрашу теплую подкладку для плаща. Вдвоем мы за день управимся.

Катица подняла на нее взгляд, выражение которого было таким, будто она только что очнулась ото сна.

— Конечно, помогу, — тихо согласилась она.

Хозяйке тон ее голоса показался почему-то холодным и чужим. «Что за черт в нее вселился?» — подумала она, внимательно разглядывая Катицу.

Девушка выдержала этот взгляд, а хозяйку охватило такое чувство, какое обычно бывает у вечных должников: едва успел отдать один долг, как пора расплачиваться с другим кредитором. Искоса она посмотрела на Вильмоша и подумала: «Судя по всему, он ни о чем не догадывается… Он даже не понимает, что речь, собственно, идет о нем…»

— У меня есть один дальний родственник, — заговорила вдруг Катица тихим и каким-то странным голосом. — Я к нему завтра схожу. — И, словно ее только что осенила эта идея, добавила: — Вильмош проводит меня, чтобы мне одной не страшно было, хорошо?

Для юноши эта просьба оказалась неожиданной, он с нескрываемым удивлением посмотрел на Катицу, но тут же согласился:

— Хорошо… А где он живет?

«У черта на куличках…» — подумала про себя Вонецне, охваченная злостью, и, прежде чем Катица успела ответить, спросила:

— Вильмош, ты уже собрал свои вещички, которые возьмешь с собой в убежище?

— У меня все давно собрано: все в портфеле.

— Пойдем, Катица. — Вонецне встала и, не найдя ничего дельного, о чем можно было бы поговорить, добавила: — Поищем шерсть в вашей комнате.

— В нашей комнате? — удивилась девушка.

— Там она у меня лежит! — отрезала хозяйка, хотя она никогда ничего не клала из своих вещей в комнату квартирантов. Дождавшись, пока Катица пришла за ней, она прикрыла дверь и, повернувшись к ней лицом, шепотом сказала:

— Надеюсь, ты все понимаешь… Никаких родственников здесь у тебя нет и в помине, так что никуда ты не пойдешь!.. Как-нибудь все уладим… А сейчас ты спустишься в убежище, не так ли? Куда бы ты его ни увела, вы оба хоть кому покажетесь подозрительными: и он, и ты…

— Я не пойму, о чем это вы, мама… — с дрожью в голосе произнесла Катица.

— Если ты сейчас же не прекратишь валять дурочку, то получишь от меня хорошую оплеуху… Нашла себе занятие… привязалась к парню… Куда ты его хочешь увести?.. Здесь он в надежном месте. Чего ты задумала? Отвечай!..

— Не кричите так громко, услышат же!.. — чуть не плача взмолилась Катица. — И совсем напрасно вы о нем заботитесь, я не знаю…

— А я тем более… — Вонецне скорчила гримасу. — Однако на арийца он совсем не похож, готова поклясться. Сиди на месте и не рыпайся, пока я тебе все волосы не выдрала! Вот придут сюда русские, тогда можешь вести свое сокровище на все четыре стороны… Поняла? А с Секулой мы все как-нибудь уладим…

Хозяйка дотронулась до руки девушки, которая вся дрожала как осиновый листочек. Почувствовав участливое прикосновение хозяйки, девушка уткнулась лицом ей в плечо и тихо заплакала.

«Хорошо же я выгляжу», — подумала добрая женщина и, освободившись от объятий девушки, нарочито строгим голосом сказала вслух:

— Устроила мне здесь представление, паршивка! Высморкай лучше нос да глаза вытри… И куда я положила эту паршивую пряжу… совсем памяти лишилась…

— Здесь она, в ящике под столом! — крикнул хозяйке из кухни Гаал. — Вы ее всегда сюда кладете…

«Нашелся мне тоже умник! — Вонецне шмыгнула носом. — Устроили мне спектакль… два глупых сопляка… один другого глупее…» И она вышла из комнаты.

Спустя несколько минут вслед за ней вышла в кухню и Катица с покрасневшими от слез глазами.

Вонецне сунула ей в руки спицы и сказала:

— Вяжи-ка лучше рукава, а я за спинку примусь, а то я терпеть не могу рукава вязать… Вильмош, принеси-ка нам плащ. — И она кивком головы показала на вешалку, на которой висел плащ Андраша.

Сам Андраш заявился домой часа через полтора, и притом в самом радужном настроении.

— С Секулой я все уладил, — торжественно сообщил он. — Мы даже обменялись с ним фляжками: оказалось, что у него была своя фляжка… Я выпил из его, он из моей… так сказать, на брудершафт… У меня даже голова немного заболела, только никак не пойму, то ли от питья, то ли от болтовни… Я его попросил помочь нам поймать воришку, который таскает у нас картошку. Вот так-то…

Все это время Вонецне сидела молча, не спуская с Андраша глаз.

— Может, все до дна и не следовало бы выпивать, — продолжал Андраш с некоторым сожалением, — да уж остановиться никак нельзя было… Короче говоря, еще в «Доме верности» мне один нилашист посоветовал… а у меня и там дружки имеются… — Язык у Андраша явно заплетался от выпитого. — Мы сегодня после полудня там выпивали… Дорогая, не смотрите на меня так своими прекрасными глазами, а то я еще заплачу…

«Так мне и нужно…» — подумала Вонецне, а вслух попросила:

— Рассказывай суть!

— А суть в том и заключается, что она суть… — пробормотал Андраш, часто моргая глазами.

— И что же тебе посоветовал твой дружок?

— Ах, да… Вот он-то мне и посоветовал проткнуть картофелину в нескольких местах толстой иголкой, а в дырочку насыпать яда, каким крыс травят… Кто такой картошечки попробует, на стену полезет: у него так живот схватит, что… Только немножко нужно посыпать… — Андраш зашевелил рукой, словно он уже делал то, о чем говорил, — его так схватит…

— Это мы уже слышали. Дальше!

— А дальше ничего особенного. Того, у кого заболит живот, нужно прикончить… Сказать дружку, а они придут и заберут его…

Хозяйка отложила вязанье в сторону и встала:

— Пошли-ка лучше в убежище, а то в одиннадцать там отбой объявляют…

— Гарантирую, что мой друг Секула не станет объявлять сегодня никакого отбоя. — Андраш громко икнул и, глядя прямо перед собой в пустоту бессмысленным взглядом, начал было: — Я разговаривал, мамаша…

Вонецне с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться. Махнув рукой, она раздраженно произнесла:

— Завтра во всем разберемся. — Подойдя к плите, она дотронулась рукой до кастрюли, которая еще не успела остыть. Наложив в тарелку паприкаша, она протянула ее Катице со словами: — Отнесешь Тотне.

Когда все спустились в убежище, там царила тишина. Помещение освещалось тусклым светом масляной коптилки.

Вонецне остановилась перед соломенными матрацами, закрепленными за ней, и на миг задумалась над тем, как они будут спать, и тут же решила: «Парами… но валетом…» Окинув взглядом все убежище, она остановилась на чете адвоката, которая спала рядом. «Если господам можно… — пожала она плечами. — А, собственно, кому не нравится, тот может и не смотреть на нас».

— Ложитесь! — приказала она своим жильцам, показывая на матрацы.

Все улеглись. Через минуту Андраш уже спал, громко похрапывая.

«Так мне и надо…» — вздохнула Вонецне.

Масляная коптилка часто мигала, но все же горела.