Осада

25

За водой Андраш Варга ушел утром, а вернулся только к полудню, принеся не только ведро воды, но и радостное известие.

— Весь Пешт полностью освобожден войсками Красной Армии! — выпалил он вместо приветствия.

Поставив ведро в угол, он высморкался, а затем вынул из кармана желтую шестиконечную звезду, вырезанную из куска материи.

— Знаешь, дорогая, в голову мне пришла великолепная мысль… — Он покачал головой и положил звезду на стол. — Эффект получился прямо-таки потрясающий. — Андраш сел к столу и закурил. — Возвращаясь с водой домой, я встретился с нашим адвокатом. Он вылупил на меня глазищи, словно видел в первый раз. «Вы разве…» — только и смог вымолвить он, широко разевая рот и шлепая толстыми губами. «Ну, ну, знай наших!» — гордо бросил я ему и прошел мимо. Я думаю, нужно отслужить мессу, чтобы на помощь гитлеровцам не пришла их чудо-армада… а то бы они мне ни за что не простили бы дезертирства… — Он снова высморкался и несколько раз затянулся сигаретой. — Когда меня с желтой звездой увидел первый попавшийся мне на глаза русский солдат, он подошел ко мне и, сорвав с меня звезду, бросил ее на тротуар и начал топтать ногами да еще погрозил кому-то кулаком. «Немцы капут!» — закричал он и, по-дружески похлопав меня по спине, пошел дальше. Я же на всякий случай все же поднял эту тряпицу и сунул ее в карман. Не успел я дойти до угла, как увидел группу жителей, которую куда-то вел русский солдат небольшого роста, время от времени прикрикивая на них: «Давай! Давай!» Я как увидел их, так мигом подумал: «Как бы и мне не попасть в эту команду…» Моментально нацепил на себя желтую звезду, да еще на правую сторону, чтобы ее лучше было видно идущим справа, и прошел мимо так, чтобы все ее видели… И, как видишь, я дома…

— Да, мысль тебе пришла что надо! — Вонецне рассмеялась. Достав из шкафчика тарелки, она расставила их на столе и разложила каждому по порции вареной фасоли и по куску хлеба.

Вильмош сел возле Катицы. Глядя в свою тарелку, он спросил:

— Где бы мне достать кусок желтой материи? — Сказал и сразу же покраснел по самые уши.

— И тебе захотелось пошататься по городу? — поинтересовалась хозяйка. — Куда это ты решил смотаться?

— Да нужно мне, — коротко ответил юноша и, положив ложку, под столом украдкой пожал руку Катице. — Проведать хочу кое-кого из старых знакомых…

Вонецне сразу же стала серьезной.

— Успеешь еще, — строго проговорила она. — Из-за каких-то знакомых нечего рисковать собственной шкурой: время-то еще беспокойное.

— Я только посмотрю, живы ли они, и сразу же назад.

— Глупости все это. Никакой материи я тебе не дам, сиди на месте.

— Тогда я и без звезды пойду.

— Скажи хоть ты ему что-нибудь, утка, — Вонецне неодобрительно посмотрела на Катицу, — а то, видишь, каким самостоятельным стал…

— Если он хочет пойти… — начала девушка несколько неуверенно, но, взглянув на парня, добавила: — Я сама провожу его… Ну, хоть немного…

— Два дурака — пара! — Вонецне бросила на молодых людей сердитый взгляд.

«Я должен разыскать во что бы то ни стало свою мать, — думал в этот момент Вильмош. — Сначала схожу в дом на улицу Пожони, куда гитлеровцы согнали евреев чуть ли не всего района, затем в гетто, а уж потом — домой…» Мысленно продумав этот план, Вильмош немного засомневался: а стоит ли, собственно, заходить в гетто и еврейский дом, когда мать, если ее освободили, разумеется, сразу же вернется на старую квартиру? «Может быть, она уже дома…» Затем Вильмош подумал и о том, что мать все-таки может зайти в дом на улице Пожони, где она оставляла кое-какие свои вещички. «А может, она заболела и лежит в гетто и ждет, когда я приду туда за ней? — Вильмош тяжело и шумно вздохнул. — Нет, в первую очередь я все же схожу на улицу Пожони, там наверняка должны знать, куда их всех тогда увели, если их вообще увели в гетто…» Вильмош посмотрел на Катицу, которая, глядя в свою тарелку, молча ела, о чем-то сосредоточенно думая. «Нужно будет рассказать ей о моих планах… Сразу после обеда и скажу…» — решил Вильмош. Быстро съев свою порцию, он встал, решив, что в путь ему лучше идти одному. «Если не успею сегодня же вернуться обратно, то переночую в гетто или же в доме на улице Пожони, где в каждой комнате спят по двенадцать — двадцать человек. А Катица пусть зайдет за мной завтра прямо к нам домой… Вот мама обрадуется…»

С нетерпением Вильмош ждал, когда девушка кончит обедать.

— Зайди в комнату, — позвал он ее, — я тебе сказать что-то хочу.

Когда Катица вошла, парень плотно прикрыл за девушкой дверь и повернулся к ней лицом.

«Сейчас он попрощается со мной и уйдет навсегда, — мелькнула страшная мысль в голове у Катицы. — Выходит, я ему совсем не нужна…» Посмотрев на парня грустными глазами, она спросила:

— Что ты хочешь мне сказать?..

— Я… — Вильмош запнулся и, лишь глубоко вздохнув, продолжил: — Я еврей…

Девушка растерянно улыбнулась:

— И это все… что ты хотел мне сказать?

— И фамилия у меня совсем другая… Грос — моя настоящая фамилия, а не Гаал…

— Я знаю. — Катица немного склонила голову набок и так взглянула на парня.

— А откуда ты знаешь?

— Настоящей твоей фамилии я, разумеется, не знала, но догадывалась. — Лицо девушки зарделось. — Ты только это и хотел мне сказать?

— Я должен разыскать маму! — выпалил Вильмош. — Поэтому я и должен уйти. А ты завтра зайдешь за мной к нам домой. — И он назвал девушке адрес.

Катица с облегчением вздохнула.

Вильмош по-своему расценил этот вздох и, взяв девушку за руку, сказал:

— Я уверен, что мама будет рада тебе. Уверен… Если она, конечно, жива… — Немного помолчав, добавил: — Не бойся, смело приходи.

— Хорошо, — ответила Катица, задумчиво глядя сначала перед собой в пустоту, а затем неожиданно прямо парню в глаза. — Ты только объясни ей, что я не из тех, кто ловит мужа. — Она с облегчением вздохнула. — Я просто люблю тебя. Так можешь ей и сказать.

Вильмош обнял девушку за плечи.

— Ничего я ей говорить не буду. Вот познакомишься с мамой, тогда сама поймешь, что ей ничего не нужно говорить. Только ты никому здесь об этом не говори… даже хозяйке.

Катица закрыла глаза и кивнула в знак того, что она никому ничего не скажет.

— Поцелуй меня, — шепотом попросила она.

Вильмош нежно поцеловал девушку.

Затем они оба вышли в кухню, где хозяйка уже мыла посуду.

— Ну? — стрельнула в девушку глазами Вонецне.

— Мама, дайте ему кусочек желтой материи, — тихо попросила Катица.

От неожиданности Вонецне уронила в раковину тарелку.

— Два дурака, — сухо бросила женщина, вытирая руки фартуком. — Совсем с ума спятили… — Порывшись в ящике, где у нее хранились обрезки различных тканей, она достала кусок желтой материи. — Вот возьми. Ты с ним пойдешь?

— Завтра я сама зайду за ним, — объяснила девушка, — завтра.

— Совсем тронулись оба. — Вонецне сокрушенно покачала головой и пожала плечами. — А, делайте, что хотите. Ножницы найдешь в ящике, там же лежат и нитки с иголками. — Посмотрев на парня, она спросила: — Одного только никак не пойму, почему бы тебе не подождать еще несколько деньков…

— Стой, дорогая, стой! Я тоже кое-что хочу сказать! — перебил Вонецне Андраш, подняв вверх указательный палец. — Скажи, эти двое — взрослые люди или нет?

— Взрослые… — Вонецне махнула рукой. — Два взрослых осла. — Женщина бросила на Андраша недовольный взгляд. — А ты лучше бы не поощрял их.

— Твое дело посоветовать, а их дело прислушаться к твоему совету или отвергнуть его… — заметил Андраш.

Вонецне подошла к Андрашу и, подбоченясь, сказала:

— Скажи, а они никак не могут подождать до тех пор, пока обстановка не станет более спокойной? Ведь фронт-то только-только миновал нас.

Варга разминал пальцами новую сигарету.

— Если бы я знал истинную причину их нетерпения, тогда, возможно… — Он подмигнул Вонецне: — По секрету шепнул бы и тебе, но…

— Не валяй дурака! — оборвала его женщина и, вырвав из рук Андраша сигарету, сунула ее себе в рот. — Чего ты мнешь ее, табак набит как следует… лучше дай прикурить.

Посмотрев на выражение лица Вонецне, Андраш рассмеялся.

— Чего это тебя, дорогая, на скандал потянуло?

— Посуду мыть неохота… Лучше было, если бы они остались…

— Ребята, пока не перемоете всю посуду, из дома никуда не выйдете! — шутливо крикнул Андраш и, посмотрев на Вонецне, засмеялся: — Так тебя устраивает?

Катица вырезала из куска материи звезду и думала о хозяйке: «И все-то она хочет знать». А вслух тихо проговорила:

— Я вымою посуду, только сначала вот с этим делом закончу…

— Вот как! — Вонецне подложила в печку дров, затем достала из шкафа блюдо. — Я сейчас мамалыгу сварю, — проговорила она неохотно.

— Ну, что тебе не нравится? — спросил ее Андраш. — Я Вильмоша никуда не посылаю… — И, повернувшись к парню, он прикрикнул на него: — Перемени белье, а чемодана с собою пока не бери, а то еще стащат. Лучше потом вернешься…

«Откуда он знает, что я совсем решил уйти?» — подумал Вильмош, опустив глаза.

— Через несколько дней я вернусь… — растерянно пробормотал парень.

— Знаешь, Вильмош, если ты считаешь себя взрослым человеком, то хоть меня за ребенка не принимай!.. — вспылила Вонецне.

Андраш закашлял, будто хотел этим дать какой-то знак Вонецне.

— Не подкашливай мне! — оборвала его женщина и уже спокойнее добавила: — Разумеется, он вернется… за чемоданом… или же в том случае, если его дом разбомбило. Я же в прятки играть не намерена, с меня хватит! Удивляюсь, как тебе самому не надоело…

— Я не играю в прятки… — обиженно ответил Вильмош и весь покраснел.

— Ну, ладно уж, иди одевайся, — согласилась Вонецне.

Спустя час Вильмош вышел из дома. Катица немного проводила его. По двору взад-вперед сновали советские солдаты, которые расположились на постой в квартирах первого и второго этажа. Все они были одеты по-походному: за плечами — вещмешки, в руках — оружие.

— Кажется, они собираются уходить отсюда, — тихо заметила Катица.

Вильмош же был занят тем, что мысленно высчитывал, когда он сможет добраться до своего дома.

— Если завтра до обеда я не вернусь, тогда сама приходи к нам, — сказал он девушке, когда они подошли к воротам. — И не вздумай бояться моей матери… у меня такая мама… — Не закончив фразы, он замолчал. — Заходи смело, как к себе домой… — Голос у парня был хриплый. — Смотри только адрес не забудь. Если же что не так, я сам к обеду вернусь; ну, если наш дом разбомбили или еще что…

— Иди, — тихо попросила Катица, — я не люблю долгих прощаний…

Приколов себе на грудь булавкой желтую звезду и пожав Катице руку, парень вышел на улицу. Пройдя несколько десятков метров, он оглянулся. Катица все стояла у ворот и махала ему рукой. Когда же он оглянулся еще раз, девушки уже не было видно. Вздохнув, он пошел скорее.

С желтой звездой на груди Вильмош прошел только до первого перекрестка, где его остановили советские патрули. Один из солдат сорвал желтую звезду с груди парня и, чиркнув спичкой, тут же у него на глазах сжег ее. Второй солдат потребовал у парня документы. Вильмош достал свое удостоверение, на котором была спасительная фраза по-русски. Прочитав ее, солдат заулыбался и, по-дружески похлопав паренька по плечу, угостил сигаретами.

Вильмош пошел дальше, и чем ближе он подходил к улице Пожони, тем беспокойнее становилось у него на душе. Он даже пошел медленнее. Дойдя до Западного вокзала, он уже с трудом переставлял ноги. Мысленно он снова видел улицу Пожони и колонну задержанных, в которой находилась и его мать. Горло Вильмоша перехватили спазмы, хотелось заплакать. «Мне тогда нужно было пойти вслед за колонной…» — подумал он, понимая, что это было бы довольно неумно и опасно, однако он никак не мог освободиться от чувства собственной вины.

Добравшись до пересечения Бульварного кольца с улицей Пожони, он присел на ступеньку какого-то дома, чтобы немного передохнуть.

На набережной Дуная было на удивление тихо, и лишь со стороны Буды временами доносились автоматные очереди и одиночные орудийные выстрелы. «А что, если гитлеровцы отобьются и вернутся сюда…» От одной этой мысли Вильмошу стало страшно. Вскочив на ноги, он чуть ли не бегом бросился на улицу Пожони. «Мама, я иду к тебе… мама…» — хотелось крикнуть ему.

Войдя в дом, он взбежал по лестнице. Дверь ему открыла незнакомая женщина, которая на его вопрос лишь пожала плечами.

— Я ничего не знаю. Нас переселили сюда несколько позже. Квартира была уже пустая… — сказала она.

— Скажите, а кто-нибудь из угнанных уже вернулся в этот дом? Неужели вы не слышали?..

— Может, кто и вернулся, но я не знаю… Спросите лучше у привратницы… — С этими словами женщина захлопнула дверь перед носом Вильмоша.

Парень заскрипел зубами от злости и громко заколотил в дверь. Женщина подошла к двери, но открыла не ее, а лишь маленькое смотровое окошечко.

— Что вам еще угодно?

— Наши вещички…

— Мы переехали в совершенно пустую квартиру, — перебила его женщина. — Никаких чужих вещей у нас нет. Все еврейские вещи собрали и, кажется, сложили в подвал. Обратитесь к привратнице…

«Судя по всему, мама сюда не возвращалась, — медленно спускаясь по лестнице, думал Вильмош. — И эта мерзавка тоже хороша… Нужно было оттолкнуть ее в сторону и пройти в квартиру…»

Вильмош разыскал привратницу.

— Никто из угнанных в дом пока не возвращался, — сообщила она парню. — Нилашисты говорили, что всех арестованных угнали в специально отведенное для них место, а вот что они под этим имели в виду, я не знаю: может, гетто, а может, что другое…

Про вещи Вильмош даже не спросил, но привратница заговорила об этом сама:

— Оставшиеся в доме вещички все в подвал снесли… в основном старую мебель. Много чего унесли сами нилашисты… все носильные вещи и мебель хорошую тоже…

Выйдя на улицу, Вильмош остановился перед домом. Кружилась голова, и, чтобы не упасть, он прислонился к стене.

— Мама… — тихо произнес он дрожащими губами.

Мимо проходили советские солдаты. Один из них остановился и что-то спросил у Вильмоша, который, разумеется, ничего не понял. Парень сквозь слезы и лица солдата как следует не видел. Тогда солдат подошел к нему вплотную, вытянув указательный палец, поднял за подбородок голову Вильмоша и, видимо, повторил свой вопрос. Однако он и на этот раз не понял солдата, а слезы по щекам потекли еще сильнее.

— Солдат? — спросил русский и начал жестами показывать, не обидел ли его кто-нибудь из солдат.

Вильмош закрутил головой.

— Фашист… мама… гетто… — сквозь слезы проронил Вильмош и, согнув указательный палец правой руки, показал, будто нажимает на спусковой крючок.

Русский солдат понял парня и что-то начал говорить о фашистах, но из его речи Вильмош понял лишь одно слово «фашист». Затем солдат достал из кармана шинели семейную фотографию, на которой была жена солдата, он сам, справа — два мальчугана, а слева — две девчушки.

— Фашист… пуф, пуф… — процедил солдат и, показав сначала на женщину, а потом на обоих мальчиков, тоже согнул указательный палец и пошевелил им, будто стрелял. Спрятав фотографию в карман, солдат пожал Вильмошу руку и, тяжело вздохнув, пошел догонять своих.

Вильмош закурил; сделав несколько затяжек, взял себя в руки и пошел по улице, думая то о матери, то о Катице. «Выходит, мамы у меня больше нет… Скорее всего, так оно и есть…»

Забор, которым гетто было отгорожено от других домов, уже разобрали, и доски валялись в беспорядке прямо на тротуаре.

Вильмош вошел в первый дом, во дворе которого, словно поленья, были сложены кучи из трупов.

— Гроса среди этих нет, — ответил на вопрос Вильмоша привратник и в свою очередь спросил: — Вы во всех домах спрашивали?

— Я ищу свою мать.

— Сходите на улицу Дохань, — посоветовал ему привратник, — там находится контора, в которой хранятся списки тех, кого угнали в гетто. Сначала всех задержанных, освобожденных из гетто, повели туда, там рассортировали на группы, а потом расселили по свободным домам и квартирам. Там, видимо, знают и тех, кто не вернулся в свои квартиры…

Вильмош поблагодарил за совет и вышел на улицу. Возле домов, которые входили в гетто, повсюду лежали высохшие до неузнаваемости трупы (одна кожа да кости). Их еще не успели убрать и похоронить. Вильмош уже не мог смотреть на них и не шел, а бежал.

В конторе на улице Дохань Вильмошу сказали, что его мать в их списках не значится.

Вильмош стоял, не в силах сдвинуться с места.

— Быть может, вашу мать депортировали, — сказал ему кто-то из служащих конторы.

Вильмош вышел на улицу, когда уже начало темнеть.

Он решил сходить на всякий случай на их старую квартиру, хотя и знал, что там он матери не найдет, но все-таки решил: а вдруг да…

Окна дома, которые выходили на улицу, были темны. Он вошел во двор. В кухне горел свет. «Живет там кто-то…» Вильмош взбежал по лестнице, сердце бешено стучало в груди. «Неужели вернулась мама?.. Мама…»

Сначала он постучался к привратнице, которая, открыв дверь, сразу же узнала парня.

— Вильмош! Вернулся-таки?! — Она театрально всплеснула руками. — Мой сосед, Ференц, тоже недавно вернулся… он такое рассказывал… Ты даже не знаешь, как часто мы вас всех вспоминали…

— А моя мать? — еле слышно спросил парень.

Привратница покачала головой.

— Она к нам не заходила, Вильмош… В вашу квартиру, вернее говоря, в одну комнату и кухню поселили одну семью… они сейчас дома… Но твоя мамаша у нас в доме не появлялась. А Гизи?.. Она тоже жива? Да проходи же ты в комнату…

Вильмош переступил порог, но сразу же остановился.

— Гизи тоже жива, не так ли? — снова повторила свой вопрос любопытная женщина.

— Я не знаю, — ответил Вильмош глухим голосом.

— В ноябре месяце виделась с твоей матерью, тогда она мне говорила, что Гизи находится…

Вильмоша раздражала, даже злила пустая болтовня привратницы.

— Да, я слышал… мама мне рассказывала… — перебил он женщину и спросил: — А в нашей комнате, которую мы заперли с вещами, тоже кто-нибудь живет?

— В той никто не живет… Дверь опечатали как положено сразу же после вашего ухода…

— Дайте мне ключ от той комнаты.

— Я даже не знаю, Вильмош… — Привратница нахмурилась. — Ее официально опечатали и каждую неделю ходит проверяют, цела ли печать. Не желаю беды ни тебе, ни себе… Хорошо, если бы ты принес бумажку от властей, тогда я тебе спокойно отдам ключ… Опечатывали-то все-таки они… Вот принеси справку, тогда и…

Вильмоша так и подмывало дать привратнице по физиономии. Женщина перехватила его взгляд и быстро пояснила:

— Оно и для вас лучше будет, если вы официально вселитесь.

Вдруг взгляд Вильмоша остановился на вешалке в прихожей, на которой он, к своему изумлению, увидел фартук матери. «Ведь это же мамин…»

Он закурил и погасил спичку.

— А те вещички, которые мама отдала вам, тетушка Ач, на хранение…

— Из них почти ничего не удалось сохранить, Вильмош… — перебила его привратница. — Ты-то не знаешь, но тут побывали немцы: они перевернули всю квартиру вверх дном и многое унесли… они и наши вещи тоже позабирали. Стрельбу еще здесь подняли… можно сказать, что из вещей почти ничего и не осталось… Не знаю, что я скажу твоей мамаше, а ведь я все как зеницу ока сохраняла…

«Врет мерзавка…» Вильмош не мог оторвать взгляда от фартука матери.

— Этот фартук очень похож на мамин, — тихо вымолвил он, — не вздумайте надеть его при ней.

— Что ты, Вильмош? — возмутилась женщина. — Как ты мог подумать, что я… Я так оберегала все ваши вещи, каждый день смотрела на опечатанную дверь, чтобы новые жильцы, чего доброго, туда не забрались… А ты мне такое говоришь?!

— Я пришел за ключом…

— Вильмош… Я должна поступать строго по инструкции. Принеси бумагу, и все… тебе на это всего полчаса и понадобится-то… Да и в комнате сейчас очень холодно: ведь она всю зиму стояла нетопленная…

— Ничего, я натоплю, — сказал парень. — У нас в подвале осталось полно дров.

Привратница шмыгнула носом.

— Дровишки ваша матушка мне отдала, когда уходила.

Она так и сказала, чтобы я брала их, топила и не жалела бы…

— Дров вы мне дадите, сколько мне нужно будет: у нас топлива на всю зиму было заготовлено. Ни за какими бумажками я никуда не пойду, так что дайте мне ключи. Я вот сейчас докурю сигарету и, если вы за это время не дадите мне ключей, пойду в советскую комендатуру и расскажу, что вы до сих пор соблюдаете все фашистские законы…

— Вильмош, каким же ты стал… Ты совсем изменился… — Привратница смотрела на парня вытаращенными глазами. — Угрожать даже начал…

— Я вам не угрожаю…

— Да и ключ-то вовсе не у меня находится, его пришлось сдать коменданту здания… Подожди, я посмотрю, может, он уже вернул его… — Она подошла к доске с ключами. — Да и подвал схожу запру… — С этими словами женщина направилась к двери.

— А то ведь я могу и просто выломать дверь! — крикнул ей вдогонку Вильмош. — Так и скажите коменданту дома!

Скоро привратница вернулась.

— Отдал он ключ! — воскликнула она, широко улыбаясь, и сунула парню ключ в руку. — Я тебе сейчас и ключ от подвала дам. — Правда, топлива там мало осталось; раз твоя мамаша разрешила, я и топила… Да и не думала я вовсе, что…

«Не думала, что я вернусь… Ах, мерзавка! А я вот взял да и вернулся…» — подумал Вильмош, а вслух сказал:

— И к завтрашнему дню, пожалуйста, соберите наши вещи. Завтра я за ними зайду.

Выйдя от привратницы, Вильмош с облегчением вздохнул.

Поднявшись на свой этаж, он постучал в дверь своей квартиры.

Дверь открыла незнакомая женщина.

— Что вы хотите?

— Я Вильмош Грос. Я здесь жил…

— Это которых угнали? — Женщина распахнула дверь и со вздохом пригласила: — Пожалуйста, заходите…

Парень кивнул и вошел в прихожую, которая освещалась светильником, поставленным на ларь. Тут же висела вешалка.

— Мы сами-то в кухне больше живем: в ней теплее… — объяснила женщина. — Проходите…

Через открытую дверь кухни было видно мужчину, который сидел за столом и ел. Он с любопытством посмотрел на Вильмоша.

— Это хозяин, — сказала женщина мужчине и, обернувшись к Вильмошу, добавила: — А это мой муж…

Мужчина не спеша поднялся и протянул парню руку.

— Габор Ковач, — представился он и, показав на стул, предложил: — Садитесь, я заканчиваю…

Вильмош сел на стул и осмотрелся, как человек, который никогда здесь раньше не был. Вся обстановка была очень старой. «Как и мы, бедняки, видно…» На сундуке валялась детская одежда.

— Могу я попросить стакан воды? — хрипло сказал Вильмош.

— А вы хоть ели сегодня? — поинтересовался мужчина.

— Спасибо, я не голоден.

Женщина поставила на стол стакан воды.

— Блюдечек у нас нет, — словно оправдываясь, произнесла она. — Наш дом разбомбили…

Вильмош с жадностью выпил воду и поблагодарил.

— Да, наш дом разбомбили. — Мужчина отодвинул от себя пустую тарелку. — Сюда же мы попали отнюдь не по своей воле… Мне даже советовали пользоваться вашими вещами, но я не привык брать чужое… Мы и без этого как-нибудь на ноги встанем и со временем обживемся. — Мужчина достал портсигар и обрывок бумаги. — Берите, закуривайте, — предложил он Вильмошу. — Вы небось уже курите?

— У меня есть сигареты. — Вильмош заерзал на стуле. Достав две сигареты, он одну подал мужчине. — Прошу вас.

— Я не собирался стоять у вас на пути, — заговорил мужчина после того, как закурил. — Но жить-то где-то надо… У нас двое детей… Выглядите вы устало, — заметил он после недолгой паузы. — Хотите здесь переночевать?

Вильмош кивнул.

— Если желаете, жена постелет вам у нас. Детишек положим на один матрас, они еще маленькие, так что уберутся. А завтра с утра вам сподручней будет навести порядок в своей комнате. Наверняка там дым коромыслом. Вечером я смогу вам помочь, если нужно будет: днем-то я работаю.

— Работаете? — удивился Вильмош.

— Да, на Восточном вокзале… По профессии я слесарь, но сейчас все занимаются разборкой развалин. — Он слабо улыбнулся. — Без работы и хлеба не получишь. А ваша семья где находится?

— Завтра сюда придет моя жена, — ответил парень после недолгого замешательства.

— Как, вы женаты?

— Правда, мы еще не расписались… — Вильмош покраснел. — А вообще-то я уже третий год как работаю и учусь…

— Я не поэтому спросил… Это ваше личное дело.

Габор сказал жене, чтобы она постелила постели.

Вскоре все улеглись.

Вильмош долго ворочался, но уснуть не мог. «Вот я наконец и дома…»

Когда он проснулся утром, то в комнате, кроме него, никого уже не было. Одна койка, два соломенных матраса на полу, старый шкаф, стол и четыре стула — вот и вся немудреная обстановка. В окнах вместо стекол пергамент.

Вильмош быстро оделся. «Нужно будет спросить у привратницы вещички… может, зеркало цело осталось… Чем быстрее я к ней спущусь, тем меньше она успеет украсть и спрятать…» Он скатал матрас в трубку.

На шум в комнату вошла жена Ковача и сказала:

— Вы, как я посмотрю, такой хозяйственный… Я бы сама убрала. Не хотите ли чаю? Я только что вскипятила.

Поблагодарив, Вильмош прошел в кухню, где двое мальчиков, сидя на сундуке, играли какими-то коробочками. Увидев незнакомого парня, они с любопытством уставились на него.

Горячий чай приятно обжигал горло. Почувствовав голод, Вильмош достал кусок мамалыги, который захватил с собой. Разломив его на три части, он угостил детишек, которые не без стеснения взяли «лакомство», в течение нескольких секунд уничтожили его.

— В ванной вода есть, — сказала Ковачне, — не ахти как, но все же течет. Если хотите умыться, то пожалуйста. Мыло и полотенце там есть.

Вильмош умылся и сразу почувствовал себя освеженным.

Сорвав восковую печать с двери, он отпер комнату и вошел в нее.

В комнате было ужасно холодно. Вся мебель находилась здесь, но была сдвинута со своих мест. На всем — толстый слой пыли. Он хотел было заглянуть в платяной шкаф, но тот был заставлен кухонным шкафом, и открыть, не отодвинув его, было нельзя.

Выставив кухонный шкаф в кухню, Вильмош одну половину его заставил посудой, а другую оставил пустой.

— Нам вполне будет достаточно половины, а вы занимайте вторую половину, — предложил он Ковачне.

Женщина удивилась, но вежливо отказалась.

— Вы лучше дождитесь прихода своей жены и спросите ее, а то, может, она не пожелает с нами вместе хранить посуду в одном шкафу.

Вернувшись в комнату, Вильмош расставил мебель, чтобы можно было подойти к печке, возле которой стояло ведро для угля и лежал железный совок.

Попросив у соседки свечку, Вильмош спустился в подвал, где хранилось топливо. Он оказался почти пуст. «Угля здесь не больше чем на одну неделю…» Насыпав его в ведро и захватив с собой несколько досок для растопки, парень вернулся в квартиру.

«Через час будет тепло…»

Затопив печку, Вильмош спустился к привратнице, чтобы забрать у нее свои вещи.

— Ой, Вильмош, у меня совсем не было времени совсем разобраться, — начала сразу же жаловаться женщина. — А сейчас нужно готовить обед… голова совсем кругом идет… разыскала в основном женские вещички: матери твоей и Гизи…

— Я прекрасно знаю, что именно мама отдавала вам на сохранение, тетушка Ач. У меня даже сохранился список всех вещей, подписанный мамой, вами и двумя свидетелями.

— Разве твоя мать делала такую опись? — ужаснулась привратница.

— Вы лучше соберите вещички, а я часа через два зайду к вам с распиской, что все от вас получил… — И, не попрощавшись, Вильмош вышел из квартиры привратницы.

Поднявшись к себе, он к полудню привел комнату в относительный порядок.

«Теперь Катица смело может приходить сюда…» — подумал он и улыбнулся.

Выйдя в кухню, Вильмош сказал соседке:

— У меня есть кое-какая лишняя мебель: кровать, например, диван, которые вы смело могли бы перенести к себе… Все равно мне они не нужны. Вот придет ваш муж, заберите их, пожалуйста…

— Вы сначала со своей женой посоветуйтесь, а уж потом решайте…

Через два часа Вильмош снова спустился на первый этаж к привратнице, на кухонном столе которой лежала куча вещей, которые он тут же забрал и унес к себе в комнату.

«Все вроде бы в порядке, — подумал Вильмош, еще раз осмотрев комнату. — Пора бы уже и Катице прийти…» Он даже начал беспокоиться о девушке, хотел пойти встречать ее, но побоялся, что они могут разойтись. Съев остаток мамалыги, Вильмош заправил постель чистым бельем. «Лампу нужно достать керосиновую…» Попросив у Ковачей лампу, он зажег ее и стал ждать прихода Катицы.

Стука в дверь он не расслышал, а вдруг услышал голос соседки, которая кому-то говорила:

— Пожалуйста, пройдите сюда…

Вильмош мигом подскочил к двери.

Катица вошла в комнату и в нерешительности остановилась на пороге. В руке она держала сумку, которую тут же поставила на пол.

— А твоя мама? — спросила девушка, закрыв за собой дверь.

Вильмош молча покачал головой.

— Я так ждал тебя, — проговорил он, густо краснея. Вильмош хотел обнять девушку, но она стояла такая настороженная, что он не осмелился сделать это. — Что случилось?

Катица молчала.

Тогда Вильмош подошел к девушке и начал расстегивать пуговицы на пальто, но Катица оттолкнула его.

— У меня на глазах расстреляли одного человека… Правда, это был нилашист, но все равно… — проговорила она, глядя в пол. — Это было что-то ужасное…

— Я люблю тебя, дорогая. Забудь обо всех ужасах и считай, что ты дома.

Катица вздохнула и, поправив платок на голове, почти шепотом произнесла:

— Я так устала.

Вильмош снял с нее пальто.

— Ляг и отдохни… Постарайся обо всем забыть…

— Хорошо, что здесь тепло. — Девушка слегка улыбнулась. — Оставь, я сама… — Поставив сумочку на стол, она сказала: — Я, пожалуй, лягу, а то меня совсем ноги не держат. Сядь рядом и обними меня, а то я никак не успокоюсь…

В этот момент дом содрогнулся, в рамах задребезжали стекла. Послышался какой-то нарастающий грохот, сопровождаемый резким неприятным свистом, а небо расчертили на части длинные огненные параллельные линии. Когда они погасли, стало почти совсем темно, но ненадолго, так как вслед за первым залпом последовал второй, третий и снова по стенам заметались огненные блики.

«Русские обстреливают Буду… Значит, гитлеровцам и нилашистам уже никогда не вернуться в Пешт…»

Вильмош обнял Катицу, которая дрожала то ли от испуга, то ли от нервного напряжения. Он смотрел на ее лицо, заглядывал в глаза, которые постепенно теплели и еле заметно улыбались.

«Вот мы и дома… — думала в тот момент девушка. — Наконец-то мы у себя дома…» Она улыбнулась Вильмошу уже открытой счастливой улыбкой.

«Катюши» все еще продолжали обстреливать Буду…

«Значит, русские войска не сегодня завтра полностью овладеют Будапештом, а затем и всей Венгрией… Осаде пришел конец… Наступит долгожданный мир, когда смолкнут орудия и минометы, когда с неба не будут больше падать на землю бомбы, от воя которых кровь стынет в жилах, а сердце, кажется, уходит куда-то в пятки, не будут строчить пулеметы и автоматы… Настанет желанная тишина, по которой так соскучились люди. Не нужно будет никого бояться. — Так думал Вильмош, охваченный радостным чувством свободы. — Люди смогут не только вылезти из подвалов и убежищ на белый свет, увидеть над головою небо, вдохнуть в легкие свежего воздуха, пахнущего дунайской водой и будайскими горами, но и смогут отправиться по своим домам и квартирам, где их будут ждать родные и близкие, которые первыми воспользовались дарованной им свободою и первыми пришли домой… Ну а если кто все еще не смог побороть в себе робости и до сих пор прячется или скрывается, на их розыски радостными гонцами отправятся родственники, встреча с которыми наполнит счастьем сердца и ищущих, и разыскиваемых… Вот когда можно будет, не стесняясь и не боясь, поблагодарить солдат с красными звездами на шапках…»