Осада

17

Шел третий день, как батарея расположилась в небольшом селе, а командир батареи, невысокого роста казах, лейтенант Илья Ахмадинов, жил в самом крайнем доме, занимая в нем так называемую чистую комнату. Удивляло молодого двадцатидвухлетнего лейтенанта то, что хозяева дома — мадьяры — почему-то упрямо называли его капитаном Ильей, чем всегда смущали его. Правда, вскоре он несколько успокоился, узнав, что мадьяры всех советских солдат независимо от национальности называли русскими, а любого офицера величали господином капитаном. Не понимая истинной причины этого, Ахмадинов считал венгров странным народом и очень сожалел, что не говорил по-венгерски, а ему так хотелось расспросить их, почему они живут так бездумно и бессмысленно, как ему тогда казалось.

В чистой комнате, которую в России обычно называют горницей, было холодно, так как в ней и печки-то даже не было. Лейтенант никак не мог понять: почему эту комнату здесь называют чистой, хотя в ней на всем лежит толстый слой пыли, и почему вся семья хозяина ютится вшестером в маленькой комнатушке, когда большая комната пустует понапрасну? Обратил он внимание и на то, что когда хозяева заходили в его жилище, то перед этим подолгу вытирали ноги о лежавший у порога половичок. «Словно к какому большому начальнику заходят…» Лейтенант обошел все дома в селе, которое скорее походило на хутор, и в каждом из них имелась своя чистая комната, нетопленная и пыльная, в которой стояла лучшая в доме мебель, на полу лежали ковры, а на окнах висели тюлевые занавески, в то время как все семейство ютилось в страшной тесноте в какой-нибудь крохотной комнатушке, обставленной старым хламом. Ахмадинову все это казалось довольно странным, будто в этих краях не вещи существовали для людей, а, наоборот, люди жили ради вещей. Снедаемый любопытством, лейтенант как-то спросил об этом у заместителя командира дивизии по политчасти. Тот засмеялся и ответил: «Что, Ахмадинов, встретился лицом к лицу с капитализмом и удивляешься, не так ли?» — «Но, товарищ полковник, ведь они же бедные… едят картошку да хлеб… кусок сала — это для них уже роскошь; коровы нет, но зато в доме имеется чистая комната». Замполит снова улыбнулся: «Послушай, Ахмадинов, капитализм потому и является капитализмом, что он разъедает все общество сверху донизу. При нем и маленький человек, отравленный его идеями, непременно стремится стать большим, или, говоря иными словами, разбогатеть. Вот бедняк и начинает обманывать сам себя, тешит себя иллюзией, что, мол, и у него кое-что имеется, а если и на самом деле что заимеет, то бережет это больше зеницы ока и порой даже не пользуется им. Придет время, и эти люди поймут, что они жили не так, как следовало бы…» Лейтенант понимающе закивал, хотя в его голове все равно никак не умещалась такая западная премудрость, и ему стало от души жаль этих странных венгров.

А вообще-то лейтенант с хозяевами ладил. Правда, Ахмадинов довольно редко находился дома, а когда и бывал, то старался по возможности поменьше встречаться с хозяевами, которые относились к нему с чрезмерным подобострастием, от которого у офицера порой даже живот сводило. Стоило ему только попросить что-нибудь (большей частью кипяток, чтобы заварить чай), как все семейство — от деда до внука — чуть ли не в драку бросалось выполнять его просьбу. Ахмадинов невольно подумал, что эти люди, видимо, точно так же лебезили и угодничали и перед гитлеровскими и венгерскими солдатами, когда те стояли у них в доме на постое. Ему же очень не хотелось, чтобы его, советского офицера, принимали, как их, и потому он обращался к хозяевам крайне редко. Правда, лишить себя удовольствия выпить стакан горячего чая он не мог, тем более что его комната напоминала ледник, в котором он никак не мог согреться.

На их участке фронта установилось временное затишье. Кольцо окружения вокруг Будапешта замкнулось, и часть, в которой служил лейтенант Ахмадинов, получила небольшую передышку. Ахмадинов слышал, что гитлеровское командование усиленно готовится к прорыву кольца окружения, но сам он не верил в такую возможность. Развернув на столе топографическую карту и немного поразмыслив над создавшимся положением на данном участке фронта, лейтенант пришел к выводу: окруженные в венгерской столице войска обречены на гибель, что, видимо, понимает и германское командование, а раз это так, то гитлеровцы не такие уж набитые дураки, чтобы попусту жертвовать своими людьми, хотя… «Хотя они уже сейчас точно знают, что проиграли войну, и все-таки продолжают бессмысленное кровопролитие…» Во всяком случае, для себя лично Илья сделал вывод, что их полк, несомненно, будет находиться здесь до успешного завершения всей Будапештской операции.

По уже приобретенному опыту Ахмадинов знал, что на войне порой приходится спешить, для того чтобы потом довольно долго чего-то ждать. Вот и теперь они, возможно, будут сидеть здесь, в этом селе, и ждать до тех пор, пока наши войска не возьмут Будапешт и уже без них, без батареи лейтенанта Ахмадинова, снова рванутся вперед. Солдаты же, как известно, от безделья начинают скучать, а от скуки иногда и глупость какую-нибудь выкинут. Собственно, именно поэтому и сам Ахмадинов большую часть времени проводил в своем подразделении, которое ежедневно занималось по строго утвержденному плану.

Однако на третий день скука дала свои плоды (так, по крайней мере, казалось Ахмадинову): случилось ЧП.

Дело в том, что Ахмадинов любил хорошо и вкусно поесть, но особенно он обожал козлятину, чего он не скрывал от своих подчиненных. А будь его власть (так ему иногда казалось), он приказал бы гнать вслед за наступающими войсками крупные стада коз и баранов, мясом которых он и кормил бы всех солдат. Временами он мечтал о том, как, вернувшись с фронта домой, он каждый день будет есть одну козлятину, которую ему станут подавать и на завтрак, и на обед, и на ужин, восполняя тем самым отсутствие этого мяса на передовой.

Утро того злополучного дня началось как обычно. Лейтенант у колодца вымылся по пояс холодной водой и, вернувшись к себе в комнату, оделся, выпил свои фронтовые сто грамм, закусив горбушкой хлеба. Достав кисет с махоркой, оторвал кусок газеты и свернул внушительную «козью ножку».

«Ну, а теперь можно пойти и позавтракать», — решил Ахмадинов, вешая на плечо неизменную планшетку.

Но в этот момент дверь его комнаты растворилась, и на пороге появился рядовой Слепов, держа в руках большое блюдо, от которого аппетитно пахло жареной козлятиной.

— Разрешите, товарищ лейтенант, — произнес ординарец и, не дожидаясь ответа, прошел к столу.

Дверь за Слеповым закрыла сама хозяйка, а он, торжественно поставив блюдо на стол, улыбнулся во весь рот и сказал:

— Ваше любимое блюдо! — И, вынув из кармана ложку, положил ее на край тарелки. — Настоящий козленок, еще вчера блеял. Ешьте на здоровье, товарищ лейтенант!

Ахмадинов недоуменно переводил взгляд с блюда на Слепова и обратно. А от козлятины исходил такой соблазнительный дух, что ноздри у лейтенанта раздувались, как кузнечные мехи.

Слепов застенчиво улыбался.

«Черт бы тебя побрал!.. — Ахмадинов до боли закусил нижнюю губу, а руки сжал в кулаки. — Ну, я тебе покажу…» Проглотив набежавшую в рот слюну, он, движимый инстинктом голодного человека, наклонился над блюдом и с удовольствием втянул в себя аппетитный аромат.

Слепов перестал улыбаться и застыл по стойке «смирно».

— Сам готовил, — похвастался он, снова улыбнувшись. — Хлеба вам принести, товарищ лейтенант?

«Этому я верю… — Ахмадинов бросил на ординарца беглый взгляд, который не сулил тому ничего хорошего. — Старуха хозяйка, конечно, к этому жаркому и не прикасалась…» Подвинув пепельницу к себе, лейтенант глубоко затянулся. Он хотел что-то сказать Слепову, но в этот момент дверь отворилась и в комнату вошла сама хозяйка, неся тарелку и нож. Положив все это молча на стол, она тут же вышла. Глаза у мадьярки были красными, а на лейтенанта и на Слепова она даже и не взглянула.

Теперь у Ахмадинова не осталось и тени сомнения относительно того, как на его столе оказалось блюдо с козлятиной.

«Ну, я тебя проучу!..» — решил лейтенант, усиленно дымя цигаркой.

— Хлеб у меня есть, — ответил командир батареи, — так что приносить его нет надобности, а вот хозяйского козленка, который бегал по двору, приведи, пожалуйста, прямо сюда, я хочу послушать, как он блеет.

— Козленка?! — Улыбку с лица Слепова словно ветром сдуло. Солдат растерянно почесал затылок.

— Да, козленка, и не чеши затылок, когда слушаешь распоряжение командира. У нас дома, когда едят козленка, то еще любят послушать его блеяние. Веди козленка!

— Привести его я вам сейчас не смогу… а вот этот, что у вас на столе, уже никогда не сможет блеять, товарищ лейтенант…

Ахмадинов почувствовал, как кровь прилила к голове. Он с трудом сдерживал себя.

— Сколько ты заплатил мадьярам за козленка? — резко спросил лейтенант.

— Я пока еще не заплатил… — смутился под грозным взглядом командира ординарец, — но обязательно заплачу, сколько они спросят, столько и отдам…

С силой воткнув цигарку в пепельницу, лейтенант вскочил со стула, который с грохотом упал на пол, и, подбежав к Слепову, схватил его за грудки и встряхнул со всей силой.

— Я тебе покажу, мародер!.. Кто ты такой, что так себя ведешь?! — Последние слова Ахмадинов не произнес, а громко выкрикнул.

— Я только думал, что вам…

— Мне?! Ты понимаешь, что своим проступком ты позоришь всю Советскую Армию?! Да я тебя отдам под трибунал!..

И тут лейтенант почувствовал, как кто-то отдергивает его руки от груди Слепова. В горячке он даже не заметил, как в комнату вбежала хозяйка и теперь старалась разнять их.

— Нет, Илья, нет… — коверкая русские слова, умоляла мадьярка лейтенанта, затем она еще что-то сказала, но уже по-венгерски, чего офицер, естественно, не понял и, обернувшись к ней, выкрикнул:

— И вы еще смеете защищать его?! Вы?!

Ахмадинов не отдавал себе отчета в том, что старушка не понимала его, как он не мог понять того, почему она защищает Слепова. Лейтенант хотел оттолкнуть от себя мадьярку, но сделать это оказалось непросто, так как она стояла прочно. Как только он отпустил Слепова, тот пошел к двери. Лейтенант хотел было догнать его, но хозяйка преградила ему путь.

— Рядовой Слепов! Вернитесь!.. — выкрикнул Ахмадинов.

Хозяйка громко заплакала.

— Немедленно вернитесь!..

— Слушаю вас, товарищ лейтенант! — Ординарец как ни в чем не бывало стоял на пороге. Выдавала его волнение только чрезмерная бледность, разлившаяся по лицу.

— Я вас арестовываю! — коротко бросил лейтенант. — А вы перестаньте выть! — обернулся он к мадьярке, плач которой еще больше раздражал его. Похлопав ее по плечу, он добавил уже более спокойным тоном: — Идите… Идите… вам говорят…

Выпроводив хозяйку из комнаты, Ахмадинов закрыл за ней дверь.

— За козу… товарищ лейтенант… вы так меня ругаете?.. За какую-то паршивую козу?..

— Да, за паршивую козу, — повторил лейтенант последние слова ординарца. — За ту самую козу, которая тебе дороже твоей комсомольской совести!..

— Я же хотел сделать вам… — растерянно пробормотал солдат, не спуская испуганного взгляда с лица разгневанного офицера. И тут его словно прорвало, слова полились из него сплошным гневным потоком: — Если я приглашу вас в свою родную деревню, то вы на ее месте увидите лишь одно пепелище, золу да головешки… И никаких коз! Венгры ее до тла сожгли! Кому и какой я нанес вред, зарезав этого козленка? Кому? Одному венгру? Может быть, одной семье? Да плевал я на них! Меня на фронте три раза ранили, и два из них венгры… А вы меня за какую-то паршивую козу… — Голос его сорвался: — Арестовывайте меня!.. Сажайте, раз так!..

В этот момент в коридоре послышались чьи-то шаги. Дверь отворилась, и в комнату вошел запыхавшийся от быстрой ходьбы радист.

— Извините, товарищ лейтенант… Передаю личный приказ начальника штаба дивизии: батарею поднять по тревоге и срочно подготовить к маршу, а вам, товарищ лейтенант, приказано немедленно явиться к командиру дивизии на НП!

— Бегите на батарею и передайте дежурному, чтобы он объявил боевую тревогу! — приказал лейтенант радисту.

Переступая с ноги на ногу, Слепов тихо спросил:

— Лошадь вам подавать?

Ахмадинов ничего не ответил ему, и ординарец вышел из комнаты.

Лейтенант же закурил фабричную сигарету. Эти сигареты он не любил за то, что они казались ему чересчур слабыми, дымил он ими только тогда, когда не было времени, чтобы скрутить «козью ножку». Бросил полуобгоревшую спичку в пепельницу и снова почувствовал аппетитный запах мяса. «Пустое…» Сердито сдвинув блюдо на середину стола, Ахмадинов вышел из комнаты. Проходя через кухню, он невольно остановился. «Может, сюда и возвращаться-то больше не придется…» Опустив руку во внутренний карман кителя, он достал пачку денег, полученных несколько дней назад сразу за два месяца, из которых он почти ничего не успел истратить. «На козу наверняка хватит…» — решил он и, оставив себе одну сотенную бумажку, остальные бросил на кухонный стол.

— Мама! — громко позвал он хозяйку и, как только она появилась, остановившись у входа, показал ей жестом на деньги: — Возьмите!.. — И выбежал во двор.

Слепов уже держал лошадь за уздечку. Лейтенант, ласково потрепав коня по шее, ловко вскочил в седло.

— Простите меня, товарищ лейтенант, — проговорил ординарец, все еще не выпуская из рук уздечки.

— Доложите о случившемся замполиту! — бросил ему командир батареи и, вырвав уздечку, помчался в подразделение.

«Мерзавец… мне, видите ли, хотел угодить!.. Получается, что я еще и виноват буду…» И хотя гнев еще не улегся в нем, Ахмадинов уже начал чувствовать, что он был несправедлив к Слепову.

Лошадь бежала резво. Лейтенант сидел в седле как влитой. По старой привычке ему захотелось промчаться галопом. Холодный ветер упругой струей бил ему в лицо. Из головы никак не выходили слова Слепова: «За какую-то паршивую козу…» Лейтенанту стало жаль ординарца, и он решил при случае поговорить об этом ЧП с начальником политотдела дивизии и посоветоваться. Ахмадинову казалось, что он уже видит перед собой задумчивое лицо полковника, которому он говорит: «Я думаю, что это ЧП необходимо обсудить на общем собрании… Сегодня рядовой Слепов ради того, чтобы угодить своему командиру, отбирает у мадьяра козленка и режет его, а завтра еще что-нибудь надумает… А ведь местное население не станет говорить, что один солдат забрал одного козленка… Мадьяры скажут: «Русские забрали…»

Прибыв на КП дивизии, лейтенант, словно по заказу, первым увидел начальника политотдела, который поздоровался с командиром батареи за руку и сказал:

— Ну, как дела, Ахмадинов? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Иди скорее к начальнику штаба, он тебя давно ждет…

Лейтенант с удивлением посмотрел на полковника, а затем, вытянувшись по-уставному, сказал:

— Я хотел бы, товарищ полковник, посоветоваться с вами по одному делу, материалы которого следовало бы передать в трибунал…

— Позже… Сейчас не время… — махнул рукой полковник. — Сейчас от тебя многое зависит…

Начальника штаба дивизии лейтенант Ахмадинов нашел на КП, где тот стоял рядом с командиром дивизии. Оба они, прильнув к окулярам двух стереотруб, внимательно изучали лежавшую перед ними местность.

— Командир батареи лейтенант Ахмадинов прибыл по вашему приказанию! — громко доложил лейтенант.

— Ну наконец-то, — обрадовался комдив, не прекращая наблюдения. — Разверните свою карту!.. Готовы? Противник превосходящими силами мотопехоты при поддержке танков прорвал на левом фланге первую полосу нашей обороны. По данным нашей разведки, обнаружено сосредоточение его сил с целью дальнейшего развития успеха. Ваша батарея придается… Конкретную задачу вам поставит начштаба.

Лейтенант впился глазами в карту.

Начштаба монотонным голосом поставил Ахмадинову задачу, а затем спросил:

— Вам все понятно, товарищ лейтенант?

— Так точно!

— Короче говоря, немедленно выдвигайтесь в заданный район и держитесь во что бы то ни стало!.. А как у вас с боеприпасами?

— Имею немногим более одного боекомплекта.

— Сколько людей на батарее?

— Две трети…

— Держитесь до последнего! — повторил еще раз начальник штаба.

— Разрешите выполнять?

— Идите! — Начальник штаба снова прильнул к стереотрубе.

Выйдя из блиндажа, Ахмадинов вскочил на лошадь и помчался на батарею, которая была уже готова к выдвижению на новую огневую позицию.

Батарея тотчас же тронулась в путь. Лейтенант ехал в середине колонны, разыскивая глазами Слепова. Его возле второго орудия, в расчете которого он числился, почему-то не было. Оглянувшись назад, лейтенант увидел в самом хвосте колонны своего замполита, а рядом с ним и рядового Слепова.

«Докладывает», — решил Ахмадинов и, пришпорив коня, поскакал в голову колонны.

Свернув на полевую дорогу, колонна проехала еще с километр и спустилась в долину. Остановив батарею, Ахмадинов подозвал к себе командиров взводов.

Сюда шум боя долетал более явственно.

— Сейчас поднимемся на вершину холма, где я поставлю вам боевую задачу, — сказал Ахмадинов, когда вызванные им командиры собрались.

Делая широкие шаги, лейтенант пошел наверх. Достав бинокль, он осмотрел местность, сразу же впившись глазами в блестящую ленту шоссе. «Наверняка по ней и пойдут танки…» — решил он, заметив маленькие фигурки советских солдат по обе стороны дороги, которые, судя по их движениям, минировали местность. Ахмадинов выругался про себя. «Надумали, когда минировать…»

Наблюдая за саперами, лейтенант вдруг уловил какой-то странный шум. «Из-за холма…» Показав командирам орудий места их огневых позиций, он тут же послал своего замполита к саперам, чтобы те поскорее заканчивали минирование и отходили бы на ОП батареи. Спустившись с холма в долину, лейтенант лично обошел позиции батареи, довольный тем, что ему нет необходимости подгонять людей, которые и без того действовали быстро и сноровисто. Взяв в руки лопату, он начал помогать солдатам оборудовать свой НП.

— Товарищ лейтенант… — тихо окликнул командира Слепов.

— Что вам? — Лейтенант положил лопату на бруствер и с недоумением посмотрел на солдата.

— Разрешите участвовать в… — Слепов неожиданно замолчал, так и не договорив фразы.

«Вот бродяга…» — подумал лейтенант и, окинув взглядом сразу примолкнувших солдат, решил: «Они, конечно, все уже давно знают…»

— Думаете таким путем избежать трибунала? — спросил офицер, а про себя подумал: «Это его небось замполит надоумил».

— Я об этом и не думал вовсе… — выдохнул Слепов.

— Трибунала вам, видимо, все же не избежать. А сейчас идите и присматривайте за лошадьми. — Лейтенант кивнул в сторону холма, у подножия которого ездовые держали лошадей. — Останетесь там, а всех ездовых немедленно пришлите на батарею. — Проговорив это, Ахмадинов снова взялся за лопату, показывая, что разговор окончен. «Наверняка замполит посоветовал…» Посмотрев в сторону саперов, он увидел своего замполита, который, присев на корточки возле дороги, что-то объяснял саперам. «С командиром взвода надо говорить, а не с солдатами…» — с раздражением подумал Ахмадинов.

Тем временем в распоряжение лейтенанта прибыли два танка, которыми начальник штаба дивизии обещал усилить батарею. От изумления глаза у Ахмадинова полезли на лоб: один танк тащил на буксире второй. «Ну и дела!..»

— Мне танки обещали прислать, а не железный лом… — сказал он командиру головного танка, когда тот подошел к нему, чтобы доложить о прибытии.

— Танки прибыли в ваше распоряжение, — с обидой в голосе доложил танкист. — Правда, один танк не может самостоятельно двигаться, но его вполне можно использовать как неподвижную огневую точку…

Ахмадинов раздраженно махнул рукой, а затем показал места, где нужно установить оба танка.

Вскоре прибыл и стрелковый взвод, который начштаба придал для усиления Ахмадинову; на сей раз лейтенант почти не удивился тому, что солдаты прибыли верхом на лошадях, а на боку у каждого из них висела шашка. Потерев лоб, лейтенант спросил у прибывшего младшего лейтенанта, который оказался командиром взвода:

— А шашки вам зачем?

— Казак без шашки — это не казак, — объяснил тот как ни в чем не бывало. — Мы как где спешимся, так сразу же пехотинцами становимся.

— Наши лошади находятся вон там. — Лейтенант показал на подножие холма. — И вы туда своих отведите, а задача ваша будет заключаться в следующем… — Указав казакам участок местности позади минного поля, перед ОП батареи, Ахмадинов добавил: — Постарайтесь успеть окопаться до появления противника!

В этот момент на ОП вернулся замполит. Ахмадинов вышел ему навстречу и, ничего не спросив, лишь пытливо посмотрел на него.

— Командир саперного взвода подорвался на мине, — объяснил замполит. — Это еще до нашего подхода произошло. Солдаты так растерялись, что часть мин второпях установили даже без взрывателей. Помимо командира на минах подорвалось еще два сапера. Мне пришлось успокаивать ребят…

— Понятно… — Ахмадинов кивнул. — Слепова тоже вы успокоили? Я отослал его к лошадям…

— Может быть, и Слепова в какой-то степени тоже. — Замполит еле заметно улыбнулся.

— Это ты прислал его ко мне? — Лейтенант бросил на замполита испытующий взгляд. — Сам бы он до этого вряд ли додумался.

— Ошибаешься. Как раз до этого он сам дошел, а я лишь только согласился с его решением, — замполит улыбнулся, — ты как хочешь, а для меня лично Слепов дороже самой породистой венгерской козы…

Ахмадинов не успел ни возмутиться, ни съязвить замполиту, так как над долиной появился самолет, летевший на небольшой высоте. Все мигом залегли. «Я тебе попозже скажу…» — решил лейтенант.

— Саперы! — Замполит не удержался и выругался, наблюдая за саперами, которые не залегли, а сломя голову бросились бежать по направлению к огневой позиции батареи.

«С ума они сошли, черт бы их побрал!..» — выругался Ахмадинов и, вскочив на ноги, побежал на свой НП к телефону.

Над долиной снова появился самолет, а в это же самое время из-за гряды холмов показался первый танк.

— Что это? — Ахмадинов посмотрел в сторону первого орудия. «Уж не уснули ли они там?» Крепко стиснув зубы, он не сводил глаз с танка, который спокойно спускался в долину. «Нужно же шарахнуть по нему, заставив остальные съехать с дороги на заминированный участок…»

Однако первое орудие все еще почему-то молчало.

На лбу у лейтенанта выступил пот.

«Черт бы их побрал!..» — выругался он еще раз, злясь не столько на командира орудия, сколько на самого себя за то, что он, ставя задачу командирам взводов, лишь бегло остановился на вопросе взаимодействия, предоставив максимум самостоятельности самим командирам, так и не успев обговорить с ними хотя бы самые важные детали взаимодействия.

Тем временем из-за холма выполз еще один вражеский танк и, достигнув поворота дороги, остановился.

И тут вдруг первое орудие вздрогнуло и выстрелило, и, словно приветствуя его, башня танка, подобно шляпе вежливого человека, сначала приподнялась над корпусом, а затем упала на заминированную обочину, которая в свою очередь отозвалась взрывом сразу нескольких мин, отшвырнувших башню обратно на дорогу.

Лейтенант с облегчением вздохнул и посмотрел на приданный ему танк с неисправным мотором. Его уже удалось наполовину вкопать в землю, и теперь он выполнял роль неподвижной огневой точки. Словно отгадав желание Ахмадинова, орудие танка в тот же миг выстрелило, но снаряд в цель не попал, а разорвался перед головным танком противника, который в свою очередь выстрелил с ходу, но тоже промахнулся. Одновременно выстрелил и второй танк Т-34 и с первого снаряда поджег головной немецкий танк. Тот, не желая оставаться в долгу, успел всадить снаряд в полузакопанный танк и поджег его.

«Один — один… Неважный счет…» — скривил губы Ахмадинов, жалея, что теперь он остался лишь с одним Т-34.

В небе над долиной снова появился немецкий самолет. Лейтенант подскочил к полевому телефону и, покрутив ручку, крикнул в трубку:

— Эй, казаки, огонь по самолету! Залпом!..

Казаки не заставили себя долго ждать и дали залп по самолету, но не повредили бомбардировщик, который сбросил на землю целую серию небольших бомб. Раздался второй залп, потом еще, а самолет все кружил и кружил над долиной, бросая бомбы, рвавшиеся одна за другой.

«Распугает он мне всех лошадей», — подумал лейтенант, провожая взглядом самолет, который вдруг задымил и, сопровождаемый черным шлейфом дыма, врезался в землю. «А ведь это Слепов его шарахнул… Если бы сам не видел, то не поверил бы, ну да все равно…»

Тем временем на вершине холма показалась цепь гитлеровских солдат, а вслед за ними снова выползли немецкие танки.

— …пять… шесть… семь… — считал Ахмадинов, с беспокойством думая о батарее.

Рация тихо запищала, и откуда-то издалека, словно с другой планеты, послышался голос начальника штаба дивизии: «Любыми средствами задержите противника… Вы меня поняли, Ахмадинов?.. Хотя бы часа на два задержите… авиацией поддержать не сможем… разве что артиллерией, и то чуть позже… Держитесь! Вы поняли?..»

По мере приближения пехоты противника разгорелся бой: гремели пушки, били пулеметы, щелкали винтовочные выстрелы.

На склоне холма уже горели четыре немецких «тигра».

«Поворачивайте же обратно!.. — мысленно заклинал Ахмадинов. — При потере одной трети боевой техники… гитлеровский устав разрешает им отходить… Так почему же они тогда не поворачивают обратно? А может быть, их потери еще не достигли одной трети?..» — И он смачно выругался.

Т-34, искусно маневрируя, продолжал вести огонь. Когда на поле боя горело уже шесть «тигров», седьмой начал было разворачиваться, чтобы уйти восвояси, но тут же был подбит и закрутился на месте. Гитлеровская пехота, встреченная сильным огнем, медленно откатилась за холм.

«Сейчас нужно будет в первую очередь увязать взаимодействие», — решил про себя лейтенант, понимая, что наступила небольшая передышка, после которой гитлеровцы предпримут новую атаку.

— Командиров подразделений ко мне! — хрипло приказал он радисту, но тот почему-то молчал. — Ты что, не слышишь?..

Радист действительно уже не слышал своего командира: он уткнулся лицом в рацию, шапка его валялась на земле, ветер шевелил его длинные светлые волосы. Он был мертв.

— Товарищ лейтенант… — услышал Ахмадинов голос Слепова.

— А вы как здесь очутились? Почему оставили лошадей?

— Разрешите доложить… — Голос у солдата задрожал, а сам он растерянно переминался с ноги на ногу. — Все лошади разбежались… самолет их распугал… они как угорелые разбежались… Разрешите, товарищ лейтенант… — повторил Слепов еще раз, но так и не договорил, чего именно он добивался.

— Разрешаю… Затвердил одно: разрешите да разрешите… — резко оборвал его командир.

— Хоть бы съели… раз уж я заплатил… — прерывающимся голосом выговорил наконец солдат.

«Еще и врать надумал?» — Лейтенант покосился на солдата, а затем спросил:

— А ты и вправду заплатил?

— Да… Замполит дал мне денег… в долг…

— И мадьяры взяли деньги? — Брови лейтенанта почти соединились у переносицы.

— Взяли, еще как… Правда, спасибо сказали… Старуха мадьярка еще руку мне поцеловать все хотела, еле вырвал… Теперь они и козленка съедят и денежки прикарманят… — Он дернул плечом. — А я не поскупился…

«Черт бы побрал этих мадьяров!..» — мысленно выругался офицер и, окинув огневую позицию беглым взглядом, задержал его на третьем орудии, расположенном на правом фланге.

— Наказание за этого козла все равно получишь! — холодно бросил Ахмадинов и, махнув в сторону своих танков, добавил: — Позови ко мне командиров обоих танков.

Слепова словно ветром сдуло.

Наклонившись над рацией, Илья рассмотрел, что корпус ее пробит большим осколком и она уже не действует. Лейтенанту было жаль рацию: без нее он был как без рук, но что поделаешь. Тяжело вздохнув, он подошел к телефону, который, к счастью, еще работал, и вызвал к себе командиров подразделений. Связи не было лишь с третьим взводом. Туда он послал Слепова, сказав, чтобы тот одновременно разыскал ему и замполита.

Когда вызванные командиры явились на НП, лейтенант Ахмадинов поставил им новую задачу, не зыбыв на сей раз и о взаимодействии.

Вскоре на НП появился и замполит вместе со Слеповым. Замполит сообщил, что из третьего взвода в живых остались только двое солдат, одно орудие полностью выведено из строя.

— Мне удалось собрать оставшихся в живых саперов и, объединив их, послать на подмогу к двум артиллеристам из третьего взвода. К повороту дороги я выслал наблюдателя. Он пустит зеленую ракету, как только гитлеровцы снова поднимутся в атаку… — Замполит хотел сказать, что он рекомендует назначить командиром этой группы рядового Слепова, но не успел.

В небе снова зажужжали самолеты, которых пока еще не было видно из-за туч.

— Все по местам! — громко крикнул Ахмадинов.

Командиры подразделений побежали на свои места.

Вытащив из кармана кисет с махоркой, замполит спокойно предложил командиру:

— А мы с тобой давай пока подымим. Бумажка у тебя найдется?

Ахмадинов достал из планшетки кусок газеты и разорвал его на четыре части, а сам то и дело с беспокойством поглядывал на небо.

— По звуку мотора вроде бы «мессеры», — заметил замполит, сворачивая цигарку. — Прямо на нас идут.

В этот момент из-за туч вынырнули сразу три самолета.

Командир с замполитом уселись на дно окопа и закурили, будто налет их нисколько не беспокоил.

Самолеты один за другим переходили в пике.

— На психику давят, гады, — презрительно бросил замполит. — Они все еще надеются, что смогут нас напугать…

Казаки снова открыли по самолетам огонь из карабинов.

«Эх, если бы мне сейчас хоть один счетверенный пулемет… — мысленно размечтался Ахмадинов, — или хотя бы спаренный…»

Самолеты тем временем начали бомбометание.

— …четыре… пять… — считал лейтенант. — Ну и сыплют…

С воем рассекая воздух, бомбы падали на землю и тут же разрывались, поднимая к небу фонтаны земли; свистели осколки, пыль стояла столбом.

Сбросив бомбы и с ревом выйдя из пике, самолеты удалились за лесок. На какое-то время в долине воцарилась тишина.

Т-34 все еще горел. Ветер сносил едкий черный дым в сторону окопов. Ахмадинов закашлялся и вспомнил лицо командира танка, которого он недавно отругал за недостаточно умелое маневрирование. Было жаль танкистов. Лейтенант посмотрел на Слепова, который сидел на дне окопа и, подняв карабин вверх, смотрел на него. Ахмадинову почему-то стало жаль и его.

Вскоре гул с неба снова стал нарастать: самолеты противника шли на новый заход.

Ахмадинов потянулся к телефону.

— Не стоит, — остановил его замполит. — Они, кажется, уходят.

— Смотри-ка, и правда… — проговорил лейтенант, вынув цигарку изо рта. — Нам бы сейчас ту паршивую зенитную пушечку… — В голосе командира чувствовался упрек, он громко вздохнул.

Замполит, сощурив глаза, наблюдал за дорогой. «Паршивая пушечка» была современной зениткой итальянского производства, которую они недавно захватили в одном бою и которую он, замполит, согласно распоряжению из штаба, но без ведома Ахмадинова приказал сдать на пункт сбора трофейного оружия. Когда командир батареи узнал об этом, он не находил себе места от злости. «Не устраивать же нам теперь здесь личный арсенал…» — старался утешить замполит Ахмадинова, который, несмотря на все запреты, при каждом удобном случае старался что-нибудь припрятать из трофейного оружия.

«Сейчас пушечка и на самом деле пригодилась бы…» — мысленно согласился замполит с Ахмадиновым, но вслух сказал:

— Но ведь боеприпасов-то к ней было совсем немного, всего один боекомплект.

— При ней да… — многозначительно проговорил лейтенант и внезапно замолчал.

— А я и не знал, что ты можешь доставать боеприпасы к трофейному оружию, — усмехнулся замполит. — Я думал, тебя интересует лишь само оружие.

Ахмадинов смотрел на небо и молчал.

— Выходит, и боеприпасами ты тоже… — замполит покачал головой. — Порой ты бываешь как ребенок, Илья…

И снова с неба послышался самолетный гул, который быстро нарастал, а через несколько секунд в разрывах облаков показались самолеты противника.

— Слепов! — услышал лейтенант голос замполита. — Я забыл тебя похвалить за сбитый самолет…

Штурмовики снова начали пикировать, освобождаясь от бомб, которые с воем понеслись к земле.

Земля содрогнулась от взрывов.

Ахмадинов сжал губы: «Ты лучше не забудь поговорить с пим о ЧП и о том, как ему выкарабкаться из этой некрасивой истории с козой…»

На горизонте показались первые танки.

Ахмадинов схватил телефон, но он уже не работал. Бросив трубку, лейтенант выругался, а затем сказал:

— Знаешь что, замполит… — И, не получив ответа, обернулся и увидел, что тот лежит с рассеченной головой. «Иван Васильевич…» — вдруг вспомнил Ахмадинов имя и отчество своего заместителя, которого он так никогда и не величал, а называл запросто Иваном. Чтобы не заплакать, Илья до боли закусил губу.

Слепов сидел на корточках на дне окопа и, не стесняясь, плакал, вытирая слезы кулаком.

— Не реви! — прикрикнул на него лейтенант и, выбравшись из окопа, пригнувшись побежал на ОП четвертого взвода.

— Товарищ лейтенант, связь прервана… — доложил командир взвода, увидев командира батареи.

Ахмадинов кивнул:

— Это я уже знаю, а каковы потери?

— Убит заряжающий, и раненые имеются.

В этот момент на склоне холма показались гитлеровские солдаты: они шли цепью.

— Приготовиться к бою! — бросил лейтенант, поднося бинокль к глазам. «Нужно будет задействовать казаков: теперь их очередь показать, на что они способны…» — решил он.

— Разрешите, товарищ лейтенант…

Ахмадинов обернулся и увидел Слепова с карабином в руках. Слезы на глазах солдата еще не обсохли.

— Не реви, — тихо произнес командир. — Беги к казакам, пусть они отсекают пехоту!

Солдат бросился выполнять полученное приказание.

Когда казаки открыли огонь по гитлеровцам, снова, уже в который раз, налетели штурмовики. Они, сбросив бомбы, начали поливать огневую позицию батареи из пулеметов. Из-за склона холма медленно выползали танки, ведя огонь с ходу.

— Огонь! — громко крикнул лейтенант.

Раздался орудийный выстрел. Головной танк вздрогнул, но все же продолжал ползти вперед и лишь спустя несколько секунд загорелся.

Сбоку от НП взорвался снаряд. Взрывной волной Ахмадинова сбило с ног. Выругавшись, офицер встал и посмотрел в сторону орудия, возле которого, кроме сержанта, никого не было видно. Командир орудия сам заряжал пушку.

— Действует? — выкрикнул Ахмадинов, но сержант его не услышал. Тогда офицер вскочил и, делая большие прыжки, подбежал к орудию. Припав к прорези прицела, он начал наводить его на цель.

— Огонь! — скомандовал он по привычке и сам дернул за шнур.

Пушка содрогнулась от выстрела, однако снаряд разорвался, не долетев до танка. Лейтенант чертыхнулся. И в тот же момент выстрелил танк, снаряд которого разорвался перед самой огневой позицией, осыпав ее комьями земли и осколками.

Ахмадинов снова припал к прицелу. Пот заливал ему лицо. Вдруг он почувствовал удар в грудь и живот. Сжавшись от боли, офицер ухватился за щит, чтобы не упасть. Жадно хватая ртом воздух, Илья прижал обе руки к груди и медленно сполз на землю.

Когда лейтенант открыл глаза, то увидел над собой склонившегося Слепова, который тяжело дышал.

«Он сейчас снова заплачет…» — мелькнуло в голове у офицера. Едва шевеля губами, он прошептал:

— Иди… к орудию…

Но солдат не разобрал шепота командира.

— Батарею разбили!.. Артиллерия по нас бьет… — Однако слова Слепова уже не доходили до сознания Ахмадинова.

— К орудию… — прошептал лейтенант и хотел было поднять голову, но сил на это у него уже не хватило. — К орудию… — прохрипел он, корчась от резкой боли.

На миг наступила тишина. Слепов прислушался. «Кажется, идут…» Рукавом шинели он вытер потный лоб, а затем побежал к орудию, крикнув на ходу:

— Идут!..

Взяв в руки снаряд, он сунул его в ствол и навел орудие на ближайший танк, который угрожающе полз прямо на него. «Ну, ну, давай ближе!..» Слепов дернул за шнур. Когда орудие вздрогнуло, он открыл затвор и, вложив снаряд в ствол, только тогда взглянул на танк: тот уже дымился.

Слепов навел орудие на второй танк и снова дернул за шнур. Яркая вспышка ослепила солдата, и он уже не видел, как загорелся второй танк.

По склону холма один за другим степенно ползли «тигры», но лейтенант Ахмадинов уже не видел их. Скорчившись, он лежал на дне окопа; рев приближавшихся танков болью отдавался в его голове.

А в это же самое время на склоне другого холма, хорошо замаскировавшись, лежал русский капитан, корректировавший огонь артиллерии. Позади него расположились двое солдат с рацией.

— Наша батарея полностью уничтожена. Танки противника в сопровождении пехоты вышли на ОП батареи. Прошу поставить заградительный огонь. Передаю координаты… — сухим голосом передал капитан.

Ахмадинов был еще жив, когда начали рваться снаряды, взрывы которых заглушили рев танковых моторов. «Наши… стреляют… — мелькнуло в мозгу ослабевшего Ильи. Ему казалось, что он произнес эти два слова вслух, на самом же деле он лишь беззвучно пошевелил губами. — Ведут огонь…» И тут же дернулся от нового приступа боли, затем вдруг вздрогнул всем телом и медленно вытянулся во всю длину…