Осада

21

Подписав последнюю бумагу, генерал-майор откинулся на спинку кресла.

— Можете идти, — сказал он адъютанту.

Офицер щелкнул каблуками и, зажав папку с документами под мышкой, вышел из комнаты.

Петр Иванович Розанов развернул на столе огромную карту и склонился над ней: впившись глазами в красные стрелы, которыми на карте было обозначено направление наступления частей корпуса, увидел, что на правом фланге красная стрела лишь приблизилась, но не коснулась синей пунктирной линии.

«В основном…» — мысленно повторил командир корпуса слова, сказанные ему во время доклада начальником штаба, и еще ниже наклонился над картой. «Всего две роты…» Энергичным движением генерал взял трубку и, быстро набив ее табаком, раскурил, следя за кольцами дыма, плавающими в воздухе. Правый фланг корпуса явно отставал.

Несколько минут назад начальник штаба, можно сказать, не вошел, а ворвался в кабинет Розанова, когда в нем еще находился адъютант командира, и, подписав несколько текущих приказов, отдал комкору карту, заметив как бы вскользь, что «корпус в основном выполнил задачу дня… Обстановка, нанесенная на карте, соответствует положению частей на двенадцать ноль-ноль…» Сказав все это, начальник штаба попросил разрешения у командира корпуса выехать на левый фланг, чтобы, как он выразился, «самому понюхать, что там делается…»

Розанов, выпуская густые клубы дыма, обратил внимание на ту поспешность, с которой начальник штаба доложил обстановку. «Знаешь, Василий Васильевич, мы не можем вечно так поступать. Если у кого-то из командиров частей что-то не ладится, это еще не значит, что тебе нужно срываться с места и ехать туда… — Комкорпуса осуждающе покачал головой. — Это довольно опасная практика, за которую мам могут здорово надавать по шее. Ну да ладно, поезжай, но только смотри, чтобы это было в последний раз…» Командир знал, что, вернувшись с левого фланга, начальник штаба робко попросит у него разрешения «внести кое-какие незначительные коррективы в обстановку…». Генерал посмотрел на часы и подумал о генерале Черепанове, командире дивизии, находившемся на левом фланге корпуса. Василий Васильевич в это время, вероятно, уже подъезжает к штабу дивизии. «Начнет там распоряжаться… Да об этом я узнаю завтра от самого Черепанова, который сразу же пожалуется на вмешательство в его дела…»

В этот момент распахнулась входная дверь, не боковая, которой обычно пользовались офицеры штаба, а главная, на две створки, обитая кожей, через которую обычно редко кто входил, так как часовому, выставленному возле нее в зале, строго-настрого было приказано в эту дверь никого не впускать, за исключением начальства из штаба армии. Розанов поднял голову и бросил на дверь удивленный взгляд.

В кабинет вошел маршал.

«Ну, конечно… В самый раз…» Первая половина мысли генерала относилась к часовому, вторая — к самому маршалу. Розанов знал, что маршал обладал какой, — то почти магической способностью появляться там, где его меньше всего ждали. Положив трубку на стол, комкор хотел было убрать карту с обстановкой со стола, но тут же передумал, решив, что маршал, конечно, заметит это и еще, чего доброго, подумает, что от него что-то скрывают. Одернув китель, генерал застыл по стойке «смирно» и начал докладывать:

— Товарищ маршал…

— Я заехал к тебе просто попить чайку, — перебил маршал Розанова и, дружески улыбнувшись, протянул генералу руку. — Надеюсь, Петр Иванович, что ты не откажешь в чашке чая незваному гостю?

— Такому и нескольких чашек не жалко, — быстро ответил Розанов, жестом приглашая высокого начальника к столу. — Садись, товарищ маршал, на мое место, а я где-нибудь подальше… Сейчас все будет. — И, улыбнувшись, пошутил: — От начальства всегда лучше держаться на расстоянии, а то еще что доложишь не так…

Маршал шутку принял и, садясь на предложенное ему место, засмеялся:

— Значит, плохо ты воспитал своего маршала, Петр Иванович. Если не сможешь ответить на его вопрос, так ему и скажи. Что же это за маршал, если ему нельзя говорить правду?

Розанов бросил на маршала беглый взгляд и снова склонился над картой. Взяв в руку трубку, несколько раз затянулся и проговорил:

— Так-то оно так, но сначала нужно знать, что и как отвечать…

— Тогда ищи поскорее ответ, а то я тебе не завидую. Можешь курить…

Выпустив изо рта густой клуб дыма, Петр Иванович Розанов нахмурился и еще ниже склонился над картой; раздумывая над тем, где маршал шутит, а где говорит серьезно. Он искоса посмотрел на маршала, но тот отвел взгляд и улыбнулся.

— Если маршал на самом деле пришел только попить чаю, — сказал генерал, вынув изо рта трубку, — то бояться его нечего. — И, наигранно засмеявшись, продолжал: — Напоим его чаем и перекусить чего-нибудь дадим и поговорим. В конце концов, и маршал тоже человек. Но если он прибыл официально, то это совсем другое дело… — Комкор снова посмотрел на карту, мысленно выругав Василия Васильевича с его «в основном…». «Маршал, конечно, о положении дел в корпусе еще ничего не знает, так как донесение за прошлые сутки отправлено, как положено, в штаб армии и уж только оттуда позже попадет в штаб фронта». — Если же товарищ маршал прибыл ко мне по делу, тогда я попрошу разрешения выйти на минутку, чтобы наказать дежурного по штабу за то, что он не доложил мне о твоем приезде…

— Не делай этого. — Маршал тряхнул головой. — Я его отослал, чтобы он не взбудоражил весь твой штаб. Лучше выясни на карте, что там тебя так интересует, а потом угости меня чаем.

«Значит, чаю попить заехал…» Розанов уже безо всякого удовольствия курил свою трубку. Маршала он знал давно, еще со времен гражданской войны. Познакомились они в бою под Нарвой, когда тот был еще, можно сказать, безусым пареньком, который с группой таких же, как и он сам, хлопцев шел по полю недавнего боя. Розанов же в ту пору уже имел чин прапорщика, получив это звание незадолго до революции. В бою он был ранен в левую руку и один брел по полю, на котором только что потерял всех своих товарищей, расстрелянных немцами. «Идите, хлопцы, лучше по домам…» — посоветовал тогда прапорщик Розанов молодым красноармейцам, натолкнувшись на них совершенно случайно. «Не то советуешь, прапорщик! — сказал тогда Розанову один из парней. — Вот-вот сюда подойдут питерцы и как следует врежут немцам по шее. Бери-ка ты нас всех под свою команду…» Розанов начал было ругаться с ничего не смыслящими салагами, которые возомнили, что они смогут побить немцев. Однако все тот же настырный паренек ткнул Розанова в бок старым-престарым ржавым револьвером и сказал: «Ну, командуй нами, а то сами мы в этом мало что смыслим. Но смотри, если что, то…» Глаза паренька сверкнули сталью. И Розанов взялся командовать ребятами. Очень скоро к ним присоединилось еще несколько красноармейцев, и получилась целая рота. Розанов до сих пор никак не мог понять, каким образом им удалось разбить немцев, которые наступали на том участке. Как бы там ни было, но вопреки всякой логике они тогда победили. Настырный паренек сказал Розанову: «Ты порядочный человек, а вот мозги у тебя как-то набекрень…» После этого они долго не встречались. Однако спустя много лет опять-таки случайно встретились. Настырный паренек уже командовал полком, да и на паренька-то он был уже не похож: перед Розановым стоял высокий здоровенный мужчина. В тот момент Розанова охватило странное чувство, нельзя было сказать, чтобы он испугался своего старого знакомого, нет, конечно; точнее говоря, он как бы побаивался того и одновременно гордился им. И вот теперь он Маршал Советского Союза. Розанов же дорос всего лишь до командира корпуса, а когда корпус перебросили в Будапешт, то оказался в непосредственном подчинении у маршала.

Розанов ждал встречи с маршалом давно, вернее, с того времени, когда они в последний раз встретились в Карпатах. Однажды маршал вот так же неожиданно появился в штабе генерала Черепанова, сказав, что заехал попить чайку. И вот теперь…

Розанов выпрямился и, сложив карту гармошкой, сдвинул ее на край стола.

— Еще несколько минут — и чай будет готов, — пообещал генерал, вынув изо рта трубку. Не заходя в соседнюю комнату, он громко крикнул адъютанту: — Чаю нам и всего прочего, что там у нас имеется… На две персоны…

Маршал услышал, как адъютант в соседней комнате щелкнул каблуками.

Генерал подошел к двери и плотно прикрыл ее. Приветливо улыбаясь, он вернулся к столу и сел напротив маршала, и в тот же миг требовательно затрезвонил телефон.

Раздраженно сняв трубку, генерал, как бы оправдываясь, сказал маршалу:

— Забыл предупредить, чтобы нас не беспокоили… — А в трубку крикнул: — Слушаю!.. — Сам же наблюдал за выражением лица маршала и думал: «Что-то мне в нем сегодня не нравится… Ну и негостеприимный же я хозяин…» Генерал покраснел, нетерпеливо сказал кому-то в трубку: — Докладывайте коротко! Только самую суть!..

Маршал встал и, подойдя к вешалке, повесил на нее свою папаху и начал расстегивать шинель. Генерал, не выпуская телефонной трубки из правой руки, приблизился к маршалу (благо, провод позволял это) и левой рукой хотел помочь гостю, однако тот покачал головой и тихо произнес:

— Не такой уж я старый.

Почувствовав нотки иронии в словах гостя, генерал поспешил закончить разговор по телефону.

— Спасибо. Если во время допроса он покажет что-либо важное, доложите лично. Но только важное! У меня все! — Положив трубку на рычаг, генерал правой рукой провел по волосам, поправляя прическу, и громко вздохнул: — Извини за невнимательность, товарищ маршал. Сегодня у меня такой беспокойный день, совсем с ног сбился и устал немного. И правда, неплохо сейчас попить чайку… — В трубке послышался короткий щелчок, и Розанов быстро поднес к уху трубку.

— Кому звонить собираешься? — поинтересовался маршал.

Но с коммутатора уже ответили, и генерал сказал в трубку:

— Не соединяйте меня ни с кем… и с начальством тоже… — И, положив трубку, обращаясь к гостю, сказал: — Теперь нам уже никто не помешает спокойно говорить.

Маршал посмотрел на Розанова внимательным взглядом и тихо заметил:

— Я ведь только чаю попить заехал, Петр Иванович.

«Чего ему у меня не нравится?» — Розанов заерзал на стуле, не понимая, почему маршал, который до этого нисколько не обиделся на то, что о нем говорили в третьем лице, теперь вдруг скривил губы. «Если самому пришлось шинель снять, то это ничего…» Любезно улыбнувшись, генерал сказал:

— Если маршал собрался попить чаю, то нужно создать условия, чтобы он мог это сделать в спокойной обстановке. — Тон голоса у генерала постепенно становился серьезным. — Я ранее не раз говорил, что я плохой хозяин и даже доказывал это, а теперь вот решил исправиться. Сейчас нам подадут чай, могу заверить, что это будет самый лучший чай. А пока я тебя постараюсь чем-нибудь развлечь, раз уж ты пришел чайку попить. — В тоне генерала сквозила легкая ирония, но он тут же затушевал ее, переходя на добродушный лад. — Могу, так сказать, пощекотать маршальское сердечко и сообщить, что мы взяли в плен одного генерала, вернее говоря, генерал-лейтенанта венгерской армии, фамилия которого значится в списке главных военных преступников. Мои солдаты вытащили его из канализационного колодца. Он был такой грязный, что пришлось его сначала как следует отмыть, а то уж больно сильно от него воняло… — Генерал немного помолчал, думая, говорить ли ему все детали или не говорить, и тут же решил ничего не утаивать. — Он командир корпуса. Один из офицеров этого корпуса перешел на нашу сторону. Он же и заманил своего генерала в ловушку, а потом рассказал нам, где тот прячется.

Маршал слушал генерала, еле заметно кивая, однако черты лица его при этом нисколько не смягчились.

Розанов беспокойно заерзал на своем стуле. «Сидит, как сфинкс». Генералу хотелось разгадать, что именно не понравилось маршалу. Розанов вспомнил, как еще в самом начале войны они встретились, так сказать, неофициально. Где именно произошла эта встреча, Розанов точно не помнил, где-то на Украине. Нынешний маршал был тогда генерал-полковником, а он, Розанов, и тогда ходил в звании генерал-майора. «Небось зазнался с тех пор…» — мелькнула мысль у Розанова.

Желая как-то разрядить обстановку, генерал первым нарушил затянувшуюся паузу и сказал:

— Я очень рад, товарищ маршал, такой чести. Приятно думать, что ты не забыл старой дружбы…

Стул под маршалом угрожающе заскрипел. Молча он достал из кармана папиросы «Казбек» и зажигалку. Сунул длинную папиросу в рот.

Розанов, быстро схватив коробок со спичками, опередил маршала и, перегнувшись через стол, дал ему прикурить.

— Венгерский офицер выдал своего генерала? — спросил маршал и, видя, что Розанов не понял его вопроса, кивнул головой в сторону зала. — Тот мадьяр, что сидит у тебя в зале с оружием?

— Наверняка он самый, — поспешил согласиться генерал.

Маршал выпустил дым изо рта, стараясь сделать так, чтобы его отнесло в сторону.

Генералу хотелось хоть чем-нибудь обрадовать маршала, но он не знал, чем именно, и потому с каждой минутой чувствовал себя все скованней. Наконец он не выдержал и встал. Улыбнулся во весь рот и сказал:

— Пойду взгляну, что там с нашим чаем: то ли вода не кипит или о нас совсем забыли?

Маршал лишь слегка кивнул и снова уставился на генерала внимательным взглядом.

«Ну и взгляд же у него», — подумал генерал, одаряя гостя улыбкой. Открыв боковую дверь, Розанов нервно крикнул:

— Что у вас там с чаем?! Или вы все заснули?!

— Одну минуту, товарищ генерал! — послышалось из соседней комнаты. — Сейчас…

— Поторапливайтесь! — снова бросил Розанов и, закрыв дверь, сначала покачал головой, а затем повернулся к гостю: — Официанты из них никудышные, но, к счастью, в своем деле разбираются хорошо…

— Радуйся, что не наоборот, — холодно заметил маршал, на сей раз даже не взглянув на генерала.

«И что за мысли у него сейчас в голове?» — недоумевал комкор. Подойдя к столу, он вежливым движением подвинул к гостю пепельницу, а затем сунул себе в рот трубку.

— Табак очень влажный, — недовольным тоном пробормотал генерал и натянуто рассмеялся: — Человек до сих пор точно не может объяснить, почему табак так чувствителен к воде, а ведь до Дуная еще не так уж и близко… — Почувствовав, что он говорит чепуху, лишь бы только нарушить тишину, Розанов замолчал и снова задумался: «А ведь пришел-то он в хорошем настроении… Тогда что же его так расстроило?.. Нужно будет угостить его венгерскими трофейными сигаретами… Не знаю, где их раздобыли мои ребята, но те, что с позолоченным мундштуком, вовсе недурны…»

Маршал, словно отгадав мысли генерала, посмотрел на свою папиросу и сказал:

— Люблю аромат наших табаков.

— Я тоже, но иногда неплохо попробовать и другие. Перемены во вкусе тем и хороши, что человек, попробовав что-то новое, еще больше привязывается к старому. Товарищ маршал, вам уже приходилось пробовать абрикосовую палинку?

Маршал покачал головой.

— Я и к водке-то редко когда прикладываюсь.

— Но эту палинку обязательно надо попробовать. Я ее в первый раз попробовал, когда мы к Тисе подошли, меня там ею угощал бургомистр небольшого городка; так он говорил, что эта палинка — любимый напиток английского герцога, который ежедневно пьет ее вместо виски. Напиток этот и на самом деле великолепный, я для торжественных случаев прихватил несколько бутылок. Она совсем не похожа на водку, правда, не такая крепкая, но зато какой аромат имеет… прямо-таки божественный.

В этот момент боковая дверь широко распахнулась, и в кабинет вошел солдат, неся в руках громадное блюдо. Генерал с облегчением вздохнул, радуясь в душе тому, что теперь все пойдет как по маслу. Солдат, поставив на край стола блюдо, одной рукой придерживал его, а другой взял с него тарелку и поставил перед генералом, но Розанов строго одернул его, сказав:

— Сначала товарищу маршалу!

— Какая разница, — заметил маршал.

Солдат на какое-то мгновение замешкался.

— Вы что, не слышали, что я сказал?!

— Я не официант, — растерянно пробормотал солдат, ставя перед маршалом тарелку и рюмку.

Закусив нижнюю губу, генерал со злостью следил за неловкими движениями солдата. «Мало того, что неуклюж, так он еще и оговаривается…» Собственно, он разозлился не столько на солдата, сколько на своего адъютанта, который прислал к нему такого увальня.

Маршал посмотрел на солдата, а затем тихо спросил:

— Чем занимаешься в армии, солдат?

— Я снайпер, — недовольно ответил солдат и, нахмурившись, добавил: — Это моя солдатская специальность.

— А разве на курсах снайперов вас не учили, как следует отвечать на вопросы старших?! — взорвался Розанов.

Солдат сначала поморгал глазами, а потом все же не растерялся и ответил:

— Если я сейчас встану по стойке «смирно», то поднос свалится на пол, и тогда капитан свернет мне шею.

Генерал явно заволновался.

— Тогда почему же ты сейчас не в снайперской команде? — спросил маршал, и в его глазах появились смешинки.

— Ах! — горько, вздохнул солдат. — Здорово со мной разделался наш старший лейтенант. Я и выпил-то совсем немного. Это другие шум подняли, а я, чтобы утихомирить их, взял да и пальнул в воздух. Старший лейтенант, когда ему доложили об этом, тогда и сказал мне: «Выбирай сам себе наказание: либо пять суток гауптвахты, либо две недели комендантской службы». Я, дурак, выбрал второе…

— Вон оно что! Тогда действуй спокойно. — Маршал слегка усмехнулся. — Я вижу, твой старший лейтенант — умный человек.

— Я думаю, товарищ маршал. Ума у него хватает… — Солдат покачал головой. — Так поступил со мной! Он меня с товарищами навещал здесь раз, интересовался, как идет служба… Теперь у нас во взводе появились ребята, которые обошли меня на восемнадцать фрицев, а ведь до этого я шел самым первым…

— Еще догонишь, — утешил солдата маршал. — Награды имеешь?

— Четыре медали, но здесь, в штабе, меня не похвалят. Не для меня такая служба…

«Ну, я тебе покажу, — мысленно решил комкор, думая о старшем лейтенанте. — Гауптвахта или штаб? Я тебе устрою…»

Солдат тем временем разложил все, что он принес, на столе.

— И сколько же дней тебе еще осталось быть при штабе? — поинтересовался маршал.

— Сегодня как раз последний день. Завтра утром собираю свои пожитки и на «охоту», — весело ответил тот, беря поднос под мышку. — Да, чуть было не забыл вот это. — Солдат вынул из кармана галифе пол-литровую бутылку и поставил ее на середину стола. — На здоровье! — почти с детской наивностью произнес он и направился было к двери, но маршал жестом остановил его.

— Скажи своему старшему лейтенанту, что я хвалю его педагогический метод, а ты следующий раз не пей на службе: видишь сам, что нет никакого смысла. Как фамилия твоего старшего лейтенанта?

Солдат назвал фамилию.

— Так и скажи ему, что я его хвалю, — повторил маршал.

«Я его по-своему похвалю…» — подумал об офицере Розанов, с нетерпением ожидая, когда солдат наконец выйдет из комнаты, а когда дверь за снайпером затворилась, осуждающе покачал головой и сказал:

— Если бы я тысячу глаз имел, то и тогда за всеми не уследишь.

— А не слишком ли много ты захотел? — спросил маршал. — У меня два глаза, но я ими вполне доволен.

Генерал с любопытством посмотрел на маршала, уловив иронию в его словах, и тут же решил быть поосторожнее.

— Никому не посоветую командовать корпусом… — вздохнул Розанов. — Товарищ маршал, чувствуй себя как дома. — Сказав это, генерал откупорил бутылку и сначала наполнил рюмку маршала, затем — свою. — Ну, выпьем, — он поднял рюмку, — за то, что уважил меня своим посещением, и еще за то, чтобы ты почаще заходил ко мне вот так запросто, просто попить чайку…

Маршал чокнулся с Розановым.

— Не хвали гостя, пока он не ушел, — тихо произнес маршал и, приподняв рюмку, сказал: — Твое здоровье!

«Чайку зашел попить…» Губы у Розанова слегка вздрогнули. «Сидит как ледяной… Что-то он скажет?..» Генерал энергично опрокинул рюмку в рот и от удовольствия даже щелкнул языком.

— Хорошая поговорка, товарищ маршал. Постараюсь ее запомнить. Однако бывают такие гости, которые дороги мне и тогда, когда они еще не ушли. Рад, что могу причислить тебя к их числу. — Он поставил рюмку на стол и улыбнулся. — Откровенно говоря, я очень мало кого включаю в это число. — Генерал подвинул свой стул поближе к столу, окинул его взглядом. — Чем тебя еще попотчевать? Мяса вареного, а может, колбасы? Если любишь жирное, попробуй вот это сало с перцем, вкусная вещь…

Маршал задумчиво выпил палинку и, поставив рюмку на стол, взял себе кусочек мяса. Генерал подвинул ему тарелку, вытерев ее салфеткой.

— Хлеба?

— Кусочек, — согласился маршал. — Белый имеешь?! — удивился он и покачал головой.

— Это только для самых дорогих гостей, — похвалился Розанов. — Перед кем всегда хочется отворить дверь, а не закрыть.

Маршал так посмотрел на генерала, что тот заерзал на стуле. «И чего ему нужно?..»

— Этот хлеб выпекли по венгерскому рецепту, — начал объяснять генерал. — У меня в пекарне работает один мадьяр: так вот иногда он выпекает и такой хлеб…

Маршал молча продолжал есть.

Розанов потянулся за бутылкой, налил рюмку маршала и тут вдруг почему-то вспомнил о своем начальнике штаба, и по спине у него пробежал мороз. «Не хватает только, чтобы он сейчас заявился…»

— Мне лучше чаю налей, — проговорил маршал и, опередив генерала, сам пододвинул чашку.

— Не понравилась тебе абрикосовая палинка? Есть у меня и бутылочка армянского коньяка…

Маршал поднял вверх указательный палец и серьезно сказал:

— Только чаю!

«Ну и ну!..» Розанов поставил бутылку на стол. «Пришел в гости, а сам еще ломается…»

Положив в рот кусочек сахара, маршал пил чай, отхлебывая его маленькими глотками.

Розанов ел молча. Он представил себе лицо Черепанова, который как-то сказал Розанову: «Товарищ маршал появляется на том участке, где его угощают хорошим чаем. Я же ему, когда он появляется у меня, говорю прямо: «Чая у меня нет, а вот водка, быть может, найдется…» И ничего, пили водку. «Старик» превосходно себя чувствовал…» Розанов тогда завидовал Черепанову, тому, что маршал заезжал к нему, сибирскому медведю, который готов угощать командующего фронтом где-нибудь в овраге и чуть ли не прямо из горлышка бутылки, а потом хвалиться, что «маршал заезжал к нему попить чайку».

Генерал сдвинул брови, он чувствовал себя очень неудобно, на сердце было как-то тревожно.

В дверь кто-то постучал.

— Войдите! — неохотно буркнул генерал.

На пороге появился начальник штаба.

— Товарищ маршал, разрешите обратиться к товарищу генерал-майору…

Розанов бросил на начальника штаба недовольный взгляд. В левой руке Василий Васильевич держал красный карандаш. Повернувшись к комкору, он чуть заметно улыбнулся:

— Товарищ генерал, разрешите на несколько минут забрать у вас карту?

Генерал энергичным движением сдвинул карту на край стола, давая этим понять, что он вовсе не намерен разговаривать с начальником штаба.

— Я только внесу кое-какие коррективы, — пояснил Василий Васильевич, беря карту в руки.

— Что-нибудь неприятное? — поинтересовался маршал.

— Нет, ничего, — ответил начальник штаба. — Мне кажется, в одном месте обстановку нанесли недостаточно точно, хочу лично проверить…

— Давайте вместе посмотрим, — предложил маршал, отодвигая чашку в сторону.

Розанов почувствовал, как у него начали краснеть уши.

— Может, после того, как я внесу кое-какие изменения, товарищ маршал? — робко спросил начальник штаба.

Однако маршал уже протянул руку за картой.

— Да и места здесь маловато, чтобы ее всю развернуть…

«Ну и неумеха… — с обидой подумал Розанов о своем начштаба. — Нашел мне тоже причину…»

Маршал тем временем уже развернул карту и спросил:

— Вы что, не выполнили задачу дня?

— Выполнили, товарищ маршал. Именно это я и собираюсь отразить на карте. Обстановку нанесли недостаточно точно, хотя в приказе по корпусу все сформулировано верно.

Маршал гмыкнул. Он свернул карту и, отдавая ее начальнику штаба, как бы мимоходом заметил:

— Передайте командиру дивизии, что находится на правом фланге, пусть письменно доложит мне, какие части и в какое время овладели квадратом В-19. — Маршал взял в руки чашку с чаем. — Великолепный у тебя чай, Петр Иванович. У тебя что, всегда такой чай заваривают?

Василий Васильевич застыл на месте, растерянно уставившись на командира корпуса.

— Можете идти! — сухо сказал генерал начальнику штаба. — Выполняйте приказ товарища маршала.

Начальник штаба вышел из кабинета.

Маршал с нескрываемым удовольствием продолжал пить чай.

— Я тебе должен сказать, товарищ маршал… — начал было Розанов.

Маршал поднес чашку к носу и понюхал.

— Может, это какой-нибудь особый чай, не трофейный ли?

— Я не о чае. Чай…

— Чай очень хороший, — перебил маршал генерала. — Узнали новый способ заварки?

— Я не имею ни малейшего представления о том, как заваривают чай. Меня это не интересует! — Розанов явно не сдержался и произнес эти слова раздраженным тоном, однако довольно быстро справился с собой и уже спокойно сказал: — Выслушай меня, товарищ маршал.

— Не интересует? — задумчиво проговорил маршал. — Выходит, что твои люди несут тебе все, а ты даже не интересуешься, где они все это достают и как приготавливают?

Генерала мгновенно бросило в жар. Он согласно закивал:

— Именно об этом я и хотел доложить.

— Доложить? Как это так? Ты, Петр Иванович, не шути, пожалуйста, и не забывай, что в данный момент я приехал к тебе, можно сказать, как частное лицо, как твой давний друг и товарищ, приехал в гости, а ты мне за чаем собираешься о чем-то докладывать. Это что же такое получается?

— Я не хотел портить вам настроение, товарищ маршал, но кое о чем все же должен сказать…

— Нальешь мне еще чашку чая, Петр Иванович. Давно я не пил такого…

Генерал ладонью пригладил волосы и почувствовал, что ладонь стала влажной. Он подошел к боковой двери и, растворив ее, почти шепотом попросил:

— Еще чаю.

— А пока давай выпьем еще по рюмочке абрикосовой, — предложил маршал. — Я уже налил.

Розанов снова заерзал на стуле. Машинально поднял рюмку и глухо сказал:

— Твое здоровье!

Маршал выпил и, поставив рюмку на место, заговорил не спеша:

— Вот такие-то наши дела, Петр Иванович… Я, собственно, давно собирался поговорить с тобой, но всегда что-то мешало, к сожалению. Знаешь, как бывает в жизни: хочешь сделать что-то, а оно порой не получается. Дела у тебя вроде бы идут своим порядком. Несколько дней назад, когда я читал одно твое донесение, меня вдруг охватило этакое чувство воодушевления и я подумал, что от твоего корпуса почти всегда поступают победные донесения.

Розанов сидел, боясь пошевелиться.

— Ну, еще рюмочкой разве не угостишь? — спросил маршал добродушно, хотя глаза его смотрели холодно.

Генерал наполнил рюмки дрожащей рукой.

— На заседании военного совета фронта я даже как-то сказал членам военного совета, что в твою честь не мешало бы дать артиллерийский салют. Ну, скажем, на берегу Дуная или в другом каком месте, где твои части сражались. Ты, конечно, знаешь члена военного совета Илью Трофимовича? Так вот он чуть ли не послал меня к черту с моим предложением.

У генерала дрогнули губы. «Значит, уже обсуждали этот вопрос, да еще так…» Взяв себя в руки, Розанов хриплым голосом проговорил:

— Мой корпус, к сожалению, к Дунаю не вышел.

Глаза у маршала сузились.

— А я видел на берегу один полк. Выходит, что ты и не выделял полка в резерв, в таком случае я его у тебя сейчас же заберу. Вот поеду к себе, а ты распорядись… Что ты мне на это скажешь?

— Полк я отдам… Но только мой полк не принимал участия в той операции…

— Ага, понятно! — Маршал закивал. — Значит, это не твоего корпуса…

— Я не могу отвечать за каждый полк, там ведь еще и командир полка имеется…

— Ай-ай, Петр Иванович, вроде бы тебя никто к ответственности пока не привлекает, а? Те солдаты тебя нисколько не посрамили, они свое честно выполнили… Ты только подумай, насколько важно было захватить плацдарм на берегу Дуная… Гитлеровцы наступают, а у меня на том берегу никого нет… Ни людей, ни техники… А в это время целый полк… мадьярки, говорят, с обожанием-таки встретили твоих солдат.

Розанов растерянно заморгал.

— Ты только представь себе положение члена военного совета! — Маршал засмеялся. — Я лично посылаю его, чтобы он на месте все выяснил, а то ведь немец-то все давит и давит… Вот ты и представь себе, как он, переходя из дома в дом, выуживал оттуда твоих молодцов. Разыскал он и командира одного батальона, но только помешал ему, вспугнул, так сказать… Тот комбат в одном исподнем выскочил из дома, а вслед за ним выскочила какая-то мадьярка, которая набросилась на Илью Трофимовича и даже поцарапала его малость. Женщину я понимаю, а за что, спрашивается, пострадал Илья Трофимович? — Брови у маршала взлетели вверх. — В конце концов выяснилось, что не комбат виноват, а Илья Трофимович, который помешал им заниматься фронтовой любовью.

Генерал пожал плечами.

— При мне никто мирное население не насиловал.

— Речь здесь вовсе не о насилии идет. — Маршал скривил губы. — Мадьярки сами рады были погулять с нашими солдатами, так сказать, отпраздновать свое освобождение. Неужели ты не понял? Твои солдаты абсолютно ни в чем не виноваты. Это Илья Трофимович занимался «насилием», так как он, вытащив пистолет, выгонял твоих хлопцев из домов. Я ему шутливо сказал, что он, видимо, стареет, раз уж не понимает молодых ребят, но Илья Трофимович так разозлился, что при всех обозвал меня циником. Я попытался было успокоить его, сказал, что он поступил совершенно правильно, послав комбата в бой. Так Илья Трофимович зубами скрежетал от возмущения.

Дверь отворилась, и в комнату вошел уже знакомый снайпер, неся чай. Маршал сразу же замолчал.

— Интересная история. — Розанов уселся поудобнее. — Очень сожалею, что все это произошло тогда, когда полк уже не находился в моем подчинении.

Когда снайпер вышел, генерал набил трубку табаком и, посмотрев на гостя, сказал:

— У меня для тебя, товарищ маршал, тоже имеется одна история. Как мне кажется, между твоей и моей историей можно даже проследить некоторую связь. Меня сегодня провели за нос, и самым паршивым образом. Заметил я это только тогда, когда ты приехал. Если помнишь, на столе у меня лежала карта. Взглянув на нее, я вдруг пришел к мысли, что мы послали в штаб армии донесение, кое-что в котором не соответствует действительности. Донесение это составлял мой начальник штаба, а потом подсунул мне на подпись, а я, не разобравшись как следует, подмахнул.

— Между прочим, гитлеровцы в том месте без малого чуть было не прорвались, — тихо проговорил маршал.

— Я пока еще не проверил… — поспешно продолжал генерал, но маршал перебил его:

— Я бросил туда части из моего резерва.

— Как только ты уедешь, товарищ маршал, я первым делом…

Глаза маршала стали злыми, он не дал генералу договорить.

— Бросать казаков против танков! — Подавшись всем корпусом вперед, он, четко членя слова, сказал: — Ты понимаешь, Петр Иванович?! Казаков против танков!..

Генерал беспомощно заморгал глазами. В этот момент зазвонил телефон, и Розанов ничего не успел ответить маршалу.

— Что вам надо?! Я же сказал, чтобы нам не мешали! — раздраженно крикнул генерал, схватив трубку, крепко прижимая ее к уху.

Маршал не слышал слов телефониста, он внимательно разглядывал генерала, который вдруг медленно встал, лицо его сильно побледнело.

— Вас вызывает Москва, — тихо проговорил генерал.

Маршал взял трубку и откинулся на спинку стула.

— Слушаю! — Маршал перевел взгляд с лица генерала на его правую руку, в которой тот зажал трубку.

— Да, — сказал маршал. — Здравствуйте…

Розанов застыл по стойке «смирно». Тон голоса у маршала стал совершенно другим, чем до этого. Однако генерал никак не мог понять, как тот мог так спокойно разговаривать с высоким начальством. «Привык, видимо… Если бы я хоть раз вот так же смог бы…» — подумал о себе Розанов, но представить этого никак не мог.

— Нет, Иосиф Виссарионович. Будьте спокойны…

У Розанова даже дыхание перехватило при этих словах маршала.

— Да, получил. В известной степени я оцениваю это иначе. Разумеется, я доложу об этом более подробно. Отошлю завтра с нарочным.

Розанов смотрел на маршала такими глазами, будто видел его впервые в жизни.

— Спасибо, Иосиф Виссарионович. До свидания… — Маршал хотел встать, чтобы положить трубку, но Розанов вежливо протянул к нему руку. Маршал почти с сожалением взглянул на генерала и сунул трубку ему в руку.

Маршал обвел кабинет взглядом и, вздохнув, произнес:

— Вот такие-то дела, Петр Иванович…

Розанов опустился на свой стул, ожидая, что гость ему скажет что-то очень важное и серьезное. Он потянулся за трубкой, раскурил ее и, сделав несколько затяжек, тихо произнес:

— Мы извлечем соответствующие уроки, товарищ маршал…

— Это мне и передать казакам, оставшимся в живых? Пообещать им, что впредь такое больше никогда не повторится? Или как ты себе все это представляешь?

Розанов уставился на столешницу. «В любой войне неизбежны потери», — подумал он. Генерал был убежден в том, что так оно и должно быть, а чтобы не сказать лишнего, закусил губу. «Привлечь к ответственности за это ты меня не сможешь… Если по закону…» Ему очень хотелось угадать, что именно хотел бы от него услышать маршал.

— У тебя, Петр Иванович, мозги до сих пор по стойке «смирно» стоят.

Розанов при этих словах маршала покраснел до ушей.

— Палинкой собрался меня задобрить?! Мне не это от тебя нужно!..

— Так я же из уважения…

— Из уважения! — ехидно бросил маршал. — Уважение я люблю, Петр Иванович, но ненавижу лесть и подобострастие. Понял? Ненавижу!.. Отделайся ты от них, чтобы вокруг тебя такой атмосферы не существовало, а то ты в ней так и задохнешься. Где водится лесть, там и подобострастие процветает, Петр Иванович! И то и другое для нас хуже всего…

— Уж больно ты строго меня судишь, товарищ маршал… — Розанов тяжело вздохнул.

— Неужели, Розанов? Я вот сколько сижу у тебя, а ты меня за это время ни разу по имени-отчеству не назвал, все «товарищ маршал» да «товарищ маршал»…

— Из одного этого ты и делаешь столь далеко идущие выводы?.. — Розанов чуть было снова не произнес «товарищ маршал». — Я полагаю, что это слишком рискованный метод… Правда, я не привык надоедать начальству своими нуждами и проблемами, а стараюсь сам разрешать их, насколько это возможно…

— Разумеется, что ты сделаешь для себя кое-какие выводы… Но сейчас мы говорим с тобой на разных языках, Петр Иванович. — Маршал поднял голову и принюхался. — Чем это попахивает вокруг тебя? Не чувствуешь?

— От меня тогда бы ничем не попахивало, если бы я постоянно околачивался возле высокого начальства! — выпалил Розанов. — Хвалил бы свой корпус и самого себя… Неплохой способ. Некоторые артистически пользуются им. А там, смотришь, случайно и поддержку получат… — Генерал сделал на слове «случайно» особое ударение. — Я бы тоже мог выклянчивать себе средства усиления и побольше резервов, вместо того чтобы самому обходиться собственными силами. Говорю это отнюдь не для того, чтобы похвастаться перед тобой. Кое-что я и сам достаю.

Маршал спокойно слушал генерала.

— Там, где есть что-то, там и я смогу достать, — холодно заметил маршал. — А ты не считаешь несколько странным заявление твоего снайпера относительно того, что он, если бы знал заранее, охотнее отсидел бы несколько суток на гауптвахте, чем быть у тебя в штабе? Не удивляет тебя, видимо, и то, что командир роты говорит своему провинившемуся подчиненному: «Хочешь, иди на гауптвахту, а хочешь — в штаб».

— Делать выводы из болтовни одного солдата… — Генерал неожиданно замолчал и, пожав плечами, продолжал: — Стоит ли мне напоминать тебе о том, что я с восемнадцатого года являюсь командиром Красной Армии? Вот уж никогда бы не подумал, что обо мне когда-нибудь станут судить по словам какого-то солдата… — Немного помолчав, генерал более спокойно произнес: — По крайней мере, не устами маршала.

Брови маршала нервно вздрогнули.

— Я, я и опять я! Не о том говоришь, Петр Иванович.

Розанов сделал затяжку из трубки. «Не стоило мне об этом говорить…»

— Хвастаться я не люблю, — степенно произнес генерал. — И в грудь себя бить не стану, не буду говорить о том, что интересы дела всегда ставлю выше личных интересов. Этого от меня не жди, товарищ маршал.

Маршал усмехнулся, а генерал уже не мог остановиться и продолжал:

— Возможно, что для этого снайпера служба в штабе и хуже пребывания на гауптвахте, однако штаб делает свое дело получше любого другого подразделения.

— Думаешь так?

— Я это знаю. Мы, например, уже позаботились о новом пополнении, хотя бы частичном…

Маршал ожидал, что Розанов скажет еще.

— Да, пополнили мадьярами…

— Это как же так?.. — Маршал подался вперед, как будто он плохо расслышал, что ему говорят. — Что же именно ты сделал?

— Отобрал венгров из числа тех, кто добровольно перешел на нашу сторону, и из числа пленных, которые сами изъявили желание воевать против гитлеровцев. Таких набралось довольно-таки много. Вот и все.

Маршал сначала уставился на генерала неподвижным взглядом, затем на его лице дрогнул какой-то мускул.

— Может, такая мысль пришла не мне одному в голову? — наивно спросил генерал, хотя в голосе его по-прежнему чувствовалось торжество.

Маршал еще некоторое время смотрел на генерала, а потом его словно прорвало:

— Ты с ума сошел, Петр Иванович?! Решиться на такой шаг без согласия сверху? Да кто ты такой?!

— Разумеется, я их не зачислил в списки личного состава корпуса, — поспешил успокоить маршала генерал. — Они сражаются в самостоятельных подразделениях. У меня уже имеется три роты мадьяров-добровольцев.

— Поздравляю тебя! — Маршал с облегчением вздохнул. — Незамедлительно задействуй их на главном направлении наступления… Не вздумай сформировать целую армию…

Розанов растерянно заморгал.

Маршал достал сигарету и, закурив, вдруг спросил:

— Скажи, Петр Иванович, ты за что воюешь?

Генерал беспокойно заерзал на стуле. «Это что же за вопрос такой?..»

— Это ты серьезно спрашиваешь, товарищ маршал? Это на четвертом-то году войны? Задать такой вопрос командиру корпуса?! Я что-то не пойму…

— Спрашиваю тебя совершенно серьезно.

«Такие вопросы сейчас уже рядовым на политзанятиях не задают…» Розанов шмыгнул носом, а затем, перейдя на официальный тон, ответил:

— Воюю за то, за что воюет вся Советская Армия, за победу Советского Союза над агрессором — фашистской Германией и ее сателлитами.

Маршал выпустил дым изо рта и задумчиво посмотрел на замысловатые кольца дыма.

— И это все? — спросил маршал.

— А разве этого недостаточно?

— Почему же, вполне достаточно… для рядового солдата.

— Командир корпуса — тоже солдат, а вся моя сознательная жизнь прошла в армии, где она, собственно, и началась, как тебе известно.

— А моя — в революции, — заметил маршал. — Возможно, поэтому мы с трудом друг друга и понимаем. Но я воюю не только за победу моей страны над другими странами, а и за победу пролетарской революции, за победу социалистического общества над капитализмом. На первый взгляд одно и то же, но это совсем не так.

Розанов сердито попыхивал своей трубкой. «Нашел кому читать лекцию…» Он бросил на маршала беглый взгляд, удивляясь тому, что тот считает это уместным. «Что же, я совсем не разбираюсь в международной политике, что ли?»

— Для меня понятие «Советский Союз» равносильно понятию «социализм» и наоборот, — осторожно заметил генерал.

— Конечно… — Маршал пожевал губами. — Точно так же, как мы говорим: «Разопьем бутылку», но выпиваем-то мы палинку, а бутылка остается.

«Ну, это уж чересчур…» Розанов промолчал.

— К слову говоря, как ты думаешь, какой политический строй будет в Венгрии после войны?

«Зачем просил чаю, если он теперь стынет? — нервничал генерал. — С такой примитивной агитацией я очень хорошо знаком…»

— Это уж дело самого венгерского народа. Мы в их внутренние дела вмешиваться не станем, важно только, чтобы Венгрия стала антифашистским государством.

— Это так. — Маршал кивнул. — Но последовательный антифашизм рано или поздно приведет к большевизму. Когда ты своим корпусом громил венгерский корпус, то одновременно с этим подрывал и строй капитализма, короче говоря, расчищал путь для революции. Но тогда какого же черта ты снова создаешь вооруженную силу? Ты, советский генерал?

«Ну, теперь ему уже ничем не угодишь…» Генерал нахмурился.

— Кто тебя об этом просил? Быть может, новое венгерское правительство? Или партия? Или еще кто-нибудь?

— Ситуация, — растерянно пробормотал Розанов.

— Ситуация… — Маршал покачал головой. — И кого же вы зачисляете в группы Сопротивления, назовем их так? Я нисколько не сомневаюсь в том, что часть венгров идет в эти отряды или группы сознательно, но другая часть… Вон у тебя в приемной сидит твой мадьяр и вытаскивает из своего френча белые нитки… — Маршал ткнул себя в грудь. — Петр Иванович, а ведь на этом месте в петличке носят ленточку Железного креста!

Розанов энергично закрутил головой.

— Сам я того мадьяра не видел…

— Не видел?.. — Маршал положил обе руки на стол. — Полк у Дуная ты тоже не видел, а тебе на стол для подписи вон какие победные реляции клали! Зато ты внимательно следишь за тем, чтобы снайпер сначала поставил мне рюмку, а уж потом тебе… Хотел бы иметь тысячи глаз, а зачем, спрашивается, когда ты и двумя глазами многого не желаешь замечать?..

— Что мне ответить тебе на это, товарищ маршал? Что я могу сказать?

Маршал пожал плечами.

— Ничего, Петр Иванович. Я уже говорил, что атмосфера вокруг тебя явно нездоровая. Вот, собственно, почему я к тебе и заехал, так сказать, неофициально… Убери-ка ты весь мусор у себя перед носом. Знаю, что сделать это не так легко, так как мусора вокруг тебя накопилось много. — Маршал подвинул к себе чайную чашку и отпил из нее несколько глотков.

Розанов положил трубку на стол.

— В ноябре прошлого года меня наградили орденом Боевого Красного Знамени. — Генерал горько усмехнулся. — А теперь ты разносишь…

— Наградили тебя за умелое маневрирование войсками на поле боя, — перебил его маршал, — но отнюдь не за высокое морально-политическое состояние подчиненных тебе частей. Никто не сомневается в том, что ты хороший тактик.

— Не знаю, чему теперь и верить: награждению или же… — Не закончив фразы, генерал вопросительно посмотрел на маршала.

— Верить нужно и тому и другому.

— Послушав тебя, я начинаю думать, что меня не награждать надо было, а следовало бы отдать под военный трибунал…

— Видишь ли, Петр Иванович, — маршал поставил чашку и улыбнулся, — люди пока еще не придумали суда, в котором судили бы глупость или же политическую близорукость. Не судят тебя и за то, что ты частенько говоришь «я», вместо того чтобы сказать «мы». В этом твоя главная вина. В этом же проявляется и твоя политическая близорукость. Правда, чай вот у тебя действительно великолепный. — Последние слова маршал произнес с легкой иронией.

«Спасибо и на этом». Розанов шмыгнул носом.

— Еще несколько подобных замечаний, и мне можно класть партбилет на стол…

Маршал положил в рот кусочек сахара и, отпив несколько глотков чая, как бы между прочим заметил:

— Не нравится мне твое миндальничание, Петр Иванович, даже тогда, когда ты его приправляешь долей горечи и сожаления. Если ты ждешь, чтобы я тебя успокоил, то напрасно ждешь, так как если я это сделаю, то ты в конце концов до такого положения докатишься, что и партбилетом можно поплатиться.

— Представь себя в моем положении… — Розанов тяжело вздохнул.

Маршал на миг задумался, а затем потряс головой.

— Никак не могу представить. Мои донесения не были бы такими, в них было бы отражено действительное положение.

Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату ворвался адъютант, но, переступив порог, сразу же замер на месте. Лицо у него было белым-белым, пряди волос спадали на лоб.

— Товарищ генерал… — залепетал он.

Розанов метнул на адъютанта гневный взгляд и кивком головы в сторону маршала дал ему понять, что сначала нужно обратиться к маршалу за разрешением. Однако адъютант не обратил на это никакого внимания.

— Василий Васильевич… Товарищ полковник…

Генерал, чувствуя недоброе, нахмурился и прикрикнул:

— Ну, родите же вы наконец, что там еще случилось?!

Адъютант с трудом произнес дрожащими губами:

— Начальника штаба убило на передовой!.. Он поехал уточнить положение на правом фланге…

Генерал заскрипел зубами. «Мне только этого и не хватало…» Сжав руку в кулак, сказал:

— Выйдите, я сейчас приду.

Однако офицер не двигался с места.

— Прямо всю голову разворотило осколком… — проронил он.

Маршал встал и направился к вешалке.

— Пора, видно, кончать гостевать, — мрачно произнес он, надевая папаху. — Иди, распорядись там! — бросил он Розанову.

— Выйдите! — выкрикнул генерал, обращаясь к адъютанту. — Вам что, не понятно, лейтенант?

Офицер вздрогнул и попятился к двери, затем вышел, не закрыв ее за собой.

Генерал с трудом сдержался, чтобы не выругаться. Подойдя к двери, он закрыл ее и, повернувшись к гостю, начал говорить:

— Товарищ маршал…

Но маршал уже снял с вешалки шинель и, отстранив Розанова, который хотел помочь ему, коротко бросил:

— Я сам привык одеваться… Представь донесение, что погиб на поле боя смертью храбрых, но только с веским обоснованием.

— А нельзя ли проще?.. — рискнул спросить генерал.

— Нет, — резко перебил его маршал. — Хватит валять дурака, пора посмотреть фактам прямо в глаза… Своего начальника политотдела пришлешь ко мне. — Подняв указательный палец, маршал коснулся им груди генерала и добавил: — А тебе, Петр Иванович, даю ровно месяц срока! Если за это время не создашь вокруг себя здоровой атмосферы, отстраню от командования корпусом и назначу куда-нибудь военным комендантом или что-нибудь в этом роде… — Обойдя Розанова и не попрощавшись, маршал подошел к двустворчатой двери, растворил ее и что-то тихо спросил у дожидавшегося за дверью солдата, а затем повернулся к генералу и сказал: — А твой мадьяр, никак, оставил тебя с носом, Петр Иванович… — И закрыл за собой дверь.

Розанов несколько секунд не мог сдвинуться с места. «Военным комендантом…» Генерал чувствовал себя уничтоженным. «Сумасшедший какой-то этот Василий Васильевич… Право, сумасшедший… и зачем его опять понесло на передовую, да еще без моего разрешения?..»