Отдай туфлю, Золушка! (СИ)

Глава 17 Человек с плащом

Её небесные глаза сияли невыразимой нежностью. Она посмотрела на него и опахала ресниц чуть вздрогнули.

— Марион, — прошептал голос, от которого сердце привычно замерло и едва не порвалось на части от радости, — принесите мне бокал вина, пожалуйста!

Служить ей! Какое счастье!

Как бы он хотел стать её собачкой, чтобы выполнять любой каприз любимой. Расчёской в её руках, батистовым платочком, шёлковой туфелькой. Вот он — смысл жизни, его предназначение, его счастье. Ему дико, до безумия захотелось прямо тут, у её ног, умереть ради неё, лишь бы только она взглянула.

«Идиот!» — но возглас того, преступного, был слаб.

Марион вскочил и бросился за вином, принёс, поклонился и замер, весь дрожа от блаженства, переливавшегося из сердца и затопившего сознание. Вот она — истинная любовь, истинный смысл жизни, истинное счастье…

«Повтор», — мрачно съязвило мерзкое подсознание.

— Марион, вы счастливы со мной? — её нежные пальчики коснулись его руки, и он, недостойный, рухнул на колени, прижался губами к этим невыразимо притягательным пальчикам и с трудом удержался, чтобы не расплакаться от восторга. Как же она добра к нему!

— Я умру за вас! — произнёс пылко. — Хотите, прямо сейчас?

— Нет-нет, — прошептала любимая. — Я хочу, чтобы вы жили.

Новый прилив счастья затопил всё его существо. Она, она хочет, чтобы он жил! Правда, было немного жаль, что умереть ради неё не удастся. Но, может быть, потом?

— Марион, вы любите своего отца?

— Любимая, я никого не люблю, кроме вас.

Взгляд лазурных глаз стал печален.

— Так нельзя, Марион. Даже если твой отец — ужасный человек, ты — его сын. Ты должен почитать своего отца…

— Если прикажете, милая Синдерелла, я буду почитать своего отца.

Золушка положила ручку на его предплечье:

— Я не хочу вам ничего приказывать, мой принц. Хочу, чтобы вы сами…

«Какая она добрая! Она самая-самая лучшая…». И снова — счастье. Его любовь пожелала апельсин. И счастливый принц побежал в сад, чтобы найти там свежий. Те, что были сорваны утром — не достойны её. Там, ближе к Бездне, находилась королевская оранжерея, где круглый год росли экзотические фрукты.

— Марион! — у самой стеклянной двери принца догнал Дезирэ. — Братишка, хотел с тобой поговорить, а ты всё время занят.

— Я занят, Рэз. Пусти.

Дезирэ встал прямо перед ним, заслонив дверь.

— Что с тобой, Мар? Ты на себя не похож.

— Я влюблён, Рэз. А Синдерелла — лучшая девушка на свете. Она прекрасна, и умна, и добра, и…

— Стоп, брат! Я не просил тебя описать невесту. Я сам её вижу.

— Ты на неё смотришь⁈

Да как он смеет⁈ Как вообще все они смеют трогать его сокровище взглядами⁈ Марион задохнулся от злобы. Положил руку на эфес шпаги.

— Эй, эй! Поспокойнее, братишка! Я и на тебя сейчас смотрю. На то и глаза нам даны.

— Видимо, они тебе не особо и нужны, раз ты глядишь на всё подряд!

Дезирэ присвистнул.

— Ты сам себя слышишь, Мар? Кстати, ты это из-за любви ходишь всё время в одном и том же? Обет дал или что? Весь двор уже шушукается. Переодеться не хочешь?

— В этом наряде я встретил её! — как брат не понимает таких простых вещей? — Это — память о нашей чудесной встрече!

— Зачем тебе память, если у тебя есть сама девица?

— Не смей её называть так!

— И как же мне её звать?

— Синдерелла… богиня… сама Жизнь и Любовь…

Младший принц заржал, словно конь.

— Да, — признался, когда перестал задыхаться от смеха. — Тебя изрядно приложило, Мар. Пошли выпьем, и ты мне расскажешь о своей неземной любви. Такое можно слушать только изрядно поддатым.

Он положил Мариону руку на плечо, тот сбросил, отступил и обнажил клинок.

— Уйди и не мешай мне. Она попросила апельсин.

— Ну так прикажи слугам, — не понял Дезирэ.

Совсем идиот, что ли?

— Она попросила меня! — рявкнул Марион. — Меня, не слуг. Это такое счастье! Божье благословение!

«Идиот», — произнёс тот, кто внутри, и схватился за голову. «Его надо уничтожить», — неприязненно подумал Марион. Но одно дело — решить, а другое — воплотить. Этот тот, проиграв схватку с неземной любовью, забился куда-то глубоко и забаррикадировался там. Вроде и не мешал, но его постоянные комментарии раздражали и оскорбляли госпожу. Да, конечно, любимая о них не знала, но влюблённый принц постоянно терзался стыдом за тёмные мысли.

— Пропусти меня, или я тебя убью, Дезирэ! — рявкнул средний брат.

Черешневые глаза младшего принца прищурились, а затем он вдруг отошёл и распахнул дверь. Улыбнулся, поднял ладони в жесте побеждённого:

— Проходи, брат. Совершай свой подвиг во имя любви. Я не стану тебе мешать.

Конечно, просто так, без приключений съехать по пандусу у нас не вышло. Платформа зацепилась колесом, кресло накренилось. Я не смогла физически удержать ботаника, и мы повалились прямо в кусты, по левую сторону от ступенек. Хорошо хоть это был не барбарис. И не розы. Я упала на Гильома, кресло придавило нас обоих. Мужчина скривился.

— Да ладно! — я выкарабкалась из-под кресла. Встала на ноги, отряхнула штаны. — Зато полетали.

Поднять здоровенного мужика с земли оказалось тем ещё испытанием. Хорошо, что Гильом был до крайности худ. Но вот его кости худыми точно не были! Пару раз мы снова падали мимо кресла на вредной, отъезжающей платформе.

— Оставь меня! — наконец не выдержал Гильом. — Уходи. Я не просил…

— Ещё бы ты просил!

Я разозлилась. Вытерла пот со лба. Вокруг кружилась феечка и что-то пищала. А затем села на ухо и снова пискнула. Как жаль, что мне не услышать, что именно она говорит!

В третий раз, как и положено в сказках, у меня всё получилось. Я догадалась поднимать его спины, таким образом, Гильом перестал выскальзывать из моих рук. И, глядя на его злое, красное от ложного стыда лицо, я вдруг подумала, что у платформы должен быть какой-то тормоз. Вроде ручника.

— Поехали! — жизнерадостно воскликнула я, и мы покатились.

Подъехали к колодцу сказок.

— Здорово, да?

Гильом угрюмо посмотрел на меня. На щеках его ходили желваки. В глазах сверкала злость. Ой, да и ладно! Злость — это прекрасно. Злость — великолепный мотиватор.

— Сделай одолжение, — почти не разжимая губ, прошипел он, — оставь меня наконец! Ненавижу, когда кто-либо воображает себя богом и пытается распоряжаться моей жизнью.

— Тебе не нравится гулять по саду? Оглянись вокруг! Сидишь в своей каморке, как обдолбанный крот!

— Пусть я крот! Тебе какое дело⁈

— Никакого! — рассмеялась я. — Не считая, конечно, того, что подружиться с тобой и помочь тебе — задание Колдуна. Ну то есть… как его там. Принца Фаэрта. И, если я этого не сделаю, у меня будут неприятности.

Гильом прищурился. Его губы дрогнули и скривились.

— То есть, ты со мной возишься только по заданию?

— Конечно. Зачем бы иначе я стала возиться с дохлым конём? Я не из тех, кто постоянно перебирает мёртвый карбюратор. И не из тех, кто помогает тому, кто сам отказался от борьбы.

— Уходи, — процедил шахматист.

— Как скажешь. Если тебе нравится просто сидеть и жалеть себя до опупения: «ах, я, такой молодой и красивый, и без ног! Ах боже, боже!», то это не ко мне. Я не умею жалеть.

— У-хо-ди!

Я подошла к колодцу, нагнулась и крикнула:

— Эй! Если тебе можно заказывать истории, и если ты там не только про белоснежек и золушек знаешь, расскажи товарищу «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого.

Это была любимая книжка моего папы. Он мне читал её на ночь вместо сказок.

— Я не хочу… — начал было упрямый ботаник, но я пожала плечами:

— Да мне пофиг.

Развернулась и ушла. Феечка что-то запищала мне на ухо.

— Эх… мне б ещё понимать тебя, подруга, — прошептала я.

И вдруг остановилась. Ну конечно! А почему нет-то? Насколько я понимаю, весь вопрос в размере. Меня Эль понимает, а, значит, сможет и говорить так, чтобы я её понимала. И мы двинулись по направлению к сараю. Я не сильна в физике, но уж усилитель-то звука изобрести способна, полагаю. Вот только… какой? Мегафон тут явно не подойдёт: фея вряд ли будет способна его удержать.

Я задумалась. Гм. Но, едва мы вошли в сарай-мастерскую, тотчас поняла: надо усиливать не рот феи, а мои уши! Ну конечно! Антинаушники, или наушники наоборот. Жаль, конечно, что тут нет электричества, но и без него справимся…

Бумажных стаканчиков я не нашла. Пришлось мастерить самой. Зато обнаружила проволоку для скрепляющей дуги.

— Интересно, — услышала я писклявый голосок, едва только надела на уши забавную конструкцию. — Псевдоуши?

— Можно и так сказать, — бодро отозвалась я. — Меня зовут Дрэз. Как зовут тебя, я уже знаю: Эль. Ну что, поработаем? Придумаем нытику тормоз на платформу?

— Рычаг! Нам нужна система рычагов. И что-то вроде стола без столешницы, чтобы он мог передвигаться…

— Ходунки, да. Спасибо, Эль. Ты — гений.

— Гений, да. Но не Эль. Моё имя — Мари.

Я извинилась. Должно быть обитатели Холодного замка просто не знали, как зовут их фею. Ну и назвали, как смогли.

— С чего начнём? — бодро пропищала мелкая.

— С обеда. И нытика тоже нужно покормить.

— Безмолвные слуги действуют только внутри, — пояснила Мари-Эль, или Эль-Мари. — Нужно вернуться в замок и произнести, чего хочется.

— Мотоцикл? — весело поинтересовалась я.

— Если они знают, что это такое, и если хозяин не запрещал, то могут и принести. Но вряд ли. Если уж я не знаю, что ты имеешь ввиду…

— Ясно. А как зовут хозяина?

— Фаэрт, Чертополох, Утруписташ, Тихогром… у него много имён.

— И какое из них — настоящее?

— Ни одно из тех, которые я произнесла. Его истинное имя ты здесь не сможешь назвать. Звуки не сложатся в слово.

Я задумалась. Ничего себе! Зачем так сложно-то? Но радовало, что Мари подтвердила: Фаэрт — имя не настоящее. Почему-то я так и предполагала.

— Рагу из телятины в сливочном соусе, — распорядилась я, едва мы вновь оказались в зале. — Борщ со сметаной, салат с авокадо, помидорами и огурцами и… м-м… креманку со смородиновым мороженным. Пожалуйста. Ах, да! Всё это в двух экземплярах. И отдельно прибор для феи.

На столе появилось два подноса с перечисленным. Я подняла руки ладонями вверх:

— Поставьте сюда, пожалуйста. Мари, ты давно знакома с тем-кого-нельзя-называть?

— Спасибо! Тут нет времени, — пояснила фея, аккуратно присаживаясь на край подноса. — Хозяин замка волен запускать его в любую сторону или останавливать.

Интересненько.

Гильома мы застали всё там же. Он сидел и смотрел куда-то вдаль. Небо потемнело, сгустились тучи, то и дело прорывающиеся дождинкой-другой.

— Ваша еда, мой король, — весело сообщила я. — Проголодался? Или снова скажешь: «уйди, постылая»?

— Не скажу.

Гильом обернулся ко мне:

— Почему ты так меня назвала?

— Забей. Кушай лучше. Это вкусно. Я затупила, надо было креветок заказать. Ну да ладно, в следующий раз. Ты не боишься попасть под дождь?

Он слабо улыбнулся и покачал головой.

— Прости, — выдохнул, взяв вилку, — я был несправедлив к тебе.

— Забей. Я к тебе тоже несправедлива. Даже боюсь представить, чтобы со мной было, если бы я на несколько лет угодила в инвалидное кресло… А, кстати, ты давно в нём?

— Не знаю.

— Точно! Здесь же нет времени. Сколько тебе было лет, когда ты… Ну…

— Двенадцать. Давай не будем об этом?

Я задумалась. Лет пятнадцать-двадцать в кресле… М-да.

— Не хочу, чтобы ты меня жалела, — резко нахмурился Гильом.

— Расслабься. У меня нет сердца, я не способна никого жалеть.

Мы помолчали. Оба были голодны. А разговоры… Ну, подождут разговоры. Первой насытилась Мари. Она тяжело взлетала и опустилась на моё плечо.

— Тебе действительно приказали со мной подружиться? — тихо уточнил мужчина, без аппетита ковырявшийся в тарелке.

— А то. При этом я как бы без выбора, чтобы ты понимал.

Я запрокинула лицо, и на меня упали сразу три капли.

— Кажется, дождь начинается. Поехали!

Оставив подносы с недоеденными блюдами прямо там, рядом с колодцем, мы помчались домой. Платформа мелко тряслась из-за камушков, и я подумала, что надо бы придумать рессоры и вообще… Но оказалось, что главной проблемой был подъём. Уже во всю шёл дождь, доски пандуса стали мокрыми и скользкими, к тому же наклон, как я поняла, был слишком крутым. Надо будет переделать…

Бух.

Конечно, мы снова упали. На этот раз ботаник упад на меня.

— Прости… — начал было он.

Но я лишь расхохоталась, выбралась из-под него, подставила лицо дождю, жадно вдыхая воздух. Когда-то я очень любила дождь, и ветер в лицо. Сейчас мне тоже было приятно, но… Не то. И смех прозвучал фальшиво. Я резко замолчала.

— Давай руку.

Он покачал головой:

— Сам доползу. Я слишком тяжёлый для тебя.

— Не кочевряжься! Давай руку. Сейчас появится Фаэрт и выдаст нам с тобой обоим на орехи.

— Отчего ж обоим? — раздалось за нами ледяное.

Я резко обернулась. Чертополох стоял в трёх шагах и смотрел на нас. Лиловый глаз его неприятно светился, жутковато озаряя бледное лицо. По чёрному капюшону стекала вода. Хлынул ливень.

— Здрассьте, — прошептала я, чувствуя, как от страха застучало сердце.

Или не сердце? Что там у меня вместо него?

Фаэрт поднял руку, щёлкнул пальцами. Бесшумно, так как мешала влага. И рука Гильома в моей руке вдруг ослабла и выскользнула из пальцев. Я содрогнулась, только сейчас почувствовав, как холодная вода течёт за мой шиворот. Вот так же легко колдун тогда усыпил Мариона…

Чертополох поднял руку ладонью к двери, и двери в зал распахнулись. А затем он чуть махнул ей. Гильом медленно поднялся над землёй и поплыл вперёд, домой. Я проводила его взглядом. Обернулась.

— Если вы такой могущественный, то почему не можете вылечить какую-то там… безногость? Или паралич? Что вот это?

— Магия не всесильна.

Да неужели!

— На вас глядя, и не поверишь.

— Если Гильом заболеет, девочка, тебе придётся отвечать передо мной.

— Он уже заболел, если вы не заметили.

Было ли мне страшно? О да. Но уже не так, как тогда, когда я бросилась бежать. Видимо, вернувшиеся чувства в тот миг очень сильно ударили по мне.

Чертополох снова щёлкнул пальцами, и на мне вдруг оказался плащ.

— Спасибо, но поздновато, — нервно рассмеялась я. — Я уже насквозь мокрая. А насчёт вашего узника… Вы, наверное, никогда такое не слышали, но есть такая болезнь — депрессия. Ей обычно страдают все узники всех на свете тюрем. Даже самых красивых и удобных. Я не знаю, что произошло с Гильомом, и как давно он у вас в плену, но… Очевидно же, что ему не хватает элементарного общения. Вам-то самому не бывает тоскливо без людей?

— Нет.

— Вы лжёте, — выдохнула я и почти вплотную шагнула к нему, запрокинула лицо, всматриваясь под его капюшон. — Если бы вам не было одиноко, вы бы не «купили» меня. И Гильома тоже… Не знаю, как вы купили его, или у кого, он вам что-то проспорил, или его родители, или вы просто захватили его в плен… А почему нет? Жизнь же несправедлива. Признайтесь, что вам банально скучно! И это ведь несмотря на то, что вы периодически бываете во дворце и…

— Ты кричишь, — заметил он холодно.

— Кричу. Потому что я — человек. А вы? Человек ли вы? Некоторые в этом сомневаются. И я — тоже. Может, тысячелетний эльф, или полубог, или…

— Человек.

Я запнулась. Ливень словно смыл ярость. Страх тоже исчез. Остались лишь обида и усталость. Я отвернулась и произнесла вполголоса — догадывалась, что он меня услышит:

— Если Гильом простудится, думаю, вам будет несложно его исцелить. А вот чёрную болезнь, меланхолию, так просто не вылечишь. Гильому нужно двигаться. И общаться. Ему нужны новые впечатления и занятия. Не только книги. Но вам этого не понять. Вам же плевать на других людей, на их чувства…

И замолчала, осознав, насколько глупо об этом говорить чудовищу.

Принц Фаэрт прошёл вперёд и нагнулся над платформой, с которой уже свалилось кресло. В процессе падения она перевернулась и сейчас торчала колёсами вверх, привалившись к кусту. Колдун задумчиво покрутил колесо. Я тоже подошла и встала рядом.

— Тормоз бы, — прошептала с грустью. — Но я не понимаю, как его сделать… И руль, чтобы Гильом сам управлял. А по-хорошему бы…

И замолчала, всё больше осознавая, как глупо это всё. Однако мне становилось всё теплее и теплее, словно у меня был плащ с подогревом. Он был длинным, от макушки почти до самых пят, и я запахнулась поплотнее.

— Впредь такие изобретения согласуй со мной, — Фаэрт вдруг наклонился и подобрал с земли антинаушники. — Что это?

— Моё украшение.

— Гм.

Он оглянулся. В темноте выражение его лица не было понятно.

— А теперь иди спать.

— Но…

Однако мои возражения, конечно, никто не стал слушать! Ещё бы! Кто я такая! Я зарычала и ударила ногой по стулу. Стул отлетел в стену и сломался. Ну хоть какое-то удовлетворение. Я скинула плащ, рухнула на постель, закрыла глаза.

Игрушка! Электрическая кукла! Надоела — выключили и отправили спать.

И вдруг поняла, что мне не холодно. Пощупала одежду — сухая. А ведь я помню, что вымокла до трусов включительно. Кстати, трусы я сшила себе сама, в этом мире их не было. Дико и странно. Я схватилась за волосы. Сухие. Чертополох успел как-то меня просушить? Или… Я осторожно потянулась и взяла плащ. Обычная шерсть. Коснулась подкладки… Тёплая!

Я резко села и снова набросила его на себя. Реально плащ с подогревом! Ну ничего себе!

Стало как-то… радостнее, что ли.

Итак, что мы имеем: колдун, хозяин замка Вечности, имя — неизвестно. Гильом, страдающий от неизлечимого или излечимого паралича ног. Мари — фея, неплохо шарящая в физике. И я — бессердечная девица, пленница Холодного замка. Мне надо как-то выбраться отсюда, но вот только — как? Я ведь заключила сделку с монстром.

Я задумалась. Снова легла, завернувшись в тёплый плащик. Вариант один: новая сделка. Старая ведь не предполагала конечности завершения. Ну а тогда… Что я могу предложить Фаэрту? Ничего. Значит, мне нужно что-то, что я смогу предложить Фаэрту. Например, какую-то его тайну. Может быть, мне узнать его имя? Ну и как-нибудь шантажировать его? Не понятно. Но точно стоит узнать о нём побольше. И желательно того, чего не знает никто.

Вот с этого завтра и начну. И на таком позитиве я и уснула.