Длинные ресницы легли на щёчки. М-да. И почему я не удивлена её просьбе?
— И как ты это себе представляешь?
— Я не знаю, — снова заблеяла несчастная влюблённая. — Ты же можешь опять переодеться в мальчика и…
— … и поехать в королевский дворец без приглашения? — хмыкнула я.
— Не надо во дворец, — прошептала Синди, ковыряя пальцем грубый стол. — Он сегодня будет в городе. Праздник цветов же… Вместе с Белоснежкой…
М-дя. Если как-то забрать вот это жалостливое выражение с её мордашки и раздать нищим калекам на паперти, то хватит на пару сотню попрошаек. Я снова тяжело вздохнула.
— Нет. Прости, но — нет. Послушай, ты, конечно, красотка. И он, я вижу, тебе нравится. Возможно, ты ему — тоже, но, пойми: Марион женится на Белоснежке. Ничего, кроме как погулять, он с тобой делать не будет. Если ты, конечно, понимаешь о чём я. И нет, не плачь. Я — кремень.
— Дрэз…
— Нет. Чем скорее ты о нём забудешь, тем лучше. Мы найдём тебе другого принца.
Её губки задрожали, а изящный носик всхлипнул.
— Дрэз, я люблю его…
— Чушь! Вы протанцевали три танца. Какая, нахрен, любовь? Ты вообще не знаешь этого человека. О чём он думает, к чему стремится, кого тра…
— Ты нарочно! — завопила Золушка, вскочив. Лицо её исказилось от ярости. — Ты назло мне! Я только поверила, что ты — добрая.
— А я — не добрая. Упс, да? Нежданчик?
Она бессильно стиснула кулаки, шумно вдохнула и выбежала из кухни, грохоча по коридору деревянными сабо. Я снова опустилась на лавку и принялась глотать эль. Мне было жалко сестрёнку. Но, правда, так будет лучше для всех. И для неё в том числе. Не нравился мне этот Марион с его донжуанскими похождениями. Да и выполнять наше с Чертополохом соглашение я, откровенно говоря, не собиралась. Принц, конечно, тот ещё кролик, но… Даже он не заслужил такого гадства.
Без Золушки продолжить преображение собственной комнаты я не могла (просто не знала где что лежит и куда чего класть), а потому решила всё же прогуляться. Но не в центр города, а куда-нибудь… в лес, например. Наш дом был третьим с края улицы. Собственно, столица, название которой я не знала и не могла спросить, на нас и заканчивалась. Конечно, посмотреть на праздник цветов мне хотелось, но… Столкнуться там с Марионом? Нет, увольте.
Довольно быстро каменисто-глиняная дорога вывела меня из лабиринта стен и черепичных крыш. И я поняла, что из-за домов всё это время не видела гор. Остановилась в восхищении. Землю словно смяли могучей рукой. У меня даже голова закружилась от её неровности. Я закрыла глаза и постояла так, а затем снова открыла и замерла, привыкая.
Не то, чтобы я и вовсе никогда не видела холмов. При всей гладкости равнинного Питера овраги и холмы встречаются и у нас. Но было непривычно видеть справа от себя восставшую до небес плоть земли, заросшую камнями и соснами, а слева всё падало в бездну.
Красиво.
И удобно: не потеряешься. Если подняться в лес, то обратную дорогу всегда легко найти — достаточно просто всё время спускаться.
Ну и я, конечно, поторопилась уйти с солнцепёка под зелёные своды.
Питер… Есть ли такое место вообще, или его название — плод моей больной головы? Звучит как имя человека, если честно. Я попыталась вспомнить город, который моё сознание воспринимало как родной, но… Голова внезапно разболелась. Какие-то мосты, уличные музыканты и жизнерадостно улыбающееся, задранное к небу, бронзовое лицо скульптуры в бронзовой же бараньей шубе. Бред, же да? И ромбик неба, почти квадратный, но это был неправильный, кривоугольный квадрат.
Я села на замшелый камень, схватилась за голову и задумалась.
И вдруг вспомнила нежно-голубую, словно поддёрнутую патиной, реку в гранитных мостовых и почти такое же небо в лёгком туманном флёре. И блеклую луну. Я знала, что это ночь, но было светло.
Вы когда-нибудь видели светлые ночи? Определённо, это всё-таки мои фантазии.
Ладно, попробуем зайти с другой стороны. Я напряглась, пытаясь вспомнить отца или мать, но…
Ничего.
Только приятный аромат. «Бензин. Кожа», — определила я и потянула носом. Шестицилиндровый, четырёхтактный, пять с половиной оборотов в минуту… двойное сцепление… мечта, а не байк.
Вздрогнула и открыла глаза.
Голова ныла просто невыносимо. Но, если всё вот это — плоды болезни и умопомешательства, то откуда оно у меня в голове? В эпоху кринолиновых платьев и карет без рессор никаких мотоциклов ещё не изобрели! Откуда тогда я знаю это слово? И про сцепление, и про гидропривод, и про трансмиссию?
Я сползла с камня, растянулась на сухом мху и стала смотреть в небо в кружеве хвойных ветвей. Бездумно. Просто смотреть, как ветер играет белыми кусочками ватных облаков.
— Хорошо, — прошептала я задумчиво, когда боль из головы выветрилась, — пока оставим обе версии. Сумасшествие и попаданство. Но первая — бесперспективна. В этом веке ещё не научились лечить сумасшедших. Да и в моём, вроде тоже. Хотя, кажется, как-то лечат. Но в этом — точно нет. Раз я не могу вылечиться, то какой смысл об этом переживать? А вот если разные миры всё же существуют… Перспективы смутные, но они таки имеются.
Рядом послышался хруст. Я лениво повернула голову и в шести шагах увидела зайца. Ну или кролика — не отличаю их друг от друга. Он сидел и лопал какой-то широкий и хрустящий лист. И косился на меня красным глазом. Дожили. У кроликов красные глаза!
— Понимаешь, — сказала я ему, повернувшись на бок, — мне не очень здесь нравится. Опять же, если всё то, что пишут в фентези, верно, то там у меня остались папа и мама. Дома. А это всё — не моё.
Он дожевал и начал умываться. Вернее, мыть уши. Не очень, кстати, длинные.
Я вздохнула и поднялась. Он прыснул.
Нет, магия — это чудесно, конечно. И летающие лошадки — тоже. Волшебство — вообще классная тема, мне кажется. Особенно, если это не какой-то природный дар, которого у меня нет, а если магии можно научиться. Но вот отсутствие канализации и водопровода… А в перспективе — стоматологов… Бр-р-р.
Я встала и пошла дальше, упорно стараясь подниматься всё выше. Интересно, а далеко ли добираться до снежных вершин?
…
Спохватилась, когда начало темнеть. Вокруг всё было так красиво, и нога приятно пружинила, и сосны впивались в уступы кривыми корнями, и… что я не заметила, как прошагала, думаю, с десяток километров. По крайней мере, по ощущениям. Ноги приятно ныли. И хорошо ещё, что на мне снова был мужской костюм.
— Может, мне тут и остаться? — спросила я сама себя вслух.
Домой идти не хотелось. Не хотелось видеть ни злую мачеху, ни мерзкую сестричку Ноэми, ни даже Золушку. Опять начнёт плакать и просить встретиться с прекрасным принцем. Кто бы знал, как я жалела, что вытащила Синди на бал! Как девчонки умудряются вот так скоропалительно влюбляться? Пришёл, увидел — умер от любви, честное слово! Да и в кого⁈ Вот что она нашла в нём? Ну, положим, улыбка у Мариона действительно очень обаятельная. А ещё он — красавчик, чего уж говорить. Но кроме всего вот этого, должно же быть чего-то большее? Ну там сходство интересов, целей? Синди едва ли не замуж за парня собралась. А что будет, когда ей надоест любоваться на ямочки на его щёчках и плутовские карие глаза? О чём с этим пустышкой вообще можно говорить? Не проживёшь же всю жизнь с человеком, не разговаривая ни о чём, кроме постели?
Я споткнулась и едва ли не пропахала носом землю, только в последний момент успев выставить руки вперёд.
Ёлки! Стало совсем темно.
Как же тут быстро приходит ночь! Я поднялась, потёрла коленки и стала ступать осторожнее. Хорошо, что у меня был такой надёжный ориентир как низ. На ровной местности в такой темноте я бы быстро заблудилась, а так — знай себе спускайся и, рано или поздно, натолкнёшься на дорогу.
Шла, и шла, и шла, но дороги всё не было.
«А если тут есть волки?» — вдруг запрыгнула в мою голову трусливая мысль. И, отзываясь ей, сердце учащённо застучало. Вот же… Я стиснула зубы. Так! Не бояться! Не время сейчас бояться!
И тут к моему счастью зазвучал человеческих голос. Развесёлый и пьяный.
— Чувства красотки ветренней ветра, игры коварней, чем у котов…
Я поспешила на него, продираясь сквозь какие-то кусты. Ну и пусть пьяный. Что я выпивших не видела? Судя по голосу, путник набрался изрядно, а, если так, то мне он не опасен. Если что — я смогу от него убежать. Бегаю я быстро, а человек под влиянием алкоголя — нет.
— … играют с сердцами, словно с мышами…
Но отчего этот голос мне кажется знакомым? Ай, да ладно! Если это не принц Чертополох, то и фиг с ним. Но вряд ли колдун так нажрался. Или нет? Я нервно хохотнула, представив монстра, пьяного в стельку.
— … только вот я — был и таков…
Я вывалилась на дорогу и замерла, вглядываясь в удаляющуюся фигуру. Мужчина сильно пошатывался, размахивал руками, в одной из которых вздрагивала пышными перьями шляпа, и распевал сиплым голосом во всю мощь собственных лёгких. Позади него послушно семенила запряжённая лошадь, нервно потряхивая головой. Всё это было отчётливо видно в графичном свете луны.
— Эй! — крикнула я и бросилась за ними. — Постойте! Если лошадь вам не нужна, можно я её заберу? Ненадолго?
— Зачем тебе мой жеребец, красотка? — рассмеялся пьяный, останавливаясь и оборачиваясь.
Лихорадочно соображая, как его уговорить, я поторопилась подойти. Место не показалось мне знакомым, а я устала. Но это же дорога, верно? Та самая? Значит, дом где-то позади.
— Я верну. Честно. Завтра. А вы всё равно идёте пеш… ком.
Не Чертополох. Другая, столь же неприятная мне личность.
Чёрт!
— Вот же ты наглец! — восхитился принц Марион, наклонив голову набок и широко ухмыляясь. — Может, тебе ещё и кошелёк отдать? Ну или там… что?
Ну надо же быть настолько невезучей! Я резко попятилась. Он небрежно положил руку на шпагу.
— Я вас не узнал, Ваше высочество. Простите. Я, пожалуй, пешочком дойду.
— Стой! Пешочком он… Нет уж, милый. Это судьба, — прекрасный принц заржал. — Проводишь меня, и там мы с тобой выпьем. Признаться, я изрядно надрался. Так что твоя помощь мне, пожалуй, пригодится.
Вот же!
— Прошу простить, — я пятилась всё активнее. — Но я занят и вообще… Вы уж как-нибудь сами. Уверен, у вас получится!
Я развернулась и решительно прибавила шагу. Нет уж! Никаких больше общений с этим… этим… ловеласом, вот! И вообще, он — парень моей сестры… Ну или нет, уже неважно, и…
— Эй!
Но я не оборачивалась и перешла на лёгкую трусцу. Не догонит!
И тут вдруг сверху покатились камни. На дорогу передо мной со склона рухнул огромный, мне по колено, валун. Я вскрикнула, отпрянула. Край серпантина посыпался под моей ногой. И, взмахнув руками, я кубарем полетела вниз, отбивая бока о все встречные по дороге кусты и камни.
На моё счастье склон не был отвесным. Я ухватилась за тернистый куст, поранив ладонь, и смогла остановиться. Вскрикнула и отпустила шипастого спасителя.
— Эй, ты там жив, малыш? — раздалось сверху.
Тень принца нависала над склоном. Он стоял на самом краю дороги. Шляпа в его руках подрагивала белизной кудрявых перьев.
— Всё в порядке! — крикнула я и встала.
Завопила и упала обратно. Лодыжку пронзила острая боль. На глазах выступили злые слёзы.
— Держись там. Не падай дальше, внизу — ущелье, — посоветовал Марион.
— Спасибо, — резко прошипела я, — без твоих слов я бы, конечно, не…
Наклонилась к ноге, пытаясь рассмотреть, насколько всё страшно. Сверху посыпались камушки. Я оглянулась и обнаружила, что принц спускается ко мне, чуть скользя подошвами по траве на каменистом склоне.
— Эй! — завопила испуганно. — Ты чего вздумал⁈ Ты пьян и… Это опасно! Ты…
Но он уже был рядом. Присел.
— Что с ногой?
Видимо Марион разом протрезвел: в деловитом голосе уже не было алкогольной размазанности.
— Не знаю, — зло буркнула я.
— Давай ногу, — потребовал принц.
— Отстань! Иди, куда шёл.
— Ты дурак? Или притворяешься? Давай ногу.
Он взял мою конечность, задрал штанину почти до колена. Пощупал.
— Больно?
— Нет.
Тогда принц стащил с меня ботинок, и я завопила от боли.
— Да я тебя знаю! — Марион вдруг внимательно взглянул в моё лицо. — Ты — этот… как его… Слуга красотки, с которой я отплясывал вчера на балу.
— Там было много красоток, — я отвела взгляд.
— Да, верно, — согласился принц и стал ощупывать мою ступню, начиная с пальцев. — Больно?
— Нет.
— А здесь?
— Нет.
— А…
— А-а-а-а! — завопила я, едва он коснулся косточки на щиколотке.
Лицо принца перекосила судорога боли.
— Заткнись, сделай милость. Напомни, кстати, как тебя зовут.
— Дрэз, — чуть не плача от боли, призналась я.
— Точно. Так вот: заткнись, Дрэз. И без тебя голова раскалывается. Думаю, это не перелом, а вывих.
Он снова пощупал мою несчастную лодыжку. Очень осторожно. Я закусила губу. Сморгнула слёзы.
— Ты ещё пореви, — хмыкнул Марион. — Как девчонка, честное слово.
И внезапно чуть крутанул мою ступню. Мой вопль заставил принца отпрянуть. Острая вспышка боли меня словно обдала жаром и на миг в глазах потемнело. Я ударила его кулаком в плечо.
— Рехнулся⁈
— Колесование, — заметил Марион. — Или четвертование… Не помню, что там положено за оскорбление действием особы королевской крови. А уже если рассматривать удар как покушение на жизнь…
Но я его не слушала. Он вправил мне ногу! Реально. Он это сделал! Я чувствовала, как спадает острота боли, становясь ноющей, но терпимой.
— Ты… ты умеешь лечить? Ну, то есть…
— До свадьбы заживёт, — рассмеялся принц, подхватил меня и перебросил через плечо. — Ты — мой должник, Дрэз. А кредитор я неумолимый, если что. Идём, составишь мне компанию. К тому же, признаться честно, твоя хозяйка заинтриговала меня до крайности. Я уже порасспрашивал всех, кого мог, и никто не знает госпожу Синдереллу. Должно быть, с её именем ты тоже меня обманул? А? Признавайся!
Признаваться, свисая с его плеча вверх пятой точкой, мне ни в чём совершенно не хотелось. И я промолчала.
Наверху нас ждала задумчивая лошадь. В её выпуклых больших глазах отражалась удвоенная луна. Принц зашвырнул меня на круп, вскочил в седло. Легко и непринуждённо, как если бы не был пьян. Видимо, это было что-то машинальное, настолько привычное, что винные пары никак не влияли на возможности парня. Конечно, если бы не нога, я бы тотчас соскочила вниз, но — увы — это было невозможно, поэтому мне ничего не оставалось делать, как обхватить нежеланного спасителя за талию и держаться крепче, едва конь перешёл в галоп.
Шляпа так и осталась позабытой на роковом склоне горы.
Марион снова запел свою незатейливую песню. Я бы даже сказала не запел, а завопил. Музыкальный слух у него определённо был, но… Видимо, принц относился к тем, кто считает, что чем громче, тем лучше. М-да. Этот вопль у нас песней зовётся.
— Пусть же смеются
В любви признаются,
Но проиграю
Милым не я.
Что-то показалось мне в этой песне неуловимо знакомым. Словно я где-то раньше её слышала. Но смысл, конечно, был мерзким. Я уткнулась носом в его короткий, бархатный плащ. От Мариона пахло дорогим вином, горьким шоколадом и чем-то ещё. Чем-то вкусным.
Конь ветром летел по облитой лунным светом дороге, принц раскинул руки и пел от души, в собственное удовольствие, а я вжималась в его спину, размышляя над зловещим совпадением. Мне вдруг вспомнились холодные, словно змеи, слова: «Каждый раз, когда принц захочет, чтобы ты была рядом, а у тебя будет для этого возможность, ты не сможешь нарушить сделку. Нарушение соглашения повлечёт за собой тяжёлые последствия. И каждый следующий раз наказание будет становиться ужаснее».
Я едва не свернула себе шею, когда Марион захотел, а я ему отказала. Это совпадение или наказание?
Мне стало жутко.
Особенно с осознанием, что в следующий раз случится что-то ещё ужаснее. Да, видимо, Чертополох был не из тех, кто шутит или угрожает попусту.
Ой, мамочки! Как же мне всё это не нравилось-то!
Мы въехали в ещё один городок. Копыта коня зацокали по каменным булыжникам. Отчего-то я была уверена, что это уже другой город, не тот, в котором жила Золушка. Хотя дома выглядели точно так же: сложенные из камней, или глинобитные, с деревянными стрехами, с черепичными островерхими крышами. Вот только улочки словно сбегали сверху вниз, дома возвышались друг на другом террасами.
Несколько собак, захлёбываясь лаем, устремились за нами. Марион засвистел, в одном из домов распахнулись ставни. Что-то плеснуло из окон и едко запахло мочой. Одна из собак позади взвизгнула от неожиданности.
— Вот я тебе! Только посвисти в следующий раз! — завизжал кто-то, но мы уже свернули на другую улицу.
— Ты можешь не мешать людям спать? — спросила я принца на ухо.
— Спать — зло, — отозвался тот жизнерадостно. — Зачем спать, когда надо жить?
— А ты сам что, никогда не спишь?
Но мы уже подъехали. Жеребец остановился перед двухэтажным домом с уютным палисадником перед ним. От аромата множества цветов у меня закружилась голова. Матиола двурогая! Вот уж чей нежный аромат не перепутать ни с каким другим! Окна особняка сияли жёлтым светом из-за льняных белых штор.
Марион спрыгнул на землю.
— Пошли, — бросил мне.
— Ага, — уныло отозвалась я, — только шнурки поглажу.
Он обернулся.
— Дьявол! Я и забыл. Извини, малыш.
Стянул меня с конского крупа, снова закинул на плечо.
— Ты не мог бы как-то… ну… не так…
Марион от души шлёпнул меня по попе.
— На руках я только девчонок ношу. Терпи, малец, раз уж парнем уродился, — он ударил дверным молотком в металлический диск на двери. — Ты, кстати, голоден?
Мой желудок тотчас отозвался бурчанием.
— Кстати, голоден, — прошипела я, мучительно краснея.
— Отлично. Составишь мне компанию. Не привык, знаешь ли, есть в одиночестве. И бухать тоже. Ты как, вино уже пьёшь или мал ещё?
— Кто там? — донеслось брюзгливое из-за двери.
Принц повернулся к ней спиной и заколотил каблуками. Внезапно на тёмном дереве засветился маленький прямоугольник, размером с мою ладонь, а затем свет погас, но я увидела чьи-то глаза.
— Отворяй! — решительно скомандовал мой спутник, чувствовалось, что он абсолютно не ожидал отказа.
Ему и не отказали.
— Ваша милость, — закудахтал привратник, грохоча щеколдами. — Сейчас, сейчас… один момент…
— Я не один. Скажи ей… А, нет. Лучше о коне позаботься. Сам скажу.
Ей? И почему я не удивлена…
Дверь, наконец, распахнулась, и Марион, не говоря больше ни слова, устремился внутрь гостеприимного дома. Взбежал по довольно широкой лестнице (прямо вот так, со мной на одном плече), а затем без стука завалился в комнату.
— А… Ты не одна?