Отдай туфлю, Золушка! (СИ)

Глава 25 Желтое платье

Когда Арабель коснулся копытами травы в парке моего чудовища, ремни, оплетавшие мои ноги, растворились в воздухе. Я попробовала лихо спрыгнуть с коня, и почувствовала, как заныли ляжки. Это ж сколько часов я пробыла в воздухе? Солнце почти касалось гор. А есть-то как хочется!

Перед моим носом заметалась Рапунцель, что-то возбуждённо жужжа. Эх, где мои антинаушники?

Я тяжело сползла на землю, пошатнулась.

— Потом, — отмахнулась от Мари. — Пошли есть. Я голодна, как волк.

И попыталась вспомнить: что там в той сказке было-то? Но сказки я слушала только в далёком детстве, и память оказалась крайне неуслужливой. Почему-то в голове металось одно лишь жёлтое платье. Почему жёлтое? Да кто ж его знает!

Безмолвные слуги накрыли на стол в моей комнате, я плюхнулась в барное кресло, свесив ноги, и без всякого желания натянула антинаушники. Зачерпнула рукой овсяную кашу с финиками и мятой. И вдруг вспомнила, что папа ненавидел овсянку всей душой, и когда мама варила или запаривала её, его лицо становилось совершенно несчастным. Он терпеть не мог расстраивать маму, и скорее умер бы, чем признался в ненависти к её стряпне, пусть даже только к одной-единственной овсянке. И я быстро съедала свою порцию, а потом подсовывала папе пустую тарелку и ела за него. У нас был прекрасный тайный симбиоз.

Я почти вспомнила его лицо!

Он был рыжим! Офигеть. Точно! Совершенно верно! Я вспомнила! И вот эту золотистую щетину на подбородке и…

Я вскочила. Тарелка полетела на пол.

— Эй… — начала было Рапунцель, но я вдруг взвыла, схватилась за голову и рухнула на пол.

Мир померк, раскололся, и моя голова тоже лопнула, как чугунная гиря, полая внутри. Может, от громкого вопля? От него сейчас стёкла лопнут… Нет… Это же я кричу.

Я стиснула голову, пытаясь соединить две её половинки, и разрыдалась от боли и слабости. Уткнулась в тёплое плечо, закусила толстую ткань, сотрясаясь в рыданиях. Одна сильная рука подхватила меня под коленками, а другая коснулась волос на голове, и от неё словно потекла прохлада. Боль начала отступать.

Минут через десять я выдохнула, отпустила из зубов мокрую ткань, отвернулась и обеими ладонями вытерла лицо.

— Спасибо.

— Не делай так больше, — холодно посоветовал Фаэрт и встал с пола.

— Как вы здесь оказались? А… зеркало, понятно. И зачем пришли?

— За этим.

— Откуда вы узнали, что мне плохо?

Он промолчал. Не счёл нужным отвечать. Отвернулся и просто пошёл к зеркалу. Я вцепилась в его штаны:

— Подождите! Вы сказали, что Гильом… Его нужно поставить на ноги, верно?

Фаэрт остановился.

— Да.

Меня тошнило, голова всё ещё кружилась, словно я только что сошла с экстремальных каруселей.

— Что с ним произошло?

— Покушение. Его пытались убить. Хотя некоторые считают это несчастным случаем. На королевской охоте Гильом отбился от свиты отца.

— Отца?

— Гильом — старший сын и наследник короля Андриана, — ровным голосом пояснил Фаэрт и продолжил: — Мальчик заблудился и на него напали волки. В довершении всего Гильом упал с коня. Принца спасли, но он перестал ходить. Сначала это были просто переломы костей. Но они давно срослись.

— Жуть какая! То есть, у него психосоматика, думаете? Дайте руку! Мне самой не встать.

Он протянул мне ладонь. Я взялась за неё двумя руками, Чертополох помог мне встать, но я всё равно не разжала пальцы. Мир кружился. Я всерьёз боялась, что упаду. Зато ляжки перестали ныть.

— Думаю, у него нет смысла и цели вставать, — ответил Фаэрт после долгого молчания.

Видимо, решал: нужно ли удостаивать меня такой чести.

— Почему? Разве та свобода, которую дарит способность ходить, сама по себе не цель?

— Очевидно, нет. Я могу идти?

Я ни разу не встречала человека, способного тремя обычными словами выразить максимум едкой иронии. И тут же вспомнила, что это чудовище, видимо, герой моей сказки, а я — та самая тупая красавица, которая в него влюбилась и своей добротой расколдовала. Ну и как его прикажете расколдовывать? Мне снова вспомнилось навязчивое жёлтое платье.

Вместо ответа я обвила его шею руками, расслабившись и позволив себе повиснуть на его опоре. Как там Лика делала? Запрокинула лицо, посмотрела на Фаэрта печально из-под ресниц:

— Мне очень плохо, — пожаловалась максимально нежным голоском.

Лика ещё ножку поднимала. Надо или нет? Левую или правую? Мне вспомнилась подруга, пьяная и прелестная в своём алкогольном опьянении. И я приподняла левую ногу, чуть согнув её в коленке.

— Велеть слугам донести тебя до постели?

Вот тупой!

— Нет, просто постойте так ещё немного.

— Две ноги устойчивее, чем одна.

Кажется, я краснею. И не знаю, о чём с ним ещё говорить. И я решила свернуть на уже знакомую почву:

— То есть, велев Гильому жениться на мне, вы по сути выбрали будущую королеву Родопсии? И эта королева — я? Почему?

Но ногу всё же поставила на пол. Чертополох пожал плечами:

— Гильому всё равно понадобится сиделка. Почему бы тебе не стать ей?

— А слуги и…

— Для короля все его придворные — слуги.

Я задумалась. Умел этот гад оставаться безучастным и максимально подчёркивать нежелание общаться! Жёлтое платье в моей памяти кокетливо махнуло пышным подолом. Точно! Они ж танцевали…

— Фаэрт, послушай, — мягко шепнула я, нарочно переходя на задушевное «ты», — если я стану королевой, так ведь мне понадобится принимать участие в балах. А я даже танцевать не умею!

И не люблю. Но об этом я упоминать, конечно, не стала.

— У тебя будут учителя.

— Я стесняюсь, — и я зарылась лицом в бархат на его груди.

— И?

— Не можешь ли ты меня сам научить?

— То есть, меня ты не стесняешься?

— Почему-то — нет, — мягко прошептала я, стараясь убрать сиплые ноты из голоса, — сама не знаю почему.

— Видимо, сильно повредила голову, — отозвался он.

Подхватил меня на руки, подошёл и посадил в кресло. Осторожно снял со своих плеч мои руки.

— Я занят. Пришлю учителей по музыке и этикету. Кстати, к принцам крови обращаются: «Ваше высочество». Бесплатный урок от меня.

Развернулся и вновь шагнул к зеркалу. Я зарычала и швырнула в него подушкой. Чудовище мерзкое!

— Тогда я не выйду замуж за Гильома! И вообще не буду ничего делать! — заорала в сердцах.

Фаэрт медленно развернулся и внимательно посмотрел на меня.

— Нарушишь сделку?

— Да! И сдохну. Вот прямо тут.

— В лучшем случае, девочка. В лучшем случае.

— Мне наплевать! — закричала я, вскочив. — Что вы там хотели у меня забрать? Да забирайте! Хоть целиком на органы пустите. Не буду я вашей игрушкой, слышите⁈ Вы — напыщенный тупой идиот, который вообразил себя Роналду среди ангильцев!

— Истерика?

— Правда жизни, Ваше высочество, — я издевательски поклонилась. Меня несло и трясло от бешенства. — «Ах, я такой страшный и ужасный! Я загубил таких, как ты, не одну! Я не верю в любоф-фь». Да идите вы в жопу! Вместе со своим племянничком!

— Ты уверена, что готова к последствиям нарушения сделки?

— Да! Идите все на хер.

Новая волна боли пронзила мою голову, но я лишь зарычала и впилась ногтями в собственные ладони. Фаэрт поднял руку. Боль тотчас исчезла, словно трусливый крот.

— Хорошо.

— Ничего хорошего! — процедила я, схватила со стола вазу с цветами, собранными мной утром и швырнула в зеркало.

Достало, что в моей комнате постоянно дверь на распашку, и ходят тут всякие!

Фаэрт поймал вазу раньше, чем та коснулась стекла. Или притянул её к ладони магически, я не поняла. Да и плевать.

— Хорошо, я научу тебя танцевать, — неожиданно уступил он и поставил вазу на стол.

Что? Я уставилась на него. Его лицо по обыкновению не выражало ничего, кроме высокомерия, сдобренного зловещестью.

— Вы серьёзно?

— Я похож на шутника?

— Ага. Только красного носа не хватает.

Фаэрт резко выдохнул.

— Девочка…

— Знаю, я перешла границы, — я отвернулась и уставилась в сад, попыталась заставить голос не дрожать. — Я схожу с ума, Фаэрт. Вот это заключение в четырёх стенах…

— Четырёх? Стенах?

— Даже самый прекрасный парк в мире можно превратить в клетку. Оставьте меня, пожалуйста. Я возьму себя в руки, обещаю.

— Хорошо. Когда пожелаешь начать занятия?

— Через час.

Я снова обернулась, но удивления на его лице не появилось. Как же он меня бесит-то!

— Это мой будет мой первый танец, — почти жалобно попросила я. — Вы можете сделать так, чтобы он был очень красивым?

Фаэрт приподнял бровь:

— Первый танец красивым? Не в моих силах.

— Я не про то, что оттопчу вам ноги. Ну… Платье мне сочинить? Жёлтое? И чтобы фонарики… И всё вокруг, как в сказке?

С минуту он, видимо, размышлял, вызывать ли ему врачей скорой психиатрической помощи, но затем с прежним пуленепробиваемым терпением устало выдохнул:

— Хорошо.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я.

Он очень облегчил мне жизнь. Ладно, всё идёт лучше, чем я могла ожидать. В конце концов, я запустила одну сказку, запущу и другую, верно?

— Подруга, ты сошла с ума! — возбуждённо запищала Рапунцель, едва Фаэрт скрылся в зеркале, а я надела наушники.

— Давно, надо полагать, — буркнула я.

А что тут скажешь? Мари права.

— Серый не моден, Ноэми! — трещала Элиза, размахивая ручками и улыбаясь замигавшим в небе звёздочкам. — Ну или просто мне не нравится. Нежно-розовый — совсем другое дело.

— Нежно-розовая шляпка — это убожество.

— Ой-ой, какие мы ворчливые…

Они уже подходили к домику, в котором жила Ноэми с семьёй, когда навстречу им из кустов шагнула тень.

— Приветствую вас, барышни, — жизнерадостно воскликнул молодой человек.

Девушки испуганно запищали. Ещё бы! Ни один порядочный мужчина не покажется перед дамами без дублета или камзола, в одной рубахе и жилете. Незнакомец учтиво поклонился:

— Простите, дамы. Не хотел напугать. Одна из вас — мадмуазель Ноэми, верно? Я всего лишь хотел узнать, всё ли в порядке с вашей сестрой.

— А что с ней станется? — проворчала Ноэми сердито. — Отхватила принца, живёт во дворце и забот не знает.

В её голосе отчётливо послышались обида и зависть.

— Я про другую сестру, — мягко поправил странный мужчина.

— Дризелла? Так она исчезла в тот день. Маменька до сих пор прийти в себя не может. А вы, простите, кто?

— В каком смысле исчезла? Как?

— Не знаю. Выпрыгнула в окно, наверное. Мама её не нашла… Эй, вы куда?

Но тот уже распахнул калитку и решительно направился к дому.

— Вас не приглашали! — наполовину удивлённо, наполовину сердито крикнула Ноэми и поторопилась за ним.

Мужчина прошёл в дом, не обращая внимания на всю недопустимость происходящего. Уже в коридоре обернулся:

— Где комната Дрэз?

— Да как вы… да вы…

— Ноэми, — коротышка Эльза схватила высокую подругу за плечи, привстала на цыпочки и шепнула на ухо: — это же принц!

И только тогда Ноэми увидела, кто перед ней. Потрясённая до глубины души, присела в реверансе:

— Ваше высочество!

— Потом. Где её комната?

— Первая слева…

Марион взбежал по лестнице, распахнул дверь. Заинтригованные девушки поспешили за ним.

— Окно открыто, — заметил принц.

— Дрезилла всегда держала его открытым. Видимо, туда и выскочила… Она сумасшедшая совершенно…

— Знаю. Но выпрыгнуть во двор Дрэз не могла — там находилась королевская стража. Её бы заметили. И что, ваша матушка, вбежав в комнату, не нашла там дочь? Прошло меньше минуты…

— Да, не нашла.

— Ваше высочество, — тихо спросила Элиза, — мы можем вам помочь? Что-то случилось?

Но принц, сошедший с ума не хуже исчезнувшей Дрэз, вместо ответа начал распахивать дверцы шкафов, словно всерьёз надеялся найти там спрятавшуюся беглянку. Зачем-то взял золотистую забавную брошку в виде тыквы, валявшуюся на комоде.

— Что это? — задал тупой вопрос.

— Это Дрэз подарила Синди, — изумлённо ответила Ноэми, со страхом наблюдая за странным парнем. — Но Синди не взяла с собой и…

Марион запихнул украшение в карман, провёл рукой по вспотевшему лбу, подошёл к зеркалу и уставился на него.

— Ваше высочество…

Принц вдруг выругался, грязно и неприлично, как последний пехотинец не выражается даже в присутствии простолюдинок, и вылетел из комнаты.

— Ты что-нибудь понимаешь? — Ноэми потрясённо оглянулась на подругу.

— Только то, что произошло нечто необыкновенное, — задумчиво отозвалась пухленькая Элиза и мечтательно улыбнулась.

Платье оказалось совершенно волшебным. Верхняя юбка и рукава — цвета одуванчиков, лиф — тёмно-янтарный. По подолу нижней нежно-кремовой юбки вышиты одуванчики. Я провела пальцам по жизнерадостным цветочкам, по зелёным листикам, и на моих глазах вдруг выступили слёзы. Я сморгнула. Что-то явно не то с моими нервами.

К платью прилагалась нежно-кремовая сорочка, чьи лёгкие кружева должны были выступать над лифом, горчичного цвета туфельки, тот самый кокошник а-ля Анна Болейн: янтарь и крем, и… Интересно, что это за камень? Изумруд? Нет, слишком тёплый цвет для изумруда. В цацках я не разбиралась совсем. Не люблю драгоценности, но сам жест оказался приятным, и против ожерелья из салатно-сверкающих камушков я решила не возражать.

— Ну и как я это сама на себя надену? — проворчала, стараясь не сползать в глупую сентиментальность.

И тут же меня начали раздевать руки безмолвных слуг. Служанок, надеюсь.

— Поняла! — крикнула я в воздух. — Спасибо. Раздеться я сама смогу. Я позову, чтобы одеться. Но сначала душ. Ещё раз спасибо.

В саду сияли разноцветные фонарики. Они никуда не крепились, просто парили в воздухе, среди ветвей деревьев, среди цветов на клумбах. С гор тянуло прохладой. Бархат неба сверкал звёздами. И вкусно пахло матиолой двурогой.

Фаэрт ожидал меня у колодца сказок. Я догадалась об этом по всё усиливающемуся свечению фонариков. К моему удивлению, Чертополох отнёсся к моей просьбе со всей ответственностью. Нет, он был одет всё в тот же чёрный бархат, как обычно, но на груди его мерцало янтарное ожерелье, словно намекая на цвета моего платья. Наверное, мы выглядели парой.

Колдун чуть поклонился мне, одну руку убрал за спину, вторую протянул вперёд.

— Прошу вас.

— Мерси. Вы очень любезны.

— Я стараюсь.

— У вас получается, — шепнула я, и вложила пальчики в его руку.

Зазвучала нежная музыка. Я положила вторую руку на его плечо.

— Здесь так не принято, — поправил меня Фаэрт.

— Это мой первый танец, — возразила я. — Пожалуйста, пусть это будет вальс.

Мой партнёр кивнул, не став спорить, и музыка плавно изменилась. Его рука легла на мою талию.

— Шаг назад, шаг в сторону, шаг вперёд, — прошептал он. — Раз-два-три. Расслабься и доверься мне.

— А я могу? Довериться вам?

— У тебя нет выбора.

Действительно. Я вздохнула, чуть наклонив голову.

Как партнёр по танцам, Фаэрт оказался великолепен. Он вёл так умело и так уверенно, что я почти не наступала ему на ноги, а вскоре действительно расслабилась и поймала волну. Музыка подхватила, увлекая.

Знаете, вот этот запах лета, степных трав, смеси луговых цветов, колосьев, нагретой солнцем песчаной земли, лени и безбрежного счастья? И чертополоха, чуть горьковатого и колючего. Вот так пах Фаэрт, очень тонко и тепло. Даже странно, что именно у него был такой аромат.

А мне вдруг вспомнился другой принц, от которого порой несло свежим потом, потому что он любил плясать и вообще двигаться, кожей, вином, лошадьми и… безудержным отчаянным счастьем. Он был огонь и жизнь, тепло и безумие.

Слезинка обожгла щёку. Глупость какая!

И я сразу вспомнила: «Любую упрямую дурёшку я очарую без твоей помощь, Кара. Стоит мне свистнуть, и любая поспешит задрать юбку». Меня замутило. Кто бы мог подумать, что среди этих самых «дурёшек» окажусь и я? А самое обидное то, что бесит просто до последней степени: ему даже свистеть не пришлось!

Дура!

— Что? — холодно переспросил Фаэрт.

Чёрт, я произнесла это вслух!

— А знаете, — я вскинула голову и прямо заглянула в разноцветные глаза, — я, кажется понимаю, почему вы такой кусок льда. В конце концов, вы правы. Этот мир — штука весьма отвратительная. И люди — мерзавцы. Даже лучшие из них — сволочи. И никому нельзя верить, потому что… И любви нет, да ведь? Любовь — это сущий бред и глупость просто ужасная. Ребячество. Сказки. Ещё менее достоверные, чем Эрталия, Родопсия и… как там её…

— Положим.

— Просто один любит, а другой пользуется. Вот и вся любовь. Тот, кто умнее — пользуется. Но, знаете, я изменилась. Хорошо, что вы у меня забрали сердце. Я сначала злилась, а теперь поняла: так лучше. Сердце и мозги — это как анод и катод, понимаете? Никто в здравом уме не садится пьяным за руль. Тут ты выбираешь: или сто-пятьсот или набубениться. Конечно, вы посчитали меня полной дурой, когда я согласилась отдать себя ради…

Я не смогла продолжить и назвать принца по имени. На миг закрыла глаза, выдохнула и продолжила без него:

— Но я просто очень молодая. Я поумнею, честно. Потому что каждый за себя, верно? Нахрен вообще эта любовь нужна! Любить нужно только себя. Вот как вы. Нет, я помню про даму на портрете, но это другое. По большему счету вам на неё похрен. Вы совершенно точно променяли бы её на власть и удовольствия. Вы живёте ради себя в прекрасном замке и… и это правильно. И я такая же. Честно, я стала такая же. Хотите, я выйду замуж за Гильома? Я выйду. Никогда не была королевой, должно быть, это безумно интересно. Но… Давайте просто поженимся? Без всего этого трёпа.

Он остановился. Всмотрелся в моё лицо, и — наконец-то! — удивление пробило панцирь привычного бесстрастия.

— Не понял.

Я вздохнула. Ну, туповат, да. Зато всё остальное — круть. Ладно, кто сказал, что девчонка не может быть инициатором?

Привстала на цыпочки, обвила его шею руками и поцеловала в губы, закрыв глаза.