Отдай туфлю, Золушка! (СИ)

Глава 24 Я нахожу свою сказку

Дезирэ любил красивых женщин, породистых собак и холодное оружие. Оружие, пожалуй, даже больше. В конце концов, женщина рано или поздно надоедает, собака дохнет, а оружие — о! — оружие остаётся прекрасным и любоваться им можно бесконечно. Эстетика и польза. Совершенство.

Принц взял в руки щипцы для выдёргивания зубов и начал бережно протирать их махровой тряпочкой, ожидая, когда «сестрёнка» придёт в себя.

Мама. Гм. Это стало неожиданностью даже для Дезирэ, с его-то умом и проницательностью. Ну надо же! Кто бы мог предположить! Впрочем, это многое объясняло. Он знал, что дети у фей случались редко. Да и, родив, феи, как правило, подкидывали своё потомство на воспитание к кому-нибудь. Иногда даже и напрочь забывали о нём. А Кара, стало быть, мамашка заботливая. Ну, конечно, по сравнению с феями.

Это было кстати.

Синди открыла глаза, но осознание в них появилось не скоро. Наконец осознала. Рывком села, сложила на коленях тонкие ручки, уставилась на Дезирэ, и в её небесно-голубых глазах появились бриллианты слёз. Принц про себя хмыкнул.

— Ваше… Ваше высочество, — хрустальным голоском начала глупышка, — я не понимаю…

Младший сын короля повертел щипцы, наблюдая за бликами факелов на полированном железе, усмехнулся:

— Где Марион, сестричка?

— Я н-не знаю… откуда мне…

Дезирэ резко шагнул к ней, наклонился, упершись руками в подлокотники кресла и приблизив глаза к глазам так близко, что девчонка вжалась в спинку. Прорычал:

— Куда мог деться приворожённый? А?

— Я не понимаю…

— Не врать! — прошипел он, и по её почти остекленевшим от ужаса глазам понял, что неожиданность сыграла. — На костёр захотела, тварь?

— Ваше в-в…

Она зажмурилась. Дезире схватил пальцами нежный подбородок, стиснул, словно железными клещами.

— В глаза! Смотри в глаза, ведьма! Взгляд не отводить!

И девчонка сломалась. Они все ломались из-за этого резкого перехода очарованного юноши в жёсткого палача. В этом и был весь фокус.

— Я… это не я! Я…

— Мне насрать. Не мычи, отвечай конкретно и по существу. Как можно снять приворот?

— Я не знаю, — слёзы хлынули из её глаз. — Это не я накладывала, это Кара! Я лишь зашила его к-куртку-у… Но иголку заворожила не я-а!

— Сделай рыбку, — вдруг потребовал принц.

— Ч-что?

Она всхлипнула. Он сжал пальцами уголки её губ и почпокал ими так, чтобы губы девушки захлопали рыбьим ртом.

— А теперь сама.

— Я…

— Споришь? — снова яростно прошипел он.

Перепуганная Золушка изобразила нужное.

— Ну вот, а говорила, что не понимаешь, — добродушно пожурил её Дезирэ, присел на подлокотник. — Смешно же, да? Минутка юмора никогда не повредит. Итак, не ты. А каким по счёту был приворот с иголкой?

— Вторым, — жалко и покорно отозвалась сломленная унижением девушка.

— Третий был?

— Не знаю, — она снова заплакала, но не решалась пошевелиться, чтобы вытереть слёзы или сопли. — Этой ночью Кара должна была сделать третий.

— Ну вы, девчонки, совсем уж разошлись, — хмыкнул Дезирэ ласково.

Взлохматил её волосы, наклонился и неожиданно укусил за ухо. Потянул мочку уха зубами. Девчонка тряслась, но сопротивляться так и не решилась. Он выпустил.

— Молодец, — прошептал ей на ухо, — я люблю послушных девочек, и очень, очень не люблю своевольных гордячек. Но ты же не такая, верно?

— Н-нет.

— Вот и умница. Я тебя не обидел, нет?

— Н-нет, в-ваше…

— А то, думаю, вдруг переборщил… Привыкаешь ведь работать с мужиками, — мягко рассмеялся принц, — а они, знаешь, какие сволочи упёртые и крепкие! Замаешься, пока на дыбе растягиваешь. Всё крутишь-крутишь, уже рука ноет, а жилы всё не рвутся. А с вашей сестрой пальцем ткнул — и всё, все кости переломаны.

Несчастная впилась пальцами в пальцы, но даже в неверном свете факелов было видно, как она трясётся.

— Бу, — выдохнул Дезирэ резко.

И девушка дёрнулась, попытавшись сползти вниз. Он рассмеялся.

— Сиди-сиди, я пошутил. Тебе было смешно?

Синди молчала. Дезирэ стиснул её плечо. Девушка закусила губу, чтобы не вскрикнуть.

— Тебе было смешно? — он добавил в голос жёсткости и льда, чётко цедя каждое слово.

— Да, — пискнула Золушка.

— Врёшь. Если бы было смешно, ты бы смеялась!

Она судорожно изобразила смех.

Дезирэ стало скучно. Обычно они сопротивлялись дольше, а тут… Принц поднялся с досадой. Вот ведь… переборщил, кажется.

— Сразу внесу ясность, — сухо заметил, зевая, — у тебя два варианта: умереть или делать всё, что я скажу. Мне насрать, что там с Марионом и где он сейчас. Он просто должен быть тут. Чем скорее, тем лучше.

— Я…

Младший сын короля закатил глаза.

— Да-да. Ты — идиотка, никчёмный, ничего сам не умеющий фейский выродок. Я в курсе. За тебя всё мамочка сделала. Ну так пусть мамочка и делает дальше. Сейчас мы с тобой вернёмся к ней, и ты хоть гавкай, хоть плачь, хоть рыбку изображай или на одной ножке скачи, но уговори её вернуть мне братика. Физически, на его душу мне плевать. Если Карабос согласится — твоя удача. Откажет и будет продолжать упорствовать… Ну, извини. Тогда у меня руки развязаны. А ты знаешь, что по законам полагается за приворот? Нет? Ну, я тоже точно не помню, но самая гуманное из обещанных наград — сварить заживо в кипящем масле. Эй-эй, сознание не терять! У тебя на это нет времени. Поняла?

— Д-да…

— Готова вернуться к мамочке?

Золушка бросила на мучителя жалкий затравленный взгляд.

— Д-да, Ваше высочество.

Он снова мягко и нежно улыбнулся ей.

— Малютка, только чур на меня не сердиться. Я ничего против такой симпатичной крошки не имею. Ничего личного, ты ж понимаешь, да? Тебя просто подставили, я знаю. Ты сама по себе-то девочка хорошая, добрая, дура, но добрая и сознательная. Тебя просто подставили.

— Да, — Синди всхлипнула и закрыла лицо ладонями.

— Ну-ну, — прошептал Дезирэ, привлёк девушку к своему животу и погладил по волосам. — Ну-ну, поплачь, раз плачется. Что ж поделать. И кстати, рыжий тебе идёт, напрасно ты его спрятала.

Золушка вздрогнула и уставилась в его добродушное лицо.

— А ты не знала, да? Впрочем, откуда бы. Но чтоб ты понимала: я наделён удивительным даром видеть сквозь иллюзии, малышка, — и он ей заговорчески подмигнул, окончательно растоптав.

В дверь постучали. Кого ещё там принесла нелёгкая? Но Дезирэ понимал: раз кто-то дерзнул отвлечь принца от дела, значит, что-то срочное.

— На вот, — протянул ей платок, — у тебя минуты три, чтобы успокоиться и высморкаться. Раздувшийся от слёз нос, знаешь ли, никого не красит, а уж с рябым лицом и вообще выглядит ужасно.

И вышел, беззвучно посмеиваясь.

В коридоре у двери в допросную замер один из лейтенантов Дезирэ. Всегда бесстрастный, словно статуя.

— Ваше высочество, простите. Поступило донесение.

Принц принял из его рук белый лист бумаги. Прочитал. Выругался сквозь зубы.

— Что-то произошло? — вежливо уточнил лейтенант.

— Да нет, ничего… Просто одна конкретная бабуля повстречалась со мной, будучи мёртвой. Притом мёртвой вот уже неделю как.

— Прикажете арестовать мадмуазель Катарину?

— Который час?

— Пять часов по полудни, Ваше высочество.

Дезирэ хмыкнул:

— В таком случае, арестовать чертовку можно будет, лишь взяв штурмом замок её отца. А это вряд ли понравится Его величеству. Пошли приказ коменданту Малого Замка отменить досмотр выезжающих за стены города.

Так… в гостиной, куда все спустились тем утром, стоял полумрак. Фигуру они скрыли при помощи шерстяных пледов. Да и горб сильно исказил очертания. Шпагу, скорее всего, спрятали в трость. Не понятно, как, но, Дезирэ не сомневался, что именно туда. Чепец скрыл пол лица, особенно с учётом его наклона. Зубы зачернили углём. На руках были раскрашенные перчатки из тонкой кожи. Из чего сделали ногти — не понятно, но это и неважно. А морщины? Из чего, чёрт возьми, эти засранцы сотворили морщины?

Принц думал об этом, пока вёл дрожащую, словно ягнёнок перед рагу, Золушку в пыточный зал. И только, когда она, всхлипывая и заикаясь, пища от страха и обиды, начала ныть что-то там матери, вдруг осознал: воск. Проклятье! Ну конечно — воск! Что ж ещё⁈

В лесу было тихо и тепло. Марион валялся, глядя на голубые просветы неба в сосновых кронах, и лениво размышлял о том, что делать дальше. В голове всё ещё толклись мысли про неё, мешая думать, но средний принц уже привык их игнорировать. Или, возможно, это так расстояние действовало, ослабляя чары? Порой Мариона накрывала волна дикого желания лететь и мчаться к любимой Золушке, но он каждый раз побеждал её одним и тем же приёмом: «Да-да, — уступал сразу и безоговорочно. — Конечно, прямо сейчас… Только ещё пол часика отдохну и вот тогда со свежими силами…». Средний сын короля был великим прокрастинатором, только не знал об этом.

— Зачем ты меня искал, Дезирэ? — шептал Марион, грызя соломинку. — Нет, ну понятно: папенька попросил. Но вряд ли он давал тебе полномочия охотиться.

Определённо, у Рэза был свой интерес. И чем больше Марион думал об этом, тем сильнее среднему принцу становилось не по себе. Младший точно разыгрывает какую-то свою хитроумную партию и, судя по категоричности, с которой шла охота, эта партия сейчас находится на пике. А у Мариона нет даже предположений, во что именно играет брат.

Хуже того — у Мариона нет союзников.

И он сразу вспомнил Катарину и улыбнулся. Удивительно смелая, решительная девушка. Пока Рамиз блеял и ломал руки, дочь графа Эстского разработала и воплотила крайне рискованный план. И самой рискованной его частью стала мизансцена в гостиной. Дезирэ сидел напротив своей дичи и… и не понял, кто перед ним. А Катарина… вот это выдержка! Да уж. Если на ком и жениться, то вот на такой умнице, а не на Золушке, конечно.

— Эта умница обыграет тебя, Мар, облапошит и сама станет во главе королевства, — тут же попенял сам себе.

Что значит — кровь. Прадед Катарины, помнится, был знаменитым вором, которого так и не уличили в хитроумных проделках. Все знали, все всё понимали, но ни к чему не могли придраться. А фальшивое золото, им созданное, до сих пор не вышло из оборота, и, если его замечали и изымали, то лишь потому, что, век спустя, оно стало ржаветь.

Марион вспомнил, как соблазнял красавицу в вечер прошлого бала, и усмехнулся. Кто кого, кто кого…

Бала, который должен был стать началом его сватовства к Белоснежке. Второй вероятной союзницы, которая сейчас вряд ли согласится на союз. Марион сам, своими руками передал королеву брату, и можно быть уверенным: Дезирэ этим непременно воспользуется.

— Братец хочет стать королём, — прошептал средний принц, — это очевидно. И главный вопрос для меня сейчас: насколько мне на это не наплевать?

Марион никогда не хотел быть королём. Его тошнило и от политики, и от этикета, и от придворных интриг. Если бы можно было просто подмахнуть отречение от престола и жить радостно и счастливо, он бы именно так и сделал. Проблема заключалась в том, что так не бывает. Стоит подписать отречение, и ты — труп. Всегда. Во все времена. Потому что ни один монарх не оставит в живых возможного претендента на престол. Саму вероятность свержения его власти. Никогда.

Тем более, если этот монарх — Дезирэ.

— Так что, Гильом, братишка, мы с тобой, кажись, обречены.

Тихий шелест небольшого водопада не заглушал пения птиц. Марион повернулся на бок и стал смотреть, как дружная цепочка муравьёв бодро шурует по каким-то очень важным муравьиным делам.

— Я сбегу, — прошептал он наконец, — как и говорил Дрэз. В Эрталию или Родопсию. Или ещё дальше, за моря-океаны. Почему бы нет?

Дезирэ, конечно, станет искать. Не успокоится, пока старший брат жив, это точно. И всё же вот так хотя бы какой-то призрачный шанс на жизнь, обычную, без кандалов статуса, появлялся. Год, два, три, а то и десять протянуть возможно.

Дрэз.

Вот тут было самое сложное и болезненное. Марион бы взял её с собой. Плевать, что девчонка. Вот это как раз принца вовсе не смущало. В штанах или в юбке она всё равно оставалась для него воробьём. Товарищем, другом, человеком, на которого он мог положиться и знал это. И, конечно, Марион никогда бы её не обидел.

Проблема заключалась в том, что вот этот хороший человечек, искренний и честный, друг, был в него влюблён. А Марион — нет. Марион вообще не мог любить. Никого. И, положа руку на сердце, должен был признаться, что, взяв девочку с собой, он бы поневоле дал ей лживую надежду на нечто большее, чем плечо товарища.

А это было бы подло.

И Марион не хотел врать себе, что честное признание в стиле: «Дрэз, я не люблю и никогда не полюблю тебя, ты же понимаешь? Ничего большего, чем дружба и товарищество, да? Ты согласна?» — это не настолько лживая пакость, под которую даже такая сволочь как он, никогда не подпишется. Ведь чтобы ты ему ни говорил, влюблённый всегда будет надеяться. И можно, конечно, сказать: это его проблема, его решение, но Марион не был вот прям настолько мерзавцем.

Принц вздохнул.

Ему вспомнилось, как сияли её глаза, когда он говорил о странствиях и жизни бродячего музыканта.

— Прости, Воробей, — прошептал тяжело. — Ну или не прощай. Тебе будет лучше одной, честно. И лучше, если я так и останусь в твоей памяти круглым идиотом, пускающим слюни на твою куколку-сестру. Ты ещё встретишь достойного, нормального человека и…

И его чуть не вырвало от фальши этих гнилых слов. На душе стало мерзко.

Марион вскочил, распугав воркующих лесных горлиц, и решительно двинулся по тропинке вниз. Эгоист и сволочь. Всегда им был. Нечего и начинать изображать из себя златокудрого рыцаря.

Он перемахнул через поваленную сосну и вдруг замер.

«Нет, простите, Ваше высочество. Никак не могу». Этот взгляд, полный глубокой яростной боли и… И что было потом? Марион взъерошил волосы, нахмурился. Он не помнил. Кажется, девушка побежала наверх по лестнице. И, вроде бы, её матушка, которая вспоминалась ему тоже мутно и чем-то напоминала большого вишнёвого взлохмаченного медведя, побежала за дочерью.

Вроде бы всё нормально, нет? Девушка психанула и понеслась в комнату… Они ж так все поступают. Жаль, что не подошла и не влепила идиоту затрещину. Не пощёчину, это было бы слишком мило, а именно затрещину.

Сердце вдруг укололо беспокойство.

Дрэз же ненормальная. Это ж только ненормальная могла вернуться в трактир к солдатам, поехать с обезумевшим принцем навстречу объятьям короля Андриана, жить с ним в пещере. И тут дело даже не во влюблённости. Нормальная влюблённая девица вышивала бы платки дома, проливая над ними горькие слёзы, а не рычала, пытаясь стащить возлюбленного с коня.

Марион встряхнул головой, запустил пальцы в непросохшие ещё после купания волосы и с силой дёрнул.

— Мы не увидимся больше, Дрэз. И душевные прощания, прости, не для меня. Да, я сволочь, я уже знаю, спасибо. Но прежде, чем свалить в закат, я всё же узнаю, что там с тобой произошло и что с тобой сейчас.

На душе стало немного легче.

Под нами проплывали облака. На душе пели птицы. А всё же хорошо на свете жить без сердца! От него вечно одни лишь проблемы.

Итак, Чертополох подтвердил: я не из этого мира. Впрочем, открытием для меня его слова не стали. Сказка «Золушка» подошла к финалу, оставалось пережить лишь свадьбу. Здесь, в Вечном замке, это будет сделать легко. Мариона, конечно, приворожили, но, может это не так и плохо? Зато по бабам больше таскаться не будет… Нет, вру. Плохо. Насилие над душой человека — это всегда плохо. Но… А вдруг не приворожили? Может, и не было никакой магии, раз, по словам Гильома, сюжет играет в этом мире ведущую роль? Просто принц встретил Золушку, ну и… случилась магия любви. Да, мне она показалась неестественной, но, как сказал Фаэрт: законы физики в разных мирах могут быть разными. Может в Родопсии любовь именно вот такая? Ах, и стрела Амура пронзила сердце?

Но, если у меня нет своей сказки, то… зачем я тут?

Если я из другого мира, то, возможно, мне удастся уговорить Фаэрта вернуть меня обратно? Что там для этого нужно? Поставить Гильома на ноги? Я, конечно, не знаю, как это сделать, но если колдун так уверен, что я смогу, то, может, я и правда смогу?

Или…

Вдруг новая мысль пришла в мою голову. Я вздрогнула всем телом.

А если вот эта самая сказка у меня всё же есть? Если Гильом — ошибся? Ну то есть… Я — в замке Чудовища, ведь верно? Чудовище неплохо ко мне относится и выполняет различные мои прихоти, так? И я тоже начинаю дружелюбно и с сочувствием относиться к нему. Да я даже бояться его перестала! Ничего не напоминает?

— Ох же ёлки! — прошептала я потрясённо. — Ну точно…

Я и Фаэрт? Серьёзно? Бред какой-то…

А с другой стороны…

Сюжет же неизменен, да? И… а, собственно, почему нет-то?