Отвергнутая. Игрушка для Альф

Глава 25. Тебе нравится нас дразнить

— И взял Шатли леди Розалинду за руку, и она зарделась от смущения… — поднимаю взгляд.

И то, что я вижу, меня совсем не радует. Анрей и Эрвин сидят бледные в мелкой кровавой испарине. Смотрят в одну перед собой, медленно дышат через нос. Напряженные.

— Продолжай, Ягодка, — шипит Эрвин.

Им настолько противная романтичная история любви между разбойником и благородной леди, что они потеют кровью?

— А на чем я закончила? — тихо спрашиваю я.

Они мне не отвечают, и, похоже, совсем не следили за сюжетом.

— Вы в крови, — сипло отзываюсь, и у самой руки холодеют.

Им больно. Я вижу, как из мышцы на плечах едва заметно сокращаются под судорогами, и чувствую слепую ярость Зверя, которого они сдерживают в себе.

Мама сказала, что я в силах Анрея и Эрвина укротить, но я — не она. Я не умею себя вести с мужчинами, очаровывать их и соблазнять, чтобы отвлечь от боли и внутренней борьбы со Зверем, который обезумел.

Или мне попробовать?

— Мальчики, — тихо шепчу я с нотками кокетства и улыбаюсь так, как улыбалась мама папе, когда хотела напоить его волчьей кровью.

Переводят на меня мрачные взгляды, и я веду плечиком:

— Вы в крови…

И хлопаю ресничками. Хлоп-хлоп. Молча сверлят меня горящими глазами. Чувствую себя дурой, а не роковой обольстительницей, но продолжаю улыбаться.

— Что ты делаешь? — наконец, спрашивает Эрвин и недоуменно хмурится.

Теперь очередь кокетливого смеха? Прижимаю пальцы к губам и хихикаю.

Анрей и Эрвин переглядываются и опять смотрят на меня, не мигая. Неужели получается?

— Я немного смущена тем, что… мы с вами ведем беседу… нагими…

Анрей медленно вытирает ладонью кровавую испарину с шеи и приподнимает бровь, не спуская с меня взгляда.

— Вы порвали мое второе платье.

Почему бы под соусом кокетства не предъявить им претензии, что они грубые мужланы, у которых ни стыда, ни совести.

— Я не понял, — Анрей медленно моргает, — ты с нами заигрываешь?

— Возможно.

Очень не хватает кружевного веера, за которым бы я с улыбкой спряталась и постреляла глазками.

Анрей и Эрвин опять переглядываются.

— И кто тебя такому заигрыванию научил? — Эрвин приглаживает волосы пятерней.

— Сама научилась, — отвечаю с женским самодовольством. — Я талантливая Ягодка.

Мне стыдно, неловко и хочется зажмуриться, спрятав лицо в ладони, но моя цель — укротить двух мерзавцев, чтобы потом задавить их женской властью. Подчинить себе и отыграться.

— А еще мы слышим твои мысли, Ягодка, — Анрей усмехается.

— Блин, — фыркаю я и с досадой отворачиваюсь. — Это нечестно.

Аж плакать хочется от несправедливости.

— Задоминировать нас решила? — с тихой угрозой спрашивает Эрвин.

— А что? — вскидываю подбородок. — И такое может быть. Я в Лесу спасла ваши задницы, а теперь и волчар ваших психованных вытащила на свет. И потеть кровью вы внезапно перестали.

— Твоя глупость настолько обескураживает, что остается только недоумевать, откуда ты такая вылезла, — Анрей зло щурится. — И мы тебе книгу приказали читать, а не кривыми улыбками, как у пьяной проститутки, тут обольщать.

Возмущенно открываю рот, а по щекам катятся слезы. Обидно. Это мой первый опыт обольщения, а они опять меня унижают.

Утробно рычат в ответ на обиженный всхлип. Это в книгах мужчин трогают за душу женские слезы, а в моей страшной реальности все иначе: волки Анрея и Эрвина видят во мне врага.

— Тогда отпустите меня домой, — шепчу я. — Если я вас так раздражаю, то не держите меня в Лесу.

— Еще одно слово, Ягодка, — медленно выдыхает Анрей, — и мы тебя в темнице запрем.

И он не шутит, а на ушах пробивается белая шерсть. Воздух потрескивает вокруг братьев от их волчьего гнева.

— Ваши волки не хотят, чтобы я была тут. Я им не нравлюсь.

— Наши волки, Ягодка, желают либо твоей смерти, либо твоего полного подчинения, — рычит Анрей. — Стоило хорошенько подумать прежде, чем оспаривать нашу власть в Лесу.

— Тогда сожрите меня, и дело с концом! — откидываю книгу.

— Как же мы можем сожрать свою спасительницу? — с издевкой шипит Эрвин. — Это же какими неблагодарными негодяями надо быть, чтобы такую милашечку разорвать на куски? Мы не можем этого допустить.

Анрей наклоняется, ищет что-то среди разбросанных книг и разорванной одежды. Выхватывает из-под толстого тома с поэзией в черной обложке золотой колокольчик.

— Я думаю, что наша гостья устала от чтения, — вновь откидывается на спинку кресла и сдержанно звенит колокольчиком, вызывая слуг. — И тебе, Ягодка, не мешало привести себя в порядок…

— А еще заняться пирожными…

— Хорошая идея, — Эрвин медленно кивает. — Сделку-то никто не отменял. Думаешь, в этот раз получится?

— Может вполне получиться, если Ягодка не будет их лепить с желанием нас проучить, — Анрей разминает шею, хрустнув шейными позвонками. На секунду замолкает, прикрыв вспыхнувшие глаза. — Но я делаю вывод, что Ягодка специально испортит десерт.

— И зачем мне это? Да я от вас отвязаться хочу!

— Тебе нравится нас дразнить, — Эрвин хмыкает, вглядываясь в мои возмущенные глаза. — Дразнить и выводить из себя, ведь тогда удовольствие ярче и на грани. Не могу осуждать. Я тоже люблю пожестче. Через минуту он приказывает бледной служанке привести меня в порядок, показать кухню и оставить среди кастрюль и сковородок на пару часов. — И в этот раз мы обойдемся без сладких снарядов в лицо, — бросает мне в спину Анрей. Я оглядываюсь, а они смотрят на меня исподлобья, поддавшись торсом вперед, будто вот-вот кинутся в кровавую и азартную погоню за мной. С рыком выдыхают через нос, и я торопливо семеню за испуганной служанкой. Если братьев кто и сможет сейчас укротить, то это только смерть.