Отвергнутая. Игрушка для Альф

Глава 51. Будет вдвое больше слез

— Сделай мне немедленно амулет, — трясу маму за плечи, — который скроет… скроет…

— Что скроет? — мама обеспокоенно вглядывается в мои глаза.

— Я беременна! — взвизгиваю я, со слезами отступаю и хочу криком повторить свои слова, но мама кидается ко мне и прижимает холодную ладонь ко рту.

Тяжело дышит, в глазах паника и недоумение.

— Что?

Она не чует во мне волчицу, потому что я ее изо всех сил давлю в себе.

— Это невозможно, — шепчет мама.

— Они меня обратили, — всхлипываю я. — И я не могу… показать себя, потому что тогда… мам, мне нужен амулет или чары… Слышишь? Я не хочу, чтобы они узнали… И мы должны немедленно уехать, как можно дальше. И где папа?

— В лесу, — шипит мама. — Побежал в Лес вызволять тебя и уши обрывать близнецам. Только кто слушает меня? Лес же его не пустит к Альфам!

— Как ты могла его отпустить?!

— Когда это мужчины слушают женщин, а? Особенно оборотни?!

— Не кричи на меня!

— Ты уверена, что…

— Уверена, — меня начинает трясти. — Вестар хотел помочь… Но я не могла…

Мама хватает меня за руку и тащит за собой:

— Идем.

Мы спускаемся в подвал, шагаем мимо мешков муки к деревянному шкафу, который мама с рыком сдвигает в сторону. Свеча в подсвечнике на стене зловеще вспыхивает.

— И от кого? — мама приваливается плечом к шкафу, а за ней зияет черный проход. — Или у нас тут тоже чудеса чудесатые, и ты сразу понесешь от двоих.

— Я думаю… от Эрвина…

— Думаешь? — сердито сдувает локон.

— Мам, я не виновата…

Виновата. Я же сама этой ночью решила поиграть в великую соблазнительницу, о ночи с которой должны были вспоминать с черной тоской.

Никто меня не принуждал. Не брал силой и не принуждал к близости.

— Значит, Эрвин, да? А Анрей в сторонке стоял?

— Ма-аааам, — всхлипываю я и прикрываю лицо руками. — Прекрати.

— Хотя какая разница, кто постарался, — мама ныряет в проход, суетливо подхватив юбки, — у них зверь один на двоих. Значит, оба папаши.

— Мам…

Семеню за мамой и ежусь, когда на стенах вспыхивают красные зачарованные свечи. Крохотная каморка с небольшим столом и несколькими ящиками с разным барахлом: склянки, кристаллы, ветки, мотки цветных ниточек. На стенах: пучки трав, амулеты из камушков и перьев, какие-то кривые и острые знаки.

— Мам…

— Что? — мама резко разворачивается ко мне. — Будешь мне нотации читать? Это мое увлечение, мой отдых и… большая часть из этого, — она разводит руки в стороны, — просто баловство. Чтобы закваска для теста готовилась быстрее, чтобы булочки дарили хорошее настроение. И не просто же так наша пекарня стала лучшей в городе.

— Просто у папы талант, — шепчу я.

— На таланте далеко не уедешь, — мама скрещивает руки на груди. — Мы будем возмущаться или решать твою проблему? М?

В маме пробивается злая стервочка, и я едва слышно отзываюсь:

— А под решить проблему ты…

— Вот какого ты обо мне мнения, да? Думаешь, я внука вытравлю из тебя?

— Но…

— Немедленно извинись, — мама зло щуриться на меня.

— Прости меня, — жалобно всхлипываю. — Прости, я не хотела тебя обидеть. Мне просто очень страшно.

Мама привлекает меня к себе, обнимает, целует в висок, а затем торопливо лезет в один из ящиков.

— Тебе помочь?

— Найди в ящике в углу шкатулку с горным хрусталем, — кидает на стол кожаный шнурок. — Черная гладкая шкатулка без опознавательных знаков и не открывай.

— Почему?

— Потому что открыть ее надо с заговорами, чтобы кристалл остался чистым и пустым.

— Почему ты меня сюда никогда не приводила? — вытаскиваю шкатулку.

— Потому что, — мама лезет в другой ящик и выхватывает из него пузатую склянку, — у тебя должна была быть обычная мама, Тина, — выдыхает и повышает голос, — обычная, черт их всех дери! Обычная простая тетка! И ты должна была быть обычной!

— А что в склянке? — решаю перевести тему, потому что мама очень злиться и вот-вот расплачется.

— Кровь невинной нецелованной девы, — мама шмыгает и садится за стол.

— Что? — у меня лицо кривится. — Откуда и зачем?

— Во-первых, неважно откуда, — мама отставляет склянку, — во-вторых, у меня есть еще и кровь девственника.

Мои брови ползут на лоб, а мама ловко собирает волосы в пучок и закалывает их острой шпилькой, которую вытягивает из корсета:

— И вот с девственниками совсем беда.

Я протягиваю ей черную шкатулку:

— Может, если бы ты меня обучила, то со мной бы всего этого не случилось…

— Случилось бы другое, — серьезно всматривается в глаза, — во всем этом очень легко потерять себя, Тинара, и возжелать того, что может привести к краху. Не к маленькому розовощекому малышу, а к тому, что своих детей не будет. И Жрец меня вовремя выдернул из всего этого, иначе бы и любви не было. А теперь выйди, пожалуйста.

— Мам…

— И ты действительно не хочешь, чтобы близнецы знали о твоей беременности?

— Я для них игрушка и только, — сглатываю ком. — И, возможно, они скоро вновь обретут своих Истинных. Их нашли… И скоро они встретятся…

Всхлипываю и выбегаю из каморки. Прячусь у мешков муки и утыкаюсь лицом в колени.

— В двоих, что ли, влюбилась, — печально вздыхает мама. — Ну, будет вдвое больше слез.