Отвергнутая. Игрушка для Альф

Глава 58. Это любовь

Вваливаются и садятся за стол. Все трое всклокоченные, с кровавыми потёками на лице и с порванной одеждой.

— Давай, жена, три стакана и рябиновую настойку, — говорит папа и смотрит на меня, когда открываю рот, — а ты помолчи пока.

Рот закрываю. Затем он с рыком вправляет вывихнутый мизинец.

Встает и шагает к ящику в углу кухни:

— Так и думала, что пойло твое не надо далеко прятать.

Анрей и Эрвин смотрят на меня и не моргают. Хотят схватить меня в охапку и без лишних разговоров утащить в лес, но это будет очень невежливо. Да и цель у них теперь не только в том, чтобы быть рядом. Им надо еще и подружиться с моим папулей, который оказался нормальным мужик. Свой он.

Мама разливает настойку по стаканам. Садится и с осуждением вздыхает.

— Будем, — папа хватает стакан.

Они сурово чокаются, залпом выжирают настойку и все трое рычат в кулаки. Мама закатывает глаза.

— Они на твои руки сердце пасти раскрыли, — папа стакан отставляет и серьезно вглядывается в мои глаза. — Я, как простой человек, не одобряю двух мужей. Потому что это, доча, изврат. Но с другой стороны, — переводит взгляд на Анрея и Эрвина, — они же одинаковые. Кто есть кто я так и не понял. Просто один охламон разделился на два. Поэтому буду считать, что потенциальный зять у меня один, и у меня в глазах двоится.

Вновь смотрит на меня:

— Не хочешь замуж, то не пойдешь, — папа пожимает плечами. — Тебе решать. Можем бегать всей толпой от двух придурочных волков. Тоже развлечение. Там еще парочку детишек родишь, пока мы кочуем, и уже тогда можно будет вернуться.

— А по какому пути вы собрались ехать? — спрашивает Анрей.

— По очень запутанному, — отвечает папа и щурится на него. — Никаких прямых и легких путей.

— Тогда вам точно не обойтись без двух крепких охранников, — Эрвин улыбается. — Запутанные пути таят много опасностей.

— И, что, вы лес бросите? — мама недоверчиво вскидывает бровь.

— Так-то мы должны быть мертвыми, нет? — Анрей хмыкает. — И лес бы принял такой исход, если бы, — смотрит на меня, — не вмешалась одна упрямая и решительная красавица. Ради этой красавицы можно теперь и побегать.

Прячу руки под стол и молчу, но и без моих слов понятно, что я смущена, взволнована и рада тому, что близнецы явились ко мне.

— А давайте мы вас троих отправим в увлекательное путешествие по очень запутанному пути, а? — папа подпирает лицо рукой, — а мы останемся тут. Я же не выдержу всех этих долгоиграющих брачных игр под носом.

— Поехали, Тина, на край света? — шепчет Эрвин, вглядываясь в мои глаза. — Втроем. Бросим все, если ты этого хочешь. Тогда нам точно никто не указ, как жить и как любить.

— Да будто сейчас указ, — мама скрещивает руки на груди.

— Без обид, но вы мешаете нам, — вздыхает Анрей.

— Конечно, легко объясняться в любви наедине без свидетелей, — хмыкает мама.

— И звать на край света. Ишь ты, уже решили совсем куда-то увезти мою дочь.

Напряженное молчание, и Эрвин медленно выдыхает. Смотрит на меня:

— Будь с нами, Тина. И наши жизни связались не в ту ночь с пирожными, а в тот солнечный день, когда ты вырвала нас из лап смерти. И у нас не будет другого выбора, как следовать за тобой, потому что ты есть наша жизнь.

— Мы… — глаза Анрея горят желтым огнем, — теперь только твои. И разве женщины не в ответе за тех, кого приручили? У тебя получилось, Ягодка, приручить двух волков. И этого мы боялись. Оказаться в женской власти и зверем, и человеком, но под этой властью нам мягко, уютно и сладко.

— Хотим засыпать и просыпаться с тобой. И неважно где. В лесу, в спальне, в поле, в дешевой комнате трактира или в телеге.

Сердце стучит громко и сильно.

— А ты этого хочешь? — едва слышно спрашивает Анрей.

— Конечно, она этого хочет, — шмыгает папа и вскидывает в мою сторону руку. — Да она сейчас разревется!

— Вот теперь соглашусь, что мы тут портим атмосферу, — мама вздыхает и придвигает к себе пустой стакан. — Но мы никуда не уйдем.

— Мы не знаем, как правильно любить, — Анрей тянет ко мне руку через стол, и я несмело вкладываю свою ладонь в его. — Но мы тут по зову сердца, а не по зову Луны. И тосковали мы не по неизвестности, а по твоим глазам, смеху, и даже по твоим оскорблениям.

— Будь нашей любимой, нашей женой и нашей волчицей, — Эрвин тоже протягивает руку, и я сжимаю его пальцы.

— И я буду одной единственной? — шепчу я. Одной единственной на всю жизнь.

— Одной единственной, — отвечают Анрей и Эрвин.

— Я, как ведьма, принимаю и свидетельствую ваши слова, зайчики, — с угрозой отзывается мама. — И важно уточнение, свидетельствую до согласия или отказа моей дочери. И если откажет, то не будет у вас других. Ни женщин, ни волчиц.

Потолок над головой потрескивает, а тени по углам кухни вздрагивают от слов мамы.

— Да к черту их, — Эрвин не спускает с меня взгляда. — Тина, ты станешь нашей женой? Позволишь любить тебя? Неправильно, возмутительно, но длиною в вечность?

— Я стану вашей женой, — шепотом отвечаю, — потому что вы обещали мне еще и дочку.

— А теперь не дергаемся, — мама выхватывает из складок своей юбки клубок белой шерсти.

Отрывает четыре нитки. Две завязывает на моих запястьях, и по одной на руках Эрвина и Анрея.

Я чувствую, как от ниток идет теплая вибрация, к рукам Эрвина и Анрея.

— Это любовь, — мама поливает папе настойку, — раз не вспыхнули огнем, то все серьезно. Ну что, — поднимает стакан, — за неправильную любовь.