Я и Анрей резко тормозим у склона. Внизу — густые кусты лещины и ковер из сочного клевера. Среди ветвей проглядывает равнодушная луна.
Тормозим молча. Без рыка или разговора.
Смотрим на луну, затем переглядываемся.
Жрец призвал. Две Истинные сучки на границе.
Но зачем нам к ним?
— Мы же сами приказали их найти, — Анрей облизывается, — их нашли.
— А зачем?
— Чтобы наказать? — неуверенно спрашивает Анрей. — Кинуть в темницу и все такое? А Шамана освежевать, вырвать сердце и сожрать его?
— Оно нам сейчас надо?
— Не знаю.
Ветер пробегает по его шерсти, и он опять щурится на луну:
— Может, зверю надо?
— Ты сейчас что-нибудь чувствуешь? Тебя тянет на границу.
Я и так знаю, что не тянет. Он бы сейчас не отказался от малиновых пирожных и стыдливого румянца на щеках Тинары.
Вот ее можно наказать.
Но не темницей и угрозами, а поцелуями, объятиями и желанием, которому она не может сопротивляться.
— Может, тогда к черту? — Анрей переводит на меня взгляд, и его глаза вспыхивают ярче. — Да и бежать еще далеко. Я устал.
— До пирожных еще дальше, — хмыкаю я.
Стоим под легким ветерком, медленно выдыхаем и нетерпеливо перебираем лапами. Зверь тоже готов броситься к Малиновой Ведьме, которая взяла, махнула хвостом и гордо сбежала.
Зря отпустили.
и ведь была права. Тосковать по пирожным уже тоскуем. И по ее упрямству, смущению, мягким волосам, запаху и изгибам тела.
А какая у нее бархатная кожа и сладкие губы. Сейчас бы впиться в ее мычащий рот, взять с двух сторон и насладиться ее стонами.
— Слушай, а эти восточные стервы нам не испортят малину-то? — меня из фантазий вырывает глухой рык Анрея. — Ну… Опять какая-нибудь внезапная хрень, и побежали мы на четырех лапах непонятно куда.
— Хм.
— Не хочу я опять бегать, — Анрей скалит зубы. — надо закрыть вопрос.
— Как?
— Если зверю так нужны мохнатые не пойми кто, то пусть так и будет, — прижимает уши.
— Да мы чуть не подохли в прошлый раз!
— Если и идти к Малиновой Ведьмочке, то без хвостов… Фигурально выражаясь, — Анрей щурится на меня. — Оно тебе надо потом огрести от нее люлей за какую-нибудь шутку Жреца, который возьмет вместе с шаманом забавы ради и связь восстановит.
— А это будет на него похоже, но если мы явимся такие пушистые и красивые и… нас переклинит? И опять под коготь зверя заползем?
— Одичаем, — мрачно отвечает Анрей.
— Что, без пирожных и жизнь не мила? — ехидно спрашиваю я.
— Да сам-то тут все слюнями залил.
Опускаю морду. Действительно, все в слюнях, которые переливаются искорками под лунным светом на пожухлой траве.
— И ведь никто из нас не согласится быть любовником, да? — Анрей потягивается, опустив передние лапы. — Два мужа?
— Наш лес — наши правила, — самодовольно фыркаю. — Мы и так уже извращенцы. У нас в Советниках — Вестар. Нам уже так-то нечего бояться. Пф. Одна жена. Тоже мне сенсация. Вестар перекроет эти слухи очередной своей пьянкой с голыми акробатками и… не знаю… шпагоглотательницами.
— Тогда погнали.
Прыгает со склона грациозными прыжком, и его шерсть вспыхивает под лунным светом серебром.
Я за ним.
Не готовы мы, как мужчины, отказываться от малиновых пирожных. И если Зверю суждено пасть под лунным проклятьем и роком, то отпустим мы его на волю.
Летим белыми призраками в ночных тенях, которые расступаются от нашего рыка. Ветер, шорохи, шелест сливаются в одну лесную песню, которая ныряет в наши волчьи легкие свежим воздухом. У нас с лесом одно дыхание, и оно ведет нас через густые заросли… к судьбе?
— Милостивая Луна, что за хрень у тебя в голове? — недовольно огрызается Анрей.
— Да что-то накрыло, — выскакиваю из папоротника. — Девочки, кстати, любят стихи.
— Оставь эту ерунду для Вестара, — Анрей встряхивает ушами. — Это его забавы.
— Резонно.
Ускоряемся. Лес пропускает нас через тени, открывая короткий путь. Мы сливаемся с его глухими звуками и легким туманом в одно целое. Становимся его ветром и выпрыгиваем из зарослей молодой рябины к прогалине.
— А вот и наши Лорды! — пьяно восклицает Вестар, развалившись на траве возле мрачных Охотников. Поднимает серебряный бокал. — Прибежали таки наши красавчики. Ну, посмотрите на них. Какая прыть, какая грация, какая шерсть!
— Он опять нажрался, — рычит Эрвин.
— Почему это вас удивляет? — раздается ехидный голос Верховного Жреца.
— Действительно, — хмыкает Вестар и присасывается к бокалу. Бубнит. — Пили бы вы так, то не были бы такими мрачными. Тоже мне. Пью когда хочу, пока могу.
Я слышу недовольный храп лошадей в лесу и испуганный скулеж.
— Да несите вы уже их, — фыркает Вестра.
Выходят три Охотника. У двух на плечах — связанные черные волчицы, третий толкает вперед тощую и морщинистую бабку в черных лохмотьях и шкурках куниц:
— Пошла.
— Грубиян, — шипит бабка и кривит рожу Верховному Жрецу, — а ты урод.
— Никаких манер, — вздыхает он в ответ.
Охотники кладут волчиц на траву, они поднимают морды, и наши взгляды пересекаются. Мы замираем, и… ничего.
— Ну? — Вестар отхлебывает вина. — Как девочки?
А девочки тоже недоуменно переглядываются, навострив уши, и вновь на нас смотрят.
— Не будет вам счастья, — хрипит бабка-шаманка и грозит нам с Анреем пальцем. — С северными волками не бывает счастья. Их мужьями должны быть восточные волки. А не вы! Испоганите их кровь! Лорды! Ишь ты! Черная кровь для черной, а не для белой!
Я, Анрей и две черные одинаковые волчицы щуримся, пытаясь друг в друге разглядеть свою судьбу или хоть ее отголоски.
— Это точно они? — спрашиваю я.
— Точно, — Жрец цыкает. — Ну и? Сердечко екнуло, нет?
Мы с Анреем оглядываемся и кривим морды.
— Ягодка? — он вскидывает бровь.
Один глухой и сильный удар в моей груди, и он вторит удару сердца Анрея.
— Я тебе говорила, старый обормот, что я мастер своего дела?
— Я не против, чтобы ты тешила свое самолюбие, — Верховный Жрец пожимает плечами и сует травинку в зубы. — Конечно, дело в твоем мерзком колдунстве, а не в малиновых пирожных.
— Да ты не в своем уме! Какие еще пирожные?
Мы с Анреем облизываемся, переглядываемся и кидаемся прочь.
— А девочек я могу себе оставить на перевоспитание? — кричит Вестар.
— Нет! — рявкаю я. — Если они из важных и благородных, то потребуй взамен золота, земли или еще чего. Да ты сам уже все поди пронюхал!
— Да нихрена у них нет!
— Тогда отпускай! — подвывает Анрей.
— Но у их потенциальных мужей можно кое-что спросить!
— Вот и спрашивай!
— Понял!
— А старуху я к себе забираю! — ветер доносит голо Жреца. — Она мне, гадина такая, все секретики расскажет!
— Не дождешься! — визжит шаманка. — Я себе язык откушу!
— Откусывай! Ох ты ж, дура! Разожмите ей пасть!
Вновь переглядываемся с Анреем, и с рыком скрываемся в ночи, подгоняемые легким ветром, в котором чуем малину.