Глава 37. Слава Матери!

С трудом разлепляю глаза. Неуклюже поднимаюсь, подтягиваюсь, выгнув спину и пригнувшись мордой к траве. От затылка до кончика хвоста пробегает приятное напряжение и отпускает мышцы.

Так.

Замираю.

До кончика хвоста?

Медленно и со страхом оглядываюсь.

Хвост. Песочный и с рыжеватыми подпалинами. Машет, будто здоровается со мной.

— Ну, привет, — раздается мрачный голос Верховного Жреца, и аж подпрыгиваю от неожиданности и с рыком падаю, потерям равновесие. — Ага, давай еще тут порычи на меня.

Я на поляне, надо мной — ночное небо, растущая луна и звезды. И лицо недовольного Жреца.

— Я не виновата.

Вместо слов выходит невнятное обиженное ворчание. Язык в пасти меня не слушается и еле ворочается.

— А я разве начал с обвинений? — Жрец вскидывает бровь. — ты же не сама себя покусала в бывшем Святилище Солнца.

— А вы о нем знали?

— Подозревал.

— И? — поднимаю морду.

— Ты тут не для вопросов, Тина.

— Для чего? — едва слышно ворчу я. — Чтобы убить меня?

— И откуда такие умозаключения?

И тут я замечаю, что на поляне кроме Верховного Жреца, еще куча стариков в белых мешковатых одеяниях. И у всех глаза горят яркими волчьими огоньками.

— Я в принципе ничего хорошего не жду от оборотней.

— Ты сама теперь оборотень.

— Вот и от самой себя не буду ничего хорошего ждать, — фыркаю в лицо Жреца.

— Ты тут, чтобы принять милость Матери Луны, — Верховный Жрец щурится, — и чтобы признать, что ты ее дочь.

— Это какая-то подлость, — встаю на лапы и настороженно перетряхиваюсь. Вновь смотрю в морщинистое и бородатое лицо Жреца. — Тут бегала не лунная волчица, а солнечная.

— Ничего не знаю, — Жрец скалится в жуткой улыбке. — Никаких Солнечных Волчиц не видал. Молитву маленькая глупая человечка возносила Матери Луне и просила именно ее о милости для двух ее сыновей.

— Это подтасовка фактов, — охаю я.

— А ты докажи, что было все иначе, — Жрец с хрустом позвонков распрямляется и оглядывает других стариков, — кому молилась гостья Альф?

— Матери Луне, — отвечают те.

— Ничего подобного!

— Кто ответил на молитвы?

— Мать Луна.

— Да вы издеваетесь!

— Мы защищаем себя, — Верховный Жрец обходит меня по кругу. Разворачивается ко мне и опять улыбается. — И я тебе больше скажу. Когда ты вознесла свою трогательную молитву, солнце погасло и уступило место Матери Луне и звездам. Сам там был. Сам все видел.

— Это ложь.

— А ты докажи. Мое слово Верховного Жреца против твоего.

— Там бабка была.

— Какая бабка?

— Жрица.

— Не видел никакую бабку, — Жрец пожимает плечами. — Я видел, как ласковые лунные руки коснулись Анрея и Эрвина…

Остальные старики кивают, а один из них у кустов можжевельника все это записывает на плотном пергаменте палочкой из белого камня.

— Это жульничество.

— И это будет нашей историей. Если твоя воображаемая бабка против, то пусть явится и скажет об этом, — опять наклоняется и хрипло рычит мне в нос, — и сожжет нас в огне Солнцеликого.

— Вы лжец и подлец.

— Только лжец и подлец может быть Верховным Жрецом, — чешет меня за ухом, и я закрываю глаза, потому что под шкурой растекается приятная слабость.

Правда потом я очухиваюсь, оскорбленно отпрыгиваю и рычу. Я бы с удовольствием подпалила его седую бороду.

— Я Солнечная Волчица! Во мне Солнце, а не Луна!

— Кто-нибудь с этим согласен? — Жрец оглядывается на своих старых дружков, и те качают головой.

— У нас тут все оборотни — дети Матери Луны, — Жрец скрещивает руки на груди и смотрит на меня сверху вниз. Если я лгу, то пусть Солнцеликий покарает меня. Я приму смерть в его огне, — поднимает ехидный взгляд к небу, — что-то он не торопится.

Писец у кустов что-то яростно записывает. Кидает беглый взгляд на Жреца и опять возвращается к пергаменту. Жует губы, постукивая палочкой по подбородку и опять пишет.

— Да, он расписывает, какой я смелый сын своей матери, — Жрец расплывается в улыбке. — И что я свидетельствую рождение ее новой дочери.

— Это уже даже несмешно, — сажусь и прижимаю уши. — Вы все перевираете. Луна вообще ни при чем.

— Иди сюда, — Жрец наклоняется ближе и шепчет мне на ухо. — Я тебе по секрету скажу. Луна — это кусок камня в небе. И это уже даже доказано, но тех, кто это доказал, сожгли. И даже не мы. А люди. Ибо нехрен выеживаться. И с Солнцем тоже все не так просто, но за это тоже сжигают. И опять же не мы.

— Но…

— Тебя в оборотня обратила кровь оборотня, и у нас так заведено, что все оборотни — лунные дети. Это вопрос веры, а не фактов. С фактами все очень сложно. И если Боги существуют, то они, я подозреваю, отличаются от наших представлений.

— Какое кощунство для Верховного Жреца, — шепчу я, вглядываясь в его желтые глаза.

— И смотри какой фокус-покус, — едва слышно отвечает он и касается моего лба.

Нарастает звон в ушах, когда Верховный Жрец медленно вытягивает из меня лунные нити.

— Ты видишь тут солнышко? — щерится он в улыбке.

Лоб стягивает легкой болью.

— Наши помыслы, вера, убеждения влияют на восприятие мира. Это наша призма, Тина.

— Но вы ведь тоже видели… И Солнечную Жрицу, и…

— Ты без понятия, что я видел и вижу, — глаза Жреца недобро вспыхивают. — И как чувствую законы этого мира.

Тонкие нити возвращаются в мою голову, и меня немного ведет влево от головокружения.

— Итак, — Верховный Жрец разворачивается к своей кодле и разводит руки в стороны. — В Северных Лесах была рождена еще одна волчица от крови наших Альф, которые одарили ее новой жизнью в благодарность за ее Лунную Песню. Лорды Северных Лесов оказались на грани смерти из-за подлости и трусости восточных оборотней.

Кашляет, прочищая горло, и продолжает:

— Священная связь была разорвана, но юное сердце Тинары исправило эту несправедливость. Она взмолилась Матери Луне и… — Жрец оглядывается, — приняла на себя судьбу Нареченной Анрея и Эрвина, — ухмыляется, пока я лупаю глазами, опять смотрит на Жрецов и повышает голос, — и лунные нити крепко связаны!

— Слава нашей Великой и Милостивой Матери!

Загрузка...