Отвергнутая. Игрушка для Альф

Глава 6. Тайны прошлого

— Бегала по лесу, — невозмутимо отвечает Верховный Жрец, — в поисках малины. Дикая она у тебя.

Я возмущенно оглядываюсь, и он расплывается в ехидной улыбке. Я могу сейчас наябедничать на него и на двух Альф, которые устроили за мной погоню, но стыд не дает мне рта раскрыть.

— За малиной? — папа переводит взгляд со Жреца на меня, и в его глазах проскальзывает растерянность и испуг.

Мой отец, большой суровый дядька с рыжей бородой, явно опасается Жреца. Я чувствую в папе напряжение и настороженность.

— Я пришел за пирожными, а их нет, — Жрец разводит руками в стороны.

— Но…

— Саймон, — тянет Жрец, — ты сам себе придумал то, что я прихожу в определенный день за пирожными. Первые три года ты готовил пирожные для меня каждый день.

— Но ты не приходил за ними, — папа хмурится.

— А это твои проблемы, зайчик, — мягко толкает меня в спину, — займись делом.

Папа шагает ко мне и тянет руку, чтобы забрать у меня малину, но Жрец шепчет:

— Нет, дружочек. Пирожные сегодня — забота твоей дочери. Она же должна была чему-то у тебя научиться.

Наши с папой взгляды встречаются. Я не раз злилась, когда у меня ничего не получалось с пирожными. То крем слишком жидкий, то бисквиты пресные или приторные. Он, конечно, меня подбадривал, обещал, что однажды у меня все получится, но это, чтобы успокоить криворукую дочь.

— За какую услугу ты ему пирожные должен? — тихо спрашиваю я.

В зеленых глазах папы вспыхивает отчаяние.

— Пап…

— Опять с Мальком допоздна шлялась? Вот женой ему будешь… — на кухню врывается мама и замирает, когда видит Жреца. Несколько секунд оторопи и она шипит. — Вот же… ты черт лесной…

Папа кидает на нее печальный взгляд, а затем тоскливо смотрит на меня. Ничего не понимаю. Сделка со Жрецом касалась мамы?

— Гриза, — Жрец расплывается в улыбке. — Ты же моя красавица. Как у тебя дела?

— Проваливай. И я тебя об этом прошу со всем уважением, — шипит мама, и мне кажется, что ее глаза на мгновение желтеют.

Нет. Это все слухи. Нет в крови моей мамы Зверя. Она просто нелюдимая.

— Какое у тебя неуважительное уважение, — хмыкает Жрец.

Мама испуганно окидывает меня взглядом, минуту буравит мои босые ноги, а затем бросается ко мне, чтобы… Она меня обнюхивает. Шею, плечи, руки и лицо. В ужасе вглядывается в глаза, медленно поворачивается к Жрецу и шепчет:

— Да ты издеваешься…

А я смотрю на папу, который опускает глаза и медленно выдыхает.

— Вон! — в истерике визжит мама. — Пошел прочь!

— Без пирожных не уйду, — Жрец мягко улыбается. — И твоя дочь их должна не только мне, но и Альфам Северных лесов.

— Нет… — мама закрывает меня грудью. — Она моя дочь, козел ты старый… Ты, что, задумал?

— Лес принял ее обещание, Гриза.

— Она человек… И к Лесу твоему ублюдочному не имеет никакого отношения. И к этим мальчишкам тем более.

— Они уже не мальчишки, — Жрец недобро щурится. — И да, она человек, но ты — нет. И ты приходила ко мне, чтобы я и мои веселые бородатые друзья дали добро одной упрямой волчице на удочерение маленькой сиротки…

Замолкает, переводит на меня взгляд и со лживой обеспокоенностью шепчет:

— Или это секрет?

Поджимаю губы. Нет, не секрет. От меня не стали скрывать, что меня удочерили. Да я бы сама это однажды поняла. Папа — рыжий, а у мамы — копна густых черных волос.

— Ага, не секрет, — вновь смотрит на бледную маму. — И раз милая Тинарочка дочь волчицы, то…

— То ты решил ее скормить? — она сжимает кулаки. — Скормить тем… Ты же… У тебя совесть есть? — переходит на шепот. — Я… ты так меня наказываешь?

Я обескуражена до онемения. Моя мама — оборотень, и она как-то связана со Жрецом. За ее шепотом скрывается какая-то тайна, которой она стыдится до слез в ее глазах.

— Наказание не по моей части, — Жрец усмехается. — У вас не было малины, и я привел Тинару в лес, ну а там… А там Альфы охотились. Я отвлекся и…

Папа поднимает на него взгляд. Темный, яростный и острый.

— Хватит, — шепчу я. — Они отпустили меня… Я должна испечь пирожные…

— У нее есть жених, — рычит папа.

— Ага, — Жрец скучающе смотрит на ногти, — от которого она хотела сбежать. И, Гриза, — хмыкает, — ты растеряла чуйку? Малька не разглядела?

— Хватит, — зажмуриваюсь. — Прошу…

— Что? — спрашивает мама.

— Жених-то…

— Остановитесь… — поскрипываю зубами. — Мне надо готовить пирожные…

— Жених-то с гнильцой.

— О чем ты? Тина?

Мама касается моей руки, и я ее отталкиваю. Всхлипываю и пячусь.

— Тина…

— Он мне изменяет, — меня бросает в сильную дрожь. — Ясно? У него кто-то есть. И со мной он… Из-за… — лицо сводит судорогой, — из-за пекарни, которую ему обещал отец… И он… потом станет вдовцом…

— На этом я откланяюсь, — Верховный Жрец медленно отступает к двери с улыбкой. — К рассвету приду. За пирожными, а вам, друзья, есть о чем поболтать. И какая ирония, Гриза…

Мама с рыком кидается на него, обрастая черной шерстью. Путается в юбках волчьими лапами, падает и разъяренным чудовищем рвет корсет. Кидается за Жрецом, который со смехом, скрывается за дверью:

— Я думал, что ты научилась смирению, когда была Жрицей Затмения. Видимо, несколько уроков пропустила, но мы нагоним, Гриза.

Грохот, рев и вой, от которого сводит мышцы страхом и отчаянием.

— Милая? — подает голос папа.

— Не сейчас, Саймон, — клокочет тьма в коридоре. — Ты не должен меня видеть такой.

— Ну вот еще, — папа выхватывает кулек с малиной из моих рук, откладывает на стол и решительно тянет за собой. — Я должен видеть тебя любой, — оглядывается, — да, Тинара, наша мама — та еще зверюга. Очень красивая зверюга. И она не кусается.

— Саймон… — мама жалобно всхлипывает и подвывает.

— Редко, но метко срывается, — папа криво улыбается. — Не бойся.

Я переступаю разорванное платье мамы, закусываю губы, и папа берет со стола одну свечу.

— Гриза, — повышает он голос, — куда ты собралась? А ну, стоять.

Тьма в ответ тихо ворчит, и мы выходим в коридор. Тусклый свет выхватывает черную волчицу, которая оборачивается и прижимает уши.

— Мам? — едва сдерживаю слезы.

Волчица неуверенно машет хвостом, шмыгает и опускает морду. Сердце сжимается. Она такая жутко-милая, что у меня проступают новые слезы, и кидаюсь к ней с объятиями, в которых ее бессовестно душу, зарываясь в густую жесткую шерсть носом.

— Почему ты мне не говорила? Почему скрывала? Мам…

— Мы хотели сказать, — папа глубоко вздыхает. — И сказали бы…

— Когда?

— Не знаю, — папа хмурится. — Мы просто хотели быть обычной семьей, Тинара.

— А у вас есть тайны, да? — слабо улыбаюсь я. — Какую сделку ты заключил со Жрецом? Я должна знать…

— Он хитрый, пронырливый подлец, — глухо рычит мама.

— Я хотел быть с твоей мамой, — папа садится на пол, отставляя свечу. — Эта, кстати, одна из тех историй, которые нашу маму тоже взбесили…

— Я была другой, Тина, до того, как меня обратили, — мама вглядывается в мои глаза. — Я совершила множество ошибок, я… — она кривится. — Была плохим человеком. Я шла по головам, делала больно… В том числе матери двух близнецов…

— Однажды я повстречал странного старика, мы разговорились, и я признался, что влюблен в чародейку, которая иногда заходит в булочную… Та чародейка была в услужении у Альфы Северных Лесов и… даже взглядом меня не одаривала…

— Когда мои интриги и хитрости зашли слишком далеко, Верховный Жрец обратил меня в Жрицу Затмения, отняв имя и память, — мама отводит взгляд.

— Он сказал, что поможет мне завоевать Чародейку…

— Та Гриза, Тинара, не была бы с твоим отцом, — мама горько усмехается. — И Верховный Жрец воспользовался его влюбленностью, переиграв ситуацию с моим обращением так, будто он выполнил часть своей сделки, но это не так. Теперь ты в его игре.

— Что ты натворила, мама? О какой иронии говорил Верховный Жрец?

— Тина…

— В услужении Альфы сделала больно матери близнецов? — шепчу я. — И ирония в измене моего жениха…

— Тина…

Отползаю от мамы и медленно моргаю:

— Ты была любовницей Альфы? Ты была по ту сторону?

О Гризе, бывшем Альфе Северных Лесов и его жене можно прочитать в “Измена. Право на истинную”

https:// /ru/reader/izmena-pravo-na-istinnuyu-b437883?c=4955395