Перепутья

Дракон (Альберт VIII)

Яркое южное солнце и обилие красок вокруг вступили в неразрешимый конфликт с предчувствием надвигающейся войны, что появилось, как только нога ступила с трапа корабля на мокрое дерево причала – и с тех пор не отступало ни на секунду. Обеспокоенные перешептывания и взгляды, отнюдь не мирная суета, обилие вооруженных людей вокруг – все намекало на то, что война должна была начаться со дня на день.

С кем – оставалось для Ала загадкой недолго.

- Вот ведь ублюдок, - под нос прошипел Марк, когда мимо них, чеканя шаг, прошла группа мужчин в кольчугах.

Говорить громко было опасно – вокруг было слишком много любопытных ушей. Агрос уже навострил одно из них, но остался ни с чем – тихий разговор тонул в гуле переполненного людьми города.

- Кто? – шепотом спросил Ал.

- Секст, - прошипел Марк в ответ, - Люди говорят, что Цезарь со дня на день отплывает на Восток. Он ударит ему в спину, помяни мое слово.

Был ли он прав, ошибался ли – Ал не мог знать, но Секст не понравился ему с первого взгляда.

Он встретил их с распростертыми объятьями и доброжелательной улыбкой. Он общался с ними на равных, несмотря на очевидную даже Алу разницу в социальном статусе. Он без проблем перешел на греческий, когда понял, что не все из них хорошо владеют латынью. Он легко и непринужденно пошел на соглашение с ними. Он выглядел и вел себя как идеальный лидер.

Но каждую секунду, проведенную в его кабинете, Ал чувствовал фальшь.

Словно тонкая ткань маски, надетой на его лицо, иногда на мгновение отходила, являя миру то, что было скрыто под ней – что-то, куда менее доброжелательное и куда более неприятное.

Несоответствия и несостыковки порождали недоверие. Недоверие порождало подозрения. Подозрения порождали желание сбежать отсюда как можно скорее.

Едва покинув забитый людьми дом, Ал отряхнулся, словно пытаясь убрать с голой кожи рук невидимую грязь – и стало немного легче. Марк заметил этот жест и, встретившись с ним взглядом, понимающе ухмыльнулся, но ничего не сказал.

Просители Секста вряд ли отнеслись бы к столь нелестной оценке своего благодетеля хоть сколько-нибудь положительно.

Несколько следующих дней окончательно убедили Ала в необходимости как можно скорее делать ноги – и главный аргумент выглядел как один из подручных Помпея, что под вечер наведался в ту таверну в порту, которую они заняли целиком.

- Это вы – рабы из Кампании? – деловито сверившись с восковой табличкой, что была у него в руках, спросил он.

Несколько человек, неуверенно переглянувшись, кивнули, а один подскочил со скамьи, бросив амфору с пивом на пол, и крикнул:

- Мы не рабы!

- Да-да, извините, - едва усмехнувшись, быстро поправился посланник, - В общем, вы знаете условия. Мы признаем вашу свободу, но официальный Рим об этом иного мнения. Если вы не хотите снова оказаться в кандалах, за это придется побороться.

Бывшие рабы встретили его заявление с неимоверным воодушевлением. Душный зал таверны наполнился радостными и воинственными криками, но, когда посланник снова открыл рот, все они затихли.

- Вы будете приписаны к вспомогательным войскам, - сказал он.

И таверна взорвалась ликованием.

В тот самый момент, как они сошли с борта корабля на твердую землю, сброд рабов-преступников словно по мановению волшебной палочки превратился в церковный хор. Никаких грабежей и нападений, пьяных драк и убийств. Словно была какая-то разница, быть беглым рабом на континенте или на острове. Раньше Ал думал, что она действительно была.

Сейчас причина этой метаморфозы стала очевидной. Они точно знали, что законно получат желаемое совсем скоро – и ради этого стоило потерпеть.

Ликование захватило всех, кроме Ала и Агроса, который перебрал с пивом и теперь дремал, уронив голову на стол.

Ловушка захлопнулась – и, если и был какой-то шанс выбраться из этого баркаса, несущегося на баррикады, он отзывался на имя Марк.

Найти его в этом столпотворении оказалось не так-то просто. Обычный вечер резко превратился в торжествующую попойку – и Алу с трудом удалось выйти из ее эпицентра в относительно трезвом состоянии.

Марк стоял поодаль от всеобщего празднования и, нахмурившись, следил за происходящим.

- Пойдем выйдем, - протиснувшись сквозь толпу к нему, сказал Ал.

Марк обернулся и вздернул бровь:

- Если бы это был не ты, я бы напрягся, Альбин. Что случилось?

- Разговор есть, не для посторонних ушей.

Марк не стал отпираться и через несколько минут они вынырнули из невыносимой духоты в теплую прибрежную ночь. Вдалеке виднелись огни кораблей, что стояли в бухте, но сам порт уже затих. Под покровом ночи в мирное время не отплывал никто.

- Ну, о чем ты хотел поговорить? – Марк воровато оглянулся, и Ал инстинктивно повторил за ним.

Никакого хвоста не было.

- Нам надо сваливать, срочно, - полушепотом отозвался Ал.

Одиночество могло оказаться обманчивым. Уши могли быть где угодно, даже у стен.

- Я уже почти все выяснил, - сказал Марк, - Еще одна встреча завтра – и ночью можем выдвигаться.

Ал оглянулся назад.

- А Агрос? – спросил он.

- А что Агрос?

- Ты ему ничего не расскажешь? Он, вроде, тоже нормальный мужик.

Марк усмехнулся и приоткрыл дверь. В уши тут же ударил пьяный шум. Неожиданный праздник только набирал обороты.

- Посмотри сюда, Альбин, - Марк обвел собравшихся руками, - Здесь все преступники. Все, до единого. И Агрос не исключение. То, что его хозяин, с его слов, был редкостным ублюдком никак не отменяет того, что он убийца.

Ал помотал головой:

- Но я тоже убийца, - Марк недоуменно вздернул бровь, и он пояснил, - Тот охранник. Я его убил.

Марк помотал головой:

- Это не считается, во-первых – это была самооборона. Во-вторых – ты сделал это по моему приказу и, если что, ответственность тоже на мне.

Ветер доносил до ушей обрывки фраз из глубины таверны – и они только подтверждали слова Марка. Ал поежился.

- Не боишься, что тебя раскроют?

Марк тихо закрыл дверь поплотнее перед тем, как ответить:

- Они? Боюсь. Я же тебе говорил, если я хотя бы заикнусь перед ними о том, кто я – мои шансы дожить до завтра резко упадут. Все припомнят, и даже еще немного больше.

- Нет, - Ал помотал головой, - Я имею ввиду Помпея и его людей.

- А, - Марк безразлично махнул рукой, - Если бы меня кто-то узнал, мы бы с тобой уже не разговаривали. Секст очень скор на расправу. Точно такой же, как и его брат, - его губы растянулись в усмешке, - Только поумнее.

- Поумнее? – не понял Ал.

- Тогда в Испании Гней отпустил свой нрав и делал все, что заблагорассудится, и в итоге его бросили все, кто только мог, кроме иберийских племен и Тита Лабиена[1], ну так эти и сами не лучше него были, - несмотря на тепло, Марк поежился, - Секст научился на его ошибках.

- С чего ты взял?

- По городу ходят слухи. Много слухов. Все, кто ему мешают, довольно быстро или погибают, или пропадают без вести, но… - Марк развел руками, - Все по-разному. Кто-то напился и утонул, кто-то повздорил с мошенниками в порту и его пырнули ножом, и так далее. Не подкопаешься. Научился, говорю же.

Ала передернуло:

- То есть мне не показалось…?

Марк понял его с полуслова:

- То есть тебе не показалось.

Пьянка продлилась почти до самого утра – и разрушила таверну разве что не до основания. Бедняга-хозяин тихо сидел в углу и молился своим богам, даже не пытаясь остановить эту вакханалию, пока они с Марком не наткнулись на него и не вывели в безопасность.

К огромному удивлению Ала, Марк тоже не пытался воззвать к здравому смыслу бывших рабов, но ответ на его немой вопрос нашелся быстро.

- Мне больше нельзя лезть на рожон, Альбин, - тихо сказал Марк.

Их шаги глухо отражались от толстых стен домов. Узкие подворотни, где и двоим было сложно разминуться, были едва ли не единственным местом, где можно было перекинуться парой слов при свете дня и остаться никем не услышанным.

- Если меня убьют, в Риме не узнают о том, что задумал Секст, пока не станет слишком поздно. Он имитирует переговоры с консулами и, судя по тому, что Цезарь действительно переправил войска и позавчера отплыл на Восток сам, у него вышло пустить пыль в глаза всем.

Переулок закончился, и они вышли из тенистой прохлады на раскаленное солнце порта. Яркий свет ударил в глаза, и Ал на мгновение ослеп, а когда снова смог видеть – все равно был вынужден щуриться.

Солнце было только половиной беды – его блики отражались от спокойной водной глади и слепили со всех сторон. Сейчас не помешали бы солнцезащитные очки, но его собственные давно кормили рыб в Средиземном море, вместе с его сумкой.

- Может, давай я с тобой схожу на эту встречу? – предложил Ал.

Они почти дошли до разоренной ночью таверны – и показываться на глаза бедолаге-хозяину, что пытался привести ее в порядок, было стыдно, хоть он и не участвовал в разгроме.

- Не надо, - Марк отрицательно помотал головой, - Так можно и информаторов спугнуть. Давай так, встречаемся в начале первой стражи возле базилики.

- А почему не в порту? – не понял Ал.

- Пойдем длинным, но более безопасным путем, - неопределенно пояснил Марк, - И не удивляйся, если меня не узнаешь – эту дурацкую бороду давно пора сбрить.

Тьма накрыла негостеприимный и ощерившийся оружием город. Как и было оговорено, Ал подпирал стену базилики. Сумка с его немногочисленными пожитками стояла на земле, ожидая своего часа.

Вокруг не было ни души. Город засыпал с закатом – и на улицах не оставалось никого, кроме нечистых на руку, а они, в свою очередь, предпочитали держаться припортовых районов.

Негромкие шаги в тишине звучали как набат. Задремавший было, Ал встрепенулся и подхватил сумку с земли. На свет фонаря из переулка выскользнула тень, но быстрее, чем он успел понять, кто это, тьма снова поглотила ее.

Голос раздался с другой стороны:

- Альбин, - и Ал обернулся.

Марк шел к нему, и слабый свет фонарей едва выхватывал из темноты его усталое и непривычно гладковыбритое лицо. Если бы он не предупредил Ала заранее, Ал бы его не признал.

- Все в порядке, можем выдви…

Две тени за спиной Марка появились словно из ниоткуда.

- Осто… - только и успел начать Ал, как…

Время одновременно свернулось в точку – и растянулось до бесконечности. На мгновение перед глазами все померкло, исчезли звуки и ощущения. Мысли запутались в мутной воде – и исчезали, не успев появиться.

Изображение вернулось первым. Жизнь проносилась перед глазами – странная, непонятная и незнакомая. Не воспоминания, а что-то другое. Раздвоенная картинка – словно две разные версии наслаивались друг на друга, переплетаясь в причудливые формы.

Не прошлое, но будущее.

Как странный предрассветный сон.

В одном из них Ал уходил с площади, так никого и не дождавшись – в другом они вместе с Марком крались за ворота Лилибея под прикрытием темноты.

В одном сознание заволакивала жгучая обида. Его просто кинули. Развели, как последнего идиота. Марк просто растворился в том злосчастном переулке для того, чтобы никогда не вернуться – и теперь Ал был обречен.

В другом царил страх. Страх погони, что шла за ними попятам и только каким-то чудом им раз за разом удавалось уворачиваться от нее и выходить сухими из воды.

Сознание словно раздваивалось и складывалось обратно раз за разом, едва успевая переварить увиденное и кое-как склеить его в пусть и противоречивую, но все-таки картину.

В один момент он выходил из кабинета Секста Помпея, и весь мир был обернут в мрачное злорадство – которое спустя секунду разбилось о полное ненависти окровавленное и едва узнаваемое лицо Марка.

“Ублюдочный предатель… А я ведь тебе доверился... Я должен был раньше догадаться…”

Оцепенение накрыло с головой – и вслед за ним пришел стыд. Кровавый плевок стекал по лицу. Молодчики Помпея снова подхватили Марка под руки и деловито куда-то потащили.

“Ты все сделал правильно, Альбин” – в раздавшемся из-за плеча звонком голосе звучало удовлетворение.

Но следом за этим шла радость и неимоверное облегчение. Соленый ветер, что бил в лицо – и улыбающийся Марк – удивительное зрелище, - трясущий его за плечи:

“Мы это сделали, Альбин!”

Слова звучали одновременно – но были отделены невидимой непроницаемой в норме, и несуществующей сейчас стеной.

Радость сменялась ненавистью к себе – и кровавым месивом бесконечных боев. В каждом из них он был совершенно уверен в том, что именно сегодня умрет, но из каждого из них он, в обнимку с ненавистной пращей, неизменно возвращался живым.

Вместе с ней шла дорога – лошади, повозки, порты, нарастающее ощущение спешки и опоздания, что достигло своего пика, когда из-за деревьев вырос огромный по местным меркам город.

Кровавая бойня – и спешная подготовка к неизбежной атаке. Торжествующий Помпей – и в лихорадке собирающий войска откуда только можно Марк. Зарево, разрезавшее ночь.

Цветастый и шумный триумф, идущий по широким мощенным улицам и отзывающийся полным опустошением внутри – и Ал, одновременно чеканящий шаг в торжественной колонне - и с ужасом наблюдающий за тем, как удавка затягивается на горле его единственного местного друга с постамента статуи какого-то незнакомого грека.

Время ускорялось до бесконечности – но, едва достигнув предельной скорости, коллапсировало в невидимую точку

Ал моргнул – и словно проснулся от запутанного и бредового сна.

Размытая цветастая картинка перед глазами сменилась темной лилибейской ночью. Две тени в капюшонах стояли в слабом свете фонарей без движения.

Казалось, что он прожил как минимум несколько месяцев – но на деле не прошло и секунды.

- Ч-ч-ч-что это было? – обескураженно прошептала одна из теней.

- Н-н-н-не знаю, Эгнаций, - отозвалась вторая, - Я… Я… Что мы здесь делаем? Я только что был на триумфе…

Марка нигде не было видно. Заторможенность отступила, уступив место панике.

Не осознавая, что именно он делает, Ал подхватил с земли свою котомку – и ватные ноги сами понесли его куда-то. Прочь от злосчастной базилики – и этих двоих.

Ошеломленные удаляющиеся голоса раздавались сзади:

- Я тоже… Мы же… Мы же победили? Что случилось? Почему мы опять в Лилибее…

- Н-н-не знаю…

Одни темные переулки сменялись другими. В какой-то момент, когда ему казалось, что он сейчас упадет, из-за спины раздались звуки погони, и у него открылось второе дыхание. Но не надолго.

Силы покидали его, но вместе с ними исчезала и паника. Окончательно обессилев, Ал сполз по какой-то стене на прохладную брусчатку.

Погони не было слышно. Полная луна молчаливо выглядывала из-за туч.

- Ма-а-а-арк! – в отчаянии позвал он, но никто не откликнулся.

Другого выхода больше не оставалось. Он должен был бежать. Эти двое не позволили бы ему выжить и рассказать свою историю, если бы не это странное помутнение, что накрыло и его, и их – и обречены были утром продолжить свои поиски и погоню.

Таверна больше не была безопасной. Лилибей больше не был безопасным.

Немой вопрос крутился в голове и раз за разом оставался без ответа. Немой вопрос не покидал его ни на секунду ни днем ни ночью.

Ощерившийся оружием солнечный Лилибей остался позади. С Сицилии обратно на континент можно было попасть двумя путями – или по морю, забитому военными кораблями под завязку, или через узкий перешеек. Он выбрал второе – и шел к своей цели без размышлений и сожалений.

Где-то в Риме была Мария – во всяком случае, так было, когда они говорили в последний раз, - и он должен был до нее добраться, во что бы то ни стало.

В момент эта цель стала самой важной в жизни – и больше ничего не имело значения, кроме нее…

И немого вопроса.

Что это было?

[1] Отец Квинта Лабиена, который на Востоке безобразничает. Погиб в битве при Мунде в 45 г. до н.э.