Перепутья

Сенатор (Гай Цезарь II)

Первые робкие лучи солнца проглядывали из-за отходящих от Города туч. Мелкие капли дождя, - последнее напоминание о ночном ненастии, - больше не отбивали неровный ритм по крышам, и Город постепенно начинал оживать после вызванной непогодной последних дней спячки.

Но этого все равно было недостаточно.

Три раба, позаимствованных у Пизона, устало переглядывались между собой. В очередной раз мучимый бессонницей, Гай поднял их прямо на рассвете – и вплоть до этого момента один из них зачитывал ему письма, а двое других – записывали ответы. Но, несмотря на все их усилия, гора на столе перед ним не уменьшалась.

Бесконечная вереница посланников и рабов который день толпилась в атрии дома Пизона, неся с собой все больше и больше новой макулатуры. Каждую из ее составляющих нужно было прочитать, на каждую – ответить, и это занимало куда больше времени, чем он мог предположить даже в самых пессимистичных прикидках.

Раб-чтец сорвал печать с очередной записки, и, бегло пробежав по тексту глазами, не начал читать вслух, но молча протянул ее Гаю.

Тит Статилий Тавр, претор по делам иноземцев, созывает заседание Сената на завтра в храме Юпитера Наилучшего Величайшего[1].

Смелое решение, и что самое любопытное - неожиданное. Надеяться на кворум было слишком рано, несмотря на все предпринятые для возвращения разбежавшихся отцов-сенаторов усилия, а это значило, что…

Что он не понимал, чего Тавр хочет добиться этим заседанием.

Гай смерил вымотанных рабов взглядом, и кивнул:

- Хватит на сегодня. Передадите Тавру мой ответ, и можете быть свободны, - лица рабов просветлели.

Подтянув к себе чистый папирус, он быстро написал несколько коротких слов, и, запечатав записку печатью, отдал ее одному из рабов.

- Вашему хозяину я сам сообщу, что я вас отпустил. А, и еще, - собиравшиеся было уходить рабы оглянулись, - Пусть кто-нибудь из вас сходит к Скрибонии и в Общественный Дом. Ищите все касаемо проскрипционных списков.

Пусть мотивы Тавра и оставались неясными, кто-то в любом случае должен был предложить к обсуждению вопрос отсутствия консулов и фактического безвластия в Городе в числе первых.

Его решение напрямую зависело от того, оформлял ли Октавий добавления в проскрипционные списки документально, или просто дополнял их новыми именами, не заморачиваясь вопросами законности.

- Держите, - он быстро написал еще одну записку и передал рабам, - Покажете Скрибонии, если у нее возникнут вопросы.

Рабы скрылись в атрии, а он снова вернулся к горе бумаг. Одно и то же. Вопросы, фальшивая радость, заверения. И как ложка меда в бочке дегтя – коллективное письмо от отставников десятого, выражающих желание вернуться в строй при необходимости. Что-то подсказывало ему, что необходимость возникнет в ближайшее время – и отделаться от этого ощущения было невероятно сложно.

Ответа от Антония среди кипы бумаг снова не оказалось, но ничего удивительного в этом не было – если погода на море была такой же паршивой, как и на суше, то Педий наверняка до сих пор даже не добрался до Египта, застряв где-нибудь на островах в ожидании конца шторма.

Разгрести накопившуюся гору писем сегодня снова было не суждено – не прошло и получаса, как дверь, ведущая из атрия в сад, снова открылась, пропуская вовнутрь Кальпурнию, а следом за ней – Марию.

В руке Кальпурния сжимала несколько простых, не заверенных печатью, свитков.

- Гай, тут тебе попросили передать, - сказала она, протягивая ему свою ношу.

- Спасибо, - Гай забрал у нее свитки, - Не знаешь, от кого?

- От Скрибонии, - отозвалась Кальпурния, - Сказали, что по поводу какого-то раба, - в ее голосе сквозило недоумение.

Развернув свиток, он быстро пробежал по тексту взглядом:

- Помнишь Леарха? – Кальпурния недоуменно посмотрела на него, и он тут же пояснил, - Ну, того раба, что пришел предупредить вас с отцом перед сходкой?

Ее лицо тут же просветлело:

- А, его. Помню конечно.

- Так вот. У меня с ним была договоренность, - Гай взял из стопки чистых свитков один и принялся писать, - Он предупреждает вас, а я, как все утрясется, организую ему освобождение. Пришло время выполнить свою часть.

Кальпурния понимающе кивнула, а Мария посмотрела на него с недоумением. Так, словно даже не знала, как задать вопрос.

Гай избавил ее от необходимости ломать себе мозги:

- Скрибония “продала” его мне. Сейчас подпишу вольную, и все, - конец фразы утонул в зевке, который не удалось сдержать.

Бессонная ночь не была первой, усталость постепенно накапливалась и брала свое. Шальная мысль пришла в голову неожиданно, и, лукаво ухмыльнувшись, он спросил:

- Мария, слушай… А у тебя правда нет кофе или энергетиков, или ты мне тогда соврала?

Ни один мускул не дернулся на ее лице, из чего Гай, с разочарованием, сделал вывод, что она говорила правду:

- Нет. Я не любитель кофе в банках.

- Жаль, - ухмылка сползла с лица. Синеватые круги под глазами, что смотрели на него из зеркала каждое утро, не дали бы ему соврать.

- А спать ты не пробовал? – с издевкой переспросила Мария.

- Пробовал. Не получается, - парировал Гай.

Неожиданно, в глазах Марии промелькнули искорки:

- Слу-у-у-ушай, - загадочно начала она, - Кофе же в Африке растет? Вы же торгуете с Африкой?

- Ну, допустим, торгуем, - Гай недоуменно вздернул бровь, - Но что с того?

- Кажется, у меня появилась идея, - всем своим видом Мария теперь излучала энтузиазм, - Смотри. Обжарка – это несложно. Для того, чтобы варить кофе, не нужно никакой специальной аппаратуры. Наладить поставки, арендовать помещение и…

Интересно, сколько времени она вынашивала эту мысль до того, как озвучить ее ему?

- Бизнес-план? - усмехнулся Гай, - Хочешь попробовать?

Оставшаяся не у дел, Мария явно скучала с тех самых пор, как все вернулось в относительную норму. Положа руку на сердце, он хорошо ее понимал. Однажды втянувшись в безумный ритм жизни, перестроится на размеренное ленивое ничего не деланье было просто невозможно.

- Хочу, - энергично кивнула она, - Можешь дать мне денег в долг? Отдам как заработаю.

Гай хохотнул:

- Откуда я их возьму? Я сам нищий. Попроси у Пизона, может согласится.

Не сказать, что состояние тестя поражало воображение, но как минимум оно у него было и было доступно прямо сейчас. В отличие от…

- Ладно, - Гай закончил с документом, и, скрепив его печатью, поднялся с кресла, - Пойду отдам Леарху бумаги. Вы его не видели?

- Вроде бы, на кухне ошивался, - пожала плечами Кальпурния, - Кажется, ему понравилась одна из моих рабынь, он от нее ни на шаг не отходит.

Гай лукаво ухмыльнулся и уже собирался уходить, когда его окликнула Мария:

- Погоди, а ты мой комм зарядил?

Гай отвесил себе увесистую мысленную оплеуху.

- Еще вечером, пойдем, отдам, - он махнул рукой, приглашая Марию следовать за ним, - Только… Слушай, тут такое дело…

- Только не говори мне, что ты его расколотил… – не дослушав, с угрозой протянула Мария.

- Не, - помотав головой, Гай тяжело вздохнул.

Пересказ ночного разговора вышел коротким.

- Mierda… - резюмировала Мария, когда он закончил, - И что теперь делать?

Они вошли в спальню и Гай достал из тумбочки ее комм, все еще подключенный к термобраслету.

- Джузеппе соврал, что он римский гражданин. Подождем, пока за него запросят выкуп, и отследим, куда их увезли.

- Но… Их же могут за это время купить! – воскликнула Мария.

- Если у тебя есть план получше, предлагай, - Гай развел руками.

Мария осеклась и поникла. Никакого плана получше у нее, разумеется, не было.

- Держи, - Гай отсоединил комм от браслета и протянул его ей, после чего, немного покрутив последний в руках, нацепил его себе на запястье.

Прятаться бесконечно все равно не представлялось возможным, пусть привыкают.

Мария внимательно наблюдала за его действиями.

- Это вот это вот твой термобраслет? – спросила она в итоге, - Я слышала про такие штуки, но… Кому они вообще нужны, когда везде розетки и арендные аккумуляторы?

- Мне. Я собирался удариться в бега, - смотря куда угодно, но только не на Марию, пояснил Гай.

Увести хвост Фонда как можно дальше, так, чтобы они никогда не нашли выход – и его личное кладбище наконец-то прекратило расти.

Мария не нашлась, что на это ответить.

Леарх действительно ошивался на кухне. Сейчас, проведя некоторое время в доме у Пизона, он больше не напоминал запуганного зверька, но наоборот, как и говорила Кальпурния, активно заигрывал с одной из молодых рабынь. Та заливалась хохотом в ответ на какую-то его шутку, и прерывать эту идиллическую картину было даже немного неудобно.

- Леарх, - позвал Гай, отвлекая раба от его увлекательного занятия. Тот вздрогнул от неожиданности и обернулся, - У меня для тебя кое-что есть. Держи, - Гай протянул ему свиток, еще не скрепленный восковой печатью.

Леарх неуверенно потянулся к свитку, но остановился, едва его пальцы коснулись шершавой поверхности папируса.

- Держи-держи, - легко улыбнувшись, заверил его Гай.

Только после этого Леарх забрал свиток. Лицо его вытягивалось по мере того, как он читал.

- Отпускаешь? – оторвавшись от папируса, ошарашенно спросил он.

- Ну да, - Гай пожал плечами, - Я же тебе обещал. Ты помогаешь мне, я организую тебе свободу. Вот. Поздравляю, теперь ты свободный человек.

Рабыня Кальпурнии отшатнулась и уставилась на Леарха так, словно видела его в первый раз в жизни.

- То есть… Я могу вернуться в Грецию? – сдавленно спросил Леарх, словно не веря в свое счастье.

- Можешь, почему нет?

Остальные рабы, имевшие привычку собираться на кухне в свободное время, с любопытством наблюдали за разворачивающейся сценой, обступив их плотным кругом. Слишком плотным кругом.

Сердце заколотилось быстрее. На лбу выступила холодная испарина.

На короткое, практически незаметное мгновение, он снова перенесся назад. Холодные, полные ненависти удары должны были посыпаться со всех сторон… Прямо сейчас.

… но ничего не произошло.

- Интересно, сестра меня еще помнит? – спросил Леарх, и вопрос легко выдернул Гая из этого странного состояния.

Отгоняя остатки морока, он помотал головой и натянуто улыбнулся:

- Теперь тебе ничто не мешает проверить.

Несмотря на открытые окна, воздуха на кухне словно бы стало меньше, и, сославшись на неопределенные срочные дела, Гай ретировался, оставив рабов наедине с радостью Леарха.

Воздуха сразу стало больше.

- Цезарь! – окликнул его кто-то и он обернулся на звук. Улыбающийся Каллимах стоял в дверном проеме, отделявшем внутренние помещения дома от атрия, - Ты меня вызывал?

Вызывал…? А, да, точно.

Сглотнув застрявший в горле ком, Гай кивнул:

- Вызывал-вызывал. Пойдем, дело есть.

Каллимах кивнул и с все той же улыбкой проследовал за ним, в таблинум. Пизон предпочитал работать по утрам, и сейчас таблинум пустовал.

Только плотно закрыв раздвижную дверь, Гай начал:

- Это по поводу того раба, про которого ты говорил. Аймар, кажется? – он устроился на кресле и жестом пригласил Каллимаха садиться.

- Да, - кивнул Каллимах, приняв его приглашение.

- Можешь описать, как он выглядит?

Каллимах задумался:

- Ну… Невысокий такой, плотный, глаза светлые. Усы у него есть, длинные такие.

С таким описанием далеко не уедешь. Половину Субурры можно переловить, и все равно не найти.

Идея пришла в голову неожиданно.

- Скажи мне, Каллимах, - Гай сложил руки в замок перед собой и серьезно посмотрел на раба, - Ты умеешь хранить секреты?

- Смотря что мне предложат взамен, - быстро сориентировался Каллимах, принимая правила игры.

- Как у тебя с грамотностью? – Гай перебросил шарик обратно на его сторону.

- Да нормально, не жалуюсь, а что? – хитро прищурился Каллимах.

- Что если я предложу тебе поработать моим секретарем? Скажем, пару лет, а потом я тебя освобожу. А ты взамен не будешь трепаться о том, что сейчас увидишь?

На лице Каллимаха отразился весь спектр эмоций, прежде чем он сказал:

- Я даже боюсь предположить, что ты имеешь ввиду.

- Даже не пытайся, не угадаешь, - хмыкнул Гай, - Ну так что, по рукам?

Каллимах ответил не сразу, но ответ его был положительным:

- По рукам.

Гай облегченно выдохнул и достал из-под кипы свитков, покоившихся на одной из полок, свернутый планшет. На попытку включения тот отреагировал миганием индикатора низкого заряда батареи. Каллимах внимательно наблюдал за его движениями, но никак их не комментировал.

- Сейчас, - Гай достал с той же полки короткий провод и подключил планшет к браслету на своей руке. На экране тут же отобразился логотип производителя.

Глаза Каллимаха округлились.

- Давай так, - Гай уселся обратно, прикидываясь, что ничего не заметил, - Ты описываешь мне Аймара, как можно более подробно. По этому описанию я генерирую картинку, а ты смотришь и говоришь, похоже или нет.

- Это еще что такое? – Каллимах отмер и ткнул пальцем в планшет. Тот только что загрузился и теперь отображал стартовый экран.

- Планшетный компьютер, - абсолютно точный и абсолютно бесполезный для Каллимаха ответ.

- И где ты его взял?! – из всех возможных вопросов, в голову Каллимаху почему-то пришел именно этот.

Гай тяжело вздохнул:

- Это очень длинная история. Раз ты пообещал не трепаться, я тебе ее расскажу, только учти, что правды не знает никто, кроме Бальба, Пизона, Кальпурнии, Квинкции и Калавия. Поэтому, кроме них – никому.

Каллимах кивнул, наполовину энергично, наполовину ошарашенно.

- Отлично, - резюмировал Гай, - Тогда слушай.

Рассказ занял у него, по ощущениям, не один час и к делу они с Каллимахом вернулись только тогда, когда заходящее солнце осветило небо красноватым цветом. Встроенный в планшет искусственный интеллект справился с задачей составления фоторобота намного лучше, чем мог бы любой раб-художник – и в конечном итоге игра стоила свеч.

Но вся она не имела бы никакого смысла без следующего шага.

Найти каупону, в которой остановился Калавий, не представляло особого труда. Некоторые заведения на Субурре пережили его один раз и имели все шансы повторить свой успех во второй – и выбранное Калавием в качестве временного пристанища оказалось именно из таких.

Во всяком случае, Гай помнил эту каупону с самого детства.

Несмотря на открытую дверь, в большом зале на первом этаже все равно стояла стойкая вонь перегара. Доступные цены приводили к тому, что ближе к вечеру здесь невозможно было протолкнуться от желающих выпить.

В арендованной комнате Калавия не обнаружилось, поэтому Гай вернулся на первый этаж и, в попытке смешаться с местным контингентом, заказал себе вина, украдкой поглядывая на приветственно распахнутую дверь и придерживая свободной рукой сумку с планшетом. Здесь всегда хватало любителей поживиться всем, что не приколочено к полу, а уж тем более – тем, что висело на поясе у зазевавшегося типа в тунике с двумя красными полосами.

Чем больше проходило времени и меньше становилось людей в зале, тем более неприязненные взгляды на него бросал хозяин каупоны. За весь вечер Гай едва выпил две чаши вина, чем явно не удовлетворил его завышенных ожиданий.

До закрытия нижнего зала каупоны, Калавий так и не объявился, и Гаю пришлось уйти ни с чем. Однако, удача не покинула его в этот день окончательно – дома его ожидал один из отправленных утром к Скрибонии рабов, с набитой свитками сумкой в руках:

- Вот. Все, что смог найти. Там столько имен, что у меня в глазах уже рябит.

- За последнее время что-то есть? – Гай перевел на него настороженный взгляд.

Раб кивнул:

- Все. Оформлено так, что носа не подточишь.

Гай задумчиво почесал подбородок. Если уничтожить совсем все, это будет выглядеть подозрительно, но что, если…

- Давай сюда, разберемся, - Гай отобрал у раба сумку, - И можешь быть свободен.

Что, если не замахиваться на все?

Утро перед первым заседанием сената ознаменовалось невероятным столпотворением. Оно началось еще с атрия дома Пизона, продолжилось после того, как они с последним, кое как собравшись, все-таки вышли на улицу, и достигло своего пика возле храма Юпитера на Капитолии. Сенаторы и авгуры, что спешили в храм после обязательного жертвоприношения, терялись среди огромной массы зевак.

Реальность превзошла все самые смелые ожидания, и созванное Тавром заседание произвело настоящий фурор.

Широко распахнутые двери храма, - двери, что целый год снились ему заколоченными навсегда, - были совсем близко, но одновременно с этим очень далеко. Плотная стена людей расступалась крайне неохотно. Все считали своим долгом обязательно переброситься с ним хотя бы парой слов, что замедляло продвижение еще сильнее.

Даже в его бытность диктатором, было как-то поспокойнее, сейчас же все словно сума посходили.

Запыхавшийся и раскрасневшийся Бальб появился из ниоткуда. Вынырнул из-за очередной кучки зевак, и, смахнув пот со лба, без лишних формальностей сказал:

- Ну и народу собралось, насилу к вам пробился, - после чего по очереди поздоровался с ним и Пизоном.

Гай хмыкнул и оглянулся в поисках хотя бы какой-то бреши в рядах зевак.

Такой ажиотаж все-таки был редкостью. За свою долгую карьеру, он мог припомнить только два заседания, спровоцировавших подобное оживление – в начале его первого консульства[2], когда рассматривался первый аграрный закон, и за десять дней до декабрьских ид в год консульства Цицерона и Гибриды[3], когда решалась судьба сподвижников Катилины.

Остальные проходили в куда более спокойной обстановке.

- Как думаете, что Тавр так хочет обсудить? – спросил Бальб, выдергивая его из воспоминаний.

Ему ответил Пизон:

- У нас нет консулов, осталась всего пара преторов, а на юге сидит мятежник, готовый в любой момент ударить. Дай угадаю. Наверное… - он потер подбородок в притворной задумчивости, - Цены на зерно. Точно, их.

Гай прыснул в кулак, а Бальб хмыкнул:

- Да кто его разберет. Может и цены на зерно.

Пизон покачал головой, а затем встрепенулся, когда Гай ткнул его локтем в бок и указал на просвет между людьми, из-за которого виднелся храм.

Ликторы Тавра, что оттискивали толпу от дверей, без вопросов пустили их вовнутрь. Оживление снаружи создавало ощущение, что и внутри яблоку негде было упасть – но оно было ошибочным. Больше половины мест пустовали. Многие из тех отцов-сенаторовв, что все же решились прийти, разбились по кучкам и настороженно переговаривались между собой.

Но и это был прогресс. Если бы они совсем ничего не делали все эти дни, на заседание едва удалось бы заманить и сотню человек.

Губы сами по себе растянулись в улыбке. Все снова было нормально. Все снова было так, как и должно было быть.

Они не успели отойти от входа далеко. Стоило первому из сенаторов обратить на них внимание, зал словно очнулся ото сна – и уличное столпотворение повторилось. Отцы-сенаторы жаждали узнать все из первых уст, и, к тому моменту как с бесконечными разговорами было покончено, в горле словно поселилась стая кошек, непрерывно точащих когти.

Люди продолжали прибывать тонкой струйкой, и разговоры повторялись по кругу – малозначимые и важные, увлекательные и вызывающие зевоту. Знакомых лиц среди присутствующих было куда меньше, чем Гай надеялся, но куда больше, чем он опасался. Последние годы, какими бы беспокойными они ни были, не успели децемировать[4] всех.

Они заняли места во втором ряду, сразу за Публием Сульпицием Руфом. Знакомый Гаю еще с Галлии, тот успел в прошлом году побывать в должности цензора, и теперь выглядел настолько важно, что мог заткнуть за пояс даже известного напыщенного индюка Цицерона.

Руф обернулся и приветственно помахал им рукой, несмотря на то что они говорили всего каких-то несколько минут назад.

Гай бросил быстрый взгляд в центр зала. Созвавший заседание Тавр все еще нарезал нервные круги вокруг курульных кресел. Времени должно было хватить на то, чтобы переброситься с Руфом парой слов.

Постучав Руфа по плечу, Гай привлек его внимание и заставил снова обернуться назад.

- Послушай, а что у нас с коллегией понтификов? Я что-то никого кроме тебя не заметил.

- Да то же, что и со всеми, - саркастично хмыкнул Руф в ответ, - Кто в бегах, кто на войне, кто на островах пересиживает. Если половина наберется, за счастье будет. Кроме того, ну ты же в курсе про Лепида.

Едва подавив грустную усмешку, Гай серьезно кивнул. Руф просто не мог представить себе, насколько он был в курсе про Лепида.

- А тебе… - начал было Руф, но спустя мгновение его лицо просветлело, - А, я понял. Завещание аннулировать хочешь.

- Ты просто читаешь мои мысли, - фыркнул Гай.

Руф развел руками и собирался было что-то сказать, но двери храма с грохотом захлопнулись, заглушив его слова. Тавр перестал мельтешить вокруг кресел и со знанием дела рявкнул:

- Тихо! – во всю мощь легких.

Повисла звенящая тишина. Отцы-сенаторы не знали как реагировать на такую наглость какого-то там “нового человека”, поэтому просто молчали, медленно багровея от ярости.

Тавр словно этого и ждал. Как ни в чем ни бывало, он обвел собравшихся взглядом, и начал:

- Спасибо, отцы-сенаторы. Сегодня я бы хотел вынести на ваше рассмотрение вопрос, не терпящий никаких отлагательств. Думаю, вы догадывались какой именно, но вынужден сообщить вам, что не далее, чем вчера, мне стало известно о проблеме куда более срочной и неотложной, чем необходимость избрания консулов.

Расслабившийся было Гай тут же напрягся. Обернувшийся Руф смерил его растерянным взглядом – в ответ он только пожал плечами.

По залу пронеслись обеспокоенные шепотки.

- Новости об обезглавленном состоянии Республики вселили смелость в наших врагов – и они нашли в своих трусливых душонках достаточно отваги для того, чтобы нанести удар. Исподтишка, тогда, когда мы не можем обрушиться на них со всей мощью и скоростью в связи с внутренними распрями.

Возмущенный крик перебил его речь:

- Хватит тянуть кота за яйца! – Котта поднялся со своего места в другом конце зала, - Я от старости помру быстрее, чем ты дойдешь до сути, - по залу пронеслись смешки, и кто-то недалеко от Гая насмешливо сказал: “Ну, это совсем недолго ждать осталось”, - Что случилось?

- Квинт Лабиен уничтожил армию Луция Децидия Саксы, - отрезал Тавр, - Мы полностью потеряли контроль над Сирией – и, пока мы с вами говорим, квириты, ее разоряет сын царя царей Пакор, а Лабиен наслаждается победой и примеривается к Киликии и Малой Азии.

Зал затих. Гай переглянулся с Бальбом, и тот развел руками:

- В Македонии сейчас проконсулом сидит Луций Марций Цензорин, но он ничего мне не писал.

- Тогда тут только два варианта. Или он сам еще не знает, или ему уже не до того, - мрачно резюмировал Гай.

Возобновление конфликта на восточных границах было только вопросом времени – но сейчас время было совсем уж неподходящим.

- А что сам Сакса? – крикнул кто-то сзади.

- Убит, - парировал Тавр, - Ко мне вчера прибыла делегация из Киликии, и я бы хотел, чтобы вы, отцы-сенаторы, заслушали их, дабы убедиться в правдивости моих слов.

Робкие возражения быстро затихли. Ликторы Тавра завели в сенат несколько человек в траурных одеждах. Их полная мольбы и ужаса речь растянулась надолго, и с каждым их словом атмосфера в храме словно тускнела на глазах.

Если верить им, Лабиен захватывал один город за другим. Не имея сил к обороне, большинство сдавалось без боя, а те же, кто решил сопротивляться, очень горько об этом жалели потом. Они преувеличивали, вне всяких сомнений, но даже если отнять все риторические преувеличения, ситуация выглядела… Печальной, если не сказать большего.

Стоило посланникам закончить свою речь, с задних рядов раздалось возмущенное:

- Квириты, а какое нам вообще до них дело? Восток отошел к Антонию. Киликия и Сирия – его проблема. Тавр, зачем ты их сюда притащил?!

Согласный гул слабыми, но все равно заметными волнами пронесся по залу. Гай нахмурился. Подобные заявления звучали и раньше, но тогда они получали куда меньше поддержки. Сейчас раскол пролегал еще глубже.

- Хочу обратно в Галлию… - шепотом простонал Бальб.

- Будет тебе Галлия, - хмыкнул Гай. Бальб перевел на него недоуменный взгляд, - Только пустынная и на востоке. У меня есть план.

- Ты… - Бальб ошарашенно оглянулся, - Ты хочешь, чтобы…

- Погоди, увидишь, - коварно усмехнулся Гай.

Если и существовал какой-то способ склеить этот разлом в обществе – так это война с общим врагом. Сам того не осознавая, в порыве своей слепой ярости и ненависти, Лабиен создал прекрасный предлог.

- Тишина! – снова рявкнул Тавр.

Ликторы проводили посланников прочь из храма, и когда дверь за ними захлопнулась, Тавр все-таки сел в одно из пустующих курульных кресел.

- Слово предоставляется… - его взгляд скользил по залу, выискивая присутствующих цензориев, - Луцию Аврелию Котте.

Котта энергично подскочил со своего места напротив, так, словно только этого и ждал.

- Тавр, погоди. Я правильно тебя понял? Ты предлагаешь обратить наш взор на восток, в то время, когда у нас здесь, в самом сердце Республики, нет ни консулов, ни преторов, кроме тебя и Каниния? Тебе не кажется, что ты путаешь приоритеты? Сперва стоит навести порядок дома, а затем уже ввязываться в очередную войну.

Одобрительный гул смешался с возмущенным, но все-таки первый преобладал. План в голове Гая начинал обретать все более и более четкие контуры, но времени, чтобы его обдумать было предостаточно – Котта только начинал разгоняться, а по протоколу Тавр не мог предоставить ему слово до того, как будут заслушаны все цензории.

Разве что не подпрыгивающий от нетерпения в ожидании своей очереди Руф не давал повода усомниться в том, что дискуссия будет жаркой.

Так и вышло. Обсуждение быстро свернуло в сторону от проблем восточных провинций к выборам консулов-суффектов, и звучащие идеи с каждой итерацией становились все более и более безумными. Когда распалившийся Руф заикнулся о том, чтобы отменить закон Антония, упразднявший диктатуру, Гаю даже пришлось его осадить.

Не понять, на что он намекает, было невозможно – но для новых дырок на Гае просто не оставалось никакого места.

- Слово предоставляется консуляру Гаю Юлию Цезарю, - объявил Тавр, и до того шумный зал погрузился в гробовую тишину.

- Спасибо, Тит Статилий, - Гай поднялся со своего места и, прищурившись, обвел взглядом присутствующих, - Отцы-сенаторы, многое уже было сказано вами о первоочередной необходимости восстановления нормального функционирования государства. Как ярко продемонстрировал приведенный Титом Статилием пример, у нас есть огромное количество врагов, которые только и ожидают удачного момента для нанесения удара, и любое наше промедление только играет им на руку и подогревает их самоуверенность.

Сенаторы неуверенно загудели, не понимая, куда он клонит.

- Однако, представшая перед нами проблема отсутствия высших магистратов не является настолько неразрешимой, как многим из вас показалось, - Гай поднял вверх одну раскрытую ладонь, призывая собравшихся к тишине, - Как всем вам, должно быть, известно, ранее Луций Корнелий Бальб был избран консулом-суффектом на этот год.

- Но он же… - в средних рядах напротив поднялась фигура. Гаю пришлось прикрыть левый глаз для того, чтобы понять, что это был Филипп.

- Проскрибирован? – переспросил Гай, - Я как раз хотел перейти к этому моменту. По достоверно известной мне информации, отцы-сенаторы, все добавления в проскрипционные списки, осуществленные после Перузинской войны, никак не оформлялись Гаем Октавием документально. Закон Педия довольно однозначен в своих определениях, и в нем нигде не упомянута подобная возможность.

Зал взорвался удивленными возгласами. Тавр пытался осадить неожиданно возбудившихся отцов-сенаторов всеми силами, но вернуть тишину больше не представлялось возможным.

Последние указы о расширении проскрипционных списков догорели еще вчера вечером. Гай ходил по тонкому льду, с единственным расчетом на то, что никто из присутствующих не выиграл от них больше, чем проиграл.

И он не прогадал. Отцы-сенаторы удивлялись безалаберности Октавия, радовались за родственников и знакомых, просто расслабленно выдыхали – и никто не поднял голос возмущения за свои новые земельные или денежные приобретения, напрямую связанные с этими указами.

- …нам достаточно сейчас принять один указ – и уже завтра у нас будет консул. А дальше дело техники. Я все сказал.

[1] Главный храм Юпитера в Риме. Находится на Капитолийском Холме, территориально примерно на месте основного здания современного Капитолийского музея.

[2] 59 г. до н.э. Римляне в обиходе “нумеруют” года по именам консулов. Летоисчисление “От основания Города” (AUC) тоже есть, но в обиходе не используется.

[3] 63 г. до н.э.

[4] Децимация – римский тип наказания провинившихся легионеров. Довольно древняя традиция, которая была возрождена Крассом во время восстания Спартака, но больше после этого не применялась ни разу. Вкратце сводится к тому, что весь выбранный легион разделяется на десятки. В каждой десятке легионеры тянут жребий. Того, кому выпала короткая палка, остальные девять обязаны забить насмерть. Обычно применялась к легионам, которые дезертировали с поля боя.