Песнь надежды. Том 6

Глава 192

Отец семейства, крупный вервольф, двигался чуть быстрее своего сына, поэтому и настиг меня быстрее — прыгнул, вытянув лапы, готовый вцепиться ими мне в лицо.

Однако вступать с ним вот так в открытый бой я не собирался. Наоборот, в тот момент, когда он долетел до меня, сделал кувырок назад, попутно ногами запулив его дальше. Встал и с правой лапы просадил его сынку, оставив тому на роже глубокие борозды. Пнул ногой в грудь, отталкивая назад. Тот врезался в дерево позади.

А я резко обернулся и едва успел уклониться от лапы первого вервольфа, зато с ноги ударил ему в челюсть, заставив ту щёлкнуть зубами. Он немного забылся от такого пинка, и следующий удар был ему прямо в горло.

Возможно, я бы и успел его добить, но в этот момент мне на спину набросился Хонт, спасая отца от смерти. Я не свалился, нет, устоял на ногах, после чего просто перебросил его через себя и добавил с ноги, ломая рёбра и отбрасывая в сторону. Он мешком бьётся об ствол несчастного дерева, издав неприятный хруст.

Но стоит мне закончить с одним, как уже подоспевает второй.

Ченс перехватил эстафету — врезался в меня и повалил в снег. Его челюсти сомкнулись прямо на моей руке, готовые её оторвать к чертям. Но я не предпринимал попытки вырваться из его пасти-капкана — наоборот, подался вперёд и своими зубами вцепился ему в нос.

Сучка взвыла, но челюсть не разжала. А я почувствовал, как мои зубы протыкают шкуру, мягкие ткани, потом кости… ломают их, пробиваются в носовые полости…

Ченса надолго не хватило, секунду продержался, прежде чем отпустить мою руку, которая была похожа теперь на мочалку. Не думаю, что у него дела сильно лучше после моего укуса, но по крайней мере он мог продолжать нормально драться.

Я быстро встал, чувствуя, как срастаются ткани обратно. Из-за этого раны жутко чесались, а мне всё больше и больше хотелось кушать. А ведь эта небольшая схватка заняла меньше минуты, так, немного размялись.

Напротив меня опять два вервольфа. И ведь им даже побеждать меня не надо. Достаточно вот так атаковать, пока не выдохнусь. Сейчас я держался лишь благодаря своему обращению и подготовке. Ни один, ни другой толком драться не умели, и их нападки напоминали нападки собак, которые хотят тебя лишь куснуть, однако стая и медведя свалит. Но тем лучше мне.

Они вновь бросились на меня одновременно.

Суки, убью обоих.

Я бросился навстречу, чувствуя, как тело буквально разрывает от ненависти и безумия. Становится так больно, будто теперь само тело мне маленькое. А ещё чешутся мышцы, будто просят размяться.

Первого встречаю прямо с удара в морду, ловко уйдя в сторону, и он делает сальто в воздухе, после чего падает, подняв облако снега. Во второго врезаюсь и тащу перед собой, терпя, когда его лапы разрывают мне бока. Припечатываю его к дереву, добавляю с локтя прямо в челюсть. Раз, другой, пока сука не успокаивается под хруст челюсти и не падает на колени лап. И я добавляю с ноги, припечатывая его череп прямо в ствол. Но у меня теперь не нога, это теперь лапа — ботинок слетел и где-то потерялся, а штаны рвутся по швам.

Хотя какое мне дело…

Удар ногой в голову, второй удар, третий, пытаясь впечатать её в дерево, оборачиваюсь и закрываюсь, когда когти, словно лезвия, дербанят обе руки, перерезая мышцы. Удерживаю сразу несколько ударов и сам выхожу на атаку. Тяжёлый удар справа он закрывает, но тут же получает под дых. А потом я вовсе бросаюсь и пытаюсь откусить от него кусочек.

Мои челюсти щёлкают в сантиметрах от его плоти, когда в меня врезается хуесос на подсосе. Вновь кубарем катимся по снегу, после чего я отбросил его. Не успеваю встать и получаю сам так, что улетаю. И тут же получаю от второго.

Меня пинают как игрушку по очереди, словно войдя в такт, после чего набрасываются, пытаясь сожрать. Прикрываю шею плечом, второй цепляется в руку, и они начинают тянуть, дёргая зубами в разные стороны. Я слышу, как рвутся мышцы и связки, глаза слепит болью…

И я бью по яйцам одного из них.

Капкан зубов сразу отпускает, и я выгрызаюсь во второго, отвоёвывая свободу. Не задумываясь, рву его на части, тряся головой и отрывая от него клочья. Вервольф сдаётся, отпускает, отпрыгивая от меня, и я вновь свободен.

Но сознание… оно превратилось в какую-то помесь разнообразных красок. Они будто смешиваются, как бензин в воде, и боль лишь ухудшает состояние. Потому что боль повсюду. И голод. Он толкает меня смотреть теперь на них не как на врагов, но как на добычу, мою законную добычу, которую надо сожрать. Я хочу впиться в них зубами, отомстить, порвать их всех. Сожрать. Я хочу жрать, чесать зубы об их кости. Точить когти об их рожи.

Тело восстанавливалось, чесалось до жути, но восстанавливалось. Больно так, что хочется выть, и мне кажется, что я стал немного выше и тело словно… немного мохнатее.

Вервольфы кружат вокруг меня, пытаясь сами восстановиться, хотя одному-то что, он только по яйцам получил…

На него я и бросаюсь, не дождавшись, когда всё хотя бы немного срастётся. Мне и одной лапы хватит. Вервольф пытается увернуться от меня, но всё равно получает с ноги. Немного пошатнулся и получил уже со здоровой лапы. Но не кулаком — лапой, ладонью от души, будто пощёчину влепил. Когти раздирают кожу, разбрызгивая кровь, которая здесь повсюду.

Меня опять сбрасывают в сторону, и я вновь бросаюсь, пытаясь хоть кого-то достать зубами, но они как-то ловко каждый раз уходят в последний момент, и это меня выводит из себя. Кажется, что я уже и не чувствую тела — оно всё горит, вся кожа будто лопается и жжётся, застилая сознание болью. Я бросаюсь опять на них, пытаюсь достать хоть кого-то, хочу попробовать их на зубок, но получаю по морде.

Вервольфы отступают. Отходят назад, будто утягивая меня… и я останавливаюсь.

Я знаю, чего вы хотите, суки.

Единственная здравая мысль наконец посещает мою голову, в которой, кроме голода и ярости, ничего не осталось. Ведь… я чувствую духи.

Развернувшись, я бросился в лес. Теперь уже я чувствую запахи куда лучше и буквально могу сказать, как далеко моя добыча и как давно она здесь была. И я не бегу, я скачу на всех четырёх лапах во весь опор. Куда там этим ублюдкам до меня, которые и драться даже толком не умеют. Привыкли там слуг и слабых пиздить, а как встретить достойного противника…

Я слышал, как они бегут за мной, как и знал, что они догадались, но… все мысли вытеснял раж. Вытесняла охота. Очень скоро я доберусь до своей законной добычи и сожру на их глазах, как они это сделали с моими. Я сожру их и буду ждать, пока эти щенки бросятся на меня.

Я быстро ухожу, не совсем понимая, что весь изодран. Многих ран я даже и не заметил, а потрепали меня, оказывается, так, что будто под тёрку попал. А ведь мне казалось, что это только я их бил. Боль притупливается? Хотя какая разница…

Я несусь на всех четырёх лапах, словно ищейка, чётко беря след. Они бегут за мной, они знают, что я ищу. Кого-то ищу. И, возможно, понимают, что меня немного сдвинуло по фазе.

Я хочу порвать их суку, разорвать её к хуям, воткнуть зубы и дербанить её безвольную тушку, наблюдая, как она дёргается, как кукла. Мне не хватит времени насладиться её болью, но откусить немного я точно успею, будто сдирать с неё мясо, пока блядь будет ещё жива, чтобы слышать, как она визжит от боли, визжит, беспомощно пытаясь что-то сделать. Я сожру её пальцы на её же глазах. И не трону лицо, я хочу, чтобы она наблюдала за всем этим.

Я несусь во весь опор до тех пор, пока следы не разделяются. Эти… суки разделились?

Я чувствую кровь и чувствую духи. Мозг говорит добить садиста, но желание берёт верх, и я мчусь на духи. Я хочу извести их сучку, разорвать её на части и обглодать все её кости. Хочу замучить её, чтобы она сдохла от боли. Решила спасти сынка-садиста? Пусть так, тогда за это и расплатишься.

Чтобы увести их немного в сторону, я не иду ни влево, ни вправо — иду прямо, немного углубляюсь в лес, где натыкаюсь на ручей. Здесь гуляет ветер, журчит вода, и я буквально ныряю в неё. Холод меня не трогает, не причиняет беспокойства, и я немного смываю с себя кровь, сбивая запах, после чего иду с подветренной стороны, чтобы мой запах унесло в сторону. Врываюсь в какую-то рощу, где очень пахнет елью и шишками, после чего вновь беру курс на их женщину.

Я не чувствую усталости и слабости, но вот голод и желание рвать меня убивает.

И наконец я чувствую шум. Слышу шаги, слышу шорох снега и…

Запах вервольфа. Не повелись на мою уловку? Ничего, убью вас и убью потом её, чтобы она наблюдала не только за своим телом, но и за вашими трупами.

Ветер дует мне навстречу, поэтому меня обнаружили заметно позже, чем я их. Вервольф и женщина — он словно её провожал. Но не на того напали, суки…

Я врезался в вервольфа, снеся его с ног, и мы кубарем покатились по снегу, кусаясь и царапаясь. Но он изловчился и отбросил меня в сторону. Я отлетел, вскочил, и в меня врезались. Он вновь пытается достать мою шею, но я до последнего упираюсь. А потом неожиданно кусаю его за щёку, срывая её нахрен.

Он визжит, и это даёт мне его сбросить. Бросаюсь на него, но тоже не могу его достать зубами. И тогда вместо этого мои зубы смыкаются на его кисти. Ладонь, пальцы — всё это перемалывается одним укусом, оставляя за собой кровавую кашу и обломки костей. Вервольф взвыл, дёрнулся ко мне, чтобы куснуться, и моя челюсть сошлась на его носе.

Я вырвал ему абсолютно весь нос вместе с плотью и кожей. Теперь вместо волчьего носа у него виднелась белоснежная носовая кость черепа, слегка запачканная кровью, зубы, дёсны и дырки от носа.

Вервольф взвыл, попытался отпрыгнуть и слишком сильно задрал голову.

Я был уже рядом, челюсти сомкнулись на его шее, и я одним рывком головы вырвал ему половину глотки.

Минус один.

Сейчас будет минус два.

Я обернулся к женщине, которая стояла с открытым ртом, не в силах даже закричать. В немом крике с выпученными глазами смотрела, как падает труп её то ли сына, то ли отца, не в силах отвести взгляда, после чего посмотрела на меня…

И это было словно сигналом.

Я просто бросился на неё.

Весь мир померк, стал нереальным и призрачным. Но ярость и ненависть, они настоящие. Голод настоящий. Голод требует его утолить.

Я хочу разорвать её, хочу разорвать, разорвать, разорвать на части. Сожрать её, она лёгкая добыча. И я хочу, чтобы она мучалась. Эта настойчивая мысль не даёт мне одним ударом убить её.

Женщина подо мной. Визжит, кричит то ли от боли, то ли от ярости, но я заставляю её кричать именно от боли, когда мои зубы отщёлкивают ей пальцы на руке. Один удар по груди, и когти сдирают с неё не только часть одежды, но и кожу с мясом. Обнажается одна из аккуратных красивых грудей, брызжет кровь, она визжит громче. Визжит, как скот на бойне.

Хватаю руку и сдираю зубами мясо и кости на её глазах, проглатываю, отгрызаю одним щелчком пальцы. Словно шашлык с вертела. Она пытается отопнуться и уползти, и вот моя челюсть смыкается на её заднице и вырывает её. Отгрызаю ляжку, вырывая шматья, пока зубы не чиркают по кости, после чего втыкаю в неё руку и выдёргиваю все её кишки к чёртовой матери через задний проход.

Она визжит, надрывается, хрипит, но ещё жива. Я ударом переворачиваю и, пока она не померла, вгрызаюсь во вторую руку и ломаю кость, отгрызая её. А потом начинаю дербанить её тело, разрывать его когтями, разбрызгивая кровь. Женщина затихает, но глаза ещё полны ужаса и понимания, и я смыкаю челюсть на её лице, срывая кожу и мышцы, оставляя голый череп.

Он словно улыбается, смеётся надо мной, плюёт в меня, и я реву, после чего смыкаю зубы на её горле и вырываю его, втыкаю когти в грудную клетку и раскрываю её, как сундучок. Оттуда идёт пар, как от горячей еды.

Я ненавижу. Ненавижу настолько, что сожру.

Всё сплетается вместе. Всё становится обрывками голода и ярости, с которой я разделываю тушу. Сколько я здесь дербанил её? Сколько… Нет, я уже ел. Её грудная клетка вскрыта, но там пусто, а от живота остался только тонкий позвоночник, соединяющий таз и грудную клетку. И я отгрыз обе руки, остались только кости. Головы нет, она лежит рядом и скалится ухмылкой черепа. Только длинные волосы остались.

А ещё я здесь не один.

Ещё один вервольф, стоящий между деревьев и смотрящий на меня. Мой противник и ещё один охотник. Он смотрит на меня и смотрит на тело. Он голоден до крови, и я чувствую это. Для него подобное не впервые.

Матёрый.

Охотник тяжело дышит и… я знаю, почему сделал это. Я хотел его немного позлить.

Поэтому, чтобы закончить начатое, беру за волосы голову тушки, встаю и бросаю. Та пролетает тот десяток метров между нами, падает в снег прямо к его ногам.

Вервольф видит её, смотрит на меня, и его глаза наливаются кровью. Кровью, похожей на ту, которой запачкан мой мех.

Иди сюда…

Он ревёт, задрав голову и разведя лапы в стороны, так, что вибрируют глаза. Вервольф словно стал больше.

Я реву в ответ так же надрывно. Пусть я не настолько большой, но очень злой. Очень злой и очень голодный. А ещё я умею убивать.

Мы срываемся одновременно друг к другу и встречаемся посередине, обмениваясь ударами. От них трещат кости. Когти рвут шкуру и мышцы. Он делает захват и бросает меня на землю. Однако я изворачиваюсь и пинаю его обеими ногами, отталкивая. Вскакиваю и несусь ему навстречу…

Пропускаю мимо в последний момент и бью вдогонку локтём, делаю подсечку и роняю на землю. Отскакиваю, наблюдая за тем, как встаёт. И, когда вижу момент, нападаю, вгрызаясь в плоть. В меня тоже вгрызаются, и мы кубарем катимся.

Врезаемся в дерево, отпинывают уже меня, и я улетаю, вскакиваю и прыгаю на него. Мы сталкиваемся в воздухе и падаем на снег, крутимся и вертимся, кусаясь и ревя, дербаня друг друга когтями. Я изловчился и выбрался, отпрыгнув подальше.

Вервольф напротив встаёт медленно, как хозяин этого места. Но здесь не может быть двух хозяев.

И мы срываемся друг на друга.

Инстинкты, они словно дорожка, которая подсказывает, что делать. Как будто я уже знаю, что делать. И я это делаю.

Резко ухожу в сторону от удара и… получаю от другой лапы, который обдирает мне половину рожи. Но он подставился — не успевает отвести её, и я бросаюсь вперёд, челюсть смыкается на локтевом суставе, и хрусть — нет сустава. Мне отгрызают ухо, и я, воя, отпрыгиваю. Вервольф теперь не так смел, а я не так хорошо всё вижу одним глазом.

Теперь я бросаюсь на него.

Он пытается ударить меня, но резко приседаю и проскальзываю под его лапой, ударом своих когтей перерезая связки под его коленом. Оказываюсь за его спиной, набрасываюсь сзади и начинаю вырывать челюсть. Тяну нижнюю вправо, когда верхнюю оттягиваю влево. Он воет, крутится, бьёт меня лапой и катается по земле, однако я крепко уцепился и не успокаиваюсь, пока не слышу сначала щелчок, а потом и хруст.

Дёргаю её на себя и вырываю с мясом, с сухожилиями, рву мягкие ткани. Чувствую, как они лопаются, как отрываются от костей, пока не выдёргиваю её из черепа.

Отпрыгиваю со своим трофеем от него.

Вервольф ранен, вервольф качается, хлещет кровь оттуда, где должна была быть нижняя челюсть, язык висит, словно верёвка. Он не опасен, он ничего не сможет мне сделать. В этом лесу может быть только один хозяин.

Я подскакиваю и втыкаю его же челюсть ему в глотку. Удар, и вгоняю её глубже. Валю его на землю, пока когти входят в его глазницы, и, пока он орёт, тяну их на себя. Тяну, пока не вырываю верхнюю часть черепа, оголяя его мозг.

И мои челюсти сходятся на нём.

Вокруг становится тихо. Пахнет кровью. Я чувствую её отовсюду. И я чувствую азарт, чувствую голод и желание ещё поохотиться. Я чувствую, что хочу вырывать эти мягкие ручонки из мразей, разгрызать их черепа, ломать кости.

Я хочу охотиться.

И я слышу шум. Шум где-то там, за лесом, хлопки. Они далеко, но я спокойно доберусь до них. Это добыча, нестрашная и очень податливая добыча, которую можно рвать. Я хочу рвать её, хочу чувствовать, как рву их плоть. Я ненавижу…

Реву, словно выпуская всю накопившуюся внутри энергию, выпуская всё своё возбуждение, после чего срываюсь галопом в лес. Охота не ждёт.