Мой отец не придавал особого значения всякого рода справкам, документам, официальным бумагам. И зря. Это ему всегда вредило…
Мои родители сначала сыграли свадьбу — зарегистрировать свой брак они решили потом, когда до моего рождения оставалось месяцев шесть-семь. Почему так долго тянул отец с официальной церемонией, не знаю. Он тянул бы еще больше, но я невольно напомнил о том, что он все-таки женат.
В загсе, куда мои родители пришли, чтобы получить свидетельство о браке, толстяк, сидевший за столом, долго поверх очков разглядывал мою мать, а потом отца. Узнав, зачем они явились, он спокойно спросил у отца:
— У тебя есть с собой справка, что ты не женат?
— Как так не женат? — изумился отец. — Вот рядом со мной стоит моя жена.
— Я тебя не об этом спрашиваю. Может быть, ты, уже имея одну жену, женишься опять. И такое бывает…
— Нет, нет, клянусь, никогда я до этого не женился ни разу!
— Вот и представь справку, подтверждающую это.
— Да где же я ее возьму? — Отец на самом деле не знал, где дают такие справки.
— В сельсовете возьми. Без справки регистрировать не буду.
Что делать, нужно идти за справкой…
— Биболет, скорее давай мне справку, что я не женат, — с порога попросил мой отец председателя сельсовета.
— Ай, дорогой, за такой справкой дело не станет, — решив, что отец шутит, председатель и сам настроился на шутливый лад. Но, узнав, что дело нешуточное, тут же пошел на попятную.
— Как же это ты не женат? Мы все повеселились на твоей свадьбе, пели, танцевали… Аллах тебя знает, наверное, какая-нибудь красавица улыбнулась тебе и ты хочешь что-то там сообразить? А?
— Ничего я не хочу соображать, понимаешь, загс без справки…
— Знать ничего не желаю, — отрезал председатель. — И не приставай ко мне с этой дурацкой просьбой. Я на твоей свадьбе был и никаких справок, что ты холостой, давать не стану!
…Мне было все равно — есть справка, нет справки, пришло время, я родился. Хоть совсем маленький, но я уже числился среди мужчин, живущих на земле. Кто знает? Может быть, я именно тот, кто полетит на Марс? Наверное, так думал мой отец и нехотя направился в загс.
Не знаю, что пережил мой отец, открыв печально знакомые двери. Он никогда не рассказывал об этом, а только сжимал кулаки и поскрипывал зубами, если речь заходила о загсе.
За столом сидел все тот же толстяк!
По привычке, не поднимая головы, глядя поверх очков, он спросил отца, что ему нужно.
— Сын у меня родился, — предчувствуя недоброе, сказал отец. — Батыром назвали. Хочу получить свидетельство о рождении.
— Давай справку, что у тебя родился сын.
— Где ж я ее возьму?
— В роддоме возьми.
— Не успел я жену в роддом отвезти, дома сын родился.
— Ну, я в этом не разбираюсь — в доме, в роддоме, мне нужна только справка. Без справки свидетельства не дам.
— Почему всякий раз какая-нибудь справка стоит поперек дороги? — ворчал отец, выходя из загса. — Будь он трижды неладен, выдумавший справки. Шагу без них ступить невозможно!
Однако делать нечего, нужно идти к врачу. Но врач в роддоме сказал коротко:
— Твой сын родился не здесь, не имею я права дать тебе справку.
— Хоть и не здесь, — попытался возразить мой отец, — но у меня все-таки родился сын! И о том, что он родился, мне нужна…
— Неужели ты не понимаешь, — поморщился врач. — Не имею я права, не имею!
Что ж, все верно сказал врач. Не имеет права. А справка все-таки нужна. И тогда…
— Вот справка, — сказал отец, войдя в загс. — Самая лучшая справка. — С этими словами он положил перед толстяком меня.
Толстяк глянул на орущий сверток и заявил:
— Можешь принести хоть десять детей. Можешь привести хоть сотню свидетелей. Без справки ничего не могу сделать.
…Да, если бы через несколько лет в загс вместо этого упрямого толстяка не пришла молоденькая, отзывчивая девушка, вполне возможно, что мой отец до сих пор так бы и не был официально женат, мать не вышла бы замуж, а вы бы не знали ни моего имени, ни отчества, ни фамилии. Но новая работница загса не требовала справок, и мой отец в конце концов получил нужные документы. В одном из них было написано: «Гражданин Пшипий Батыр Зафесович родился 16 августа 1946 года…», в другом «Гражданин Пшипий Зафес Пшимафович и гражданка Тлепцукова Хариет Нашховна вступили в брак 1 октября 1953 года…»
После этой истории прошло много лет. Я вырос, окончил школу и ушел служить в армию. Однажды получил от отца письмо, в котором он писал, что райсобес требует справку о том, что я нахожусь на действительной службе.
С полученной справкой отец отправился в райсобес и — о ужас! — увидел за столом начальника того самого толстяка из загса…
Отец хотел повернуться и уйти, но… Дело требовало, чтобы справка находилась в райсобесе.
— Мне говорили, что вам требуется бумага о том, что мой мальчик служит в армии. Вот она. — Отец протянул толстяку справку.
Толстяк привычно глянул на отца из-под очков, взял справку, самым тщательным образом осмотрел ее, прочел, долго рассматривал круглую печать. Видимо, его очень огорчило, Что справка составлена по всей форме.
— Гм, — хмыкнул он, в третий раз перечитывая ее. — А ты можешь представить доказательство, что эта справка выдана именно твоему сыну?
Отец молча вынул свидетельство о браке и мое свидетельство о рождении.
Толстяк долго изучал их, а потом сурово сказал:
— Меня не проведешь! Это как же получается, а? Ты женился в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году, а тот, которому выдали справку, что он служит в армии, и которого ты пытаешься выдать за своего сына, родился на семь лет раньше, в тысяча девятьсот сорок шестом?
— Вот как это получилось, — начал было мой отец, но толстяк перебил его:
— Нет у меня времени выслушивать твои сказки! Неси документ, удостоверяющий, что солдат Батыр Пшипий твой сын.
Наученный горьким опытом, отец отправился в сельсовет.
— Биболет, — упавшим голосом попросил отец председателя. — Дай-ка мне справку, что мой сын Батыр действительно мой сын.
— А разве у тебя нет свидетельства о браке и свидетельства о рождении сына? — удивился Биболет.
— Вот они, — показал документы отец. — Но этого мало. Еще нужна справка, что я, Зафес, отец Батыра, а Батыр, соответственно, мой родной сын.
Председатель сочувственно посмотрел на отца, покачал головой, предложил воды. Потом махнул рукой и, позвав секретаршу, дал ей указание:
— В соответствии с этими документами, — он протянул оба свидетельства, — составь справку о том, что Батыр действительно является сыном нашего бедного Зафеса…
Через несколько минут отец держал в руках справку, где было написано так: «Гражданин Пшипий Зафес Пшимафович и гражданка Тлепцукова Хариет Нашховна вступили в брак в 1953 году, после чего у них в 1946 году родился сын Пшипий Батыр Зафесович. Справкой подтверждается, что он действительно сын Зафеса…»
Председатель сельсовета, не читая, поставил на справку круглую печать, отдал документ отцу и спросил:
— Зафес, а зачем тебе такая справка?
— В райсобес отнесу. Там придрались ко мне, что по документам выходит, будто бы мой сын родился до моей женитьбы. Подняли, понимаешь, шум из-за ничего…
Зачем отец это сказал? Известно, что длинный язык приносит человеку несчастье.
Слова отца внесли в душу председателя сомнение.
— А ну, дай-ка мне взглянуть на справку и документы. — Председатель прочитал справку и мигом изорвал ее в клочья. — Под монастырь меня подвести хочешь с такой справкой, да?
— Но ты же знаешь, как это все получилось, — начал отец, но Биболет только замахал руками.
— Нет, не могу я тебе дать справку, что Батыр твой сын!
А ведь мой отец и Биболет давние приятели. Биболет частенько заглядывал к нам в гости, играл со мной. Отец попытался напомнить ему об этом:
— Разве ты забыл, как говорил моему сыну: «Батыр, давай поборемся, я узнаю, настоящий ли ты батыр?» Разве ты забыл, что у меня всего один сын?
— Нет, отлично помню. Очень хорошо знаю, что Батыр, славный парень, именно твой сын, но не могу я этого подтвердить на бумаге. Не положено по закону. А если проверка будет? А если спросят: «На каком это основании ты выдал такую странную бумагу?» Не-е-ет, и не проси больше…
С того времени мой отец понял, какое всемогущее значение имеют бумаги. Теперь он без справки не делает и шагу. Просит его бригадир посторожить ток, отец требует документ. Наколет дров — пристает к матери: «Пиши справку». Много у него накопилось разных справок. Но до сих пор отец не может получить одну, удостоверяющую, что у него есть сын и этот сын — именно я. Никто не хочет подтвердить это. А я? Я не могу.
Ведь я не справка, а всего-навсего человек.
В жизни не встречал я таких похожих друг на друга людей, как Хату Малишев и Пазад Шогетеджев. Правда, схожи они не лицом, не ростом, не фигурами, а своими характерами.
Заходит однажды Хату ко мне и говорит:
— Валлахи, как я рад за тебя, Лаукан! Говорят, ты получил прекрасную квартиру, — и крепко жмет мне руку.
Я посмотрел на него с изумлением. «Какую квартиру я получил, кто мне ее дал?» — хотел было я спросить Хату, но он опередил меня:
— Встречаю сейчас на улице Шумафа Захачокова, — он-то мне все и рассказал. Втихомолку действуешь, хитрюга ты этакий, от своих друзей скрываешь, боишься, наверное, что они потребуют с тебя бутылочку-другую, а?
Я догадался, что Шумаф, наш бухгалтер, отколол обычную для него шуточку. Он хорошо изучил Хату и Пазада и частенько их разыгрывает.
— Да, это правда, — без тени улыбки сказал я, решив поддержать шутку Шумафа. — Мне предоставили четырехкомнатную квартиру в центре города. Комнаты просторные, третий этаж, два балкона, окна на солнечную сторону…
— Непросто получить такие хоромы. И как же ты сумел провернуть это дело?! — заерзал на стуле Хату.
— С деньгами можно все. — Я знаю, что Хату устроит такое объяснение. — Но об этом, разумеется, никому ни слова. Ты мой старый друг, я тебе доверяю. Но если об этом кто-то узнает… (Я-то знаю, что он не смолчит. Тут же раззвонит на весь свет. Никакой дружбы между нами нет, никогда я бы не подумал делиться с ним секретами. Просто, когда он заходит ко мне, я угощаю Хату стаканчиком вина, вот он и считает, что мы закадычные друзья.)
— Не сомневайся, — ударил себя в грудь Хату. — Считай, что сказанное тобой за семью замками.
— Знаю, поэтому и рассказал все только тебе, никто еще ничего не знает. Даже жена, — продолжал я разыгрывать Хату.
— А ведь и эта квартира ничего, я с удовольствием бы переехал сюда. Интересно, кому она достанется? — серьезно спросил Хату.
— Дело решенное, — так же серьезно ответил я. — Насчет моей теперешней квартиры я уже договорился с Пазадом Шогетеджевым. Что ни говори, а у него двое детей, и ты сам знаешь, в каких он условиях живет…
— У Пазада двухкомнатная квартира, и у меня тоже, — заволновался Хату, — у него двое детей, и у меня тоже. И притом у него два мальчика, а у меня сын и дочь. Я больше прав имею получить эту квартиру! Как же ты об этом не подумал? А еще старинный друг…
— Твоя правда, ты, конечно, больше имеешь прав, чем Пазад, но он — ума не приложу, откуда обо всем узнал — пришел ко мне и стал уговаривать, чтобы я посодействовал в получении квартиры. Пожалел я его. Ну, намекнул еще насчет небольшой суммы…
Тут я прервал свой рассказ, желая посмотреть, как отреагирует Хату на такие слова.
— Ах, он старый хитрец! Представляешь, мы сегодня встретились, и он ни слова об этом мне не сказал! — удивился Хату. — Я же должен был догадаться, когда он, как кот, щуря глаза, сказал мне вчера: «При твоем «мужестве» ничего не добьешься…» И много он тебе обещал?
— Да так, мелочь. Тысячу рублей. Правда, чтобы получить за выездом мою квартиру, другой предложил бы больше, но я пожалел Пазада, он так просил, умолял, чуть не плакал…
— И откуда взял старый греховодник столько денег? — изумился Хату. — Вечно жалуется на бедность. Когда мы, друзья-приятели, собираемся скинуться по рублику, у него такой вид, словно в кармане у него сидит змея.
— Именно у таких скупцов, как он, всегда есть деньги, — подлил я масла в огонь.
— Валлахи, Лаукан, если бы ты мне раньше сказал, я дал бы больше.
— Сожалею, не знал.
— А сейчас ничего нельзя сделать? — вкрадчиво спрашивает Хату. — Я ведь в долгу не останусь, сам знаешь.
— Нет, теперь вряд ли. Пообещал человеку. Неудобно как-то заявлять ему, что передумал…
— При его нечистой совести здесь ничего неудобного нет, — перебил меня Хату.
— Я не его имею в виду. Мне самому будет неловко.
— Тоже правда, — согласился Хату. И тут же добавил: — С этим бессовестным человеком можно поступать как угодно.
— Так-то оно так, — делаю вид, что согласен с ним. — Но все же ты не обижайся, я считаю такой поступок недостойным мужчины…
Когда Хату уходил, я снова предупредил его, чтобы он не проговорился насчет моей «новой квартиры». Он молча ударил себя в грудь.
А не прошло и часа, как прибежал Пазад.
— Эй, счастливец, ты что же утаиваешь от нас, что получил новую квартиру, не зовешь обмывать? — выпалил он с порога. — Поздравляю, поздравляю!
— Ничего я не утаиваю, просто жду, пока переедем, — ответил я, соображая, кого он встретил — Шумафа или Хату.
— А я только что об этом узнал, встретил на улице Захачокова Шумафа, — объяснил Пазад: — Хорошо, хорошо, просто трудно передать словами, как я рад за тебя. И как только тебе удалось такое дело провернуть?!
— Неужто не понимаешь? С деньгами любое дело по плечу.
— Это правда, это правда! — согласился со мной Пазад. — В наше время надо иметь или много денег, или влиятельного друга. Без этого не то что хорошую квартиру — приличную рубашку не достанешь. А твоя квартира еще в порядке. Кому же, интересно, ее передадут?
Оказывается, Пазада тоже беспокоит судьба моей квартиры.
— Вот что, Лаукан, у тебя много влиятельных друзей, может, замолвишь словечко?
— Ты о чем? — спросил я, сделав вид, что не понимаю, к чему он клонит.
— Если бы ты добился, чтобы твою старую квартиру передали мне, я бы никогда не забыл о таком поступке.
— Вообще-то можно, но сам понимаешь… — прозрачно намекнул я.
— Если я дам тебе примерно тысячу, этого хватит?
— Мало.
— Ну, добавлю еще двести рублей.
— Маловато.
— Больше, пожалуй, не смогу. У тебя же только на одну комнату больше, неужели за одну комнату не хватит тысячи двухсот рублей?
— Я же говорю — маловато. Да, собственно, что мы торгуемся? Я уже договорился.
— С кем же?
— Да вот недавно заходил ко мне Хату Малишев и уговорил попросить за него. Обещал немалые деньги. И я его обнадежил.
— И сколько тебе обещал этот старый аист?
— Он тоже дает не меньше, чем ты.
— Нет, нет, ты прямо скажи, конкретно, сколько он тебе обещал? — Заметно было, что Пазад боится, как бы Хату не дал больше, чем он.
— Обещал дать не меньше, чем полторы тысячи.
— Откуда столько денег возьмет этот косолапый? — удивился Пазад. — Никогда еще он один не купил и пол-литра, все время просит, чтобы кто-то добавил.
— Не покупал, потому и есть у него деньги! — резонно заметил я.
— Ах, старый аист, прямо-таки собака-ищейка — как быстро все разнюхал! Вот что, Лаукан, а не можешь ли ты передумать? Ты же знаешь, что я всем сердцем твой. Этот косолапый не очень порядочный человек, ты не смотри на его приветливый вид. Он себе на уме. Запросто донесет на тебя, А что касается денег, я дам не меньше, чем он обещал, накину даже рублей сто — двести…
Я не смог сдержать улыбки.
— Чего смеешься? — уставился на меня Пазад.
— Не над тобой смеюсь, просто вспомнил один случай и не смог удержаться, — нашел я подходящий предлог. — Но вот насчет твоей просьбы… Не могу ничего сделать. Я человека обнадежил, деньги получены, как смогу после всего сказать, что передумал?
— Такому человеку, как Хату, все можно сказать, все удобно.
— Сам знаю, но я не могу отказываться от своих слов.
— Валлахи, Лаукан, ты знаешь мои жилищные условия и все-таки оставляешь свою трехкомнатную квартиру такому бессовестному человеку. А еще старинный друг…
— Твоя правда, — соглашаюсь я с ним. — Но, как говорится, «кто раньше умер, того и хоронят раньше». Хату первым ко мне обратился, я пообещал и теперь не в силах что-либо сделать. Но я тебя прошу, о нашем разговоре — никому ни слова. А не то сам знаешь, что за это можно схлопотать. Ведь не собственная квартира, чтобы получать деньги при выселении…
— Знаю, знаю, Лаукан! В этом отношении будь спокоен. Считай, что все сказанное — под семью слоями земли…
…На другой день встречаю Шумафа Захачокова.
— Хорошую квартиру получил? — спрашивает.
— Конечно, хорошую! — поддерживаю я шутку. — Даже успел продать свою прежнюю.
— Знаю, знаю! — перебил он меня. — Ты только не знаешь, что за этим последовало. Хату, вернувшись от тебя, побежал к Пазаду, но дома его не застал. Когда я встретил его, он поведал мне обо всем. Я еще больше распалил его, утверждая, что он больше имеет прав получить твою квартиру и что ты неправильно поступил, предпочтя Пазада.
— Что ни говори, он ведь твой «близкий друг», — усмехнулся Шумаф.
— «Этому старому косому я не прощу того, что он со мной сделал», — говорил Хату, когда прощался со мной. Спустя примерно два часа прибежал Пазад и тоже передал мне ваш разговор. С ним я поступил так же, как и с Хату, только еще больше распалил его. А после они уже сами перессорились, и чего только не наговорили друг другу: ведь каждый не верил словам другого, каждый думал, что его обошли. Каждый предполагал, что другой скрывает, сколько дает тебе денег.
Долго смеялись в тот день мы с Шумафом над незадачливыми Хату и Пазадом.
Пошутили, думал я, ну и ладно. Однако…
С кем ни встречаюсь, спрашивают:
— Правда, что тебе дают четырехкомнатную квартиру?
— Правда, конечно. И свою квартиру я с выгодой оставлю другим.
— И об этом знаем…
А вскоре позвонили по телефону и сказали, что меня вызывает председатель областного комитета народного контроля. «Зачем?» — удивился я.
Никогда бы не подумал, что меня вызывают именно из-за Хату с Пазадом.
Только после того, как председатель стал расспрашивать меня о составе моей семьи и в какой квартире я живу, я все понял.
— Вы, наверное, думаете, что я получаю четырехкомнатную квартиру, а прежнюю с выгодой оставляю другим, не так ли? — спросил я напрямик.
— И ты тоже в курсе дела? — удивился он.
— Как не быть! — сказал я и рассказал все, что мне известно по «делу».
Председатель областного комитета народного контроля долго и от души смеялся.
— Надо все-таки знать, какие шутки отпускать, — заметил он мне на прощанье.
Вечером, когда я вернулся с работы, бледная от страха жена протянула мне бумажку и сказала:
— Почему тебя прокурор вызывает?!
Я уже понял почему и поэтому взял бумагу спокойно. Там было написано, что я должен явиться в прокуратуру к десяти часам утра.
— Вызывают потому, что я с выгодой меняю свою квартиру, — сказал я как можно серьезнее.
— Поделом тебе, если связываешься с такими людьми, как Хату и Пазад, — сказала жена. Поскольку и она знала об этом деле, сказала уже спокойно: — Я-то думала, что ты натворил что-то…
Зайдя утром к прокурору, я начал сам:
— Вы вызвали меня по поводу жульничества с обменом квартиры?
— Да, — ответил прокурор и, взяв в руки лист бумаги, прочитал, что там было написано. Только не назвал того, кто написал. Сказал, что не положено.
— Я знаю, кто написал, — сказал я. — Хату Малишев или Пазад Шогетеджев.
Прокурор посмотрел на меня и улыбнулся. Улыбка его выдала. Но он строго спросил:
— Правда ли то, что написано?
— Конечно, правда. Если нет, разве написали бы! — расхохотался я.
Прокурору мой смех не понравился. Оказалось, что он не любит шуток.
— Имей в виду, что я тебя вызвал не от скуки, — строго одернул он меня.
Я рассказал обо всем, что послужило причиной появления письма. Но прокурор ни разу не улыбнулся. Возможно, он думал, что это все я сочинил ради того, чтобы оправдать себя. С самым серьезным лицом он внимательно выслушал меня до конца.
— Мы внимательно разберемся в этом деле, — сказал он, отпуская меня.
Потом меня вызвали еще и следователь, и председатель горисполкома, и другие должностные лица. В общем, постепенно все затихло. Но вот недавно мне на самом деле предложили переехать в четырехкомнатную квартиру. Ради аллаха, прошу вас — никому ни слова! А особенно Хату и Пазаду!
Перевод с адыгейского Ю. Кушака.