Мыты отличался красноречием и любил учить людей правильно понимать жизнь. Однажды он сказал:
— Человек ежедневно должен обогащаться новыми знаниями. Если же в какой-то день он не пополнил свои знания, значит, в этот день он не жил.
— Правильно, — согласился Алан и добавил: — Судя по твоим знаниям, ты еще не родился.
— Как там у вас Шамай работает? — спросил Алана Джамног. — Он все жаловался, что директор завода — плохой человек.
— Того директора уже перевели на другой завод, а вместо него теперь новый.
— Вот, наверное, Шамай радуется?
— Нет, не радуется.
— Почему?
— Потому, что прежний директор ограничивался тем, что ругал его за прогулы, а новый директор понял, что ругать бесполезно, и уволил.
— А что теперь делает Шамай?
— Просится к старому директору.
Однажды Бадай подошел к Алану и спросил:
— Ты мне друг?
— Друг.
— Тогда больше не разговаривай с Узеиром.
— Почему?
— Я с ним поругался. Не разговаривай и с Дебошом.
— А с ним почему?
— Он — друг Узеира. Не разговаривай и с Мухтаром — он зять Узеира, с Джанхотом тоже, он брат его снохи…
— Не-ет, — возразил Алан, — чем не разговаривать с половиной аула, лучше перестану разговаривать с одним тобой.
Алан и его жена встретили Дауле на улице спустя три дня после его повышения. Они, как и раньше, поздоровались с ним приветливо, а тот только кивнул головой и прошел мимо.
— Что же он своих вчерашних друзей не узнает? — возмутилась жена Алана.
— Он сейчас не только друзей, но и себя не узнал бы, если бы вдруг встретил на улице, — заметил Алан.
Бийберт давно решил написать научную работу, но не знал, о чем и с чего начать.
Однажды Алан спросил его о том, как продвигается дело.
— О-о! Теперь хорошо!
— Что, наткнулся на истину?
— Нет, на книгу. Ее автор, кажется, Бекболат. В ней так хорошо изложены все мои мысли, что я сразу понял, о чем должен писать.
— Кто бы мог подумать, что Бекболат такой проворный, — сказал сокрушенно Алан, — сумел украсть твои мысли на десять лет раньше, чем они к тебе пришли.
Зетул начал писать недавно, а Джетул уже имел солидный поэтический стаж. Они часто спорили между собой о том, кто из них талантливей. Зетул считал, что стихи Джетула просто бессмыслица. А Джетул был уверен, что стихи Зетула набор пустых слов.
— Скажи, пожалуйста, — обратились они к Алану. — Кто из нас прав?
— Я совершенно согласен с той оценкой, какую вы даете стихам друг друга, — ответил Алан.
К Алану в гости приезжал Басул. Побыл три дня и собрался уезжать. За час до отъезда он начал стегать своего коня плеткой.
— За что ты так бьешь беззащитное животное? — подбежал Алан.
— Понимаешь, когда я собирался к тебе, набил полные артмаки[9] и хотел привязать их к седлу, но он никак не дал, паршивец, — сказал Расул, не переставая бить коня.
Алан, поняв намек гостя, сказал:
— Тогда бесполезно бить, раз уж он дома не дал привязать артмаки, то в гостях и подавно не даст.
В разгар рабочего дня в цех пришел председатель рабочкома и объявил:
— Имеется одна путевка в дом отдыха. Давайте посоветуемся, кого послать.
— У Джумука самый трудный участок, пусть он едет, — сказал один.
— Разве участок Халима легче? Его тоже можно послать! — сказал другой.
— Если уж кого посылать, — предложил Алан, — то давайте пошлем Мотду.
— За что ему такая честь? — возразили рабочие. — Он и на работе отдыхает. Он ни одного дня не работал до устали!
— Не торопитесь, друзья, — остановил их Алан. — Предлагая поехать Мотду, я думаю не о нем, а о работе.
— Как это так?
— А вот так: если мы пошлем Мотду, наша работа нисколько не пострадает.
После назначения Шидака директором совхоза, Теке стал мрачнеть и таять.
— Что с тобой? Что ты нос повесил? — спросил его Алан.
— Если бы с тобой случилось то же, что со мною, ты еще не так повесил бы свой нос, — ответил Теке.
— Скажи, в чем дело-то?
— Понимаешь, Шидак совершенно непонятный человек: сколько раз я его ни приглашал в ресторан, сколько раз ни звал к себе домой, он каждый раз находит какую-нибудь причину увильнуть.
— А ты не переживай: когда станешь директором совхоза, отомсти ему тем же, — посоветовал Алан.
Тембот был на свадьбе. Увидев чужих парней, решил познакомиться с ними.
— Ты чей сын, джигит? — спросил он одного из них.
— Улута.
— Так чего же ты стоишь? Дай руку! Я с твоим отцом выпил столько шайтанской воды… А ты чей будешь? — обратился он к следующему.
— Бийнегера.
— Вот те на! Дай я тебя обниму: ведь мы с твоим старшим братом…
Так очередь дошла до Алана.
— А вы все равно меня не узнаете, — виновато сказал он.
— Почему же? Разве ты не горец? — усмехнулся Тембот.
— Я — горец, но в нашем доме нет пьяниц, — ответил Алан.
Проходя мимо пьяного Гонача, Алан спросил:
— Что с тобой? Почему ты здесь лежишь?
— У меня большая радость, разве ты не слыхал? — пробормотал пьянчужка.
— Не слыхал. Какая же у тебя радость?
— Сегодня у меня сын родился, сын!
— Рановато радуешься, как бы потом горевать не пришлось.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что и твой отец когда ты родился, так же радовался, — ответил Алан.
Перевод с карачаевского Г. Ладонщикова.