Поднять на смех!

Журавль был на болоте власть.

Всех окружающих лягушек

Мог безнаказанно он кушать

И властью этой пользовался всласть.

Тех, что был смел,

Он сразу съел

И к прочим потянулся клювом долгим.

Заметно лягушачий штат редел,

И в их среде нелестные о Журавле ходили толки.

Решили жалобу послать наверх,

Чтобы избавиться от Журавля навек.

Бумага вышла хороша бы,

Когда б не возраженья Жабы.

«Вы что? Вы на кого? — спросила Жаба. —

Журавль вам не по нраву?

А вспомните-ка: до него две цапли

Нас без вины и без разбора цапали!

Да где нам сладить с Журавлем!

Вы знаете, какая сила в нем?

Ведь наверху-то сват ему сам Сокол!

В нем больше прочности, чем в солнышке высоком, —

Оно горит непостоянно:

То поспало, то постояло.

Но дождь ли, холод ли, жара ль —

Всегда над нами властвует Журавль!»

Послушались лягушки, замолчали,

Покорны стали, как вначале,

Притихли, замерли…

Но наказаньями недолго их Журавль ошеломлял.

Пришла Лиса и съела Журавля.

Лягушки упрекали Жабу:

«Ты помешала нам отправить жалобу!»

«Да, — отвечала та. —

Но я клянусь, не помешала б,

Когда б из первых рук не знала,

Что этот Сокола вчерашний друг

Не сгинет и без ваших жалоб».

Всегда врут те, которым правда тяжела,

А Жаба вруньей век была.

Призналась Булька, что она

В Полкана влюблена.

Превознося его заглазно

За представительность и ум,

Она открыла тайну шавкам двум:

«Я замуж за него пойти согласна».

Секрет был так надежно сохранен,

Что на ушко о нем услышал весь район…

Полкана познакомили с невестой.

Она была умна и хороша,

Ее витой ошейник украшал,

И взгляд светился добротой небесной.

Приятно было слушать Булькин лай

И любоваться пышной шерстью рыжей.

Имелось все, чего ни пожелай,

У Бульки в будке под железной крышей.

«Да, быт холостяка поган, —

Сказал Полкан. —

А вы завидная невеста.

И вашей жизни золотую нить

Готов я со своей соединить,

Но торопливость неуместна.

Сейчас за свадьбу вы горой,

А каково-то будет завтра?

Не академик я и не герой.

Вдруг бутерброд с зернистою икрой

Не обеспечу каждый день на завтрак?

Вдруг заболею? Я не так уж юн.

Недуги — враг наш стародавний!

Все цепи Гименеевы сгниют

От ваших слез и от моих страданий…

Вдруг пенсию неважную дадут?

Жене на шею сесть? Немного проку.

Жизнь сразу станет как в аду:

По два скандала в день, в минуту — по упреку…»

Так «дебит-кредит» взвешивал Полкан,

Чтоб без ошибки сочетаться браком…

Невеста слушала, пока

Ее любовь не разлетелась прахом.

Фруктовые увидев насажденья,

Дополз до Яблока Червяк

И, предвкушая наслажденье,

Весь обмяк.

«О, Яблоко! — воскликнул он в восторге. —

На экзотическом Востоке,

На модном Западе не сыщется плода,

Чтоб над тобой возобладал.

Соперники? Запропастились где вы?

Завистники? Взгляни, их целый рой…

Румяно ты, как щеки юной девы,

Блестишь, как солнце утренней порой.

Фарфор, хрусталь идут тебе недаром.

Тобой пленились Ева и Адам.

Ты ароматнейший сосуд с нектаром.

За вкус его полжизни я отдам!»

Он был настойчив. Позабыв про отдых,

Пел гимны, панегирики и оды.

Он в сердце Яблока вливал свой голосок,

Потом заполз и сам принялся пить сок.

А наливное, не стыдясь нимало,

Терпело Червяка и похвалам внимало…

Сел человек, где тень была густа,

И, Яблоко сорвав, поднес к устам.

Подумало оно, от гордости краснея:

«Я всех красивей, всех вкуснее».

Но тут же было брошено в песок:

Внутри уже не мякоть и не сок,

А все черно, как горькие чернила.

Что толку в красоте, когда она червива?