Поиск Анны

Руна 12

«Дочка Маны разозлилась:

«О ты, глупый, сумасшедший,

Человек с рассудком слабым!

Без причины, без болезни

К Туони ты сюда спустился.

Шел бы лучше ты обратно,

Шел бы в собственную землю:

Многие сюда приходят,

Но немногие уходят.»

Калевала

Парижское метро ей не понравилось. Узкие проходы, давящие своды, плохое освещение. Среди исписанных граффити стен сновали жеманные француженки в изящных шляпках и чванливые мужчины в костюмах. Они ходили с высоко задранными носами, как будто не замечая грязь под ногами. Но Вера знала: сколько не делай вид, что проблемы не существует, она все равно даст о себе знать. Час расплаты близился. Просто пока еще люди этого не понимают. Другое дело что когда поймут — будет поздно.

Впрочем, все это не особо волновало Веру. Она приехала сюда не за красивыми видами, и не за тем, чтобы осуждать. Ее миссия выше мирской суеты.

Вера пешком прошла по улице Ришелье, игнорируя назойливых таксистов, и остановилась перед входом в старинное здание. Она поднялась по каменной лестнице и вошла внутрь. На входе ей сдержанно улыбнулся изысканно одетый француз.

— Добро пожаловать в кабинет медалей и манускриптов! Меня зовут Пьер, а как ваше имя, мадам?

— Вера.

— О, Вероника! У нас, французов, тоже есть такое имя, очень красивое! Оно означает истинную веру, служение Богу. Вы верите в Бога, мадам?

Пьер обожал туристов. И по первому же взгляду он сразу определил, что Вероника — турист. Несмотря на скромную должность — а в его обязанности входила встреча гостей библиотеки и выдача книг — Пьер очень гордился ей. Почти интимная близость с чем-то таким глубоко древним и духовным, как старинные книги и фолианты, придавала жизни потаенный смысл. А еще Пьер мнил себя великим детективом, отлично сведущим в людской натуре — он мог за пару минут разговорить немого и узнать о нем все, вплоть до клички кошки его давно почившей прабабушки.

Пьер вслед за Верой окинул взглядом стены, заставленные книгами, которые уходили под потолок, откуда из круглых окон лился приглушенный свет.

— Восхитительно, не правда ли? — заливался Пьер. — Это ансамбль зданий семнадцатого века, ранее личная библиотека французских королей. Здесь хранятся мировые шедевры, например — каталонский атлас четырнадцатого века — первая карта мира! — горделиво поведал Пьер. — Так что к нам не приходят за обычной литературой! А что ищете вы, Вероника?

— Оригиналы Нострадамуса, — коротко ответила Вера, глядя ему в глаза.

— О, вы увлекаетесь предсказаниями! Работаете над диссертацией? В нашей библиотеке хранятся издания разных годов, какие вы предпочитаете?

— Самые ранние. Какие у вас есть?

Пьер усадил ее за отдаленный стол, зажег небольшую лампу над головой и удалился. Он вернулся через десять минут с пухлой папкой бумаг и положил ее на край стола.

— Это самое первое издание, опубликованное в Лионе в 1555 году. Оно написано на старофранцузском языке с примесью латыни. Вы справитесь?

Вера открыла папку, не обращая внимания на Пьера. В ней были отсканированные страницы «Предсказаний Мишеля Нострадамуса» — три полных центурии и пятьдесят три катрена. Справится ли она? Больше десяти лет работы переводчицей, а последние годы — изучение французского и латыни с единственной целью: подготовиться к чтению этой книги.

— Люди до сих пор верят в его предсказания. Но, скажу вам по секрету, я считаю их полнейшей выдумкой, — Пьер позволил себе заговорщески улыбнуться. — Людям надо во что-то верить, будь то бог, дьявол или предсказатель.

Пьер смотрел на молчаливую Веру, которая слушала его явно без интереса. Он не привык к таким посетителям, хотя в библиотеку обычно приходили именно такие молчуны. Несмотря на это Пьер привык считать себя эдаким учтивым швейцаром при королевском дворе, отлично разбирающимся в людях и, при желании, способным вызвать улыбку даже у бревна. Впервые ему попалась женщина, которая не реагировала на него, не выдавала ни единой эмоции. Пьер вдруг осознал, что эта Вероника — первый человек, которого он — смотритель кабинета медалей на Ришелье — не может раскусить. Он почувствовал себя побежденным.

— Если что-нибудь понадобится — дайте знать, — услужливо сказал Пьер, все еще пытаясь сохранить лицо. Странная женщина даже не кивнула в ответ. Он уже хотел было уйти, но в последний момент почему-то остановился и повернулся к Вере:

— Вероника! А во что верите вы?

На этот раз она подняла на него глаза, и они вдруг показались Пьеру мертвенно-ледяными, отчего его передернуло. Смотритель заспешил по своим делам.

Вера опустила глаза в книгу.

Король ужаса спустится с неба. Осталось только понять — когда.

— Ань, проснись!

Глаза открывать не хотелось. Зачем вообще просыпаться? Кто это придумал? Почему нельзя, как медведь, проспать холодное время года и открыть глаза уже с пришествием весны, когда тепло и светит солнце? Зачем снова окунаться в этот безнадёжный осенний мрак?

— Аня, вставай!

Что-то в голосе Светы было такое, что сон как рукой сняло. Анна открыла глаза и села.

Окно было распахнуто и сквозь него доносился шелест дождя. В городе вяло зажигалось серое утро. Анна взглянула на Свету и поежилась, но не от холода, а от Светиных глаз.

— Что случилось?

— Эта игра… — Света с трудом подбирала слова. В ее глазах застыла смесь безумия и отвращения. — Тот кто ее создал — больной ублюдок!

Анна впервые слышала от Светы такие слова.

— Это ты про ту игру, где все розовое и школьницы едят кексы?

Света молча кивнула.

Смолина укутала мелко трясущуюся Свету пледом, заварила чай и почти насильно влила его в психолога. После этого та смогла более-менее внятно объяснить что же не так с таинственной игрой.

Игра подсаживала на себя, как на наркотик. Она была ориентирована на детей с нестабильной психикой, все эти розово-голубые цвета, приятная музыка, милые девочки — все это расслабляло и притупляло защитные механизмы. Казалось, что это что-то дружелюбное и безопасное.

Игра постепенно захватывала все твое внимание. Проводя аналогии между игроком и игровыми персонажами, она создавала эмоциональную связь.

— Ты так говоришь, как будто игра живая, — заметила Смолина. Света хмуро смотрела на нее поверх чашки с чаем.

Нет, конечно игра не была живой. Но она начисто рушила четвертую стену, вторгаясь в разум, причем делала это незаметно для игрока. Игра была лишь инструментом в руках безумца, который отлично знал приемы нейролингвистического программирования. Практически она создавала новые нейронные цепочки в мозгу, что приводило к…

— А попроще можно? — поморщилась Анна. — Что плохого в этих эмоциональных связях?

— Ань, происходит замена одних программ в мозгу на другие. Происходит перепрошивка ценностей. По сути игра тебя перепрограммирует.

— Погоди, там же какие-то девочки чай пили в этой игре? — не поняла Смолина. — Как это может программировать мозг?

Света тяжело вздохнула. Оказалось, что через несколько часов игры, когда игрок уже окончательно привязался к персонажам, повествование вдруг резко меняется. Девочки начинают дружно вскрывать себе вены, и активно призывают к этому игрока. События в игре начинали развиваться так, что игрок терялся. Перемешивалось время, логика, подменялись моральные понятия.

— Мой одногруппник работает психотерапевтом в полиции — помогает искать маньяков. Знаешь, они там составляют психологические портреты и всё такое. Он говорит, что маньяки никогда не выглядят как маньяки. Они харизматичны и интеллигентны. Про Чикатило никто не мог подумать, что он убийца, потому что искали монстра, а не тщедушного мужичка с доброй улыбкой. И вот этот мой друг как-то сказал одну интересную фразу: зло никогда не выглядит как зло. Оно всегда старается принять форму чего-то безобидного.

Смолина задумчиво посмотрела в окно. Там был серый мир, и в нем шел дождь. Там люди, никогда не слышавшие про НЛП и игры смерти, спокойно шли на работу или пили кофе в кофейне. А еще где-то там притаился больной маньяк, прикрывающий рваные раны на теле жертвы розовыми историями про девочек и чаепития с кексами.

— Ань, я психолог, ты же знаешь, я чего только не видела! — серьезно сказала Света. Ее красные после бессонной ночи глаза до сих пор были наполнены ужасом. — Но когда ты несколько часов залипаешь в детскую игрушку, а потом вдруг она ломает все шаблоны — ты понимаешь, что попал на крючок. Точнее, в этом и прикол — это понимаю я, потому что вижу манипулятивные методы. А обычный школьник не понимает. И если психика слаба — выходит в окно.

Это звучало как бред, но перед глазами Смолиной сидел опытный психолог, закаленный на поиске людей, и мелко трясся от страха.

— В конце игры тебе нужно сделать выбор — убить то, что ты любишь, а это последняя оставшаяся в живых девушка, к который ты успеваешь привязаться… — Света помолчала. — Или убить себя. Вот так, Ань. Вот такие вот игры.

Смолина взглянула на экран. На черном фоне горел набор цифр — 20102006.

— А это что?

— Ань, я без понятия. Может какой-то шифр? У меня после бессонной ночи голова не соображает. Мозг как будто промыли.

Смолина всмотрелась в экран.

— Какое сегодня число? — спросила она. Света тупо смотрела на нее, и Анна сама сходила на кухню и принесла лист отрывного календаря.

— Свет, это дата. Двадцатое октября две тысячи шестого года.

— Звучит так, как будто это где-то рядом.

— Не просто рядом, — Анна показала ей календарь с датой — двадцать четвертое сентября. — Я не знаю, что это за дата, но до нее осталось меньше месяца.

Они переглянулись.

— Я одного не могу понять… — Анна вопросительно посмотрела на Свету.

— Зачем?

Смолина кивнула.

— Не знаю, Ань. Но могу сказать одно: над городом нависла смертельная опасность.

Час от часу не легче! А главное — все это никак не проливало свет на метонахождение Лены. Она была как одинокий кит, отбившийся от остальных, и блуждающий по бесконечной тьме океана. При мысли о китах Анна вспомнила название игры. Она повертела в руках обложку.

— А при чем тут киты?

— Какие киты? — удивилась Света.

— Ну игра называется — «Клуб одиноких китов».

— А… Слушай, я уже не помню. Что-то там про кита, который отбился от стаи, и не может найти своих… В общем, про одиночество.

Чтож, это было попадание в самый центр мишени. Осенью в дождливом сером городе одиночество лезло из каждой щели. Неудивительно, что дети искали приют. Вот только находили они совсем другое….

— Они так называют друг друга — одинокие киты.

Лена как-то упоминала про одиноких китов. Игра, форумы смерти в даркнете… как все это связано, и главное — где во всем этом искать Лену? Если, конечно, еще не поздно. От этой мысли Анну бросило в дрожь.

— Свет… А где Ленку-то искать?

Света посмотрела на Смолину усталыми глазами, полными печали.

— Прости. Я не знаю.

Сидеть дома было невыносимо. Анна укрыла спящую Свету пледом и вышла в холодное утро. За ночь из низин на город наполз туман, который никак не желал рассеиваться. Смолина прогрела Пинин и взяла в ближайшем кафе большой латте. Световой день нужно было использовать по максимуму — постараться объехать как можно больше районов, проверить, везде ли висят ориентировки. Наведаться еще разок в местное отделение милиции и попинать ленивого дежурного в синей рубашке. Еще раз опросить прохожих.

Когда Смолина садилась в машину с кофе в руке, на телефон пришло смс. Анна взглянула на экран Нокиа — номер был скрыт.

«Куда пропала, милфа?»

«Откуда у тебя мой номер?»

«Ты забыла что я Гуру? Я все знаю.»

«Тогда узнай для меня кое-что. Мне понять, куда пропала моя дочь.»

«Что мне за это будет?»

«А что ты хочешь?»

«Она красивая?»

Анна напряглась.

«С какой целью ты это спрашиваешь?»

«Да ладно, я шучу! Меня малолетки не интересуют. Мне нравятся милфы.»

«Ты достал уже! Кто такие милфы?»

«Неважно. Кстати. Ты красивая.»

«Вот те раз! Ты же никогда меня не видел и ничего обо мне не знаешь!»

«Ты забыла, что я нетсталкер? Тебя зовут Аня — очень красивое имя, кстати. Тебе тридцать три, переехала в Петрозаводск из Питера, не замужем. Работаешь в типографии, есть приемная дочь. Раньше была волонтером движения „Annasearch“, ушла три года назад после того, как…»

«Остановись.»

«Почему?»

«Потому.»

«Я еще нарыл кое-какую инфу о твоем детстве. Твой отец был…»

«Заткнись!»

«Что не так?»

«Всё! Ты вообще понимаешь, что это не просто цифры и текст, это живой человек, это моя история, моя жизнь! Как можно так бесцеремонно вторгаться в нее?»

«Почему нет? Всё же в открытом доступе!»

«Да пошёл ты!»

Анна бросила телефон и, уткнувшись в руль Пинина, заревела. Порезы на руке снова зачесались. Слезы текли сами собой, и она не пыталась их остановить. Вот она, вся её жизнь, на виду, оцифрована и доступна любому, у кого есть выход в интернет. Просто вбиваешь в поиск имя — и читаешь человека, словно раскрытую книгу. Любой может узнать о ней все. Любой, кроме нее. Для Анны собственная жизнь оставалась такой же тёмной и непонятной, как ночной осенний лес.

Телефон завибрировал — пришло новое сообщение. Анна подняла заплаканные глаза.

«Я помогу тебе. Но попрошу кое-что взамен.»

«Что именно?»

«Об этом потом. Сейчас мне нужен диск.»

«Мы уже пробовали играть. Ответов на диске нет. И он действительно опасен.»

«Если ты их не увидела, это не значит, что их там нет. Возможно, я смогу узнать, кто создал игру.»

«Как это поможет мне найти дочь?»

«Есть другие варианты?»

Анна подумала, что вариантов действительно нет. На поиски Лены брошены все силы «Anna Search». Если этому хакеру не жалко своих мозгов и он хочет копаться в грязном белье — его дело.

«Как тебе его передать?»

«Положишь в камеру хранения на вокзале. Я пришлю координаты.»

Через полчаса на вокзале Анна сняла ячейку в камере хранения и положила туда диск.

«Готово, — напечатала она в смс. — Только имей в виду — диск действительно опасен.»

«Спасибо за заботу, милфа. Я разберусь.»

Смолина чувствовала себя как муха, которая по доброй воле вползла в паутину, и теперь закутывается в неё, словно в погребальный саван. Кто этот человек, который знает про неё всё? Она уже что-то должна ему, но понятия не имеет что именно.

При это ее не покидало ощущение, что это слишком похоже на дешевый шпионский боевик, а потому выглядело как-то не реально. Как будто этот Гуру пересмотрел голливудских фильмов категории «Б» и очень хотел казаться крутым. Кто он вообще такой? Впрочем, Смолина подумала, что если он поможет ей найти Лену — это будет уже не важно.

Вскоре телефон пропищал несколько раз — Гуру настрочил целое письмо.

«Я тебе открою секрет: родители ничего не знают про своих детей. Вы приходите с работы, и что вы делаете? Максимум спросите — как дела в школе. И вы действительно ждете какой-то вразумительный ответ? Да никто и никогда не расскажет вам правду, про то, как так дела на самом деле. А знаешь, почему? Потому что вам это не нужно. Вам нужно чтобы дела были хорошо, и именно это вы и хотите услышать. И именно это вам и говорят. Просто чтобы отстали.»

Анна хотела возразить, и уже начала печатать, но вдруг остановилась. Гуру был прав.

«Вот видишь, тебе нечего ответить. Ты даже не представляешь, что дети делают в интернете — какие видео они смотрят, на каком языке разговаривают. А я представляю. Я видел, на что способны эти детишки.»

Анна снова хотела возразить, но потом поняла, что на самом деле она ничего толком не знает про Лену. Она для Смолиной как закрытая книга на китайском. Где она бывает, с кем, что делает, чем интересуется? А еще Анна подумала, что непонимание своих детей абсолютно логичное следствие того, что сами взрослые не знают себя. Потому что никто не научил, как себя узнавать. Как работать на благо общества, как слушаться того, кто старше, как молчать, когда не спрашивают — этому научили. Так и передается по цепочке поколений это незнание. А как понять другого, когда не можешь понять кто ты на самом деле такая есть?

«Ты знаешь, с кем общается твоя дочь? Знаешь поименно ее друзей, одноклассников?»

«Слушай, не сыпь соль на рану! Я даже не знаю где она!»

Смолина очередной раз матернулась на Гуру. Но вообще-то он был прав. Когда пропадал человек, первым делом опрашивали близких и знакомых. Только как опросить того, кого не знаешь? Жизнь Лены — что этот туман, поглотивший город. Темный, непролазный лес. Анна ощущала себя археологом, маленькой щеточкой пытающейся счистить вековые пески с окаменелого скелета давно вымершего динозавра.

На этом месте Смолина запнулась. Какая-то едва уловимая мысль мелькнула в ее голове. Древности, раскопки. История. Лена любила изучать историю. И она делала это в музее, зависала там постоянно! Она же не могла молча рассматривать экспонаты? Или могла? Нет, наверняка там есть смотритель — какой-нибудь дряхлый старичок, к которому Ленка приставала с вопросами.

Анна отточенным движением сняла Пинин со стояночного тормоза и утопила педаль в пол. Паджерик выплюнул из-под колес брызги дождя и сорвался с места.