Пока летит монета

25. ХОРОШО БЫТЬ КИСОЮ, ХОРОШО СОБАКОЮ…

ДЕВЫ ОЗЕРА

Следы Харуко, чёткие в выпавшем ночью снегу, вели к озеру, и когда дежурные костровые добежали туда, полынья в пяти метрах от берега ещё колыхалась свежими льдинками.

— Там мелко, вытащим её! — крикнула Эцуко, и подруге не пришло в голову ни одно слово против — ведь там могла быть ещё живая их сестра-лиса, помутившаяся рассудком от горя.

Девушки бросились в полынью, и ледяная вода обожгла их.

— Ты её видишь⁈

— Нет! Я нырну!

— Я держу тебя!

Нэоко присела в воду с головой, чувствуя, как холод сжимает внутренности. Вода была зелёной, как сосновая хвоя, и прозрачной. В поднимающихся от её движений клубах ила ей показалась девичья рука. Нэоко потянулась, опасаясь, что не сможет схватить, потому что пальцы начало сводить судорогой, и почувствовала, как ноги оскальзываются на чём-то похожем на ствол осинки с подгнившей корой. Дно, на первый взгляд представлявшееся единым целым, оказалось случайным наносом, разъехавшимся под весом двух тел… и сомкнувшимся над ними.

Последней жертвой озера стала Фудзико, понадеявшаяся на крепость льда.

Кто мог знать? Ударили морозы, и лёд встал крепкий — и у берегов, и на маленькой речке. А сушёная рыба за дни ненастий кончилась почти вся. Фудзико собиралась пробить лунку ближе к середине озера и порыбачить — у неё была с собой крепкая валежина вместо пешни, а надколоть лёд она надеялась с помощью найденных на берегу больших булыжников. Но ей не понадобилось ни то, ни другое. Она и дойти до середины озера не успела. Над родником, бьющим на дне и питающим это озерцо, всю зиму держался тонкий лёд. Если бы Фудзико была опытнее… или наблюдательнее… или ей просто пришло бы в голову пройти в трёх метрах левее — ничего этого не случилось бы. Или если бы ночью не выпал снег. Или если бы ветер, обычно выдувающий поверхность озера до зеркального блеска, успел сделать свою работу — Фудзико заметила бы темнеющее пятно тонкого льда.

Но она не заметила.

Озеро получило свою четвёртую жертву, а у лис почти не осталось тёплой одежды.

ЗА СТО ДНЕЙ

Лисы перебрались в правую пещеру. Все. Во-первых, (хоть и тесно) так было теплее. А во-вторых, после всех случившихся событий, у них больше не получалось принести столько дров, чтобы постоянно жечь три костра. А ведь ещё нужно было иметь запас на случай, если разразится непогода!

Зато в левой и в средней пещере можно теперь складывать дрова. Если у кого-то получалось принести лишние.

Изуми рисовала. В блокноте осталось несколько чистых листков. Блёклый свет угасающего зимнего дня мешался с неверными отблесками от пламени костра. Ёсико была сейчас хорошей натурщицей — не вертелась, не скакала как раньше. Она неподвижно сидела спиной к костру, лицом к выходу из пещеры, вглядываясь в заснеженный лес, и иногда беззвучно шевелила губами, словно разговаривая с кем-то. Каэдэ время от времени подкладывала в костёр новые ветки, и когда пламя вспыхивало сильнее, казалось, что рыжие меховые ушки Ёсико подрагивают, прислушиваясь.

В блокноте уже был один рисунок младшей лисички — ещё с той стороны, когда они вместе рыскали по горам префектуры Нагано, разыскивая портал. Если переворачивать страницы, было видно, как она сильно изменилась. Ёсико похудела. Все её черты заострились, глаза казались огромными на посерьёзневшем лице. А главное — взгляд. Он перестал быть беспечным, вот что. В глазах Ёсико поселилась печаль.

Младшая лисичка тяжело вздохнула и спрятала лицо в коленях. Изуми стало неловко: может быть, сестра не хочет, чтобы лезли к ней в душу? Вот и села отдельно от всех, отвернулась даже — а тут Изуми со своими рисунками…

Да, теперь, когда выйти из-за холода почти невозможно, всё их личное пространство сузилось до границ собственной головы.

Изуми потихоньку отвернулась и повернула блокнот к свету костра, чтобы иметь возможность разглядывать его содержимое. А ведь, действительно, если сравнить девчонок с зарисовками стодневной давности — как же сильно они изменились, все изменились! Интересно было бы на себя взглянуть. Сколько уж она не доставала зеркальце, где-то на дне рюкзака так и валяется, надо бы завтра днём…

— Девочки, осторожно! — Цубаки сбила ход мысли, протиснувшись поближе к костру с охапкой новых веток, начала шумно пыхтеть, снимая верхнюю одежду, и вдруг спросила, — А где Ёсико?

Изуми дёрнулась. Ёсико, сидевшая прямо позади неё, ушла так неслышно, что никто даже и не заметил! Все вскочили, собираясь броситься на поиски.

— Девочки, стойте! — рассудительная Каэдэ стояла на выходе, подняв руки в ограждающем жесте, — Куда вы побежали?

Каэдэ хотела ещё сказать, что все одеты очень легко, и такая прогулка добром для лис не кончится, но тут подала голос Минами:

— И правда! Сколько можно бегать? Вон Эцуко с Нэоко побежали — и что? Чем дело кончилось? А⁈ — Минами говорила жёстко, не глядя ни на кого, только в костёр, — Пора уже вспомнить: мы лисы, а не волки! Волки сбиваются в стаи, а лисы — каждый сам за себя!

Каэдэ растерялась:

— Да я хотела вовсе не об этом…

— А я об этом! — оборвала её Минами, — Каждый сам должен думать и сам отвечать за свои поступки! Подумайте-ка об этом, когда захотите убиться или закатить истерику. Ёсико выбрала уйти. Если вернётся — прекрасно! Нет — ну… Значит, нет.

Растерянные лисы топтались, не зная: бежать ли за Ёсико или остаться? И если остаться, то почему?

— Сядьте, девочки! — меж бровей Кин залегла горькая складка, — Посмотрите, какой снег пошёл! Сейчас мы всё равно ничего не сможем сделать.

Изуми опустилась на место, которое перед своим уходом занимала Ёсико. Лес застилал снег. Сплошная пелена висела в воздухе. Пелена из снежинок, огромных, как майские бабочки.

СНЕГ

Снег и не думал переставать, разве что поредел немного. Хозяйственная Мизуки притащила из соседней пещерки последнюю охапку веток, прикидывала так и эдак и вздыхала. Мало дров, мало. Опять придётся экономить и мёрзнуть ночью. А тучи какие тяжёлые, похоже, снег скоро повалит с новой силой!

— Давайте я схожу? — предложила Изуми, — Пока не стемнело? Хоть маленько наберу.

Никто не возражал, никто не просился пойти вместе. Да и не получилось бы сейчас — тёплой одежды осталось совсем мало. Изуми нарядилась, усмехаясь про себя: да-а, какое уж тут зеркало? В таком виде любая из них становилась похожей на чучело, даже изысканная Кин.

Она выбралась на улицу и с наслаждением вдохнула воздух, такой приятный после дымного чада пещеры. Кажется, стало теплее? И всё равно, хотелось принести что-то посерьёзнее, чем тонкие ветки. Может, пока погода помягчела, сбегать подальше, проверить соседние поляны на предмет валежника и обломанных сучьев покрупнее? Позавчера был сильный ветер, вдруг повезёт?

Изуми заторопилась, стараясь угадывать под свежевыпавшим снегом натоптанные тропки. Наступишь мимо — увязнешь выше колен!

Она шла внимательно, но бодро. Будешь стоять — замёрзнешь.

Надо же, какие сугробы! Все они вместе взятые, наверное, за всю свою жизнь столько снега не видели, да уж. Хорошо, хоть снегопад стал совсем прозрачным (или как это назвать?) и ветра нет.

Скоро она выдохлась и вынуждена была идти потише. Мало еды — мало сил, против этого не прыгнешь. Изуми вздохнула. Да, еды не осталось. Сегодня Йоко достала последний запас сушёной рыбы. Самой мелкой, умещавшейся на ладони. Спасибо, что вдоль, а не поперёк. Всем досталось по одной рыбёшке. И на дне мешка — ещё четыре штуки. Завтра, считай, не еда будет, а только понюхать. Что делать? После четырёх утопленниц подряд они боялись озера. Может быть, попробовать как-то с краю? Привязаться, чтобы не утонуть? Чем? Если только отрезать лямки у рюкзаков. Выйти для страховки, даже вдвоём, сейчас уже не получалось. Холод не давал.

Здесь девчонки обычно сворачивали направо, а она хотела пойти налево — там меньше хожено, больше шансов… О! А вон и добыча! На противоположном краю прогалины валялось несколько обломков довольно толстых сучьев. Спасибо ветру! Тропинки туда не было, и Изуми проваливалась уже выше колена, бороздя снежную целину и опасаясь потерять в сугробах тряпочные обмотки, которыми были утеплены голени. Она добралась до вожделенной цели, пыхтя и отдуваясь. Отличные дрова! Ветка огромного дерева, сама похожая на молодое дерево, не просто отломилась, она ещё и треснула на несколько частей, и некоторые были как раз такими, какие может протащить с полкилометра по снегу голодная шестнадцатилетняя девушка. Тяжело будет, конечно. Зато потом тепло! Изуми примерилась: как бы половчее схватить кусок валежины — и замерла, согнувшись. За деревьями мелькал рыжий мех! Лиса!!!

Затаив дыхание и стараясь быть как можно незаметнее, она опустилась на четвереньки и поползла по снегу, щурясь, силясь разглядеть за ветками…

Лисёнок был маленький. Ну… не совсем такой крошечный. Подросток, наверное. Хвостик уже не тоненький, а довольно пушистый. Зато мать! Мать была просто великолепная! Крупная белая лисица, настолько ослепительно-белая, что мех её отливал голубым. Странно, конечно, что они были такие разные. Папа рыжий был, наверное? Немного понаблюдав, Изуми пришла к выводу, что лисёнок был девочкой. Что-то такое в движениях…

Взрослая лиса учила мелкую мышковать. Они стояли рядом, вслушиваясь в снег, а потом большая высоко подпрыгивала, как-то так группировалась в верхней точке прыжка и ударяла в снег передними лапами. Обе утыкали морды в снег и некоторое время там копались, после чего большая выжидающе смотрела на маленькую, и та начинала самостоятельную охоту.

Некоторое время у маленькой лисички ничего не получалось. Она торопилась и… суетилась что ли. Большая показывала ещё раз. Снова маленькая. От неподвижного лежания Изуми начала замерзать, но уйти никаких сил не было. Наконец маленькая лисичка словно взяла себя в руки и сосредоточилась, она постаралась всё сделать правильно, подпрыгнула и воткнулась в снег так, что остались торчать только болтающиеся задние лапы и хвост. Лапы забавно задрыгались, отыскивая опору, мелкая охотница извернулась, вытаскивая себя из снежной ямки… Получилось! Во рту у лисёнка была мышь! Точнее, видно было только заднюю часть мыши с растопыренными лапками и тоненьким серым хвостиком. Рыжая мордочка лучилась торжеством.

Голубая лиса села на задние лапы и засмеялась, а потом воскликнула:

— Молодец, Ёсико!

У Изуми перехватило дыхание. Ёсико? Это — Ёсико⁈

Рыжая лисичка тем временем расправилась с мышкой и заскакала вокруг взрослой. Голубая лиса поднялась и отряхнулась, от чего её хвост на мгновение превратился в пышную голубую хризантему, и большими прыжками скрылась за ёлками. Маленькая убежала за ней.

Руки у Изуми разъезжались в снегу. Она боролась с этим снегом, превратившимся вдруг в снежное месиво, пытаясь выбраться на лисью поляну. Горло сжимали спазмы и слёзы. За ёлками оказалась ложбинка, и Изуми провалилась в снег почти по пояс. К тому моменту как она, наконец, выбралась на место подснежной охоты, лис, что называется, и след простыл. Но следы остались! Следы, уходящие в густой заснеженный ельник. Бесполезно же бежать… Разве человек догонит кицунэ? Застрявшие в горле слёзы прорвались хриплыми рыданиями, и Изуми отчаянно закричала:

— Ёсико!!! Ёсико-о-о!!!

Голос застрял в еловой стене, словно в ватной подушке, глухо, глухо…

— Ёсико!!! Отзовись!!!

Сколько она ещё стояла, кричала, звала — Изуми не запомнила. Ельник наполнился сумрачными тенями, расползающимися по снегу густыми синими пятнами. Небо из светло-серого сделалось тёмно-серым, подул ветер — не сильный, но сразу выстудивший последнее тепло из брюк, особенно на коленях, там, где снег подтаял, пока она лежала в сугробе. Теперь штаны скоробились ледяной коркой и совсем не грели. Хуже всего было идти назад. Если честно, идти совсем не хотелось. Хотелось лечь прямо здесь, в снежную постель, под это серое одеяло неба, за которым где-то там остались незнакомые звёзды Новой Земли.

Изуми постояла, понурившись. А как же девчонки? Последняя тёплая одежда, которая осталась — на ней. Она вытерла лицо покрасневшими, скрюченными пальцами, спрятала руки под мышки, стараясь хоть как-то согреться, и побрела назад.

За первыми ёлками, у которых она увидела кицунэ, она чуть не свалилась в сугроб, запнувшись о кусок сломанной ветки. С минуту Изуми разглядывала её с навалившимся отупением. Ветка была хорошая, толстая, почти как нога. И почти такая же длинная. У неё даже были удобные сучки, чтобы схватиться за них и тащить. Приближается ночь. Вся одежда на ней мокрая. Сегодня больше никто не сможет пойти за дровами. Будет холодно.

Изуми стиснула зубы и ухватилась за торчащие сучки.

ДАМА В ГОЛУБОМ

Три часа назад

Ёсико шла сквозь зимний лес, ведомая смутным чувством направления. Кажется, здесь? Нет, вон там, дальше, за теми деревьями мелькало голубое пятно.

Дама сидела на стволе огромного заваленного, но так до конца и не упавшего дерева. То ли ветки запутались в чужих кронах, то ли корни всё ещё продолжали цепляться за жизнь, но мощная сосна продолжала стоять, хоть и накренившись углом — ни к небу, ни к земле. И вот на этой сосне, опираясь ногами об одну из нижних разлапистых веток, сидела дама в голубом. Снежинки вихрем кружились вокруг её непокрытой головы, оседали на нежном шёлке платья, но её, кажется, это нисколько не беспокоило.

Ёсико хотела подойти ближе, но около са́мой сосны сугроб стал таким глубоким, что она побоялась увязнуть и оперлась о ствол. Ноги совсем превратились в ледышки.

— Привет, маленькая лисичка! Я уж думала, никто из вас так и не догадается меня позвать.

Ёсико подумала. Справедливости ради, надо было сказать, что она и сама толком не знала — кого зовёт? Бога или богиню, которые бы помогли ей стать кицунэ, это так, но вот кого именно…

— Ты — Юки-онна*? — она привалилась к стволу, глядя вверх, на складки голубого платья, — Ты очень красивая, очень… Но… Я бы не хотела стать снежной девой.

*Снежная женщина,

сверхъестественный персонаж

японской мифологии

— Меня зовут Эйра, — мягко улыбнулась дама, — И в этом мире я присматриваю за теми, кому суждено менять обличья на жизненном пути.

Ёсико вздохнула, и этот вздох был скорее похож на поскуливание.

— Как же мне стать кицунэ? Помоги мне, я прошу тебя, Эйра.

— Превращение давно началось, лисёнок. Остался последний шаг — почувствовать свою вторую природу. Почувствуй. Обратись.

Ёсико прислушалась к себе, для верности зажмурившись изо всех сил, чтобы мельтешение снежинок не сбивало с толку. Что? Вроде бы всё то же самое. Голова, руки, ноги… Ноги! Ёсико с удивлением поняла, что ноги перестали мёрзнуть и вообще, сегодня довольно-таки тепло. Даже жарковато. Захотелось вывалить язык и зарыться в сугроб. Что?!!

Ёсико распахнула глаза. Сугроб вокруг неё как будто вдруг стал глубже. Прямо перед её носом в шершавый ствол старой сосны упирались две миленькие рыжие лапки. Она резво оглянулась, проверяя…

— Й-йу-ху-у-у!!! Ух ты! У меня есть хвост!!! — маленькая огненно-рыжая лисичка, почти лисёнок, заскакала вокруг себя, взметая снежные вихри пушистым хвостом — и вдруг села, — Ой, я и не знала, что в лисьем обличии тоже можно разговаривать! — рыжая мордочка приняла уморительно озадаченный вид.

Эйра фыркнула:

— А где-то записано, что нельзя?

Дама в голубом спрыгнула вниз, превращаясь в большую белую лису.

— Пошли, лисёнок.

— Куда?

— На великую охоту! — засмеялась белая лиса.