Пока летит монета

31. ОШИБКИ МОГУТ СТОИТЬ ЖИЗНИ

КОНСЕРВЫ

Минами продолжала «спать», потихоньку разглядывая телегу, хотя разглядывать особо было нечего — обычная платформа с небольшими бортами (и всяким хламом валяющимся по углам), к которой была приделана клетка из стальных прутьев, с шагом сантиметров в пятнадцать. В задней узкой стороне — такая же решётчатая дверь, закрытая на примитивный засов. Огромный амбарный замок болтается рядом, прицепленный к одной из ячеек решётчатой стенки. Не стали, значит, на засов застёгивать. Зачем париться, лишний раз ключом ворочать, если пленница одна, и та связанная? Ну-ну… А решётка-то на человека сделана, лиса при желании пройдёт. Подождём, может и не понадобится…

На ночь они остановились в небольшой рощице, вскипятили воды и заварили что-то вроде сухой лапши. Вроде не китайцы, а туда же… Потом один забрался спать в маленькую палатку и вскоре захрапел, а второй остался караулить. Так, теперь слегка потянуться во сне, так чтобы край овчины случайно сполз, и томно застонать при этом.

Минами слушала, как привлечённый её шевелениями караульщик подошёл ближе. Она прямо виделаспиной, как он стоит, упирая руки в бока, разглядывая выглядывающее из-под овчины тело, чешет в затылке, озирается, несколько раз оборачивается на палатку с храпящим напарником.

Ну давай!!!

Проскрежетала железная задвижка на двери. Старается второго не разбудить, молодец какой.

Клетка была высокая, и мужик стоял в полный рост, отопнув ногой овчину и разглядывая неподвижно лежащую девушку. Пахло от него лучше, чем от доходяги-китайца — сильным самцом, кожаными ремнями и немного железом. Наконец он что-то решил и начал распутывать верёвки на её ногах.

В самом соитии ничего особо нового не было, вот только… всё было не так. Не так, как должно было быть.

Работорговец пользовал её, как обычную подобранную у дороги девчонку, никакими лисьими чарами тут и не пахло. Да в чём дело⁈

Мужик засопел, ему явно досаждали связанные руки Минами. «Не мог раньше позаботиться!» — раздражённо подумала она. Он же решил поменять позу и начал возиться около неё. Минами разглядывала потенциальную пищу из-под ресниц, пытаясь понять… Из-за ворота у него выскользнул слабо светящийся зеленоватым фосфорным светом медальон. Вот оно! Рука хозяина начала движение, чтобы заправить вещицу обратно. Ну уж нет! Мгновенно обернувшаяся лисой Минами ухватила амулет зубами и рванула на себя! Язык обожгло, но цепочка лопнула, врезавшись работорговцу в шею и заставив его зашипеть. И отпрянуть, конечно, хватаясь за отложенный в сторону пояс с ножом. Минами (уже девушка) подскочила к решётке, выплюнула амулет подальше и обернулась к… к словно попавшему в мёд мужику. Тот стоял совершенно потерянный, забыв, зачем он схватил свой нож, больше похожий на короткий меч.

Кицунэ мягким движением ступни отодвинула свалившиеся с тонких лисьих лапок узлы верёвок и улеглась на овчину, к запаху которой за день успела слегка притерпеться.

— Иди сюда, красавчик! Будем тебя использовать.

Этот самец был лучше, она даже получила обыкновенное удовольствие от близости, не считая того, другого наслаждения от овладевания чужой энергией, от вливающихся в неё потоков жизненной силы, и так увлеклась, что едва не пропустила нужный момент. Печень с трупа? Фу-у-у… Тело должно быть ещё живым, это она почувствовала с первого раза.

Минами вытерла губы (жест, скорее, автоматический — возвращаясь в женскую форму кицунэ становилась чистой, как бы сильно ни была испачкана в крови в лисьем обличии), нашла тускло светящийся в ночи медальон и пинком отправила его в кусты. Постояла у палатки, раздумывая: стоит ли воспользоваться вторым? Нет, всё-таки, пожалуй, нет. Во-первых, её и так распирало от впитанной силы. А что было в прошлый раз, после того как сосуд оказался переполнен — это она отлично усвоила и повторять не собиралась.

А во-вторых, Минами чувствовала страх жителей той деревушки. Этот страх подпитывал её тоненьким, но постоянным ручейком. Вывод — нужно, чтобы таких ручейков стало больше. И второй работорговец в качестве носителя легенды принесёт больше пользы, чем одноразовая «консерва».

ГОРОД

Новая Земля, Хэшань, конец весны, за пару дней до нового 0013 года

Хэшань, припортальный город, носил название в соответствии с провинцией в староземском Китае, в котором находился выход портала. Город, как и следовало ожидать от китайского города, оказался большим. В самом деле большим. Никто толком не знал, сколько тысяч (или скорее уже десятков тысяч) населения тут обитает, особенно в преддверии тринадцатого новолетия Новой Земли. А ещё он был пёстрым, шумным, тесным (генетическая привычка, что ли, лепиться друг к другу) — и очень китайским.

И это было вовсе не смешно, потому что японская девушка, даже в неброских джинсах и тёмной ветровке, с обычным школьным рюкзаком, привлекала к себе всеобщее внимание как безумец на крыше пагоды.

Лишнее внимание.

К тому же скоро должен был приехать работорговец, и столкнуться с ним нос к носу совсем не хотелось.

Минами потолкалась по огромному пёстрому рынку, нашла книготорговца, понимающего по-японски, присмотрела любопытную книгу — «Атлас известных мест Новой Земли», издания двенадцатого года по местному счислению. Довольно толстая была книга, с рисунками и многочисленными фотографиями. Надо бы взять, хоть знать на будущее, что соврать, когда спросят: кто, да откуда. Хотела было прикупить несколько карт окрестных земель, но подумала, что это будет подозрительно, и не стала. Да и торговца не хотелось так сразу убивать, мало ли, вдруг понадобится переводчик…

На площади тем временем происходило что-то громкое, торговцы закрывали свои лавки и бежали к центральному помосту, послушать. Книжник также вышел на порог, но бросать лавку не стал. Дверь он тоже не закрыл, так что Минами имела удовольствие слышать разрастающиеся крики, среди которых преобладали «оборотень» и «чернобурка». Она прикусила губу и полезла за кошельком. Надо взять книгу и уходить, пока они не опомнились и не начали хватать всех подозрительных. Уж что японка для китайцев будет подозрительна — тут и к гадателю не ходи.

— Не надо денег, — она резко обернулась.

Хозяин лавки закрыл двери на тяжёлый засов, выставил табличку «закрыто» и опустил дубовые ставни.

— Не надо денег, госпожа лиса, — он смотрел на неё прямо, и Минами поняла, что этот молодой человек на самом деле стар, очень стар; а ещё из-под широкого рукава рубахи у него выглядывал браслет, массивный, светящийся фосфорно-зелёным и немного синим, — Я прошу только о неприкосновенности для моего рода. Позвольте, я укрою вас на верхнем этаже. Если они потребуют обыска дома — тогда у вас останется последний шанс: уйти по крышам. Бо́льшего, к сожалению, я сделать не смогу.

Минами посмотрела в узкое, забранное решёткой окно на гудящую площадь… и согласилась.

В доме были ещё люди, но, подчиняясь резкому приказу хозяина дома, ни один не высунул из своих комнат даже носа. Книготорговец проводил её на самый верх, в комнату, устроенную словно бы в башенке. Рядом был крошечный чуланчик, в котором стоял таз для умывания и фаянсовая ночная ваза, вся в крупных розах, на европейский манер. Он лично принёс гостье великолепный обед на расписанном цветами и птицами лаковом подносе, а через три часа — ужин. Минами сидела на кровати, поджав ноги, и изучала атлас. В голову ничего не лезло — город бурлил, и возбуждённые крики поисковых групп доносились в прикрытое резной решёткой окно.

На вид решётка была намертво вделана в раму, но по щелчку специального рычажка поднималась, позволяя выйти на плоскую, почти горизонтальную крышу, а затем под собственным весом возвращалась на место, приобретая прежнюю показную неподвижность. В одном из ящиков комода красного дерева был спрятан специальный колокольчик, и в случае, если он вдруг зазвонит, полагалось немедленно бежать. И такая ситуация была вполне реальна — если кто-то вдруг вспомнит, как в лавку книготорговца вошла чужачка. Вошла и не вышла. А ведь за голову лисы уже несколько кланов назначили награду. И вдесятеро большую — за живую лису.

Минами глухо зарычала. Печень волшебной лисы — универсальное средство от любых недугов! Убьют сразу или будут держать в клетке, пока ценнейший ингредиент не понадобится?

Всё получилось немного не так, как она ожидала.

На город опускались сумерки. Она следила за снующими по улицам огоньками. Распалённые азартом погони хэшаньцы никак не желали успокаиваться. И почти у всех были собаки! Собаки сразу чуют оборотня. Против даже двух крупных псин шансов было немного, в этом надо себе признаться.

В десять вечера хозяин пришёл снова, принёс чай, фрукты и сладости, спросил: не нужно ли ещё чего? Минами отрицательно мотнула головой и попросила не беспокоить её до утра.

Ночь вошла в полную силу, когда затихли собаки и ничего не нашедшие люди — и пьяные, и трезвые, — и она ушла. Ушла, сложив атлас в свой школьный рюкзак и обратившись лисой. Лисам ведь не нужны были чемоданы для мелочей, достаточно было запомнить, в какую сумку что ты положила, обращаясь. Удобной штукой оказалось это местопозади превращений, словно безразмерная камера хранения.

Большая торговая площадь находилась почти в самой середине города. С крыши высокого дома книготорговца было видно, в каких кварталах ещё горят огни, а где царит тьма. Она немного посидела в тени́ своей башенки, решая, в какую сторону идти.

Лунные тени оказались прекрасной защитой. Чёрная лиса словно растворялась в их черноте. Пока была возможность, она бежала по крышам, потом пришлось спрыгнуть на землю и придерживаться той стороны, где света было поменьше, хотя в узких улочках окраин лунные лучи почти перестали доставать даже до верхушек окон, не говоря уже об утоптанной земле, по недоразумению именующейся здесь мостовой.

Распахнувшаяся впереди калитка заставила её замереть. Из тускло освещённого провала двора, пошатываясь, вышел мужик. Изнутри (видимо, из раззявленной двери дома) пьяные голоса орали какую-то невнятицу. Вышедший мужик рявкнул:

— Щас!!! — нетвёрдо захлопнул калитку и, шатаясь и бормоча, отошёл чуть в сторону.

Ну и разило же от него! Вонючий запах от выпивки и ещё какой-то кислятины заставлял Минами морщиться.

Зажурчало, и резких запахов стало ещё больше.

Фу-у-у!!! Свинья паршивая! Тут вообще-то люди ходят!

Можно было бежать дальше, но что-то…

Мужик перестал журчать и завозился с ширинкой, бормоча и ругаясь. Сражаться приходилось одной рукой, вторая была занята — держалась за стену, не давая хозяину упасть. Штаны пока побеждали. Минами тихонько фыркнула и хотела обойти мужика по большой дуге, и помчаться дальше по улице, но тут… тут он покачнулся сильнее, рискуя завалиться в собственную лужу. Тихонько звякнула цепочка, почти в мелочах повторяя произошедшее сутки назад. Медальон выпал из ворота расстёгнутой рубашки, призрачно-фосфорным светом выхватив часть лица. Достаточно для того, чтобы она узнала…

Она сама не заметила этот момент — когда стала человеком, сделала несколько торопливых шагов, просунула качающемуся пьяному руку под мышкой и изо всех сил рванула светящийся медальон вниз. Резанувшая жгучая боль заставила её прийти в себя и отшвырнуть противную вещицу. Похожий на плоскую завитую ракушку амулетик отлетел и шмякнулся в грязь. Мужик, обожжённый болью от полоснувшей по шее цепочки, пьяно взревел и развернулся к ней, в мутных глазах мелькнуло узнавание:

— Э-э-э-э…

А ещё, оказывается, на пьяных хуже действуют лисьи чары. Зато и собственные конечности их тоже плохо слушаются! Чёрная лиса прыгнула, вцепляясь в горло движением, уже начавшим становиться привычным.

— Оборотень! Оборотень! Чернобурка!!!

Калитка во двор распахнулась, и из неё повалили пьяные мужики, размахивающие руками, словно детские вертушки. Руками, в которых были зажаты самые разнообразные предметы. Преимущественно острые.

Смерть товарища, которому они полночи помогали лечить душевную травму, несколько отрезвила толпу, и все они бросились на неё. Минами, всё ещё ошалелая после обжёгшего её амулета, перекинулась в девушку и бросилась бежать!

Она неслась по улице, тряся головой и понимая, что соображает плохо. Зачем она стала девушкой? Зачем? Даже в штанах и кроссовках он бежит медленнее, чем на четырёх лапах!

Бегущая в десяти шагах от толпы девчонка в джинсах и чёрной куртке вдруг словно запнулась… Толпа взревела, воочию убедившись, что гонится за оборотнем! Чёрная лиса оглянулась и бросилась в боковой переулок, из которого тотчас же раздался женский визг. Преследователи ворвались в переулок и тут же увидели оседающую по стене девушку в розовом шёлковом платье.

— Куда?!! Куда она побежала?!!

Девушка ткнула трясущейся как у горького пьяницы рукой в темень между домами и проблеяла что-то невнятное. Толпа устремилась в темноту узкого переулка, унося с собой дёргающийся свет двух чадящих факелов. Фигура в розовом с минуту вглядывалась им в след, затем одним слитным движением качнулась вперёд, превращаясь в чёрную лису, и заторопилась в обратную сторону.

Огонь факела — совсем не то же, что уличный фонарь.

Свет его, неровен, особенно если держащая рука не вполне тверда, а её хозяин несётся опрометью, поминутно спотыкаясь.

Тени его обманчивы, и в их пляске чудятся удаляющиеся тёмные силуэты, прячущиеся в укрытии кустов и заборов, дальше, дальше…

Охотники на оборотней промчались до самых окраин Хэшаня, изрядно напугав местных жителей беготнёй между их скромными хибарами. Наконец они уверились, что оборотень ушёл, и уныло поплелись назад.

Чтобы у ворот постоялого двора обнаружить, что труп работорговца лишился не только печени, но и сердца.

ТЕРРОР ЧЕРНОБУРКИ

Новая Земля, Хэшаньская область, 13 — 21 новолетие

Итак, чернобурка выбрала своей территорией окрестности Хэшаньского портала и терроризировала все прилежащие земли несколько лет, оставаясь неуязвимой, пробегая от деревушки до деревушки иногда по сотне километров за ночь.

Каждые два-три дня она находила новую жертву.

Она научилась быть осторожной, хитрой и чувствовать опасность за километр. Она овладела искусством возжигания огня, полёта и невидимости, а её вместилище силы было наполнено энергией так плотно, что её слои спрессовались подобно перламутровым оболочкам жемчужины — и это вместилище понемногу росло.

Артефакты, вызывавшие её опасение, как оказалось, были завозными, бешено дорогими, и привозили их именно те торгаши, что подобрали её на лесной дороге, тщательно скрывая источник приобретения (весьма логично, с точки зрения конкурентной борьбы). В Хэшане таких амулетов было едва ли полтора десятка зелёных (позволяющих сопротивляться чужому внушению) и единственный зелёно-синий, в дополнение к основным опциям показывающий истинный облик — у книготорговца, который помог ей в день облавы.

Минами некоторое время колебалась — не стоило ли избавиться и от него? Но… всё-таки она согласилась принять помощь в обмен на неприкосновенность рода, и это было бы нарушением условия договора. А тут, говорят, такое карается высшими силами, и очень быстро. Ладно уж, пусть живёт.

Ужас перед лисой в окрестных деревнях (и особенно в дальних деревушках) в конце концов сделался настолько силён, что у каждой околицы появился маленький алтарь с приношениями. Со свежими приношениями. Потому как если пришедшая лиса обнаруживала на выкрашенном в красный цвет камне чёрствые рисовые шарики или засохший сыр, то нерадивая деревня могла лишиться всех своих мужчин. Не в одночасье, конечно. По очереди, день за днём.

Зато если еда была вкусной, лиса могла ограничиться сбором урожая мужского семени — использовав, но оставив в живых десяток крестьян. Что с того, что после подобных игрищ мужья месяцами не способны были исполнить супружеский долг? Живы остались? Вот и будьте благодарны…

Минами была упорна и последовательна. Никаких глупых шуточек. Никаких идиотских романтических историй с замужествами и сокрытием собственной сути. Чернь должна бояться! Страх рождает ручейки силы…

К новолетию двадцать первого года у неё было уже три хвоста. Целых три!

Или всего три?

Хотелось ведь девять!

И то, что ради этих хвостов пришлось ждать не двести лет, а всего восемь, не очень её утешало.

К тому же Минами устала. Устала каждый день бежать, ночевать где придётся. Устала от убогих китайских крестьян. Ей внезапно и очень остро захотелось комфорта, а может даже и роскоши. К тому же за эти восемь лет у неё накопилась целая сумка денег.

Набитый собаками Хэшань, в котором до сих пор была объявлена большая награда за поимку чернобурки, не очень её вдохновлял. А вот разрастающийся в двухстах километрах на восток портовый Сянлянь… Эта идея была гораздо интереснее.