Пока летит монета

23. ПОТОМУ ЧТО ПОРЯДОК ДОЛЖЕН БЫТЬ НА ОЗЕРЕ

ХИТРЫЕ ЛИНДХОЛЬМЦЫ

Новая Земля, Линдхольм, 36.05 (сентября).0031

Через неделю мы наведались в Линдхольм.

Там, видно, уже знали и про Хедебю, и про разорение Бирки, потому что ждали отовсюду. Но Вова решил не повторяться с высадкой в тылу. К тому же, Ваня видел Линдхольм вовсе мельком, да ещё в состоянии аффекта (как же, мать похитили), и поэтому не был уверен в полном успехе. Так зачем же портить репутацию?

Эскадра из пяти кораблей (четыре рыбки и флагманская чайка) красиво вошли в залив и остановились вне зоны досягаемости наземной «артиллерии», буде таковая имеется. Сегодня на каждом кораблике были свои десантные шлюпки, на которые бодро ссыпались закованные в нашу специальную(а иные и в эксклюзивную гномью) броню воины. Шлюпки, подгоняемые магами, ринулись к берегу. Сверху это, должно быть, напоминало стаю мальков (мальков пираний, например), бросающихся к кормушке. Видела раз такое в зоопарке. Незабываемое зрелище.

Барон в этот раз прыгать не стал, сошёл на берег солидно, небрежно помахивая своим боевым топором, один вид которого обычно сразу снимал бо́льшую часть вопросов. Упакованный в чёрный доспех, тяжеленный, прибавляющий ему роста аж до двух с половиной метров. Двигаться он в нём мог очень быстро и представлял самостоятельную боевую единицу вроде танка и без своего топора(чтобы было понятно, по размеру этот топор был примерно с паровозное колесо, то, которое среднее такое, метра на полтора).

В некоторых случаях Вова любил включать режим, который я условно называю «Сёгун». Должно быть, нехило развлекался при этом. Я уж раньше рассказывала, но если кто пропустил — поясню.

Анекдот.

Приплыли викинги в Японию.

Ярл отправляет берсерка:

— Иди и убей сёгуна! — тот пошёл.

Следом за берсерком идёт нанятый ниндзя из клана Хаттори — чтобы, если что — завершить миссию.

Во дворце сёгуна (сёгун сидит в окружении ближайших советников).

Прибегает (ну, кто там у них такое докладывает):

— Мой сёгун, от побережья к перевалу движется огромный страшный человек, он убил всех, кто попытался его остановить! И каждого спрашивает: сёгун ли он?

— Послать против него (какой-то там) отряд.

Через некоторое время:

— Мой сёгун! Это человек убил весь этот отряд, сломал все укрепления и идёт к дворцу!

— Послать против него гвардию!

Через некоторое время:

— Мой сёгун! Это человек убил всю гвардию! Он разрушил стену и главные ворота! Он уже во дворце!

В этот момент расписная перегородка рушится, в дыре появляется огромная фигура, хватает говорящего (дальше нужно говорить страшным хриплым голосом):

— Сёгун?

— Нет! Нет! — верещит придворный… Хычь! (берсерк отрывает башку, хватает следующего, сидящего советника):

— Сёгун?

— Нет! — хычь!

Сцена повторяется, пока берсерк не доходит до последнего — сёгуна.

— Сёгун?

Сёгун дрыгается и нервно трясёт головой:

— Сёгун! Сёгун!

Хычь!

С потолка сваливается ниндзя:

— Вы великий герой! Ваше мастерство поразило меня до глубины души! А как вы на перевале…! А с дворцовыми укреплениями…! (короче, перечисляет все подвиги)

Берсерк кладёт ему руку на плечо (с подозрением):

— Сёгун?

Ну вот.

Линдхольмцы по-дурному самоубиваться не стали, а заслали гонцов с приглашением на переговоры.

— Я тоже пойду!

Я решительно воспротивилась гениальной идее посадить меня в трюм и накрыть крышку ковриком. Достало это меня! Нет никого вреднее боевого мага-лекаря — он же постоянно восстанавливается! Понятно, я не люблю убивать. Но устроить санитарную зону, усыпить всех в радиусе десяти метров или коварно включить им экстренное очищение кишечника — легко. И за последние тридцать лет у меня была такая практика, что я в случае необходимости могу лечить себя и ещё десяток объектов, стоя под плотным вражеским огнём. Больно будет, конечно, но гарантирую, что никто не умрёт. А ещё я предчувствую опасность и могу читать в душах.

Еле как уговорила, короче.

В длинном общинном доме был накрыт стол, во главе которого сидел Олаф, линдхольмский ярл, с приближёнными (и с женой, кстати!). Нашим предложили весьма (по викингским меркам) почётные места. Вова говорил мало и односложно, периодически кивая Марку, чтобы тот пояснил по существу дела, тысызыть. Хозяин вёл себя сдержанно, но уверенно. Хитромудрый такой, типа Алёши Поповича или Одиссея. Прощупывал почву аккуратно. С ультиматумом по поводу ненападения на озёрных жителей, на удивление, согласился сразу. Но по поводу имеющихся рабов предложил решить вопрос традиционно — поединком. Точнее, хольмгангом. Оружие — любое, на выбор бойца. Каждый может сменить до трёх щитов. О, они тут тоже «Тринадцатого воина» смотрели?

— Ну поединок — так поединок! — барон встал, — Где тут ваш остров?

Вообще в истории описаны всякие хольмганги, вплоть до битвы на трёхсаженной шкуре, но изначально — это была именно битва на острове (как правило, маленьком и голом), на который во время поединка не имел права вступать никто посторонний. Почему-то сразу ощущалось, что здесь всё будет подчёркнуто традиционно.

— На западном краю деревни! — махнул рукой хозяин. Вот зря он это сделал. Я же говорила, функция «сёгун?» включена. Вова вышел в указанном направлении через стену. Олаф только крякнул.

Остров был скорее почти прямоугольным плоским куском скалы, перегораживающим дорогу крошечной речушке, протекающей через деревню к Серебряному озеру. Речка огибала его то справа, то слева, никак не решаясь выбрать что-то одно. В конце концов кто-то заботливый углубил оба русла, превратив их в естественный кольцевой ров. Получилась своеобразная сцена, за поединком на которой с удовольствием могли наблюдать жители деревни.

Что я поняла из сумбурных прыгающих мыслей Олафа и его окружения (кроме страха за себя, близких и имущество). Первое: линдхольмцы-таки разговаривали с богами. В собственной тяжеловесной и своеобразной манере — и тем не менее. Второе: Остров поединков был местом мистическим, на котором проявляется всё «настоящее», и с этим были связаны основные надежды хозяев. А вот в чём конкретно — мне мешала понять общая суета и галдящие на своём наречии деревенские. Для этого нужен был транс, а нам пришлось спешно выдвинуться к месту предполагаемой разборки.

С той стороны на камень уже вспрыгнул рослый парень и начал традиционные подначки. Обращался он скорее к зрителям, но хвастался просто не по-детски, вызывая бурные ответные шуточки.

Подошёл Глирдан.

— Господин барон, местные радуются, что вы на острове пошевелиться в своих доспехах не сможете. Мол, достаточно будет выковырять, как улитку из раковины.

Так, надо понять.

— Вова, на остров пока не вступай. Тиредор, прикройте меня!

Телохраны обступили меня со всех сторон. Нужен кто-то… О! Вот он, Олаф! Ярл уже устроился в богатом кресле напротив островка, с противоположного от нас края. Он был уже почти спокоен, почти уверен, потому что…

— Милый! На этом островке отключаются все дары и свойства. Только личный опыт, личное умение.

— Понял! Доспех снимаем! — обступившие бойцы начали помогать барону разоблачаться, — Марк, твою шпагу и дагу мне! И прогуляйся-ка до ярла, спроси: убивать обязательно или достаточно крови? И предупреди, что мне не нужен щит!

Вездесущие ребятишки разглядели наши эволюции и закричали, как галчата.

— Чё пищат? — спросила я Глирдана.

— Что чёрный человек снимает панцирь. И что внутри он вовсе не чёрный, — усмехнулся бард.

Марк, видимо, добрался до ярла, потому что послышались азартные крики толпы.

— До смерти просят, — перевёл Глирдан, после чего послышался громкий и даже раздражённый, перекрывающий шум ответ Олафа:

— До третьей крови!

Ну, до третьей, так до третьей.

Из-за камня появился Марк, которому Вова сразу кивнул — мол, уже услышал.

Следом (видимо, лично убедиться в точности новостей) показался помощник ярла: здоровенный суровый мужик. Я уже говорила, что у викингов, как у орков вархаммера, все лидеры были исключительно крупные, да? Вовка у меня почти два метра, так этот был ничуть не ниже, а то может и повыше немного. Да ещё широкий, как шкаф. Он мрачно оглядел наши приготовления и столь же любезно поинтересовался:

— Решил выйти без доспеха, Белый Ворон?

— Как видишь, — Вова, оставшийся в полевом чёрном костюме с кевларовыми вставками, примеривался к Марковой шпаге. Из маленького персонального портальчика выскочил Ванька с отцовыми берцами в руках:

— Пап держи!

— Спасибо, сынок!

Вова отложил шпагу, на которую незамедлительно уставился викинг.

— А оружие будет какое?

— Шпага и дага, — барон самолично затянул шнурки и поднялся, — Какие-то претензии?

Помощник, звали которого (я тихонько подглянула в его мысли) А́сгрим, затоптался, выдавив наконец:

— Не очень подходящее оружие для викинга…

— Так я и не викинг! — Вовка несколько раз взмахнул тяжёлым клинком, со свистом рассекая воздух. Шпага у Марка была выкована по типу валлонской: увесистая, прочная, с широким массивным клинком и хорошо защищающей руку гардой, и поскольку Марк был с бароном практически одного роста — и длина была вполне подходящая, чуть больше метра, — Слово было сказано: оружие любое. ЛЮБОЕ. Я выбираю шпагу и дагу — привычное мне оружие. Давай так: мы с вами все с одного мира пришли. Не валяйте дурака, будто ни разу таких названий не слышали. Или ваш боец хочет отказаться от хольмганга?

Асгрима словно бревном в грудь толкнули.

— Нет!

Отказ от хольмганга — несмываемый позор! Вечное клеймо трусости!

— Ну вот и замечательно! — барон осмотрел дагу, гарда у которой была ещё сильнее развита — фактически щиток, которым можно ещё и хорошо прописа́ть. Понятное дело, что на островке с оружия слетят магические опции: самозаточка, повышенная прочность и тому подобное. Но там и основной (собственно стальной) прочности предостаточно, — Если ваш боец готов, можно начинать!

Асгрим ушёл.

Ну всё, дальше только смотрим.

Противник барона был сильно моложе. Вот прямо сильно. Когда они встали напротив друг друга, очевидная разница стала резко бросаться в глаза.

После всех возрастных откатов, по мере того, как росло наше баронство, я стала замечать, что муж стал выглядеть старше. Вот не совсем парень, а молодой, но уже заматерелый мужик. Возможно, это была плата за «отцовство над народом», или показатель статуса. Магистр ведьмаков вон вообще седой как лунь. Тот же Олаф тоже мальчиком не смотрится. А поединщика Линдхольм выставил молодого, вполне может быть, прямо тут рождённого (и зуб даю — уже на этом камне и проверенного). Он был рослый, как все викинги, и (опять же как все они) довольно широкий — это, видать, калька общественного сознания такая. Хорошо хоть рога из башки не растут. И таращился парень на шпагу с дагой, как баран на новые ворота. Натурально, новоземский.

Вова отсалютовал ему шпагой и остановился, как он часто это делал: руки обманчиво расслаблены, голова слегка наклонена вбок, одна нога чуть впереди. И взгляд — характерный, тяжёлый, словно разбирает противника на куски. И даже уже в холодильник складывает.

Викинг передёрнул плечами, словно отряхиваясь, и ударил в щит мечом.

— Торбьёрн, давай! — закричали из толпы, — Покажи ему! — голоса начали подбадривать друг друга, кричать громче и агрессивнее. Снова послышались выкрики «До смерти!»

Раздражают они меня.

— Эд, ты у нас по жизни арбитр — огласи правила ещё раз.

Эдрадор кивнул и выдернул из-за ворота громкий камешек, сделанный на манер судейского свистка. Это на островке магия не работала, а у нас-то — вполне!

— Внимание! — раздавшийся словно из мощного громкоговорителя голос заставил толпу слегка присесть и замолкнуть, — Напоминаю правила поединка, именуемого «Хольмганг». Участвуют бойцы: от земель Белого Ворона — барон Владимир, оружие — шпага и дага; от поселения Линдхольм — боец Торбьёрн, оружие — щит и меч. Участники, подтвердите, что вы выбрали своё оружие по личному усмотрению и участвуете в хольмганге добровольно и без принуждения!

— Подтверждаю! — барон повторно отсалютовал шпагой.

Молодой Торбьёрн тоже стукнул мечом в щит и рявкнул:

— Подтверждаю!

— Поединок ведётся до трёх пролитий крови, после чего получивший три ранения признаётся безусловно побеждённым и не должен настаивать на продолжении боя. Если один из участников решит нарушить озвученные правила — второй имеет право на защиту. Да свершится воля богов! Прошу начинать!

Торбьёрн и вправду походил на медведя: рослый, тяжёлый, с хорошо поставленным мощным рубящим ударом.

Но барон Владимир тогда уж был драконом: гибким и подвижным. И очень быстрым. Сейчас с него слетела магическая сила, но природная-то, позволявшая ему ещё на Старой Земле без особого напряга поднимать веса́ по сто килограмм — никуда не делась! К тому же наш Белый Ворон вот уже тридцать лет не позволял себе уделять фехтованию менее пяти тренировок в неделю. Этот пацан, поди, столько и не жил…

Торбьёрн подбодрил себя рёвом и бросился вперёд. Я только опять не успела рассмотреть. Потом муж будет мне рассказывать, как всё оно было, а Колегальв, быть может, покажет картинку в замедленном темпе. Но пока я увидела, как молодой викинг рубанул мечом и провалился вперёд, потому что барона там уже не было. И пробежал несколько шагов, изображая таран. Так! Не увидела, но подозреваю, что Вова ему в этом помог. Торбьёрн чуть не вылетел с островка, с трудом удержался и замер. Приставленная к шее шпага оставила в коже небольшой прорез, из которой тонкой струйкой сочилась кровь.

— Один! Два! Три! — бесстрастно прокомментировал Эд. Действительно, ещё один разрез был вдоль бедра, а третий — по бицепсу, — Поединок окончен победой Белого Ворона, боец — Владимир Воронов! Воля богов исполнена!

Вова отпустил парня и пошёл к нашей стороне. В полной тишине. Люди в толпе переглядывались, как бы спрашивая друг друга: что — всё?

А вы как хотели, пляски с бубнами что ли?

Торбьёрн стоял, глядя на кровавое пятно, расплывающееся по аккуратному разрезу на штанине, и вдруг хрипло заорал, бросившись барону вдогонку. Подозреваю, что Вова ждал чего-то подобного. Ну почему, почему все думают, что раз они первые закричали — то соперник будет стоять и ждать, пока пройдёт удар, ну? Меч Торбьёрна так и не успел опуститься. Выпал из разрубленной до кости руки. Вот зачем я успела увидеть ошмётки мышц и торчащие сухожилия? Эльфийская шпага вошла в плоть викинга легко, как в воду, и высунулась из спины. Ахнули женщины. Барон стряхнул тело со шпаги и перепрыгнул небольшой ров, возвращая себе привычную силу.

Мой громкий камушек в виде эксперимента был вделан в кольцо. Посмотреть — удобно ли будет?

— Олаф Иванссон, что дашь мне за жизнь твоего бойца, если спасу его? — «негромко» поинтересовалась я.

Тишина стала вовсе осязаемая. Я не видела Олафа из-за камня, но уже предполагала его ответ.

— Торбьёрн обесчестил себя нарушением закона хольмганга, — голос ярла был хриплым и… тусклым, что ли, — Делай с ним что хочешь. Он — твой.

Линдхольмский тинг накрыл дружный вздох. А с другой стороны — викинги же. Этот парень представлял весь посёлок, и его выходка ударила по коллективной репутации. Стратегически — вроде и откупились, и открестились…

Я отдёрнула камень от лица:

— Мужики, тащите его бегом, пока кони не двинул!

Четверо бойцов рванули к Острову.

В этом посёлке никто не пытался укрывать рабов. Видать, наслышались про Бирку и неприятный опыт с пепелищами повторять не хотели.

ПЛЮС ПОЛТОРЫ ТЫСЯЧИ

В общей сложности у нас получилось даже чуть больше, чем полторы тысячи людей, взятых из северных викингских посёлков. Освобождать их мы торопиться не стали (так что во временный лагерь они заселились пока в рабском статусе), но объявили, что весной начнётся расселение по посёлкам и вот тогда те, кто в лагере покажут себя хорошо — будут поселены как свободные. Торбьёрн по некотором размышлении был отправлен туда же. На западной границе нужны бойцы, а у него есть шанс стать-таки хорошим бойцом. Если дурить не будет, конечно.

Для моих учеников-целителей образовалось огромное количество работы — ужасная, но очень благоприятная для обучения ситуация. Если в расчётливом Линдхольме состояние рабов было в целом сопоставимо с освобождёнными из Хедебю, то Бирковские — это же просто тихий ужас. Совсем освенцим, битые-перебитые, немногим лучше доходяг из Нор. А уж что там в головах творилось!

Честно, как я этот год вывезла — не знаю. Похудела даже. Психокоррекция — дело трудное, энергозатратное, а тут сразу такой вал. Хорошо хоть за лето успела с Аудуном и Серебряной Гаванью разобраться.

После Линдхольма я объявила очередь: сперва трэллы из Бирки (уж очень там было всё плохо), потом все из Серебряной Гавани, кого ещё не успела посмотреть, потом те посёлки из их партии, кто расселился по другим местам, и уж потом оставшийся Евфратский лагерь. Вот так — в порядке живой очереди!

А пока — всем прописан Исцеляющий источник, после которого пошёл реабилитационный период. Люди элементарно привыкали регулярно есть и мыться, носить чистую одежду и разговаривать в полный голос.

Каждому была определена работа: на зимней лесозаготовке (из чего-то же по весне строиться будем?), на предварительной расчистке дорог и мест будущих поселений, на ферме или в мастерских.

Андле со своими учениками занималась внедрением в сознание людей «животноводческой культуры» — уж больно они в своём средневековье одичали.

Заработали школьные классы для детей (и вечерние для взрослых). Ну и так далее.

Ну вот, пока мы совершали всякие героические подвиги, Серебряная Гавань готовилась к Осенним посиделкам — долгим двум неделям, когда люди почти не выходят из домов. Иногда бури затягивались, и мы заранее рассчитывали дней на двадцать изоляции. На это время откладывались всякие дела, на которые не хватало времени в обычной круговерти (что-нибудь требующее особенного тщания и кучки свободного времени), заготавливались вкусности и приглашались желанные гости для приятных неспешных бесед.

У нас с бароном был на эту осень задуман план взять в охапку Ваньку и, пользуясь его читерской способностью, наведаться в несколько мест (в которых как раз будут кучкой сидеть все интересующие нас люди, ха!) — и не пропустить появление восьми в Серебряной Гавани. Мы ж их пригласили? Бочонок с травками ждёт. Ну, и ещё несколько других тоже.