Пока летит монета

29. ЛЮБАШИНО, окончание

Море снова качало её тягучими горько-холодными волнами. Стоит позволить себе утонуть — и всё кончится, ведь так? В груди было больно, и челюсти снова начало сводить судорогой.

Ёсико с трудом разжала стиснутые зубы:

— Го… гос… пжа… Эй… ра…

Сознание вдруг провалилось в странное место, вокруг был купол из золотых светящихся нитей, и на белой ажурной скамеечке сидела дама в голубом.

— Давненько мы с тобой не виделись, маленькая лисичка, — она слегка улыбалась, и это внушало надежду.

— Госпожа Эйра! — Ёсико сложила ладошки лодочкой и поклонилась, — К чему беспокоить богов по пустякам, до сих пор мы худо-бедно справлялись.

Богиня усмехнулась:

— И что же теперь?

— Прошу вас не отказать… — Ёсико склонилась ещё сильнее, — У меня две нижайших просьбы.

— Я слушаю.

— В горящем доме две девочки, помогите им спастись, прошу, — кицунэ продолжала стоять в почтительном поклоне.

— Этим успешно занимается твоя названная сестра. А вторая?

— Помилуйте деревню! Да не пострадают люди из-за действий одного глупца! Пошлите дождь, что погасит пламя.

Эйра была немного удивлена. Но Ёсико этого не видела, потому что продолжала стоять согнувшись.

— Ну… с дождём это немного не ко мне, но, я думаю, мы тут договоримся.

Изуми положила сестёр на траву (точнее, положила старшую и посадила младшую) и с тревогой осмотрела свою добычу. С мелкой, вроде, всё в порядке, от чумазых разводов отмыть — и вообще красота будет. Со старшей… Так. Раз уж эта девочка так дорога Ёсико, будем действовать! Лисы могут забрать энергию, правильно? Значит, могут и поделиться. Должны! Изуми закрыла глаза, попыталась представить в себе сферическое сияющее вместилище магической силы и подула в беспамятное Наськино лицо…

Над головой заворочалась нарождающаяся гроза. В дальних закромах неба гулко прокатились булыжники в большой железной бочке. Девочка открыла глаза.

— Ты меня понимаешь? — строго спросила Изуми; следовало удостовериться, с русским у неё не всегда выходило гладко; девочка кивнула; вокруг небесными кляксами начали шлёпать крупные дождевые капли, — Бери сестру и беги в хлев. Сейчас будет сильная гроза.

Девочка подхватилась, словно и не она лежала только что без памяти под кустом жёлтой сливы, сгребла на руки сестрёнку и побежала к сарайкам.

Да, была у Изуми мысль коня с коровой выпустить, но судя по иссиня-чёрной наползающей туче, скоро вместо пожара тут будет потоп.

Ёсико очнулась от шмякнувшей в лоб капли, здоровой такой, наверное с вишню размером! Села, припоминая своё видение в светящемся сетчатом шаре…

— Ёсико!!! — Изуми налетела на неё ветром, — Ты жива, сестрёнка!!!

В небе страшно загремело, словно кто-то прямо над ухом раздирал огромные железные листы… В довершение всего невидимый великан сорвал с горящего дома стальную штампованную под черепицу крышу, смял её, словно использованную салфетку, а потом опрокинул в пожар целое озеро воды! Небесные потоки изливались щедро, наполняя улицы потоками глубиной по колено, заставляя собак забираться на собственные будки…

Лисы взвизгнули и рванулись в разные стороны, но поскольку они до сих пор держались друг за друга, порыв вышел не очень.

— В беседку?

— Побежали!

Они прохлюпали по огороду, в одночасье превратившемуся в пруд, и заскочили в беседку, главным достоинством которой была её закрытость. В остеклённые окна всё равно было мало что видно кроме струй дождя, похожих на бесконечные стеклянные карандаши, и Изуми снова изо всех сил обняла младшую сестрёнку:

— Как ты меня напугала!

Ёсико вздохнула и невпопад ответила:

— Я снова её видела, сестра!

Изуми отстранилась и посмотрела ей в глаза:

— Даму в голубом?

— Да!

— И… о чём вы говорили?

Они уселись на диванчик у дальней стенки.

— Я просила её помочь спасти детей и потушить пожар, чтоб не сгорела деревня.

Обе оценивающе посмотрели в окно.

— Я думаю, пожар точно будет потушен.

— Без вариантов!

Арина рыдала, откидывая мокрые обугленные доски и обломки панелей, которые буквально час назад были её домом. Ливень кончился так же внезапно, как и начался, и растерянный, насквозь промокший народ топтался напротив пепелища, не решаясь разойтись и осознавая очевидную бесполезность каких-либо усилий… Ну не могли двое ребятишек выжить в таком пожаре, да ещё когда обрушилась крыша! И только она одна, рыча, разбрасывала слабо дымящиеся куски.

Ему она всё сказала. Ещё до дождя. Всё, что о нём думала, начиная с того момента, когда он брякнул, что не верил в домовых, и решил добавить в молоко крысиного яда, чтобы доказать ей её дремучесть… Мразь! Скотина! Арина закричала каким-то утробным, диким криком и вдруг услышала отвечающий ей детский…

Дождь кончился, словно ведро воды опрокинули, да на этом и всё — и обе лисы выбрались на дорожку убедиться, что пожар потушен. Хозяйка расшвыривала в стороны куски умершего дома с совершенной исступлённостью.

Ёсико хотела сказать: как бы она умом не тронулась, но тут дверь хлева распахнулась и девчонки закричали:

— Мама!!!

Точнее, старшая. Маленькая, та просто кричала: «Ааааааааааааа!»

Все трое бросились друг к другу! С улицы через завалившиеся обгоревшие ворота полезли ещё люди…

Арина плакала, смеялась и поочерёдно обнимала детей, круг односельчан сомкнулся вокруг неё, но на какую-то долю секунды между радующимися людьми возник просвет, в котором мелькнула раскрытая в огород калитка, а за ней — две лисы: крупная тёмно-рыжая и поменьше — ярко-огненная. Картинка мелькнула — и исчезла.

Изуми и Ёсико постояли ещё минуту — и ушли. Ушли из этой деревни навсегда. Но с тех пор на много километров в округе люди знали: если гривы у лошадей заплетены в косички — стоит уважить тайных гостей и выставить за дальним углом дома угощение — и, быть может, они в ответ уважат вас и останутся подольше, и пошлют благословение на ваши посадки…

Спустя шесть лет по велению своего безумного шамана орки из северного леса выкрадут в лесочке рядом с посёлком Любашино пятнадцатилетнюю девушку. Выкрадут с одной единственной целью: кинуть её в грибницу, чтобы она превратилась в орчиху и полностью потеряла способность перечить шаману, после чего самка должна была родить одного за другим штук пять орчат, затем превратиться в старуху, годную только на то, чтобы быть брошенной в грибницу — теперь уже с последней целью: ради питания полезных грибов.

Девушка не сумеет отбиться, её опоят превращающим зельем и поместят в вонючую яму с изменяющей сущность слизью. И она даже станет орчихой.

Но сумеет сохранить разум. Потому что в самые страшные моменты в её сознании будет всплывать детская память: огненно-рыжая лисичка, играющая с ней на ковре в детской, лисичка, которую не видел никто из взрослых, и вторая, потемнее, вдыхающая в неё частичку магической лисьей силы под кустом жёлтой сливы.

И Настя сумеет обмануть всех орков — и даже шамана. И сбежит. И вернётся домой. И ещё через шесть лет картинка из её памяти поможет людям из далёкого баронства найти и уничтожить безумного шамана и всех порождённых им чудовищ. А Настя снова станет девушкой. Пятнадцатилетней девушкой со светлыми, стриженными по плечи волосами и веснушчатым чуть курносым носом.