Политология. Курс лекций

§ 1. Идеология и политика

Наиболее общей категорией, характеризующей субъективную сторону политики, является политическое сознание. Оно охватывает чувственные и теоретические, рациональные и подсознательные представления людей, опосредующие их отношения между собой и с институтами власти по поводу участия в управлении государством и обществом. Когда политическое сознание представлено самосознанием социальной (национальной, классовой, конфессиональной и др.) группы, оно отражает действительность с позиций коллективных интересов, сопоставляет групповые потребности с их влиянием на общество в целом. Оно поэтому не может не включать в себя и общегрупповые, общедемократические и общечеловеческие идеи и представления. Основными формами существования политического сознания являются политические идеология и психология. Среди них важную и все возрастающую роль играет политическая идеология[186].

Термин «идеология» древнегреческого происхождения и буквально означает «учение об идеях», поскольку состоит из двух слов — «идея» и «логос». В научный оборот он был введен Антуаном Деспотом де Траси, одним из представителей позднего поколения французских просветителей. В своем труде «Этюд о способности мыслить» он использовал термин «идеология», чтобы охарактеризовать науку об идеях. Позднее в многотомном сочинении «Элементы идеологии» (Т. 1–4, 1805–1815 гг.) он развил это понятие. Дестют де Траси харастеризовал идеологию как «науку об идеях, о том, как они возникают, и о законах человеческого мышления». По его мнению, эта наука должна быть такой же точной, как и все естественные науки.

Термин «идеология» широко использовался в произведениях и других французских ученых того времени: Вольнея, Кабаниса, Тара, Джерандо, Ланселина и др. Однако на его интерпретацию уже в тот период стала оказывать влияние сфера политики. По мнению Наполеона Бонапарта, любая идеология не имеет ни содержания, ни смысла, ибо она не выражает и не может выражать никаких потребностей, тенденций и интересов общественного развития. Соответственно и идеологами он считал людей, оторванных от жизни. Он причислял к ним теоретиков, у которых отсутствует чувство реальности, доктринеров, не сообразующихся с действительностью. К их числу он относил и Дестюта де Траси, и всех, кто критически относился к его правлению. Однако, несмотря на столь презрительное отношение Наполеона к идеологии, именно он способствовал росту ее популярности в обществе того времени.

Отмечая то обстоятельство, что термин и представление об идеологии возникли в XVIII в., немало исследователей утверждают, что эпоха идеологии начинается с заката старой Европы и рождения современного мира. Раньше же в Средние века и в Древнем мире существовала предыдеологическая эпоха. Например, такие известные теоретики, как Р. Арон и Д. Белл, относят появление идеологии ко временам упадка религиозной веры в Европе в XVIII и XIX вв. и формирования в этот период «класса интеллектуалов». Ученые, специализирующиеся в области «теории идеологии», исследующие проблемы возникновения различных типов мышления, систем идей, способов их внедрения в сознание масс и отдельных индивидов, способов манипулирования этим сознанием, связывают ее возникновение с именем английского философа Френсиса Бэкона (1561–1626). Он, по их мнению, в теории «идолов» попытался объяснить, почему человеческий разум не может воспринимать действительность без искажений. Эпоха Ф. Бэкона истолковывается как начало крушения «единой» системы общественных ценностей, возникновения различных идеологий. Другие исследователи (О. Лемберг) относят возникновение идеологии к явлениям скорее не социологического, а антропологического характера. Они усматривают истоки идеологии в глубинных потребностях человеческой природы, в свойствах человеческого рода, заинтересованного в своем сохранении и продолжении, в потребности объяснять мир и развивать мировоззренческие картины о правильном общественном порядке и средствах его установления. Широко распространена трактовка идеологии как результата индустриальной и технической революции, вследствие которой человечество перешло из эры духовных ценностей в эру идеологии и науки. Встречаются трактовки (Л. Фойер), связывающие истоки идеологии с психическими свойствами индивидов. При таком подходе идеология предстает как выражение и воплощение эмоций, подавляемых предшествующими идеологическими доктринами. Идеологическое мышление рождается в этом случае не из превратного отражения экономики, а из подсознания молодого поколения («генерационного подсознательного»). Марксистская научная традиция связывает возникновение идеологии с глубокой древностью, когда произошло разделение труда на физический и умственный, общество расслоилось на классы и появились первые группы людей, производивших идеи.

Дискуссии о природе идеологии не прекращаются и в настоящее время. Несмотря на известный плюрализм и релятивизм, в политологии сложился ряд устойчивых положений по отношению к идеологии. Во-первых, это безоговорочное разведение идеологии и науки, отрицание ее познавательных функций. Эта традиция чаще всего в XX столетии соотносится с именами М. Вебера, К. Мангейма. Современные критики идеологии с позиции ее отношения к науке продолжают традицию, имеющую уже многовековую историю. Они подчеркивают, что «идеология, представляя сорт превращенного отображения действительности, оказывается продуктом политипических симбиозов догматизма и начетничества, лицемерия и утопии, застойности мысли и узости интеллекта, рассогласованности слова и дела, тенденциозности и агрессивности и т. д.». Во-вторых, весьма распространено толкование идеологии как инструмента интеграции общества; при этом в стороне остаются ее исторические и социально-экономические источники и детерминанты. Полное отрицание за идеологией познавательных потенций, сведение ее к вере представляется все же чрезмерным упрощением, вызванным различным пониманием авторами термина «идеология». Функция идеологии, в отличие от науки, прежде всего сводится к овладению массовым политическим сознанием, к внедрению в него своих оценок прошлого, настоящего и будущего государства и общества, определению целей и задач, которые могут быть ориентирами в политике. Проблема соотношения идеологии и науки или рассмотрения ее функций не может заменить задачу определения самого феномена идеологии как общественного явления.

В самом общем плане под идеологией следует понимать относительно систематизированную совокупность взглядов, существенной чертой которых является функциональная связь с интересами и стремлениями общественной группы. В состав идеологии входят возникшие на основе исторического опыта и условий жизни определенной социальной общности идеи, которые особым образом отображают и оценивают действительность. В нее нередко включают и директивы к действиям, основанным на этих идеях. Последнее обстоятельство особенно характерно для политической идеологии как комплекса идей о политической власти и в целом о сфере политики.

Очевидно, что становление политической идеологии происходило вместе с появлением государства, и с этого времени формируются особые отношения между идеологией и политикой. Они характеризуют отношения теории и практики, сознания и действия. Политическая идеология, будучи системой социально-политических идей, является теоретически оформленным выражением самосознания определенной социальной группы, слоя, класса, нации, этнической или иной общности. Она определяет и механизм теоретической защиты их политических интересов. Политическая идеология представляет собой интеллектуальную и духовную[187] основу политической деятельности, и их взаимодействие определяется рядом обстоятельств.

Во-первых, идеология разъясняет силам, действующим в политике, общую социальную и политическую ситуацию в мире, перспективы развития, определяет ценности, которые лежат в основе действий, указывает средства, обеспечивающие реализацию этих ценностей. Во многих случаях политическая идеология дает и общие директивы для действий. Использование политическими движениями сформулированной и принятой политической идеологии происходит по-разному. Нацизм, например, в принципе отрицал постоянные и неизменные идейные принципы и заменял их волей вождя. Во многих движениях и партиях реформистской ориентации прагматически понимаемая целесообразность заслоняет идейные принципы. Вместе с тем любое политическое движение имеет более или менее конкретизированные постоянные идейные принципы. Они во многом определяют направление и характер его деятельности.

Во-вторых, идеология является организующей силой, объединяющей политическое движение. Важным связующим звеном каждого крупного политического движения является убеждение в принадлежности к сообществу близко, подобно или даже одинаково мыслящих людей. При всем плюрализме и разнообразии мнений в демократических движениях и партиях и в них существуют общепризнанные принципы, отрицание которых ставит того или иного деятеля вне движения.

В-третьих, политические идеологии представляют собой совокупность символов, имеющих эмоциональное содержание. Они в той или иной степени содействуют интенсификации действий индивидов и групп. Истории известны многочисленные примеры, когда идея отечества, нации, которую национальные идеологи подчеркивали, вызывала более значительные и героические акты самопожертвования, чем простое чувство долга по отношению к монарху, чувство чести и т. п.

При характеристике пути формирования политической идеологии выделяют четыре основные модели этого процесса. Во-первых, это модель «конденсации». Она работает в том случае, когда (в результате своеобразной конденсации «испарений» массового сознания) происходит трансформация идеологических представлений, присущих обыденному политическому сознанию, в теоретические идеологические структуры (идеологические комплексы тредъюнионистов, экологистов и т. п.). Во-вторых, это интегративная модель. Для нее характерны синтез, интеграция, конвергенция различных идей и представлений существующих идейно-политических течений или новое пересечение идеологических установок (неоконсерватизм, неолиберализм и т. п.). В-третьих, дивергентная модель. В этом случае формирование новой политической идеологии происходит в результате редукции, дезинтеграции, дивергенции, т. е. «расщепления» идеологии уже существующей. В-четвертых, модель ревитализации идеологии, когда происходит возврат к старым идеям, их возрождение в более или менее модифицированной форме (попытки возврата к истокам консерватизма, марксизма и т. п.). Выделение этих моделей носит условный и вспомогательный характер, поскольку в реальном процессе генезиса и изменения идеологий они нередко сочетаются, пересекаются и не встречаются в чистом виде. Вместе с тем их знание может помочь при анализе механизма возникновения некоторых идейных течений.

Интеграция идеологии в массовое политическое сознание и переход ее в убеждения — явление крайне сложное, имеющее место в процессе социальной и политической практики субъекта политической деятельности. В процессе формирования массового политического сознания практика корректирует императивы соответствующей идеологии и одновременно служит каналом передачи традиции. Последняя задает формирующемуся таким образом сознанию определенные параметры. В этой связи выделяются следующие основные уровни политической идеологии: теоретико-концептуальный, на котором формулируются важнейшие положения, раскрывающие своеобразие видения мира, исходящее из интересов и идеалов определенного слоя, класса, нации или государства; программно-политический, на котором цели, принципы и идеалы переводятся в программы, лозунги и требования политической элиты и формируют основу для принятия управленческих решений и ориентирования политического поведения населения; актуализированный, характеризующий степень освоения гражданами целей и принципов данной идеологии, что отражается в их участии в политической жизни.

Идеология, являясь составной частью политического действия, выполняет, таким образом, важные функции в политическом процессе. Однако признание сильного влияния ее на политику не исключает относительной автономии политики от идеологии. Она проявляется и в средствах деятельности. Политик-реалист исходит из того, что бывают ситуации, когда мало руководствоваться даже самыми благородными идеологическими мотивами, но нужно учитывать фактическое положение дел. В истории было много примеров, когда сторонники создания общества социального равенства применяли и совершенствовали систему распределения материальных благ в зависимости от результатов труда. Они утверждали, что это необходимо для достижения того уровня экономического развития, без которого нельзя реализовать главную цель. Относительный характер зависимости политики от идеологии проявляется в том, что она затрагивает важнейшие направления деятельности, определяет выбор основных методов поведения, однако не исключает прагматического решения конкретных вопросов, прежде всего в тактике политической деятельности. Опыт политической истории Новейшего времени показывает, что политик-реалист тем и отличается от фанатика, что умеет соединить приверженность к идейным принципам с эластичностью и конкретностью в решении отдельных проблем, которые присущи любой политической деятельности.

В современном мире произошла в определенном смысле глобализация политического идеологизирования. В одном плавильном котле сейчас оказались политические идеи, концепции, доктрины и представления всех времен, народов и регионов. В содержательном плане проблемы политических последствий глобального экологического кризиса соседствуют с проблемами политической роли патриархальной семьи в традиционном обществе. Политические идеи Востока сопоставляются с политическим опытом античности, клерикальные политические идеи с рационалистическими представлениями политической инженерии, политическая магия с прагматически ориентированными политическими доктринами Запада. На современном рынке политических идей все есть. При такой пространственно-временной и содержательной глобализации производства политических идей все труднее оказывается предложить универсальную систему политических знаний, отвечающую требованиям теоретического осмысления политической сферы современного мира. Этим объясняется фрагментаризация политологического знания, его все большая отраслевая специализация. Эти процессы затронули и все основные политические идеологии: либерализм, консерватизм, социализм. Участники политических отношений, руководствующиеся идеологическими ценностями и целями, образуют в политике так называемый дискурс, т. е. особое коммуникативное пространство, в котором происходит непрерывный обмен подходами, оценками и суждениями, борьба по политической «повестке дня», включающей важнейшие вопросы современной политики.

Своеобразие трактовок современных проблем субъектами политической жизни не может быть понято без знания особенностей либерализма, консерватизма, социализма, входящих в семью основных политических идеологий.

§ 2. Либерализм

В европейскую общественно-политическую литературу понятие «либерализм» вошло в начале XIX в. Впервые этот термин был использован в Испании в 1811 г., когда группа политиков и публицистов определила составленную ими конституцию как либеральную. Вслед за этим «либералами» стали называть группу делегатов-националистов в кортесах (испанской разновидности протопарламента), заседающих в Кадисе. Позже слово «либерализм» вошло в английский, французский, а затем и во все европейские языки.

Термин «либерализм» происходит от латинского liberalis — «свободный», «имеющий отношение к свободе». В древнеримской мифологии бог Либер соответствует древнегреческому богу Дионису. У древних греков он олицетворял экстаз, энергию, избыток жизненных сил, их раскрепощение. Не случайно поэтому все определения либерализма включают в себя идеи личной свободы индивида, не скованной рамками традиций. При таком широком толковании истоки либерализма видятся в глубинах истории. Так, американский философ Дж. Дьюи первые ростки либерализма обнаружил в «свободной игре ума» у выступавших на панихиде по афинскому полководцу и государственному деятелю Периклу. Исследователю М. Сальвадори начала либерализма видятся в труде Аристотеля «Политика», где затрагивается вопрос о «конституционном правительстве, склонном к демократии». «Энциклопедия Британика» характеризует либерализм как «приверженность идее свободы как методу и способу политического правления, принципу организации социума и образу жизни индивида и человеческого сообщества».

Понятия «либерализм» и «либеральный» принадлежат к широко распространенным в политической литературе терминам. Тем не менее они не имеют определенного, общепризнанного, установившегося содержания.

Либерализм как сложное структурное явление, принадлежащее одновременно философской, идеологической и политической сферам, предстает сегодня и как историко-философская доктрина, и как политическая идеология, обосновывающая программные установки объединившихся под его знаменем социальных слоев, и как более или менее массовое организованное движение (либеральные политические партии, движения, группировки и т. п.).

Главные постулаты либерализма, выражающие философско-мировоззренческую основу учения, сложились в антифеодальной борьбе, ставившей задачи освобождения от сословных и цеховых ограничений, произвола власти, авторитета церкви. Он органически проистекает из развития капитализма в Европе в XVII–XVIII вв. и на ранних этапах представлял собой средство борьбы «третьего сословия» против абсолютизма. Содержание либерализма поэтому первоначально определялось интересами и стремлениями купцов, владельцев крупных и мелких мануфактур, которые стали стремиться к власти после антифеодальных революций. Сформировавшийся класс торговцев и промышленников нуждался в экономической свободе, в социальных институтах, в которые избирались бы их представители и обеспечивали им независимость от прихотей монархов, земельной аристократии и клерикалов. Социально-экономические аспекты становления капитализма и либерализма были обстоятельно проанализированы К. Марксом.

Кульминацией движения за предоставление социально-экономических свобод и прав новому классу принято считать «славную» революцию 1688 т. в Англии. В защиту и оправдание этой революции энергично выступил крупнейший философ XVII столетия Дж. Локк (1632–1704), взгляды которого долгое время оказывали влияние на развитие либеральной общественно-политической мысли. Центральное место занимала разработанная им теория «естественных прав», к которым он прежде всего относил право человека на жизнь, свободу и собственность.

На возникновение либеральной идеи оказала влияние и Реформация, утверждавшаяся с ней протестантская этика, нацеливавшая на достижение успеха любой ценой, проповедовавшая презрение к «чужим» и т. п. Рассмотрение духовно-нравственных и психологических основ становления капитализма и либерализма осуществили в своих работах М. Вебер, В. Зомбарт, А. Тойнби и др.

Итак, истоки либерального миросозерцания восходят к Ренессансу, Реформации, ньютоновской научной революции. На его формирование оказали влияние идеи различных мыслителей: Дж. Локка, Ш.Л. Монтескье, И. Канта, А. Смита, В. Гумбольдта, Т. Джефферсона, Дж. Мэдисона, Б. Констана, А. де Токвиля и др. В XIX в. либеральные идеи развивались представителями западной общественно-политической мысли: И. Бентамом, Дж. Ст. Миллем, Т. Грином, Л. Хобхаузом, Б. Бозанкетом и др. Весомый вклад в формирование либерального комплекса идей внесли представители европейского и американского Просвещения, французские физиократы, сторонники английской манчестерской школы, представители немецкой классической философии, европейской классической политической экономии.

В мировоззренческий комплекс классического либерализма вошли: представления о свободе от групповых, классовых, националистических и иных предрассудков; идеи космополитизма, терпимости, гуманизма, прогресса, демократизма и индивидуализма, с подчеркиванием самоценности личности. В экономической области основатели либерализма требовали отмены регламентации и ограничений со стороны государственной власти, простора для частной инициативы, максимально свободных условий развертывания частного предпринимательства. В сфере политики он основывается на признании прав человека, на разделении законодательной и исполнительной власти, свободе выбора занятий, свободе конкуренции, что реализуется в требовании правового государства.

Концептуальное кредо классического либерализма включает в себя утверждение абсолютной ценности человеческой личности и равенства от рождения всех людей, провозглашение автономии индивидуальной воли и сущностной рациональности и добродетели человека, признание существования неотчуждаемых прав человека (на жизнь, свободу и собственность), требование создания государства на основе общего консенсуса и с единственной целью сохранить и защитить естественные права человека, что определяет договорный характер отношений между государством и обществом, убеждение в необходимости верховенства закона как инструмента социального контроля и в разумности ограничения объема и сфер деятельности государства, утверждение важности защищенности от государства частной жизни человека и свободы его действий в рамках закона, признание существования высших истин разума, которые играют роль ориентиров, и т. п. В классическом либерализме свобода еще не вступает в конфликтные отношения взаимополагания и взаимоотрицания с равенством. Свобода рассматривается как равная свобода для всех (хотя в действительности обычно имеют в виду добропорядочных, законопослушных граждан). Равенство же толкуется как равенство в свободе того же круга граждан. Индивидуализм в этом случае выступает в качестве развития и самовыражения личности навстречу другой личности и в связи с общим гражданским делом. Лишь позднее в практике манчестерского капитализма индивидуализм превращается в самодостаточность индивида в обществе с автомизированными субъектами.

В последней трети XIX в. начинает складываться новый тип либерализма, обозначаемый в литературе разными терминами: «неолиберализм», «социальный либерализм», «либерал-реформизм». Последний термин представляется более удачным, поскольку отражает постоянные попытки ревизии классического наследия. Дж. Ст. Милль, Г. Спенсер, Т. Грин, Дж. Хобсон, Л. Хобхауз, Дж. Дьюи, У. Липпман — все они претендовали на изменение формы и содержания доктрины либерализма. Для политической идеологии либерал-реформизма характерны ориентация на социальное реформирование, стремление примирить равенство и свободу, акцент на этике общества и специфическом социальном благе индивида, осознание, что идеал политической свободы человека не только не отрицает, но предполагает меры по защите индивида от обстоятельств, которым он бессилен противостоять, отстаивание идеи согласия всех и подчеркивание нейтральности либеральной политики. При этом различают актуальное (волюнтаристская легитимация, обусловленная волей индивидов), гипотетическое (воображаемый выбор) и молчаливое согласие.

Своеобразно сложилась судьба либерализма в России. Собственных корней в России к моменту своего появления на отечественной почве в конце XVIII и первой трети XIX вв. либерализм не имел. В.В. Леонтович в книге «История либерализма в России (1762–1914)» утверждал, что либерализм — творение западноевропейской культуры, что «и идеологически, и практически русский либерализм в общем был склонен к тому, чтобы получать и перенимать от других, извне». На русской почве он обрел и свои специфические черты. Первые теоретические разработки либерального образа мыслей здесь представлены в произведениях Кавелина, Чичерина, Соловьева, Грановского. Русская либеральная мысль зарождается и оформляется в рамках западничества. Славянофильство с его декларированием коллективистских, народных (национальных) и конфессиональных (православие) идеалов, с его идеей соборности (Хомяков) было чуждо духу индивидуализма, личной свободы и признания приоритета общечеловеческих ценностей. При всем разнообразии воззрений западников именно у них идеи либерализма находили сочувственный отклик.

Одной из центральных тем в русском (как и в любом) либерализме является рассмотрение проблемы личности, ее статуса в общественном и государственном устройстве. О личности и ее свободе писали многие мыслители, в том числе и русские, но далеко не каждого из них можно причислить к либералам. Только сознательное отношение к правовой проблематике, сопряженное с искренним желанием наиболее полного осуществления личной свободы человека в обществе, рождает те или иные либеральные концепции. Либеральные идеи находят свое наиболее адекватное выражение у Кавелина, Соловьева и Чичерина, т. е. основных представителей так называемой государственной школы. В рамках тех построений, которые характерны для этой школы, главной сквозной темой является рассмотрение проблемы «государство — личность». Особое внимание к личностному началу в истории (что было характерно и для Грановского), анализ типов государственных отношений на Западе и в России — все это так или иначе содействовало более глубокому проникновению в проблематику, которая характерна для либерализма. Для русской либеральной мысли в период, когда она только заявила о себе на общественной арене, характерна сильная антидемократическая тенденция. Она проявляется, например, в склонности опираться на принцип монархизма (у Чичерина — конституционного); эта линия долго была преобладающей в русском либерализме. На грани веков (XIX и XX) наметилась иная тенденция — постепенное сближение либеральных лозунгов с демократическими программами. В конечном счете практики русского либерализма полностью отказываются от конституционно-монархической ориентации и сближаются не только с демократами, но и с социалистами. В русском либерализме на раннем этане присутствовало сильное консервативное начало, что можно считать закономерным. Другая особенность русского либерализма в том, что ко времени его зарождения Россия еще оставалась крепостной страной. В стране еще не были осуществлены гражданские свободы, а в недрах развивающейся либеральной мысли уже фигурировали свободы политические. Социально-политическое положение России сказалось и на отсутствии в тот период какой-либо серьезной социальной базы для либеральной идеологии (неразвитость так называемого третьего сословия). Развитие либеральной мысли в России конца XIX и начала XX в. шло главным образом в русле исследования философско-правовой проблематики (Соловьев, Петражицкий, Новгородцев, Кистяковский, Гессен).

В XX в. судьба либерализма как идейно-политического течения оказалась весьма различной в Европе и Америке. В США, особенно в период «нового курса» Ф. Рузвельта, взгляды либералов но многим ключевым вопросам претерпели существенные изменения. Их итогом стала выработка принципиально новой реформистской стратегии. Эта новая стратегия базировалась на осознании роли социальных предпосылок осуществления свободы личности, взятой на вооружение демократической партией США. Эволюция европейского либерализма была иной. Его реакция на объективно произошедшие изменения не была вполне адекватной. Он не смог своевременно реформировать некоторые важные положения классической доктрины (например, о роли государства в экономике), и потому эволюция европейского либерализма осталась незавершенной, что обусловило его организационную слабость и малое политическое влияние.

В XIX и XX вв. либерализм пережил три тяжелых кризиса. Первый кризис политической идеологии либерализма возник, когда «партия движения» (XIX в.) превратилась в «партию статус-кво», отодвинув на задний план интересы самого значительного политического движения того времени — рабочего. Истоки кризиса лежали в обострении антагонизма между «равенством» и «свободой». Его углубление произошло, когда распалось «третье сословие» и в качестве самостоятельной политической силы выступил рабочий класс. Либеральное движение, сориентировавшись на «порядочный» средний слой и перестав включать в себя силы, выступающие против статус-кво, в конце концов перешло на сторону своих бывших врагов. Ответом на этот кризис стало возникновение либерал-реформизма.

Второй кризис либеральной доктрины разразился после Первой мировой войны. В этот период достижения и идеалы правового и конституционного государства, за которое в течение столетия выступал либерализм, перестали находить отклик во многих странах Европы, граждане которых предпочли нелиберальное и антилиберальное государственное устройство. В условиях нарастания политической и финансовой власти монополий отстаиваемые либералами принципы свободы торговли и равенства возможностей все более требовали множества оговорок, превращаясь для многих в фикцию. Либерализм стремился выйти из кризиса двояким путем: часть его сторонников пыталась договориться с социал-демократией, другая — с крупной монополистической элитой. Политическая реактивация либерализма произошла путем придания ему «социальной окраски» для привлечения малоимущих и неимущих слоев населения. В концептуальном плане это выразилось в признании недостаточности формально-юридического равенства граждан для успешного разрешения социальных противоречий и развития общества. Необходимость проведения активной социальной политики требовала нового пересмотра основных положений либерализма, что получило отражение в концепциях социального государства, государства благоденствия и т. п.

Третий, продолжающийся и поныне кризис либерализма вызван нарастающим влиянием НТР, обострившимися глобальными проблемами, цивилизационными противоречиями. Поиски выхода ведутся на путях разработки моделей социального глобализма, политического миропорядка, формирования управляемой информационной среды, создания технологий и т. п.

Весьма неоднородная в своей основе современная политическая идеология либерализма распадается на три основных направления: умеренное, леволиберальное и консервативное. Умеренное направление представлено частью его сторонников, принимающих те преобразования и то реформирование, которым подверглась либеральная мысль в процессе ее приспособления к реальности. Леволиберальное (или радикальное) направление включает представителей, которые дальше других пошли в своей критике капитализма и порой смыкаются с социал-реформизмом. Консервативное (или праволиберальное, неолиберальное) направление включает деятелей, откровенно сожалеющих о временах свободной конкуренции и стремящихся совместить принципы либерализма с признанием ограниченного государственного вмешательства; во многом незыблемой остается у них вера во всеисцеляющее воздействие стихийных механизмов свободного рынка.

Таким образом, либерализм на разных этапах своего развития включал существенно различающиеся компоненты, вырабатывал новые политические доктрины и избавлялся от концептуальных схем, перестававших соответствовать интересам ориентирующихся на него социальных слоев. Это на определенные периоды усиливало его дееспособность, завоевывало сторонников, но и делало его более эклектичным, неоднородным, противоречивым. Политическая идеология либерализма, формально и содержательно, все менее стала отвечать требованиям, предъявляемым к научным доктринам, и все более походила на мозаичное полотно символа веры.

Крах сложившейся в СССР и странах Восточной Европы модели социализма придал на время новый импульс развитию либеральных идей. Утвердившиеся здесь политические режимы в своих программах модернизации общества и в практической политике вполне определенно стали руководствоваться принципами либерализма, приобретшего в какой-то период черты своего рода официальной идеологии. Активно, в частности, стали использоваться концептуальные рекомендации монетаризма, целью трансформации было объявлено формирование гражданского общества и правового государства. В политическом спектре в этот период ведущие места заняли партии и движения либеральной ориентации, представители которых утвердили свою главенствующую роль и в органах государственной власти и управления.

Политика «шоковых реформ» и ее следствия продемонстрировали вместе с тем границы и возможности чисто либеральной парадигмы в странах данного политического региона в целом и в России в особенности. В ходе экономических неурядиц вновь был поставлен под сомнение вопрос о полном уходе государства из хозяйственной сферы; неоправданное социальное расслоение, маргинализация значительных сегментов населения все более явно стали требовать смещения курса в сторону сильной социальной политики. Сложности с проблемами адаптации универсальных императивов общественного развития к отечественным реалиям обострили вопрос о значимости национальных традиций. Заметно стали усиливаться настроения, ориентирующиеся на систему консервативных ценностей, продолжает удерживать влиятельные позиции идея социализма. Либерализм и другие политические идеологии к началу нового столетия объективно стоят перед необходимостью основательной инвентаризации своего теоретического багажа, поиска возможных своих модификаций, внесения существенных изменений в свое идеологическое кредо.

§ 3. Консерватизм

Идеология консерватизма рассматривается как один из важнейших структурных компонентов современных политических идеологий. Однако имеются значительные трудности в определении ее основного содержания. Сам термин «консерватизм» произошел от латинского conserve — сохраняю, охраняю. Но его идейное и политическое значение с трудом идентифицируется, что вызвано рядом обстоятельств. Во-первых, в процессе развития произошла инверсия исторических значений либерализма и консерватизма. Многие принципиальные положения классического либерализма (требования свободы рынка и ограничение государственного вмешательства) сегодня рассматриваются как консервативные. В то же время идея сильной централизованной регулирующей власти государства, выдвинутая ранее консерваторами традиционалистского типа, ныне стала важным компонентом либерального сознания. Во-вторых, налицо внутренняя разнородность, гетерогенность политической идеологии консерватизма, включающей различные направления, объединенные общей функцией — оправдания и стабилизации устоявшихся общественных структур. Носителями идеологии консерватизма являются социальные группы, слои и классы, заинтересованные в сохранении традиционных общественных порядков или в их восстановлении. В структуре консерватизма выделяются два идейных пласта. Один — ориентирует на подержание устойчивости общественной структуры в ее неизменной форме; другой — на устранение противодействующих политических сил и тенденций и восстановление, воспроизводство прежних. В этом контексте консерватизм выступает и как политическая идеология оправдания существующих порядков, и как апелляция к утраченному. Различные направления и формы консерватизма обнаруживают общие характерные черты. К ним относятся: признание существования всеобщего морально-религиозного порядка и несовершенства человеческой природы; убеждение в прирожденном неравенстве людей и в ограниченных возможностях человеческого разума; утверждение необходимости жесткой социальной и классовой иерархии и предпочтения устоявшихся общественных структур и институтов. Политическая идеология консерватизма в определенном смысле носит вторичный характер, поскольку производна от иных идеологических форм, исчерпывающих на определенном этапе выполняемые ими функции, и поскольку не имеет единой субстанциональной основы.

В России консервативный тип мышления наглядно (для XIX в.) выявляется уже в мировоззрении славянофилов. Здесь консервативная мысль принимает романтическую форму. Ярким представителем этого стиля мышления может служить К.Н. Леонтьев. Однако в чистом виде консерватизм в русской социально-философской и политической мысли встречается довольно редко (у Жуковского, идеологов «официальной народности» Погодина и Шевырева, Победоносцева, в консервативной традиции духовно-академической философии). В большинстве же случаев этот стиль мышления сочетался с либеральным. Консерватизм как тип мышления предполагает отказ от любых форм экстремизма. В этом смысле консервативная мысль противостоит и крайне правой, ультрареакционной идеологии (пример последней — взгляды Каткова после 1863 г.), и леворадикальной, которая в середине и конце XIX в. обретает популярность в интеллектуальной среде (революционные демократы, народники, эсеры, анархисты). Особый интерес представляют отношения консерватизма и либерализма в России. Обычно эти понятия противопоставляются друг другу, однако все же не представляются как взаимно отталкивающиеся, между ними обнаруживаются определенные связи, компромиссы. Консервативный либерал Чичерин высказывался в работе «Вопросы политики» следующим образом: консервативное направление, к которому я принадлежу и которое я считаю самым крепким оплотом государственного порядка, воспрещает всякую бесполезную, а тем более вредную ломку. Оно равно отделено и от узкой реакции, пытающейся остановить естественный ход вещей, и от стремления вперед, отрывающегося от почвы в преследование теоретических целей. Ему одинаково противны упорное старание удержать то, что потеряло жизненную силу, и посягательство на то, что еще заключает в себе внутреннюю крепость и может служить полезным элементом общественного строя. Его задача состоит в том, чтобы внимательно следить за ходом жизни и делать только те изменения, которые вызываются насущными потребностями.

Судьба и консерватизма, и либерализма в России была трагической. Консервативный тип мышления в русской общественной мысли оказался зажатым между двумя формами экстремизма — левым и правым. Чаша весов склонялась то в одну, то в другую сторону, не останавливаясь посередине.

В современном консерватизме обычно выделяют три течения: традиционалистское, либертаристское и неоконсервативное (или либерал-консервативиое). Они тесно переплетаются, взаимодействуют между собой, сохраняя особенности эволюции, собственные истоки и создавая неоднородное, сложное структурное целое, которое обозначают понятием «современный консерватизм».

Традиционалистское течение в консерватизме, которое исторически было первым, положившим начало консерватизму, связывают с такими именами, как Э. Верк (1729–1797), Ж. де Местр (1753–1821), Л. де Бональд (1754–1840). В XX в. главным провозвестником этого направления становится Р. Керк, опубликовавший в 1953 г. книгу «Консервативное мышление». Родиной консерватизма как политической идеологии, ставшей определенной реакцией на идеи Просвещения и французской буржуазной революции, явилась Англия. Именно здесь в 1790 г. выходит в свет книга Эдмунда Берка «Размышления. о революции во Франции». К отцам — основателям консерватизма относят также Ж. де Местра и Л. де Бональда, своеобразных классиков феодально-аристократического консерватизма. Для Берка, отпрыска скромного ирландского законника, были характерны двойственность и несогласованность феодально-аристократических и буржуазных компонентов системы его политических взглядов, что, впрочем, его не очень беспокоило. Более того, именно благодаря противоречиям и неувязкам многие положения Берка могут быть истолкованы очень широко и в разных контекстах найти поддержку у широких слоев населения.

В политическую идеологию консерватизма вошли многие категории, разработанные названными мыслителями. Одной из важнейших является в ней понятие естественной аристократии, к которой относятся, по Берку, не только дворяне, но и богатые коммерсанты, образованные люди, законники, ученые, артисты. Богатство по соображениям разума и политики заслуживает привилегированного общественного положения, в противном случае возможны «рецидивы революции». Важную роль играет понятие традиционализма. В противоположность идеям Просвещения традиция противопоставляется разуму и ставится над ним, поскольку подчинение ей означает действие в соответствии с естественным ходом вещей и вековой мудростью. Традиционализм лежит в основе понимания изменения, обновления, реформ, проведение которых не должно нарушать естественного хода вещей. Выделяются два основных вида реформ: реформы, нацеленные на восстановление традиционных прав и принципов, и превентивные реформы, нацеленные на предотвращение революции. При этом нередко разграничивают «изменение» и «реформу». Изменение меняет сущность объектов, реформа ее не затрагивает и является вынужденным средством, которое приходится применять. Ж. де Местр и Л. де Бональд, отвергая республику, любую реформу и противопоставляя ей традицию и авторитет, усматривали путь к спасению в усилении политической роли религии. Ядром политических идей де Местра явилась идея эквилибра, понимаемого как создание статичного равновесия в политической и духовной жизни на базе теократического подхода. Де Бональд, не отдавая приоритет ни светской, ни религиозной власти, выдвинул идею союза религиозного и политического общества. В целом политическая идеология традиционализма включает в себя: органическую концепцию общества, согласно которой оно существует изначально подобно органической природе, а не возникает в результате социальной эволюции; трактовку участи индивида как не представляющей никакой самостоятельной ценности, но всецело зависящей от поддержки консервативного порядка; идеи элитизма и антидемократизма, согласно которым неравенство людей является аксиомой политики, поскольку «равенство — враг свободы» (Берк), свободы для родовитых и имущих; неприятие идей прогресса и противопоставление ему провиденционализма и идей исторического круговорота (Миттерних).

В XX в. Р. Керк, развивая традиционалистские принципы, писал, что в революционные эпохи люди бывают увлечены новизной, но затем они устают от нее и их тянет к старым принципам. История трактуется им как циклический процесс, поэтому на определенном витке консервативный порядок возвращается вновь. Период после Второй мировой войны рассматривался им как наиболее благоприятный для консерваторов цикл. На них легло бремя ответственности за судьбы христианской цивилизации, и они в силах справиться с этой задачей. Великие консерваторы, по убеждению Керка, — это пророки и критики, но отнюдь не реформаторы. Утверждается, что поскольку природа человека неисправимо повреждена, то мир никогда не улучшить посредством политической деятельности. Консерваторы-традиционалисты стремятся обеспечить широкий национальный консенсус, апеллируя к традиционным представлениям и предрассудкам, авторитету и религии. Социальную и экономическую проблематику они нередко переводят в религиозно-этическую плоскость. Так, в 80-е годы Керк выделил, например, следующие принципы традиционалистского консерватизма: вера в порядок более высокого уровня, чем человеческая способность приспособиться, и убеждение в том, что экономика переходит в политику, политика в этику, этика в религиозные понятия. Важным союзником традиционалистского консерватизма выступают в последние десятилетия «новые правые».

Либертаристское течение в консерватизме, по мнению его представителей, наследует классическую либеральную традицию XVIII–XIX вв. как единственно подлинную. Либерализм с этих позиций, с одной стороны, призван воспринять и продолжить стремление к свободе, сложившееся в прошлые эпохи, с другой — должен исключать распространение социалистических идей и стремлений. Причины его возникновения видят в разочаровании в социалистических идеях, получивших широкое распространение на Западе с середины XIX в., в связи с экономическим подъемом послевоенных лет. Ведущие представители либертаризма Ф. Хайек, М. Фридман, Дж. Гилдер, И. Кристол, Л. Бауэр доказывают, что эрозия свободного предпринимательства, индивидуальной и семейной ответственности ведет к стагнации и бедности, что необходимо возрождение классической традиции либертаристсжого индивидуализма и свободной рыночной экономики. По их мнению, на смену «умирающему социализму» пришел возрожденный классический либертаризм. Сторонники либертаристского консерватизма рассматриваются нередко как часть нового интеллектуального движения, «Нового Просвещения», являющегося продолжением «Шотландского Просвещения». К представителям последнего причисляют таких ученых, как Д. Юм, А. Фергюссон, А. Смит, Дж. Миллар, У. Робертсон. Оно отличалось тем, что исходило из существования «коммерческого общества», в котором в результате свободного общественного договора устанавливался порядок «хозяин — работник» как модель социальных связей. Революционным движением оно не было. Континентальная Европа пережила в корне отличное Просвещение, сторонники которого как основу всех социальных изменений рассматривали человеческий разум. Этот подход вел к революции, социализму и марксизму. «Шотландское Просвещение» впитало в себя особенную англосаксонскую черту индивидуализма и оформило ее в теоретическую систему. Исходя из социопсихологических воззрений А. Фергюссона, А. Смита, Д. Юма, либертаризм, как и консерватизм в целом, рассматривает человека прежде всего как «несовершенное существо», стиснутое рамками естественных «границ». Либертаристы выступили защитниками традиционных принципов свободного предпринимательства, порядка и законности, выдвинули аргументы против идеи государства всеобщего благоденствия, основанные на идее «универсального морального закона». Корень многих нынешних зол, по мнению либертаристов, — в нарушении естественных, Богом данных принципов свободного предпринимательства и свободного рынка, в первую очередь, со стороны государства. Отвергая тезис либерал-реформизма о необходимости планирования или регулирования экономики, либертаристы утверждают, что государственное насилие над экономикой, увеличение роли государственного сектора, программирование отдельных отраслей промышленности и т. д. подрывают самый «разумный» и самый естественный способ регуляции человеческой жизни.

Либертаристское понимание вопроса о человеческих правах наиболее полно выражено в философско-политическом учении Дж. Локка. Выдвинутые британским философом право индивидуальной безопасности, право защиты собственности и другие права являются незыблемыми для либертаристов. При этом подчеркивается, что естественные права — права «негативные». По мнению либертаристов, в XX в. марксизм и социал-демократия извратили подлинную концепцию прав человека. Они утвердили в сознании так называемые позитивные права: право на труд, право на отдых, право на крышу над головой, право на справедливую заработную плату и т. п. Социальное равенство в марксистском понимании, как считают либертаристы, утратило гуманистический смысл, так как провозглашает равенство условий (а это есть посягательство на право частной собственности), а не равенство возможностей. Либертаристы повсюду выступают за минимальную социальную политику государства, позволяющую лишь разряжать опасную социальную напряженность, и призывают правительство опираться исключительно на рынок в реализации и осуществлении своих программ. При этом значительную часть ответственности за программы помощи бедным считается целесообразным переложить на местные органы власти и промежуточные общественные институты: семью, церковь, школу, добровольные благотворительность и пожертвования со стороны богатых и т. п.

Либертаристы убеждены, что основой общественной свободы является частная собственность, что необходимы социальная иерархия и признание в качестве единственно возможного только «нравственного равенства», что вера в традиции народа и уважение к ним являются существенной чертой эффективной политики. Правые интеллектуалы либертаристкого образца обладали колоссальным успехом в 80-е годы в Британии, Европе, Японии, США. Вместе с тем следует иметь в виду коренное различие социального содержания политических идей классического либерализма и современного либертаризма. Для классического либерализма принцип laisser-faire означал борьбу за права и свободы, которых было лишено третье сословие, для либертаризма — требование защиты и охраны достигнутых привилегий, частных интересов и собственности.

Неоконсервативное (либерал-консервативное) течение современного консерватизма — явление сравнительно новое. Объективной основой его появления считается структурный кризис, охвативший мировую экономику в 70-е годы XX в. Он выявил недостаточность прежних реформ рыночной системы и потребовал более радикальных средств. Была поставлена под сомнение вера в то, что «научная цивилизация» сама стабилизирует общество в силу рациональности своего механизма, что она не нуждается в моральном подкреплении, легитимации и обладает каким-то внутренним регулятором. Предполагалось, что не только экономика, но и социальные отношения, духовное состояние общества имеют некий автоматически действующий стабилизатор, заключенный в самой системе. Кризис подорвал эти иллюзии. Неоконсерватизм, по мнению одного из его ведущих представителей в Германии Г. Рормозера, вновь и вновь воссоздается кризисом современного общества. Его порождают ослабление моральных устоев человеческого сообщества и кризис выживания, в условиях которых он предстает как один из механизмов сохранения системы. Неоконсерватизм исходит из идеи свободы рыночных отношений в экономике, но категорически против перенесения подобных принципов в политическую сферу и потому предстает и как наследник, и как критик либерализма. В его политической доктрине выделяется ряд центральных положений: приоритетность подчинения индивида государству и обеспечения политической и духовной общности нации, при готовности использовать в своих отношениях с противником в крайнем случае и весьма радикальные средства. Полемизируя с либералами, неоконсерваторы обвиняют их в том, что те выдвигают политические лозунги чисто декларативного характера, неосуществимые в реальной жизни. Они считают, что в условиях нарастания манипулятивных возможностей средств массовой информации воля большинства не может быть последним аргументом в политике, ее нельзя абсолютизировать. «Партиципационной демократии», которая была в определенных исторических условиях, условиях кризиса легитимности, выражениям новой политической культуры протеста со стороны левых неоконсерваторы противопоставили идеи элитарной демократии. Основное содержание кризиса они увидели в неуправляемости государства, идущей от непослушания граждан, развращенных либерализмом, и в кризисе управления, проистекающем от бездействия властей, поскольку непринятие адекватных решений приводит к перерастанию социальных конфликтов в политические. В условиях, когда, по мнению неоконсерваторов, требуется более активная и ясная политика, эффективной и приемлемой может стать модель элитарной или ограниченной демократии.

Весьма своеобразно проявляет себя консервативная традиция в современной России. В ходе разложения и демонтажа модели «реального социализма» восходящий на гребне демократических свобод либерализм использовал термин «консерватор» против своих оппонентов из КПСС, использовав его в качестве откровенного жупела. Однако достаточно быстро консервативной традиции был возвращен ее истинный смысл, и по мере накопления проблем в ходе трансформационных процессов консерватизм стал все более активно заявлять о себе как о влиятельном течении. Острие критики отечественные его представители направили против «плоской вестернизации», упирая на ценности российской политической традиции, трактуемые как соборность, примат в обществе духовности, морального начала и т. п. Резко возрос интерес к основаниям «русской идеи»; элементы консервативных принципов так или иначе стали проникать в звенья политической оппозиции, получать со временем все больший отклик во властных или околовластных структурах. Политической консолидации на базе консервативных ценностей в стране, однако, не произошло: силы, на них ориентирующиеся (от откровенных монархистов до части коммунистов), продолжают оставаться крайне раздробленными и, очевидно, таковыми и останутся в силу явной разнородности своих программных установок. И сегодня консерватизм сохраняет и множит свое влияние не как политическое, а скорее как интеллектуальное течение, как некий ориентир морально-этического и духовного толка.

§ 4. Социализм

Социализм (от латинского socialis — общественный) как политическая идеология исторически восходит к многовековым чаяниям масс об обществе социальной справедливости, солидарности, социальной защиты личности. Следы этой идеологии встречаются уже на ранних ступенях классово организованного человеческого общества: в античном европейском мире, в Китае и Индии, в Северной Африке; она играет заметную роль в Средние века, в Новое время, бросает мощный вызов либерализму и консерватизму в последней трети XIX — первой половине XX в. От многочисленных социальных утопий и эгалитарных теорий прошлого социализм отличают представления о социальных бедствиях как-следствии отношений собственности на средства производства, о необходимости соотнесения политических изменений с преобразованиями в социальной сфере.

Еще с древних времен в различных вариантах обыгрывалась легенда о «золотом веке» (общинно-родовых отношениях, не знавших неравенства, эксплуатации и собственности), велись дискуссии вокруг проблем имущественного неравенства и «естественного состояния» общества, полисной демократии и «распределительной справедливости», сложилась утопия кастового коммунизма (Платон). В раннем христианстве были сильны тенденции общечеловеческого равенства, братства и потребительского коммунизма. Позднее социально-утопические мотивы активно развивались в ересях вальденсов, катаров, беггардов, апостольских братьев, лоллардов, таборитов, анабаптистов и других сект. Источником социального неравенства и гнета объявлялось здесь отступничество церкви и господствующих классов от принципов и идеалов первоначального христианства, воскрешались идеалы евангельского строя, составленного из самоуправляющихся общин с аскетической уравнительностью в быту и коммунизмом потребления. Попытки осуществить этот идеал в некоторых сектах спорадически сопровождались организацией совместного производства.

Последний мотив был усилен в коммунистических утопиях Т. Мора и Т. Кампанеллы, ставших важной вехой в дальнейшем становлении социалистических идей. В учениях этих мыслителей был обоснован переход от принципов общности имущества к принципу общественного производства и организации хозяйственной жизни общества как единого целого; от идеала замкнутой общины, не нуждающейся в государстве, — к идеалу крупного политического образования в виде города и федерации городов, к признанию за государством главной роли в утверждении основ разумного общественного строя, в руководстве его хозяйством и культурой. Необходимо отметить, правда, что эгалитаристская тенденция в целом не была преодолена и в социалистических воззрениях она продолжала оставаться господствующей еще долгое время.

В эпоху Нового времени социализм сбрасывает религиозную оболочку и все больше основывает свои идеи на философии Просвещения. Опора на картезианский рационализм весьма заметна у Д. Уинстенли; Ж. Мелье фактически формулирует программу материализма и атеизма, возрождает проекты общинного патриархального коммунизма; Морелли и Мабли обосновывают коммунизм с позиций теории естественного права. Разработка принципов нового общественного устройства в это время ведется в русле достаточно умозрительных конструкций (часто в форме романов-путешествий, в которых общность имущества у «добродетельных» дикарей противопоставляется сословному и имущественному неравенству европейского общества — Г. де Фуаньи, Верас д’Алле, Гедевиль и др.). Только в годы Великой французской революции в ходе политизирования и революционизирования морального социализма Г. Бабеф и бабувисты в своей программе «Заговора равных» поставили вопрос о практических путях утверждения нового строя, обосновали идею революционной диктатуры как способа коммунистических преобразований.

Свою классическую форму социалистические идеи начали обретать вместе с утверждением капитализма. Противоречия, свойственные незрелым ступеням нового общества, делали его объектом острой социальной критики. Клод Анри де Сен-Симон, Шарль Фурье, Роберт Оуэн, разрабатывая пути преобразования социума, главное внимание перенесли на производственно-экономическую сферу, выдвигая на первый план проблему крупного общественного производства, планомерно применяющего достижения науки и техники. Они выступили против характерных для раннего социализма представлений об уравнительности и всеобщем аскетизме и обосновали принципы «распределения по способностям», высказали ряд принципиально важных для последующего развития социалистических идей догадок — об уничтожении противоположности между умственным и физическим трудом, между городом и деревней, о превращении государства из органа управления людьми в орган управления производством и др.

Сохраняя свою идейную связь с рационализмом XVIII в., критически-утопический социализм впитал в себя и ряд религиозных представлений («новое христианство» Сен-Симона, «новый Моральный мир», основанный на «социалистической религии» Оуэна и т. п.). Не случайно для многих социалистов первой половины XIX столетия были характерными разработки идей сотрудничества различных классов (в том числе пролетариата и буржуазии), создания отдельных коммун как способа преобразования общественной жизни (оуэнистские коммунистические колонии, фурьеристские ассоциации — фаланги, «икарийские» колонии Кабе и др.).

Социалистические искания в этот период начинают разветвляться на потоки, существенно отличающиеся друг от друга (производтвенные ассоциации — Бюше, Блан, Пеккер, Леру, или ассоциации эквивалентного товарообмена — Грей, Прудон, рассматриваемые как средство преобразования общества мирным путем на базе экономического сотрудничества классов, с одной стороны; необабувистский коммунизм, возродивший идею немедленного глобального коммунистического переустройства общества посредством революционного переворота и революционной диктатуры и введения последовательной «общности имуществ» — Дезами, Ж.Ж. Пийо, О. Бланки — с другой). К середине XIX в. все эти течения и школы начинают все более заметно вытесняться «научным социализмом» К. Маркса и Ф. Энгельса.

Маркс и Энгельс — фигуры, безусловно, исторического масштаба, оказавшие огромное воздействие на политические процессы в мире. Основной посылкой марксизма стало убеждение в том, что наступление социализма является отнюдь не осуществлением «абстрактных» принципов свободы, справедливости или разума, но закономерным результатом общественно-исторического развития и классовой борьбы. Капитализм, по теории марксизма, усиливая процессы обобществления труда, подготавливает все необходимые материально-технические предпосылки для грядущего преобразования общественного строя. Главным революционным субъектом выступает воспитываемый самим капитализмом пролетариат. Он возглавляет движение трудящихся; будучи интернациональным по своей природе, объединяет вокруг себя силы социального протеста во всем мире и, вооруженный передовыми научными идеями, совершает революционный переворот, означающий вступление человечества в новую эпоху. Осуществляя целый ряд переходных мер при опоре на возможности научно-технического прогресса, общественный характер производства и распределения, а также организующую роль государства, которое после революции впервые начинает выступать как действительный представитель всего общества, революционная власть постепенно подводит к полному утверждению коммунистической ассоциации, где свободное развитие каждого будет условием свободного развития всех. Тем самым уйдет в прошлое социальное неравенство, общество примет бесклассовый облик, государство «отомрет».

Марксизм имел одно существенное отличие от предшествующей традиции. Впервые в истории на базе социалистических идей возникло мощное политическое движение, объединившее десятки и сотни миллионов своих сторонников. Со времен Маркса о социализме стало возможным говорить не только как о доктрине, но и как о социальной и политической практике — сначала в форме революционного движения, затем — в формах общественного обустройства. Сам марксизм был, впрочем, достаточно многопланов, а местами и противоречив. Показательно, что на его основе стали развивать себя качественно отличные друг от друга тенденции. Многие элементы учения Маркса сохраняют свое значение и по сей день. Речь идет не только о ряде существенных аспектов коммунистического идеала и даже не о ценностях социал-демократии, продолжающих, как известно, сохранять прочные позиции в системе представлений современного мира. Не случайно, что и представители идеологии постиндустриализма числят этого мыслителя среди основателей данной традиции. Известный американский экономист Дж. К. Гэлбрейт, к примеру, писал об этом вполне однозначно: «Я считаю Маркса слишком крупной фигурой, чтобы целиком отдавать его… социалистам и коммунистам». В то же время марксизм с его пафосом революционного мессианства изначально нес в себе идеи разрушения органической целостности общественного развития (что обусловило резкую критику его со стороны консерватизма), явно недооценивая высокий статус личности в историческом процессе (что породило тревогу либералов за будущность нравственных оснований человеческого бытия). Вся эта противоречивая суть «научного социализма» особенно выпукло проявилась в России.

Социалистическая идея в нашей стране имеет давние корни. Она прослеживается уже в средневековых представлениях о социальной справедливости и равенстве людей перед Богом (народные чаяния «правды» и «воли», о «блаженной земле без свары и боя», о скором пришествии «царства Божия на земле» и т. п.). Дальнейший толчок этим идеям дает русское Просвещение XVIII в. В этот период создаются литературные утопии, переводятся труды Мора, Руссо, Мабли, Морелли. Социально-утопические представления подкрепляются обличительными проповедями А.Н. Радищева, деятельностью масонов, созданием тайных обществ.

Хотя взгляды, ориентированные на социалистическую идею, обсуждаются преимущественно в образованных сословиях, особый их пласт начинает отражаться в сочинениях вольнодумцев из крепостных крестьян и солдатской массы (Т.Н. Бондарев, Н.И. Сабуров, А.Я. Куманов, Ф.И. Подшивалов и др.). В их проектах обосновывается признание определяющего для благоденствия России земледельческого труда, требование освобождения крестьян от крепостной зависимости и свободного обсуждения их потребностей.

Получает развитие христианский утопизм в форме славянофильства, представители которого хотя и резко критиковали «западные прожекты», но своими взглядами на соборность, на общину как панацею от зол, губящую западную цивилизацию, оказали большое влияние на особенности последующего развития социалистической мысли в стране.

Переломной вехой стала идеология петрашевцев («…социалисты произошли от петрашевцев», — писал Ф.М. Достоевский). В их идеологии отражались установки как на пропаганду социалистических идей, так и на тактику заговора — расхождение, ставшее постоянным для всех поколений групп социалистической ориентации. В работах В.А. Милютина, В.Н. Майкова, тем более В.Г. Белинского, М.А. Бакунина, Н.А. Добролюбова, Д.И. Писарева, А.И. Герцена, Н.А. Серно-Соловьевича и, особенно, Н.Г. Чернышевского социалистические взгляды раскрывают себя уже во вполне развернутой форме. В этот период главные нити интеллектуального напряжения все туже стягиваются в узел проблем, связанных с по-разному понимаемой идеей соотнесенности российской почвы с западным опытом. Не случайно, что этот же сюжет революционно-утопического направления по-своему обыгрывается в идеях христианского социализма (христианско-экзистенциальный утопизм Ф.М. Достоевского, теократическая утопия В.С. Соловьева, христианский социализм С.Н. Булгакова, «евангельский социализм» Л.Н. Толстого, «православная человечность» В.И. Несмелова и др.).

Принципиальным для характеристики социализма в России является то, что социалистическая мысль очень активно подкрепляется практической организацией социалистического дела. Особо выпукло это проявилось в народничестве — наиболее широкой и содержательной полосе в истории русской социалистической мысли доленинского периода. Его теоретики (М.А. Бакунин, П.Л. Лавров, П.Н. Ткачев, А.И. Желябов, Н.К. Михайловский) по большей части были и идеологами — руководителями тайных кружков и организаций («Земля и воля», «Ад», «Народная воля» и др.). Средства реализации установок народнической социалистической мысли были разнообразны — от «хождения в народ» до возбуждения «всеобщего бунта», «заговора» и «террора» в целях захвата государственной власти с последующей ее передачей народу через Учредительное собрание (Земский собор). Крайняя форма революционаризма выражена в «Катехизисе революционера» С.Г. Нечаева: этика социалиста должна строиться на отчуждении от семьи и близких, моральном ригоризме, преданности идее и партии и ненависти к врагам народа, допускающей любые приемы политической борьбы («цель оправдывает средства»).

Со становлением капитализма в России начинает утверждаться и марксистская мысль, появляются первые социал-демократические кружки и организации, все более теснящие позиции народничества. Учение Маркса при этом воспринимается как последнее, не подлежащее сомнению слово социальной науки. Адаптируя его к отечественной почве, русские марксисты в своих разработках воплощают различные стороны марксовой доктрины, что находит отражение в «легальном марксизме», «экономизме», во взглядах идеологов меньшевистского крыла в российской социал-демократии Г.В. Плеханова и Ю.О. Мартова. Большая или меньшая сдержанность в отношении признания плодотворности социальных сдвигов в результате революционного переворота вступает, однако, во все большее противоречие с растущей радикализацией масс. Нерешенность аграрного вопроса, острота проблем капиталистического накопления, бездарность сановной бюрократии, усиленные крупными внешнеполитическими (военными прежде всего) провалами самодержавия, создают почву для идейной и политической победы большевизма.

В.И. Ленин существенно актуализировал инструментальные аспекты марксовой доктрины, развивая их в направлении усиления накала борьбы с политическими и идеологическими противниками, эффективности политических технологий (учение о государстве диктатуры пролетариата, о партии «нового типа», «демократическом централизме» и т. п.). В критические моменты он, впрочем, оказывался способным преодолевать ригоризм сугубо классовых пристрастий и переходить на достаточно прагматические позиции (нэп). Импульс к принятию большевистских идей населением страны подкреплялся революционным энтузиазмом, а также тем, что они во многом опирались на некоторые особенности отечественной политической традиции (мобилизационный характер экономики, сильная централизующая роль государства, примат в обществе морального, а не правового сознания, коллективистские — соборные — начала в экономической жизни и др.).

При Ленине стала осуществляться целенаправленная работа по превращению марксизма (получившего со временем свое определение как «марксизм-ленинизм») в официальную идеологию с ее нетерпимостью к дискуссиям, с характерной для нее схематизацией и канонизацией взглядов (к тому же основательно препарированных) классиков «научного социализма». Апологетический характер политической доктрины советской госпартноменклатуры обусловил отсутствие широкой поддержки режима в массах, что, в свою очередь, способствовало радикальному демонтажу в СССР и союзнических странах сложившейся модели социализма.

Развитие социалистических идей, однако, не было прервано, что подтверждается, в частности, и наличием мощной оппозиции в стране. Показательно то, что исповедование социализма в ортодоксально-большевистском (даже сталинском) варианте характерно не для самых массовых (а иногда и просто маргинальных) партий коммунистического толка. Напротив, идеологами КПРФ, имеющей наиболее сильную поддержку, активно разрабатываются проблемы многообразия форм собственности, политического плюрализма, социального партнерства (особенно в части блока с представителями национально ориентированного капитала) и т. д. И хотя нет оснований для утверждений о ее переходе на идейно-политическую платформу социал-демократии (базовые ценности прежней доктрины сохраняются), но все большая направленность на учет международного опыта течений в социалистической мысли и соответствующих политических движений — налицо.

В этой связи вызывает интерес высказанный рядом социалистически ориентированных российских и зарубежных политологов призыв отказаться от истолкования социализма как самостоятельной, полностью исключающей капитализм «общественно-экономической формации», тем более, если последняя понимается как более высокий тип организации, закономерно утверждающейся на месте «отживающей» капиталистической системы. Показательна, в частности, трактовка капитализма и социализма как двух взаимопереплетающихся тенденций в рамках индустриальной цивилизации. В предложенной логике капитализм понимается как мотор экономики, область действия социализма — социальная сфера.

З. Млынарж, бывший одним из идеологов «пражской весны» 1968 г., пишет: «Анализируя сегодня, более чем через сто лет после смерти Маркса, исторический опыт, можно кратко сказать следующее: способ производства, который первоначально вызревал под исключительным влиянием капитализма как тенденции развития, оказался началом нового цивилизационного типа развития — современной индустриальной цивилизации. Эта цивилизация сделала возможным, чтобы в рамках ее крепла и другая, корректирующая, ограничивающая капитализм и в определенной степени непосредственно против free действующая тенденция — тенденция защиты и реализации таких человеческих потребностей и интересов, которые капитализм подавляет и игнорирует». Социалистическая тенденция проявляется прежде всего в расширении сферы социальной справедливости: возрастании свободы и равенства жизненных возможностей для большинства, в преодолении бедности и социальной незащищенности.

Примечательно, что в некотором смысле схожие идеи высказывают ученые, далекие от социализма. Называя XX столетие «столетием социалистического прессинга» и «веком справедливости», Р. Дарендорф отмечает его великие достижения в улучшении жизни миллионов людей. И хотя он полагает, что в Западной Европе партия социального равенства уже отзвучала, что приближается новая эпоха, он подчеркивает: эра новой свободы не наступит до тех пор, пока люди не почувствуют, что они ни в чем не будут обделены социально и не победят страх перед возможными последствиями общественных инноваций.

У экономики, очевидно, свои законы и свои принципы, нацеленные, в первую очередь, на рост эффективности производства, увеличение общей суммы национального богатства. Социальная же политика должна быть построена на принципах, обеспечивающих справедливое использование производимого богатства в интересах всех членов общества. Идея взаимошлифовки различных составляющих общественной жизни предполагает, таким образом, что источником дальнейшей трансформации общества будет и то, что изначально составляло принадлежность социалистической и коллективистской, а не только буржуазно-либеральной и индивидуалистической доктрины. Это обретение новой значимости социальной справедливости, демократии в социальной сфере, социальной защищенности личности, солидарности — всего того, что и обозначает стержень социалистической идеи.

§ 5. Радикальные и национальные идеологии

Либерализм, консерватизм, социализм представляют собой те типы политических идеологий, которые в науке принято определять в качестве классических. В политологии могут быть и другие виды их классификации; более того, политическим содержанием часто наполняются понятия, отражающие целевые установки той или иной социальной группы (идеология технократии, к примеру), партии или движения (идеология кадетов или, скажем, «зеленых»), те или иные пристрастия или ориентации (этатистская идеология, например). Большую роль в мире всегда играли политические доктрины конфессионального толка, особенно в том случае, если они принимали формы клерикализма. В настоящем параграфе мы ограничимся рассмотрением радикализма и национальных идеологий, ибо и в истории, и в современной борьбе идей они занимали и занимают весьма заметные места и по своему накалу превосходят подчас все другие идеологические течения.

Важную часть спектра политических идеологий современного общества составляют идеологии, развивающиеся в русле радикальной традиции. Термин «радикализм» (от лат. radix — корень) имеет много значений. Им обозначают стремление к решительным методам и действиям в политике, употребляют применительно к партиям или партийным фракциям, политическим движениям и идеологиям, парламентским группировкам, отдельным лидерам и т. п. Его часто употребляют для характеристики оппозиционных направлений, крайних течений в идеологии и политике. Сам термин возник в Англии в конце XVIII в., в эпоху промышленной революции, и быстро распространился в Европе, дав определение широкому политическому, философскому, литературному, религиозному, культурному и просветительскому течению. В XIX–XX вв. радикализмом обычно называли идеологию партий социалистической, социал-демократической ориентации (радикализм, радикал-социалисты и др.). Понятие «радикализм», таким образом, давно вошло в лексикон политической науки. Вместе с тем в нем осталась некоторая смысловая неопределенность, требующая уточнения.

В отличие от понятий, характеризующих те или иные части идеологического спектра, как, например, «либерализм» или «социализм», понятие «радикализм» — ситуационно-контекстуальное. Оно фиксирует не определенность политической основы, а определенность позиции — «левый» или «правый» предел в рамках существующего политического спектра. Поскольку последний изменчив, то, с одной стороны, в разных исторических условиях в одной и той же позиции могут оказаться различные по своему содержанию идейные структуры, с другой стороны, одна и та же структура может иметь в рамках различных позиций неодинаковые значения, в том числе и радикальные. В итоге идейная основа, идентифицируемая с помощью понятия «радикализм», оказывается вариантной, и радикальность конкретной идейной структуры может быть определена только с помощью соотнесения ее с другими компонентами идеологического спектра. Для радикализма характерна неизменность выполняемой им функции социального и политического критицизма, которая определяет его исторические границы и его субстанционную определенность. Трудности идентификации вызваны еще и тем, что пределы критической функции радикализма зафиксированы во многом на уровне метафоры, так что «радикальными» нередко называют идеи, имеющие как реформистскую, так и бунтарскую направленность, посему идейные течения, именуемые «радикальными», как правило, оказываются весьма неоднородными. Поскольку критицизм присущ не только радикализму, но в известных границах консерватизму и либерализму, весьма важным является указание на его социально-политическую направленность. Радикальная идеология обосновывает необходимость коренных общественных и политических изменений, выводящих за пределы господствующей системы.

Различают правый и левый радикализм. Выделение этих двух крайних секторов в спектре политических идеологий и сил имеет давнюю традицию. Исторически происхождение терминов восходит к размещению членов Учредительного собрания периода Великой французской революции в зале заседаний: консервативного толка — справа от председательствующего, а радикально настроенных — слева, В настоящее время термины «правые» и «левые» применяют при характеристике политических партий и идеологий, общественных движений, ориентации тех или иных программ, средств массовой информации, а также политических убеждений и позиций той или иной личности.

Если становление индустриальных обществ выдвинуло на первый план идейный спор либерализма и социализма, то в XX в. противоречия между традиционными и модернизированными странами вынесли на авансцену духовной жизни в мировом сообществе соперничество идеологий, защищающих идеалы гуманизма и идейные течения, несовместимые с ними. Центральное место среди последних заняла уже в двадцатые годы праворадикальная идеология. Она проявила себя в различных формах и оставила чудовищный след в виде практики фашистского движения, которое несколько десятилетий определяло господствующую форму политического сознания в целом ряде стран. Праворадикальная традиция служила созданию идейно-психологических предпосылок для ликвидации демократического правопорядка и формирования тоталитарных диктаторских режимов, выражавших интересы наиболее реакционных финансово-политических группировок.

В политической науке сложилось различное понимание фашизма. Ряд ученых понимают под ним конкретные разновидности политических идеологий и политических режимов, сформировавшихся в Италии, Германии в 20—30-е годы XX столетия. Выделяются также и его политические аналоги во франкистской Испании, Японии 30—40-х годов, Португалии при А. Салазаре, Аргентине при президенте Пероне (1943–1955), Греции конца 60-х, в отдельные периоды в Южной Африке, Уганде, Парагвае, Чили и т. д. Другая груцпа исследователей интерпретирует фашизм как идеологию, не имеющую определенного содержания и формирующуюся там и тогда, где и когда на первый план в идейных и практических устремлениях политических сил выступают цели подавления демократии, а жажда насилия и террора определяет задачи захвата и использования власти. С этой точки зрения они ставят знак равенства между фашизмом и тоталитарными режимами в целом.

Исторически родиной фашизма (от лат. fasio, итал. fascismo — пучок, связка, объединение) явились Италия и Германия, где возникли первые фашистские организации и партии. Позднее аналогичные движения сложились во многих странах мира. При всех своих национальных особенностях политическая основа фашизма везде выражала интересы наиболее реакционных кругов общества, оказывавших фашистским движениям финансовую и политическую поддержку и стремившихся использовать их для подавления демократических прав и свобод, революционных выступлений трудящихся масс, для осуществления имперских амбиций на международной арене. Утвердившись у власти при самом активном участии и помощи финансовых кругов и монополий, фашизм вместе с тем широко использовал изощренную демагогию, с «антикапиталистическими» и псевдосоциалистическими лозунгами. Родоначальником фашизма явился бывший лидер левого крыла социалистов Б. Муссолини. Его теория базировалась на элитарных идеях Платона, Гегеля и концепции «органистского государства». Она проповедовала крайний национализм, «безграничную волю» государства и элитарность его политических правителей, прославляла войну и экспансию. Выступая с позиций воинствующего антидемократизма и антимарксизма, расизма и шовинизма, доведенных до истерии, идеология фашизма возвеличивала тоталитарное государство, утверждала необходимость сильной и беспощадной власти, лишенной «недостатков либеральной демократии». Эта идеология обосновывала политическое господство авторитарной партии, обеспечивающей всеобщий контроль над личностью и всем обществом, и мистический, не допускающий никаких возражений культ вождя.

Классической разновидностью фашизма был национал-социализм Гитлера (А. Шикльгрубера). Спекулируя на ущемленных Версальским договором национальных чувствах и предрассудках масс, особенно средних слоев города и деревни, люмпенов и части рабочих, национал-социализм сумел создать необходимую социальную базу и, опираясь на нее, прорваться к власти. Немецкая версия фашизма включала в себя значительную долю реакционного иррационализма («германский миф»), отличалась высоким уровнем тоталитарной организации власти и откровенным расизмом. Концепция нации, как высшей и вечной реальности, основанной на общности крови, занимала в ней особое место. Из этой концепции вытекала задача сохранения чистоты крови и расы. Нации при этом делились на высшие и низшие, высшие должны были господствовать над низшими, беспощадно подавляя попытки сопротивления с их стороны. Использовав идеи расового превосходства Гобицо, а также ряд положений философии И. Фихте, Г. Трейчке, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, теоретики германского фашизма построили свою идеологию на приоритете социальных и политических прав некоего мифического народа — «ариев». С этих позиций была провозглашена политика поддержки государств «культуросозидающих рас» (к настоящим ариям нацистскими идеологами были отнесены немцы, англичане и ряд северных европейских народов), ограничения жизненного пространства для этносов, «поддерживающих культур» (к ним причисляли славян и жителей некоторых государств Востока и Латинской Америки), и беспощадного уничтожения «культуроразрушающих» народов (негров, евреев, цыган). В германской версии фашизма государству отводилась относительно второстепенная роль, главное же место занимала раса, защита чистоты которой оправдывала и предполагала политику экспансионизма, дискриминации и террора. Решение имперских планов возлагалось на сильную армию, способную обеспечить тотальное уничтожение противника и колонизацию захваченных земель (Средиземноморская империя Муссолини, тысячелетний «великий рейх» Гитлера).

Создав режимы, основанные на тотальном терроре, фашизм уничтожил все демократические свободы и институты. Произошла милитаризация многих сфер общественной жизни, а контроль над обществом стал осуществляться посредством не только государственных структур, но и партийных, военизированных и военных организаций (отряды «скуадре» в Италии, штурмовые и эсэсовские части в Германии и др.). Насилие настолько утвердилось в обществе, что стало нормой жизни. В период Второй мировой войны оно нашло свое воплощение в гитлеровских лагерях смерти, геноциде и в преступлениях против человечности, носивших массовый характер. Фашизм сыграл решающую роль в развязывании Второй мировой войны, унесшей не менее 60 млн жизней, но потерпел сокрушительное военное и морально-политическое поражение. Его преступления были осуждены Нюрнбергским трибуналом, созданным Объединенными нациями.

Корни фашизма не были окончательно выкорчеваны. Уже вскоре после войны он начал возрождаться в виде неофашизма. Несмотря на ряд отличий от классических форм, их генетическая связь сохраняется. Неофашизм исповедует те же идеологические и политические взгляды, проповедует культ насилия и пытается решать те же задачи. Сохранилась и социальная база, на которую опирается неофашизм. Крупные перемены, вызванные в обществе научно-технической революцией, привели к созданию особого социального слоя, находящегося на обочине жизни, — маргиналов, легко воспринимающих экстремистские призывы неофашистов и пополняющих ряды их организаций. Бывшим фашистским партиям удалось сохранить часть награбленного в оккупированных странах, которым подпитываются неофашистские организации. Первое время большую роль в них играли спасшиеся от возмездия старые кадры, сохранившие контакты с силами, стоящими на крайне правом фланге политического спектра. Действия неофашистских групп и движений неоднократно создавали серьезную угрозу демократическим институтам в различных странах, служили и служат источником политических кризисов и политической напряженности.

В идейном плане мощной подпиткой неофашизма продолжает выступать правый радикализм, сумевший сохранить достаточно прочный потенциал и к началу XXI столетия. Опыт показывает, что формирование праворадикальной идеологии обычно происходит на основе взаимодействия двух основных процессов. Во-первых, важная роль принадлежит эволюции консерватизма вправо, когда он принимает более жесткие формы в условиях снижения эффективности прежних средств политической мобилизации. В неблагоприятных условиях с завидной периодичностью обосновывается необходимость отречения от «второстепенных», демократических политических институтов, во имя сохранения «основ». В процессе подобной эволюции может произойти настолько значимое удаление от позиций поддержания существующего порядка, позиций консерватизма, что новый идеологический комплекс становится уже его возмутителем. Во-вторых, идеология правого радикализма формируется на основе заимствований из других традиций и путем преобразования других идеологических структур. Могут активно эксплуатироваться настроения социального протеста, подталкивая массы к крайне радикальным средствам решения назревших проблем. Однако в качестве источников таких проблем правыми радикалами называются противоречия между расами, между этническими группами, между индивидом-собственником и государством, между «производительными элементами» (имеются в виду главным образом занятые в производственном секторе экономики) и «непроизводительной» интеллигенцией, между группами, различными по размерам доходов. Во всех этих вариантах праворадикальная идеология представляет себя выразительницей интересов «нации», «народа», «большинства». Последние изображаются в качестве притесняемых и эксплуатируемых могущественным меньшинством, захватившим политическую и экономическую власть. Решение видится в борьбе, объединенной на основе того или иного признака «нации» за преобразование всего общества на базе «органически единой» расы, этнической группы, массы индивидов-собственников, общности «производителей» и т. д. Пропаганда правых радикалов нередко носит погромный характер, их логика, отказывающая либеральной демократии в легитимности, подталкивает к гражданской смуте, к подмене государственных полицейских функций системой частной политической слежки, наконец, к открытому физическому террору. Разумеется, ориентацию на террор праворадикальные организации далеко не всегда признают открыто. Необходимость национального единства мотивируется наличием внешней и внутренней угроз существованию нации.

Способ обеспечения «национального единства» правый радикализм усматривает в «очищении» нации от тех элементов и институтов, существование которых, в его интерпретации, и провоцирует основной политический конфликт. Речь идет, во-первых, о силах, непосредственно отстаивающих интересы широких слоев трудящихся, в первую очередь, левых партий и профсоюзов. Во-вторых, к числу «врагов национального единства» правый радикализм относит либеральные силы, обвиняя их в размягчении и разложении нации. Расизм, хотя и в разной степени, также, как правило, присутствует в праворадикальной идеологии, в своих экстремистских формах предполагая прямую проповедь расовой ненависти, когда расовые признаки выдвигаются в качестве основы «национального объединения», т. е. когда условием этого «единения» объявляется «восстановление расовой чистоты» нации. В любом случае расовое размежевание преподносится как «естественная» форма социальной организации. Важной особенностью праворадикальной идеологии является поддержка насилия как метода осуществления внешней и внутренней политики государства. Милитаристская ориентация определяется задачей уничтожения политической демократии, подпитывается праворадикальным представлением о полицейских функциях государства как для него наиболее органичных и связана с воинствующим национализмом, нуждающимся как в символах, так и в конкретных формах организации индивидов «во имя нации». Внешнеполитическая ориентация праворадикальной идеологии основана на культе вооруженной силы как главном средстве внешней политики.

Исторический опыт показывает, что наиболее предпочтительной идейной основой для тоталитаризма являются доктрины, содержащие признание превосходства тех или иных расовых, этнических, классовых, земляческих и иных групп общества. Поэтому от тоталитарного перерождения не застрахованы ни национальные, ни коммунистическая, ни религиозные и другие идеологии, стоящие на принципах политического переустройства общества, которое сохраняло бы привилегированное положение для «коренного населения», приверженцев «подлинной веры», «гегемона исторического процесса», и предлагающие радикальные средства для обеспечения этим группам требуемого общественного статуса. Общество, следовательно, должно крайне внимательно относиться к появлению на политическом рынке идей, стремящихся закрепить чье-либо превосходство в ущерб другим гражданам и предлагающих своим адептам не останавливаться ни перед какой социальной ценой для достижения поставленных целей. И хотя такое отношение драматизирует авторитарные методы управления в демократических режимах, однако оно позволяет своевременно увидеть опасность нарастания насилия, национального эгоизма, вождизма и других черт агрессивной идеологии, чреватой разрушением цивилизованного облика общества. Все это заставляет внимательно присмотреться и к идеологии левого радикализма, занимающего значимое место в современном политическом спектре.

Исторически левый радикализм возник как реакция на жесткую социальную дифференциацию, ограниченность либеральной доктрины и элитарный характер демократии, на условия и перспективы материально-экономического развития в рамках капитализма XIX в. Уже вскоре после победы буржуазных революций во многих европейских странах возникли самостоятельные легальные (и нелегальные) леворадикальные партии и другие политические организации, направляющие массовые демократические движения. Одновременно в Европе начала складываться и самостоятельная леворадикальная политическая идеология, которая при всей своей внутренней неоднородности и противоречивости имела более или менее отчетливо выраженный антилиберальный и антиконсервативный характер. Вместе с тем ни в одной из европейских стран право на деятельность, направленную против существующего политического режима («право на революцию»), не было закреплено ни в одном из соответствующих конституционных актов. США, напротив, оказались единственной в мировой истории либеральной страной, где радикализм как функция был официально санкционирован той самой конституционной хартией, на которую господствующая элита свыше 200 лет неизменно опиралась как на основополагающий документ американской революции. Этот документ — Декларация независимости, где в преамбуле утверждается, что «народ имеет право изменить или упразднить» существующую форму правления и «учредить новое правительство, основанное на таких принципах и с такой организацией власти, какие, по мнению этого народа, все более могут способствовать его безопасности и счастью». Возможно, отчасти поэтому в США так никогда и не появились массовые радикальные партии или другие политические организации такого типа, действовавшие в течение продолжительного времени и имевшие устойчивую массовую базу в Европе.

Развитие левого радикализма как социально-политического движения и становление радикальной идеологической традиции, т. е. комплекса идей, представлений, принципов, составивших субстрат различных форм леворадикальной политической идеологии, происходило постепенно. Начав с апелляции к просветительской традиции, левые радикалы со временем стали все более обращаться к образам, идеям и принципам, развивавшимся в русле социалистической мысли. Главное, однако, в том, что новый радикализм всегда стихийно стремится найти точку опоры в такой идеологии, которая могла бы служить не только нравственным и политическим обоснованием его жизненной позиции, но и символом протеста. Показательны в этой связи судьбы марксизма. Поскольку официальная идеология в тех или иных странах чаще всего открыто противопоставляла себя марксизму, последний закономерно воспринимался радикалами как теоретическая форма отрицания ненавистного ему истеблишмента и освящающей его идеологии. Однако узкопрактический («негативный») интерес радикализма к марксизму диктовал такую интерпретацию последнего, при которой акцент переносился на аспекты, наиболее наглядно контрастирующие с респектабельным стилем модных «позитивных» теорий. Марксизм в этом случае выступал как «идеология отрицания», созвучная «критической теории общества».

Современные представления левого радикализма обнаруживают определенную преемственность со взглядами левых радикалов начала 20-х годов XX в. В их возрождении в 60-е годы большую роль сыграли американцы П. Бэкон и П. Суизи, бельгиец Э. Мандель. Значительное влияние на формирование идеологического комплекса левого радикализма второй половины XX столетия оказали критическая теория Франкфуртской школы с ее сильными социальными и культурнокритическими тенденциями (Т. Адорно, М. Хоркхаймер, Г. Маркузе, Ю. Хабермас); философия экзистенциализма (Ж.П. Сартр, А. Камю); «новые теории революции» (Ф. Фанон, Р. Дебре); идеи психоанализа З. Фрейда и особенно его последователей (Э. Фромм); взгляды основоположников анархизма (П. Кропоткин, М. Бакунин, Ж. Сорель и др.); взгляды Р. Миллса, участников движения «новых левых» (Д. Кон-Бендит и др.); идеи уравнительного казарменного коммунизма, философия революционной бедности и аскетизма; концепции контркультуры (Ч. Рейч, Т. Роззак), альтернативных движений, «экологического общества» и др.; некоторые идеи Маркса; идеологический комплекс маоизма и т. п. Развивавшиеся в русле леворадикальной традиции концепции при всей разнородности своих философско-мировоззренческих оснований имели существенную общую черту: они разрушали — более или менее основательно — представления о «бесконфликтности» и «организованности» высокоиндустриального общества, о его гуманистическом и демократическом характере, о «нерепрессивности» господствующих социально-политических институтов.

Леворадикальный идеологический комплекс, как несложно заметить, опирается на достаточно широкий круг идей и принципов, что объясняется и его внутренним эклектизмом, и динамичной эволюцией на протяжении ряда десятилетий, и внутренней неоднородностью его идеологических структур. Эволюция радикальной идеологии непосредственно отражает общий ход исторического развития. Так, с середины 60-х годов в период войны США во Вьетнаме объектом критики радикалов стали «истеблишмент», «система», «большой бизнес», «военно-промышленный комплекс», на первый план выдвинулись непосредственно политические требования. Хотя большинство из этих требований формально были вполне конституционными, они воспринимались властями как опасный политический вызов и встретили резкое с их стороны противодействие. Это с неизбежностью способствовало радикализации демократических движений, которые, подчиняясь логике борьбы, стали выдвигать все новые требования и ориентироваться на такие средства, которые нередко имели уже отчетливо выраженный бунтарский характер и были направлены не только на разрыв с «системой», но и на ее разрушение. Система, однако, выжила, и политический радикализм, достигнув пика на рубеже 60— 70-х годов, пошел на спад вместе с массовыми демократическими движениями, в рамках которых он развивался. Неудачи леворадикального движения привели некоторых его участников в ряды экстремистских и даже террористических групп. Потенциал левого радикализма тем не менее вряд ли можно считать исчерпанным. Сохраняется его социальная база: в Латинской Америке, в частности, основное ядро в нем составляют переселившиеся в город крестьяне, спасающиеся от деревенской нищеты, голода и безземелья; в странах Западной Европы и Северной Америки — представители самых разнообразных социальных групп: студенты, разорившиеся фермеры, неудовлетворенные интеллектуалы и лица свободных профессий, деклассированные элементы, представители средних слоев, утратившие свой достаток и социальный статус в результате экономических кризисов с неизбежной волной банкротств и массовых увольнений. На постсоветском пространстве и в странах Восточной Европы — это значительные сегменты маргинализованного населения, пострадавшего в ходе «шоковых реформ».

Большую роль в мире играют национальные идеологии. Их развитие исторически сопряжено с разложением средневековых структур и становлением нового общественно-экономического уклада. В этом смысле идея нации есть правовое и идеологически-моральное обоснование демократии Нового времени. Уже в период Великой французской революции эта идея воплотилась в трех базовых конструкциях, сохраняющих свое значение до наших дней: санкюлотской концепции народного суверенитета, где нация трактовалась как своего рода юридическое лицо, представляющее сообщество индивидов, чья жизнь регулируется одними и теми же законами, источником суверенитета при установлении которых оно является; робеспьеровском понимании нации как сообщества патриотов, борющихся за свободу, и выражающего себя в некотором духовном единстве на основе стремления к достижению прогресса в человеческой истории; трактовке нации в аспекте ее территориально-этнических измерений, включая теорию естественных границ Ж. Дантона и Л. Карно. И в дальнейшем концептуальные основания национальных идеологий стали прежде всего выражать такое понимание природы национальной группы, которая может интерпретироваться либо в качестве социальной общности, складывающейся на основе единых экономических условий жизни людей, территории, языка и определенных черт духовной культуры (марксистская традиция), либо культурной общности, интегрируемой политическими событиями и институтами (М. Вебер), либо воплощения «национального духа», подкрепляемого культурными нормами, ценностями и символами (Дж. Бренд), либо народа, которому ниспослано божественное откровение (исламская традиция) и т. д.

Основываясь на законном признании приоритетности национальных интересов каждой конкретной страны, национальные идеологии интерпретируют данный посыл таким образом, что все иные пружины исторического бытия предстают в качестве подчиненных или даже вообще несущественных. На практике эти идеологии в своем большинстве принимают форму национализма.

В СССР в трактовках официальной доктрины национализм рассматривался как буржуазная идеология и политика в национальном вопросе, как (исторически) орудие создания и завоевания общенационального рынка, установления классового господства в национальных рамках и расширения впоследствии этого господства путем порабощения других народов. В этом своем качестве национализм интерпретировался как безусловный идеологический и политический противник «пролетарского, социалистического интернационализма», политики «дружбы народов» в целом. Определенное позитивное значение признавалось лишь за национализмом в развивающихся странах, ибо под его знаменем преимущественно и осуществлялась борьба против колониализма и неоколониализма. В настоящее время в России и на постсоветском пространстве наблюдается тенденция к утверждению принципиально иного видения. Национализм часто начинает трактоваться как принцип, заключающий в себе требования того, чтобы политические и этнические единицы совпадали, а также чтобы управляющие и управляемые внутри данной политической единицы принадлежали к одному этносу (Э. Геллнер). При таком подходе национализм может изображаться как поле творческого самораскрытия нации, мощное средство очищения и саморазвития народа. Более того, национализм уже не только проявляет себя как идеологический феномен, но часто становится и движущей пружиной реальной политики. Примечательно, что в этом качестве он выступает не только в бывших союзных республиках, но и в национальных регионах России и даже на исконно русских территориях (так называемый русский национализм, апеллирующий к «праву крови» или, в несколько иной редакции, к «праву почвы»).

Подобные настроения характерны не только для постсоветских государств. Как действующий принцип национализм по-прежнему влиятелен в политической практике целого ряда стран «третьего мира»; определенные позиции он сохраняет и в Европе, США, Канаде и в других странах с устойчивыми демократическими традициями. Не случайно некоторые западные аналитики еще в пятидесятые годы сформулировали тезис о наступлении «века национализма» и даже «паннационализма» в мире.

Мощная подпитка национальных идеологий осуществляется со стороны религиозных вероучений, что, с одной стороны, часто выступает как фактор консолидации нации, духовного возрождения народа в сложные, кризисные периоды его исторического бытия, с другой — национально-религиозные противоречия могут стимулировать и деструктивные процессы в обществе, порождая и углубляя национальную рознь (религиозно-этнические конфликты в Индии, бывшей Югославии, странах Ближнего Востока, на Северном Кавказе в России).

В этом плане и к национализму в целом нужно подходить, очевидно, с более взвешенных позиций, не торопиться с пересмотром концептуального ряда смыслообразующих понятий. Безусловно, следует решительно отстаивать тезис о законности национальных интересов каждой страны, о самоценности и равноправности каждой конкретной нации и народа. В науку должно войти понимание того, что многообразие национально-культурных типов может выступать необходимой предпосылкой богатства и объемности всего современного цивилизационного сообщества. Но нужно быть осторожнее с положением, закрепляющим за национальным началом значение доминанты исторического процесса и уж тем более утверждающим мысль об «избранничестве» тех или иных наций. Практика показывает, что подобные позиции слишком часто оборачиваются политикой национального превосходства, ведут к откровенному шовинизму и расизму.

Сфера национальных отношений необычайно сложна и деликатна. Как' нигде здесь исключительно актуальна логика конкретно-исторического подхода. С позиций национальных идеологий может осуществляться и крайне необходимая политика защиты культурной самобытности и политических прав национальной диаспоры, защиты собственной территории и национального суверенитета от внешних посягательств. С этих же позиций могут стимулироваться и настроения этнического гегемонизма, подводиться идейный фундамент под очаги сепаратизма, политику создания привилегий для лиц «коренной национальности», провоцироваться конфликты и даже прямые военные действия. В современных условиях поэтому как никогда важен завет отечественных мыслителей о необходимости прорыва национальной идеи в сферу идеи «всечеловечности», переложение этого завета на язык выверенных политических решений и действий.

§ 6. Интегративная идеология в России: основания, проблемы, перспективы

Подлинно масштабные изменения в истории неизменно и всегда опирались не просто на программы и планы, но на глубинные сдвиги в общественном сознании, менталитете населения, на сочетание (наложение во времени по степени напряженности) интеллектуального поиска и массового духовного подъема: вспомним ли драматические процессы становления христианства или «революцию в умах» во Франции вкупе с вдохновенным маршем марсельцев-санкюлотов на Париж или особую роль духовной харизмы, духовного подвижничества в целом в России, когда она решала задачи национального освобождения от татаро-монгольского владычества. Такие примеры можно было бы продолжить.

Сегодня Россия — в кризисе, и коль скоро всякий выход из кризиса возможен лишь при наличии сильной духовной идеи, любое глубинное изменение основывается на нравственно осмысленной позиции подавляющего большинства населения, в стране нарастает потребность в общенациональной, общегосударственной идее, способной нести в себе мощный интегративный заряд, закладывать необходимые основания под процессы утверждения гражданского консенсуса в российском социуме.

Существуют ли, однако, сегодня у нас в обществе, прошедшем через кровь, автоматные очереди и танки, основания для того, чтобы перевести задачу достижения национального согласия из императивной плоскости, из области неких модальных данностей в сферу реальных политических решений? Вопрос сложный. Россия, очевидно, еще не выстрадала центризм. Более того, центристская позиция, как представляется, вообще может быть доминирующей только в условиях относительно стабильного развития, но отнюдь не в переходную эпоху, не в период быстрых исторических перемен. Тем более таких, как в нашей стране, где былую официальную монолитность общества сменяет конгломерат плохо увязанных между собой, сталкивающихся друг с другом групп интересов, отражающих различные стремления социальных сегментов, конституирующихся политических партий и движений. Вполне понятно, что в этих условиях для реально действующих политиков на первый план выступает задача разработки политических технологий, нацеленных на обеспечение приоритетных позиций той силы, которую они представляют. Ясно, однако, и другое: любой серьезный политик не может не включать в круг своего внимания такие стратегемы, которые внутренне предполагают наличие целевой установки на перспективное видение процессов политической жизни.

Сегодня общество нуждается в эффективных реформах, но не менее заинтересовано в стабильности, преодолении безвластия, в наведении элементарного порядка. Вполне вероятным исходом в такой ситуации может стать путь авторитарной модернизации, который, вообще говоря, продемонстрировал свои возможности в движении к посттоталитарному устройству. Этот путь таит в себе и очевидные опасности. И хотя небезосновательны рассуждения о целесообразности утверждения политики властной руки, часто выводимый из них тезис о том, что народ ждет очередной узды, далеко не бесспорен. Скорее, экспектации масс на единство общества вырастают из мощного основания, которое, как представляется, у нас уже сложилось. Как приоритетную следовало бы, очевидно, выдвинуть концепцию национальных, государственных, а еще лучше национально-государственных интересов России, которая может стать цементирующей для общества, придать новые импульсы процессу обновления страны, заложить основы для утверждения действенной интегративной идеологии.

Какими же видятся реальные слагаемые такой идеологии? Концепция национальных интересов и приоритетов России рассматривается многими учеными в роли своеобразной «идеи-рамки», способной обеспечить консенсусную связь между приверженцами различных идеологических убеждений, мировоззренческих ориентаций.

Во что это может вылиться на практике и, очевидно, раньше или позже выльется, если иметь в виду образцы и нормы развитой политической культуры, демонстрируемой сегодня целым рядом стран (политической культуры, где неотъемлемой ее чертой стала идея беспрерывного обновления и совершенствования органических структур, что привело к превращению всех идеологий в идеологий открытого типа, конкурирующие между собой не на основе отторжения альтернативных ценностей, а на основе адаптации их к собственной модели)? В результате консерватизм здесь стал социальным и либеральным, либерализм — социал-демократическим, а социал-демократия — либеральной, и все они так или иначе восприняли парадигму таких ценностей, как законность и нравственность, гуманизм, ненасилие, равноправие партнеров в смысле стартовых возможностей граждан, групп, партий.

Имеет ли сегодня в России любая из классических идеологий шансы на единичную победу? Может ли таковым быть социализм (даже если он откажется от своих фундаментальных форм) в силу мощного вызова со стороны либерализма с его пиететом к личностному раскрепощению? Либерализм — в стране с устойчивым этносоциальным архетипом, традиционно ориентированным на ценности коллективизма (вспомним, что об исконной «социалистичности» русского мужика писал не только и не столько В.И. Ленин, но и П.А. Столыпин, П.Н. Дурново)? Консерватизм, который в массовом сознании вообще ассоциируется с чем-то реакционно застойным?

Между тем разве консерватизм своими идеями о фундаментальных ценностях человеческого общежития, об органическом характере общественного развития, о значении преемственности и обновления социальных связей, передающихся от предков к потокам, не обогатил коллективный разум мира? Чему иному, как не либерализму, принадлежит великая историческая заслуга в осознании приоритетности личностного начала, свободы и ответственности человека, самих оснований гражданского общества? Можно ли сегодня представить мир без имеющей многовековую историю идеи социальной справедливости, взращенной на социокультурных основаниях социалистической традиции? Но самое главное состоит в том, что на уровне современной ступени цивилизационного развития все эти идеологии стали работать в режиме взаимошлифовки, дополняя и корректируя друг друга, обеспечивая тем самым естественно движение общества от начала свободы к началу равенства и наоборот, оптимальное сочетание динамизма и стабильности в социальной и политической сферах.

История, к сожалению, научила нас весьма немногому, менее всего — пониманию экологии общественной жизни. И самую злую шутку играют с нами наш привычный революционаризм, отказ от пути терпеливого взращивания культуры соревновательности различных общественных форм, обманчивый мираж правомерности «революционной целесообразности». Это верная дорога к режиму «единственной правильности», чреватому опасностью навязывания стране авантюрных «больших скачков», «нового порядка», с неизбежность») загоняющих Россию в очередной тупик. Требуется осознать, наконец, что моносистема — это всегда смерть системы, путь к социальной атрофии и энтопии.

Замечательный русский поэт Вяч. Иванов верно подметил: основная причина раздробленности мира заключается не столько в драматическом взаимоотталкивании ненавистного, сколько в трагедии противоречивой, убийственной расправы соприродного, друг друга дополняющего. Политика в России не будет серьезной и ответственной, если она не усвоит простейшей механики политического и идеологического взаимодействия, только и позволяющего движение в сторону преодоления конфронтационности на базе общесистемных исторических потребностей.

Императив интегративности имеет не только российские измерения. Основные политические идеологии: либерализм, консерватизм, социализм дают свой вариант стратегии решения насущных проблем современного мира в целом. Однако в «Эру риска», в которую вступило человечество, с обострением глобальных проблем все перспективы, предугаданные сторонниками тех или иных школ и направлений, представляются релевантными, поскольку идет как бы гонка двух составляющих всемирного процесса: нарастание глобальных угроз, чреватый катастрофой и зигзагообразный процесс адаптации, направленный если не на устранение, то на смягчение этих угроз. Баланс между тем и другим, при любом нарушении которого последует катастрофа, ныне не поддается измерению.

В современном мире осознание этих глобальных угроз происходит в процессе становления планетарного политического мышления. Будучи плюралистичным в своей основе, формирование его различных вариантов идет в рамках существующих идейно-политических течений, которые отражают своеобразие духовного и культурного опыта различных субъектов политики. Стратегические долговременные интересы человечества требуют учета планетарной парадигмы развития и включения вытекающих из нее положений в основные политические идеологии современного мира. Это особенно важно, поскольку формируемые подобной парадигмой идеи реалистического планетарного радикального гуманизма могут способствовать расширению политических интегративных процессов.

Общество, поскольку оно всегда ставит перед собой определенные цели, т. е. выступает как система с отрицательной обратной связью, непременно должно включать в себя три механизма: консервативный (стабилизирующий, сохраняющий), оперативный (движущий, обновляющий) и демпферный (уравновешивающий, смягчающий). Именно оптимальное сочетание этих механизмов и может дать определенные гарантии для предотвращения столкновения полярных сил в России и мире, не допустить принятия экстремистских решений, осуществления авантюристических действий. Перспективной в историческом плане политической силой становится лишь та, которая своевременно проявляет готовность к широкому взаимодействию со своими политическими оппонентами, утверждает активную линию в проведении политики гражданского мира и национального согласия в стране. В этом — залог действительно прочной основы под новым общественным миропорядком, той меры общественного единства, той степени общественной поддержки, без которых и думать нечего об успехе реформ в стране.