Политология. Курс лекций

§ 1. Политика, право, демократия — вопросы теории

В рамках предмета политологии проблемы соотношения политики, права и демократии занимают важное место. Анализ характера и тенденций их взаимосвязей позволяет полнее и точнее понять природу и свойства политики, права, демократии, их удельный вес и реальные возможности в социальном и духовном историческом движении современных общественных систем. Именно этот круг проблем затрагивает существеннейшие интересы общества, ту сферу его жизни, в которой наиболее ярко выражаются его потенциал и динамика и которая более всего чувствительна к воздействию внутренних и внешних факторов.

В последнее время мир стал свидетелем колоссальных политических процессов. Принципиально изменяются целые политические системы стран, эволюционируют формы государственных структур, демократические институты. Модернизируются, образуются и распускаются международные региональные или блоковые государственные союзы. Мир стал более открытым к сотрудничеству народов. Преобразующаяся политическая карта мира настоятельно требует от политологии теоретического анализа сложных проблем современности как на локальном, так и на мировом уровне.

О взаимосвязи политики, права, демократии пишут не только ученые-специалисты, но и профессиональные политики, государственные деятели, партийные лидеры, журналисты и др. При этом нельзя не отметить многовариантность подходов к пониманию темы, различие исходных мировоззренческих и методологических позиций. И в то же время эти подходы и позиции содержат (с большими или меньшими оговорками) известную общность в определении политики, права, демократии.

По Ленину, политика — это участие в делах государства, «определение форм, задач, содержания деятельности государства»[468]. Государство — ядро политической жизни. Энгельс считал государство и народные массы двумя решающими силами в политике[469]. Маркс заметил однажды, что внедрять религиозные догматы в политику означает сделать их «определяющими факторами государства»[470]. Многочисленные немарксистские теоретические концепции политики прямо или косвенно ее центральным пунктом выделяют государство, политическую власть. Приведем лишь некоторые положения: политический строй — это государство (Э. Форстхоф); государство — один из основных институтов политического анализа (Ф. Нашольд); основной предмет политологии — политическая власть (О.К. Флехтхайм); власть — центральный или даже единственный признак политического (Берг-Шлоссер); конституитивно политическая наука — это анализ условий политической власти, ее конкретных форм (И. Кламмер); современное значение политики в собственном смысле слова связано с действиями государства (Х.Х. Бедер); государство — это институционализированная власть (Ж. Бюрдо)[471].

Разнообразные (по времени, методологической основе, идеологической ориентации) теоретические интерпретации права в качестве его важного и неотъемлемого компонента включают установленную государством систему общеобязательных норм, регулирующих поведение людей и направленных на достижение определенных целей общества. Демократия, как политика и право, также имеет многовековую историю осмысления. Формы государства, принципы организации и деятельности государственных, политических, общественно-политических структур, сумма прав и свобод человека — вот что чаще всего понимается под демократией (властью народа). Взаимосвязь политики, права, демократии очевидна и может быть понята, как порой кажется, на чисто интуитивном уровне. Исторический опыт показывает, что форма государства, тот или иной государственный орган и его деятельность могут быть сколько-нибудь стабильными, эффективными и пользоваться доверием общества, если будут юридически оформлены и закреплены. Это в равной степени касается и политических партий, организаций, общественных движений (во всяком случае, принципиальных моментов их деятельности — программных целей, процедур создания и прекращения существования, финансов и имущества, участия в избирательных кампаниях и др.).

В свою очередь право самым непосредственным образом опирается на политические (не только государственные) институты. Право тогда чего-нибудь стоит, если ему следует и его гарантирует государство. Политическая природа, политические свойства в большей или меньшей степени характерны для всех правовых явлений. Может быть, излишне категорично известное ленинское утверждение «право ничто без аппарата, способного принуждать», но высокая степень зависимости права от государства отражена верно. Вот еще несколько аналогичных тезисов: «нет правовых предписаний без власти», «всякое право — продукт политики» (Ж. Бюрдо); «правообразование есть всегда политика» (Т. Мейер-Мали); «право без власти иллюзия» (Д. Мертен). Приведенные положения в концентрированном теоретическом виде фиксируют жесткую зависимость права от политики, главного в ней — государства, государственной власти.

Так же ясна взаимосвязь демократии с политикой и правом. Например, различные модификации республики как формы государственного правления, характер соподчинения органов власти, управления, правосудия, степень демократичности принципов и способов реализации государственной власти, диапазон и реальность прав и свобод человека в целом определяются комбинацией сотрудничества, компромиссов или противостояния различных политических сил, партий, движений, идеологий. Объективно необходимо и законодательное (конструктивное) закрепление институтов и принципов демократии. Никакая общественно значимая, охватывающая социальные классы и слои демократия невозможна вне юридического оформления и признания, без того, чтобы она не была так или иначе институционализирована в государственном строе.

Столь тесная взаимосвязь и даже взаимопроникновение политики, права, демократии часто дают повод для утверждений об их идентичности, предметно-объектной неотдифференцированности друг от друга. Нередко право или законность (позитивно реализуемое в жизни право) рассматриваются как элемент демократии. Известны доктрины, согласно которым «государство и право идентичны» (Г. Кельзен) или «право — это власть» (Г. Хенкель)[472]. Такого рода суждения не лишены оснований. Как, например, нужно понимать конституционные нормы о правах и свободах человека: есть ли это право, установившее и закрепившее демократические институты, принявшие юридические формы? Что такое закон о забастовках, принятый под давлением рабочего или профсоюзного движения: политика, воплощенная в юридических нормах, или право, регламентирующее известный круг политических отношений? Что представляет собой государственный аппарат с его многозвенными вертикальными и горизонтальными структурами, получившими детальный правовой статус: государство, обретшее необходимые правовые формы, или опредмеченная правовая общественная потребность социальных сил страны, не желающих зависеть от произвола и стихии?

На первый взгляд, ответ отыскивается легко: политика, право, демократия идентичны друг другу. И все-таки проблема решается не так просто. Вступить во взаимодействие могут совместные вещи, имеющие нечто тождественное, что объединяет их. Различные во всех отношениях вещи не могут вступить во взаимосвязь, она возможна лишь при наличии определенного объединяющего начала между ними. Право, политика, демократия отвечают названным требованиям.

Право, демократия, политика не являются ни причиной взаимного возникновения и существования, ни целью. Право и демократия существуют не потому, что есть политика, государство с его правотворческими органами. Целью же государства в итоге не является установление правовых норм и демократических институтов. Политика, например, реализуется не только с помощью права. Среди иных средств можно назвать дипломатические и военные акции, агитацию, пропаганду. Политика вообще, несомненно, более гибка, чем право. Направленность политики, формы некоторых важных политических институтов (партий, движений) могут претерпевать серьезные изменения, в то время как законодательство остается неизменным. Да и с точки зрения, если можно так выразиться, вещественно-наглядной политика, право, демократия различаются. Политика предстает прежде всего как институционализированная система государственных, политических, общественных учреждений, организаций, движений, соответствующих политических отношений, идеологий, норм. Право же выступает как материал исключительно духовного порядка: воля, интересы, мотивы, цели, идеи, доктрины, общественное мнение, нашедшие государственное нормативное выражение. Демократия в интересующем нас плане включает в себя элементы институционального и духовного порядка. Общее, тождественное для политики, права, демократии состоит в объединяющей их природе, едином корне, который представляет собой общесоциальную потребность в самоорганизации, самоуправлении и саморегулировании, в необходимости упорядочить взаимоотношения личности и общества. Иными словами, политика, право, демократия являются различными формами выражения и реализации одной и той же общественной потребности. В свою очередь политика, право, демократия взаимно могут служить и служат наиболее рациональной и эффективной формой реализации своего назначения.

Анализ соотношения политики, права, демократии нередко сопровождается заключением о так называемом примате одного из взаимодействующих явлений. Особенно это свойственно современным работам, посвященным «правовому государству». Для данных работ характерна (вольно или невольно) своеобразная неомифологизация с оттенком государствофобии, демократизации политической власти, и одновременно ясно просматривается фетишизация права. Теория «правового государства» расценивается некоторыми западными юристами как предмет интеллектуальной гордости, как одно из высших достижений человеческого духа. Объективности ради заметим, что отдельные западные исследователи констатируют, что дух понятия правового государства давно дискредитирован.

Можно разрабатывать различные рекомендации по укрощению демона власти, по демократизации общественной жизни, деполитизации и деидеологизации государственных структур, но не следует при этом фетишизировать одно (в нашем случае право) или несколько средств, подходящих для достижения поставленных целей. Это всегда сужает поле видения и осмысления изучаемых объектов. При всей значимости права, самой идеи правового государства очевидно другое, что — при почти необозримом количестве переменных в политике, демократии, в общественном движении в целом — не в правовой сфере или прежде всего не в ней лежит основной вектор принципиальных социальных, хозяйственных и духовных перемен современного общества. Здесь могут «работать» и различного рода альтернативные варианты, и «шаги», «зигзаги» в сторону, и «попятное движение», и непрофессионализм в государственном управлении, правотворчестве.

Бывший президент Франции В.Ж. д’Эстен в своих рассуждениях о принятии государственных решений, например, отмечал, что крайне редко применялся (в его бытность президентом) метод, «который основывается на объективном исследовании данных, сопоставлении и обсуждении различных точек зрения с последующим принятием решений на соответствующем компетентном уровне»[473]. С большой долей уверенности можно сказать, что это характерно не только для Франции. Можно по-разному относиться к высказываниям (имея в виду степень их научности) бывшего президента одной из стран, но не принимать во внимание суждения крупного практического политика, государственного деятеля нельзя, если мы хотим дать научную характеристику взаимосвязи политики, права, демократии, общества.

Позволяет ли утверждение о примате права и его взаимосвязях с политикой и демократией раскрыть подлинную природу, своеобразие, особенность как самих этих связей, так и соотносящихся явлений? Думается, нет. И политика, и право, и. демократия — это, пользуясь ленинским выражением (высказанным, правда, по другому поводу), «живое творчество масс». Социальное творчество осуществляется в результате всего многообразия жизнедеятельности людей, происходящей всегда противоречиво, драматично и даже трагично. В отношении реальной жизни политико-правовые формы и институты должны быть органичны и естественны, фиксировать и понимать разнообразные сопутствующие им факторы и процессы, не допуская фетишизации, арифметического измерения «удельных весов» изучаемых явлений. Конечно же, из-за отсутствия примата права над политикой, государством или отказа от некоторых правовых принципов значительно или полностью демонтированы десятилетиями существовавшие политические и государственные структуры как в нашей стране, так и в восточноевропейских странах. Масштабный и во многом поразительный опыт названных стран наглядно иллюстрирует значимость социально-экономической обусловленности политики, права, демократии, форм их соотношения. Остановимся на данной проблеме подробнее. Маркс включал государство в систему буржуазной экономики. Широко известно ленинское определение социализма как суммы, слагаемыми которой являются советская власть, прусский порядок железных дорог, американская техника и организация трестов, американское народное образование и т. д. Можно не согласиться с этой попыткой дать формулу социализма, представив его как некую механическую сумму несовместимых друг с другом явлений, но нельзя не видеть методологическую последовательность Ленина, включающего государственную власть в социально-хозяйственную и духовную структуры общества и определяющего политику как концентрированное выражение экономики.

Методологический принцип, которым руководствовались Маркс и Ленин, как раз не позволяет жестко и умозрительно разводить политико-правовые (надстроечные) и социально-экономические (базисные) структуры, ориентирует на то, что, по существу, данные структуры могут быть поняты не взятыми сами по себе, а во взаимодействии. Можно сказать, что самая сокровенная тайна названных структур находится в их взаимопредопределении. Исходя из иного понимания, невозможно найти ответы на конкретные вопросы. Почему в обществе, десятки лет называвшем себя социалистическим, упразднившем эксплуатацию человека человеком, частную собственность, безработицу и решившем немало сложных проблем, отсутствуют стимулы к труду, катастрофически низки производительность труда и эффективность общественного производства в целом, тормозится научно-технический прогресс? Почему в этом же обществе, провозгласившем и конституционно закрепившем принадлежность власти народу, соответствующие демократические избирательные, властные, управленческие, судебные процедуры, систему прав и свобод, иные демократические институты — фактически демократия существовала в урезанном виде, а реальная политика была уделом определенных социальных групп? Почему практически была нарушена самостоятельность, например, государства, профсоюзов, а среди широких социальных слоев общества нередко доминировали политическая апатия, цинизм, скепсис, девальвировались пропагандируемые политико-правовые и демократические идеалы и ориентиры?

§ 2. Связь политики, права и демократии в истории

Анализ соотношения политики, права, демократии не на понятийном, а на исторически конкретном уровне невозможен без обращения к «экономико-историческому типу общества». Это тем более необходимо сделать, если не претендовать на окончательные и надвременные истины. Даже при самом поверхностном взгляде видны специфика и своеобразие взаимосвязи политических и правовых институтов в государствах, скажем, тысячелетней давности и в современных нам общественных системах. Эти сравнительные отличия видны не только в структуре, организации, функционировании, идеологическом оформлении и объяснении, но и в характере (что более важно для прочерчивания историко-временного вектора) взаимодействия их с социально-экономическими образованиями.

Со сменой экономико-исторических типов общества прослеживается последовательная и увеличивающаяся отдифференцированность друг от друга (реальная, предметно-наглядная) базисных и надстроечных структур, растущая самостоятельность последних. Такие процессы во многом объясняются нарастанием общественного разделения и специализации труда, усложнением и разветвлением (в сторону самобытности) норм и институтов общественной и духовной жизни. Связи между базисными и надстроечными структурами не исчезают, но становятся иными по формам, интенсивности, степени открытости. Они уже не могут жестко определяться формулой «что чем определяется». Не спасет здесь и оговорка «в конечном счете». Однако если политико-правовая и демократическая надстройки определяются базисом, то все же исходя из данной теоретической формулы невозможно объяснить, почему эта надстройка может предопределять фактическую ликвидацию хозяйственных укладов, форм духовной и политической жизни в обществе. Например, известный опыт коллективизации в нашей стране, культурная революция в Китае, известные события в Кампучии, политическая и расовая практика германского фашизма вполне могут служить историческими иллюстрациями приведенного тезиса.

Для понимания упомянутой формулы можно проанализировать марксовое теоретическое положение об историческом прогрессе: общества различаются не тем, что (результаты общественного производства) они производят, но тем, как (орудия общественного труда) они производят. При сравнении же ныне существующих общественных систем заметно стираются оба (в том числе решающие для Маркса) различия.

Более того, происходит все более определенная универсализация в формах организации и управления общественным производством. В то же время сохраняются оригинальные и многообразные, самобытные по своим традициям и характеристикам национальные политико-правовые и демократические образования. Можно найти, к примеру, много различий в государственно-правовых и демократических системах Англии и Франции, хотя в обеих странах экономические структуры в основном одинаковы. Не всегда более развитые экономические системы предполагают более совершенную политическую систему (например, США и Франция, Италия и Япония). Нет, скажем, прямой и определяющей связи между способом установления новой политической власти, государственно-правовых форм и уровнем экономического развития страны. Иллюстрацией тому могут служить, в частности, революционные события в Англии (XVII в.) и Франции (XVIII в.). При довольно стабильном и успешном развитии западных стран их институты власти тем не менее, по оценке некоторых исследователей, переживают кризис, который приобрел международный характер.

Исследования проблемы в форме поиска ответов на вопросы о том, могут ли на уровне своего развития государство, право, демократия быть выше или ниже обусловливающих их экономики и культуры общества; что в итоге определяет взаимосвязь названных явлений; кому конкретно выгодна та или иная эволюция политико-юридических, государственных форм, — свидетельствуют об упрощенном подходе, ограничении механическим пониманием предмета анализа. Как, например, ответить на вопрос, кому выгодна была Октябрьская революция 1917 г. в России?

Если необходимо раскрыть и понять подлинную природу политики, права, демократии, то вряд ли можно ограничиться их рассмотрением в неподвижном, застывшем в пространстве и времени состоянии. Только при исследовании соответствующих всесторонних и живых связей раскроются свойства, особенности, природа политики, права, демократии.

В настоящее время большой теоретический интерес представляют радикальные и даже революционные (во всяком случае по масштабам, направленности, результативности, значимости) события, происходящие у нас в стране и в странах Восточной Европы. Их анализ, несмотря на определенные трудности, они позволяет прийти к некоторым однозначным выводам: всякая консервация объективно отживших политических идей, институтов, их культивирование даже с самыми благими намерениями могут привести к социальной катастрофе; политическая теория — при всей ценности ее содержания, социальной принадлежности и ориентации — может стать консервативной и самонадеянной (полностью или частично); прежде чем переделать мир (в том числе и мир политики, права, демократии), его необходимо критически и самокритически объяснить.

Отсюда не случайны и даже в чем-то естественны те разнообразные (вплоть до взаимоисключения) толкования существовавших до недавнего времени политико-государственных и правовых структур в этих странах. Так, применительно к социализму в нашей стране структуры определяются как «авторитарно-бюрократический строй», «авторитарно-бюрократическая система», «ведомственный феодализм», «номенклатурный капитализм» и т. п. Несомненно одно: современный политико-правовой и демократический мировой опыт, как и его многочисленные теоретические конструкции, нуждаются в глубоком и принципиально-критическом осмыслении. Это должна быть критика, поднимающая политологию до уровня науки.