Прежде чем непосредственно перейти к вопросам политического предвидения, необходимо дать очень сжатую характеристику ушедшего двадцатого столетия. Это поможет нам глубже раскрыть тенденции политического развития современной эпохи — эпохи XXI в. и третьего тысячелетия.
Во-первых, XX в. — это век научно-технической революции (НТР), коренного переворота не только в производительных силах, но и во всех сферах человеческого общества, в том числе в повседневной жизни. Немыслимо представить современного человека без телевидения и радио, без видеотехники и видеокамеры, без автомобилей и авиационного транспорта. «Плоды технологии настолько пронизывают нашу повседневную жизнь, затрагивая даже ее мельчайшие элементы, что естественное состояние современного человека есть рукотворный мир»[494]. Благодаря достижениям науки и техники человек расширил свои возможности по реализации физических или духовных потенций. Излишне говорить о том, что в сфере не только материального, но и духовного производства произошли огромные изменения. Компьютерная техника, например, позволяет резко повысить производительность труда. Она изменяет организацию труда, взаимоотношения работников производства.
Но вместе с тем мы не должны забывать, что научно-техническая революция имеет не только позитивные, но и негативные последствия. Тот же компьютер, например, лишает будущие поколения возможности читать черновики рукописей и эпистолярное наследие великих исторических личностей (ученых, писателей, политиков, государственных деятелей, художников и др.), потому что пользователь компьютерной техникой объективно не стремится к сохранению своих черновиков. Немало негативных последствий НТР наблюдается и в материальном производстве, и в положении человека в обществе (неуверенность в завтрашнем дне, чувство одиночества, отчужденность, дегуманизация общественных отношений и т. д.). Виртуальная реальность создает деформированную картину подлинной реальности, и в результате этого человек перестает ориентироваться в действительной жизни. Благодаря той же компьютерной технике целые государства можно лишить их финансовых средств.
Во-вторых, XX в. — это век атома. Именно в XX столетии начали осваивать ядерную энергию, открытие которой представляет собой величайшее достижение науки и техники. Ведь атомные электростанции обеспечивают энергией многие государства. Однако трагизм этого открытия состоит в том, что эта энергия была использована, прежде всего, в военных целях. Атомная бомбардировка США японских городов Хиросимы и Нагасаки в 1945 г. показала, что политики усмотрели в ней мощное средство оказания давления на неугодные им государства. Чернобыльская авария в 1986 г. тоже свидетельствует о том, что следует крайне осторожно относиться к ядерной энергии, используемой и в мирных целях.
В-третьих, XX в. — это век локальных и двух мировых войн. Десятки миллионов людей были убиты в войне, а сотни миллионов искалечены и ранены. Мировая экономика понесла огромные убытки, погибли тысячи культурных ценностей. И сегодня в тех или иных уголках не прекращаются конфликты, уносящие жизни тысяч людей.
В-четвертых, XX в. — век сформировавшегося единого исторического пространства. В прошлые века многие народы, государства и даже континенты были как бы исключены из мировой истории, поскольку они фактически играли в ней незначительную роль. Совсем другую картину мы наблюдаем в настоящее время. Все страны и народы так или иначе сотрудничают в области экономики, политики и культуры. Существуют различные организации, призванные разрабатывать соответствующие мероприятия по проведению международных форумов, совещаний, спортивных соревнований и т. д. Организация Объединенных Наций, созданная после окончания Второй мировой войны для решения спорных вопросов мирными политическими средствами, включает в свои ряды почти все государства мира.
Благодаря современному транспорту в считанные часы можно пересечь океаны и континенты, познакомиться с культурой, традициями и обычаями разных народов, что позволяет очень быстро осваивать мировые духовные ценности. Нынешние средства массовой информации дают огромные возможности увидеть и услышать то, что происходит в любой точке земного шара. Их влияние чрезвычайно велико. Они формируют планетарное мышление, остро и живо реагируют на все происходящее в мире. Менталитет современного цивилизованного человека независимо от места жительства во многом однороден, поскольку все получают, по существу, одинаковую информацию.
В свое время К. Ясперс, размышляя над будущим мировой истории, отмечал, что единое историческое пространство должно привести к глобальному единству. «Мотивы на пути к глобальному единству — это, с одной стороны, свойственная нашему времени, как и всякому другому, воля к власти, не знающей покоя, пока ей не подчинится все; с другой — нависшее над нашей планетой бедствие, требующее немедленной договоренности великих держав, которые перед огромной грозящей всем опасностью не решаются в отдельности применить силу, а — над обоими этими мотивами возвышается идея солидарности в своих стремлениях человечества»[495].
Но процесс глобализации носит очень сложный и противоречивый характер. Дело в том, что разные государства имеют неодинаковые возможности в международной интеграции. Одни доминируют, а другие вынуждены подчиняться решениям, навязываемым более мощными государствами. Кроме того, глобализация усиливает неравномерное экономическое и политическое развитие государств и народов. Поэтому неслучайно многие общественные движения и организации резко критикуют глобализацию современного мира.
В-пятых, XX в. — это и век единого информационного пространства. До второй половины XX столетия не было единого информационного пространства. Целые народы и континенты вообще были лишены возможности получать информацию, быть в курсе тех событий, которые происходили во всем мире. Телевидение совершило революционный переворот в передаче информации. Современный человек, не выходя из дома, может получить любую новейшую информацию о том, что происходит на всем земном шаре. Причем эта информация носит универсальный характер: она включает в себя все сферы и области общественной и личной жизни. Ученому-теоретику, например, нет необходимости рыться в каталогах библиотек и искать выходные данные новейшей литературы. Достаточно включить компьютер, открыть Интернет, и можно оттуда брать нужную информацию.
Однако нельзя не видеть, что современное информационное пространство контролируется небольшой группой государств, обладающих самыми мощными информационными технологиями. Иначе говоря, политическое и информационное пространства не совпадают. Так, каждое государство имеет свое политическое пространство — без него просто нет государства. Но не каждое государство обладает своим информационным пространством. Информационное пространство поделено между несколькими государствами, обладающими мощным экономическим, политическим и духовным потенциалом. Они ведут, как уже стало модно говорить, информационную «войну», ибо понимают, что победа в такой «войне» гораздо важнее, чем победа в «горячей войне», потому что она способствует завоеванию менталитета людей, привлечению целых народов и государств на свою сторону. Поэтому они навязывают остальным странам свое видение событий, мира, свое понимание проблем, свое мировоззрение, свои ценности. По существу, у граждан других народов формируются представления о ценностях, которыми они сами не располагают. Это приводит к искаженному отражению собственной действительности. Потребление информации формирует у людей неадекватные социально-политическим и экономическим реалиям потребности. В США, например, в наиболее развитом государстве мира, удовлетворение многообразных потребностей людей в принципе возможно, в то время как в слаборазвитых странах миллионы людей не могут удовлетворить свои даже элементарные потребности. Но американская реклама, постоянно мелькающая на национальных каналах, формирует убеждение, что все рекламируемое можно приобрести или произвести в собственном государстве. Выражаясь компьютерным языком, подлинная реальность превращается в виртуальную. Все эти негативные последствия, перечень которых можно было бы продолжить, сложившегося единого информационного пространства в двадцать первом веке могут привести к непредсказуемым результатам.
В-шестых, XX в. — это век не только научно-технической революции, но и социальных революций. Самая крупная в истории человечества революция — Октябрьская социалистическая революция — произошла в XX в. У Б. Рассела были основания, когда он писал, что «российская революция — одно из величайших героических событий в мировой истории. Ее сравнивали с французской революцией, но в действительности ее значение еще более велико. Она сильнее изменяет повседневную жизнь и структуру общества: она вносит также большие перемены в представления и убеждения людей»[496]. И никому не удастся приуменьшить ее влияние на ход событий двадцатого века. Благодаря революции лапотная, отсталая, разоренная мировой и гражданскими войнами Россия превратилась в супердержаву с мощным военным, экономическим и политическим потенциалом. Под ее воздействием произошла революция в Китае, успешно строившем социализм с китайской спецификой. Под ее влиянием рухнула колониальная система. Возникли молодые независимые в политическом, но сильно зависимые от своих метрополий в экономическом отношении государства. Сформировался так называемый третий мир, куда вошли слаборазвитые страны. Наряду с дихотомией «Запад-Восток» появилась новая дихотомия «Север — Юг». Но если в первом случае речь идет, в основном, о культурных и цивилизационных различиях, то во втором случае речь идет, прежде всего, об экономических различиях. Север — это развитые государства, а Юг — слаборазвитые. От их взаимодействия во многом зависит будущее человечества.
Таким образом, XX в. — это век, с одной стороны, грандиозных достижений человечества, но с другой — сложных, трудных и драматических коллизий, это век поляризации интересов государств, народов и цивилизаций. Что ожидает человечество в двадцать первом веке? Какой характер будут носить межгосударственные политические отношения? Как будет меняться политическое пространство? На все эти и другие вопросы отвечает теория предвидения.
Условно предвидение можно определить как возможность предсказать будущие последствия тех или иных событий, процессов и явлений. Оно основано на причинно-следственных отношениях, на базе которых можно предсказать то, что должно произойти в будущем. Событие А является причиной следствия Б, потому что если бы не было А, то не было бы и Б. Разумеется, предвидение предполагает знание этих причинно-следственных отношений и связей. Физик-профессионал может предсказать то, что не в состоянии сделать неспециалист в области физической науки. Это касается и политики. Необходимо знать внутреннюю логику политической жизни, механизмы ее функционирования и развития, чтобы быть в состоянии предвидеть определенные последствия политических действий. Следует иметь в виду и то, что одно и то же следствие может быть вызвано разными причинами. Иными словами, нужно учитывать множество причин и множество последствий.
Предвидение может основываться на религиозной вере, астрологии, жизненном опыте и научных данных. Главное в религии, как известно, — вера в сверхъестественные силы (следует отличать религиозную веру от обычной веры, которая нужна любому нормальному человеку). В прежние времена утверждалось, что вместе с изменением общественных отношений, с улучшением материального положения людей они перестанут верить в Бога, в то, что какие-то таинственные силы помогут им обрести покой и счастье; что благодаря атеистическому воспитанию они откажутся от услуг знахарок, гадалок, хиромантов, предсказывающих их судьбу и будущее. Конечно, от материального положения людей во многом зависит влияние религии и религиозного мировоззрения. Человек, постоянно озабоченный поисками пищи и крыши над головой, легко поддается влиянию религии, так как надеется, что Бог ему в конечном счете поможет. Кроме того, влияние религии усиливается в смутные времена, когда общество переживает глубочайший кризис, когда неизвестно, как выйти из этого кризисного состояния. Однако даже если всех людей сделать зажиточными и богатыми, если даже устранить всякие социальные катаклизмы, религиозное сознание все равно не исчезнет. Более того, оно не исчезнет и тогда, когда все граждане государства получат высшее образование. Хорошо известно, что многие выдающиеся ученые были верующими.
Не следует забывать и о том, что человек — единственное животное, осознающее конечность своего существования, свою смерть. Рассел писал, что инстинкт страха перед смертью является наиболее важной человеческой эмоцией. Ведь рано или поздно человек должен уйти в мир иной, и ему хочется верить в загробную жизнь, предвидеть свое инобытие. Такую веру и представление об этом инобытии обеспечивает ему религия. «Я слышал еще мальчиком, — писал Аврелий Августин, — о вечной жизни, обещаемой нам через уничижение Господа нашего, нисшедшего к гордости нашей»[497]. В критические минуты человек верующий обращается к знахарям и гадалкам, к хиромантам, которые предсказывают ему будущее. Религиозная вера для предсказания будущего используется не только в личной, но и в общественной жизни. В античном мире, например, когда господствовало язычество, часто прибегали к помощи жрецов и прорицателей, которые должны были предсказать последствия военных походов. Так, готовясь к войне с персами и «желая вопросить бога о предстоящем походе, Александр прибыл в Дельфы. Случилось так, что приезд его совпал с одним из несчастных дней, когда закон не позволяет давать предсказания. Сначала Александр послал за прорицательницей, но так как она, ссылаясь на закон, отказалась прийти, Александр дошел за ней сам, чтобы силой притащить ее в храм. Тогда жрица, уступая настойчивости царя, воскликнула: «Ты непобедим, сын мой!» Услышав это, Александр сказал, что не нуждается больше в прорицании, так как уже получил оракул, который хотел получить»[498].
Конечно, современные политики и государственные деятели не прибегают к помощи жрецов или пророков. Хотя многие из них, будучи верующими, нередко обращаются к религиозным культам и пытаются заручиться их поддержкой при решении вопросов, имеющих для них и для руководимых ими государств судьбоносное значение.
Что касается астрологии, возникшей еще в древности, то трудно определить, к какому жанру предвидения ее отнести. Независимо от того, отвергаем мы ее или поддерживаем, сомневаемся в ее предсказаниях или верим в них, ясно одно: в современном мире место жрецов и прорицателей занимают астрологи, которые в зависимости от расположения небесных светил предсказывают судьбу человека, народов, государств и т. д. Многие специалисты в области астрологии доказывают ее важность и научность. В этой связи заслуживает внимания работа С.А. Вронского «Астрология: суеверие или наука?» Автор пишет, что в мире все взаимосвязано, «что основа человеческой личности и судьбы определяется геокосмическими факторами, то есть всеобщими законами природы и Космоса, биологическими условиями, местом рождения и постоянного пребывания, окружающей средой и т. д. Сюда также относится и происхождение человека, его наследственные признаки, воспитание и образование, социальная принадлежность, профессия и деятельность, нрав и дух времени и отношение к нему, убеждения и мировоззрения, то есть все, что в той или иной степени может подействовать на физическое и психическое развитие древнего человека, его мораль и этику, его образ жизни»[499]. Все это верно. Но имеет ли прямое отношение к гороскопу? Весьма сомнительно.
Безусловно, следует согласиться с С.А. Вронским в том, что нельзя абсолютно безошибочно предсказать то или иное событие. И все же нужно давать более или менее точные прогнозы, иначе все это будет походить на шарлатанство.
Предвидение, основанное на жизненном опыте, предполагает учет жизненных перипетий, с которыми имеет дело каждый человек. Если, допустим, те или иные действия привели к нежелательным для меня последствиям, то я должен избегать повторного совершения этих действий. Однако надо иметь в виду, что человек часто преследует одну цель, а полученный результат оказывается совсем не тем, который он ожидал. Иными словами, трудно предвидеть те последствия, которые вызываются данными поступками. И все же ни рядовому человеку, ни государственному деятелю не следует пренебрегать жизненным опытом и надо стремиться к тому, чтобы максимально реализовывались преследуемые цели.
Научное предвидение, как подлинное предвидение, представляет собой такую форму прогноза, которая строго базируется на научных данных, на всестороннем научном учете всех обстоятельств. Задача науки — открывать закономерности объективного мира, выяснять его имманентную логику развития и механизмы взаимодействия процессов и феноменов. Вместе с тем задача науки состоит в том, чтобы делать какие-то прогнозы, предсказывать возможные последствия тех или иных событий и действий.
Принято считать, что научное предвидение основано на динамических и статистических законах объективной действительности. Под первыми обычно подразумевают такие причинные связи, когда данное состояние обязательно имеет четко определенные последствия. Поэтому если известны начальные условия, то можно практически точно предсказать результаты. Если, например, известно, что поезд из Москвы отправляется в Псков и что в нем находится пассажир Сидоров, едущий в Псков, то можно однозначно предсказать, что Сидоров прибудет в Псков. Под вторыми подразумеваются такие состояния, которые гетерогенны, и уже в силу этого нельзя однозначно предсказать их последствия. Статистические закономерности — это закономерности массовых явлений. В сущности, все закономерности носят статистический характер, так как окружающий нас мир очень сложен и многообразен и никакие динамические законы не могут его охватить. Если взять, например, социум, то он очень разнообразен. Он представляет собой продукт взаимодействия людей действующих и преследующих поставленные цели. Они индивидуальны и уникальны, невозможно проникнуть в их внутренний мир и предсказать, какие поступки они намерены совершить. Пассажир Сидоров может и не попасть в Псков, ибо он может выйти на какой-нибудь другой станции, заболеть в поезде и попасть в больницу и т. д.
Предвидение общественных процессов и явлений базируется на данных истории, социологии, статистики, демографии, политики, философии и других гуманитарных наук. Отсюда и сложность социального предвидения, и нередкое появление утопических теорий и концепций. «Город Солнца» итальянского мыслителя Кампанеллы читается с большим интересом, но изложенная в нем теория носит утопический характер. Утопическими были и воззрения Сен-Симона, Фурье, Оуэна, потому что они к исследованию общественной жизни подходили поверхностно, не занимались глубокими разработками межчеловеческих отношений и не раскрывали закономерностей развития человечества, хотя порою выдвигали гениальные идеи. Иными словами, эти воззрения не базировались на строго научном анализе социальных феноменов и процессов.
Однако можно привести пример научного предвидения, оказавшегося безошибочным. Речь идет о научном предсказании, сделанном Энгельсом. Во «Введении» к брошюре Борнхейма «На память ура-патриотам 1806–1807 годов», анализируя положение Пруссии, ее будущее развитие, Энгельс писал: «…Для Пруссии-Германии невозможна уже теперь никакая иная война, кроме «всемирной войны» (выделено мною. — И.Г.). И это была бы всемирная война невиданного раньше размера, невиданной силы. От восьми до десяти миллионов солдат будут душить друг друга и объедать при этом всю Европу до такой степени дочиста, как никогда еще не объедали тучи саранчи. Опустошение, принесенное Тридцатилетней войной, — сжатое на протяжении трех-четырех лет и распространенное на весь континент, голод, эпидемии, всеобщее одичание как войск, так и народных масс, вызванное острой нуждой, безнадежная путаница нашего искусственного механизма в торговле, промышленности и кредите; все это кончается всеобщим банкротством, крах старых государств и их рутинной государственной мудрости, — крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым… Такова перспектива, если доведенная до крайности система взаимной конкуренции в военных вооружениях принесет, наконец, свои неизбежные плоды. Вот куда, господа короли и государственные мужи, привела ваша мудрость старую Европу»[500].
Эти строки Энгельсом были написаны 15 декабря 1887 г. Действительно, ровно через 27 лет была развязана Первая мировая война, в которой Германия потерпела поражение. Нельзя не обратить внимание и на то, что многие высказывания Энгельса почти текстуально совпали с событиями этой войны (она длилась четыре года, в нее были вовлечены миллионы людей и т. д.). Это исключительный случай предвидения, который сделал Энгельс на базе изучения законов функционирования и развития общества.
Можно привести и другой пример предвидения. Находясь в ссылке на о. Святой Елены, Наполеон I предсказывал, что в будущем мир будет либо американской республикой, либо всеобщей русской монархией. Не ошибся французский император, ибо в биполярном мире, действительно, доминировали США и СССР. Гениальный Наполеон такой прогноз делал на основе отличного знания политической жизни современной ему эпохи.
Однако следует подчеркнуть, что всякое предвидение носит вероятностный, приблизительный характер. Чтобы точно предсказать то или иное будущее явление, необходимо выполнение многих условий, что практически невозможно в постоянно изменяющемся мире. Тем не менее человек потому и человек, что он должен стремиться к предвидению возможных последствий своих поступков.
Политика представляет собой одну из форм регулирования отношений людей в процессе их совместной деятельности по производству материальных и духовных ценностей. Ее отличительной чертой является то, что она пронизывает все сферы общественной жизни — экономическую, социальную и духовную. Она затрагивает интересы миллионов и миллионов людей, от нее во многом зависит будущее человечества, его стабильное развитие и процветание народов. Поэтому в ней чрезвычайно важную роль играет предвидение будущих последствий политических решений.
В современной западной литературе много внимания уделяется вопросам предвидения будущего социального и политического развития мира. В этой связи в первую очередь привлекает внимание книга американского политолога З. Бжезинского «Великая шахматная доска». З. Бжезинский нарисовал широкую панораму будущего политического мирового устройства, в котором доминирующая роль отводится Соединенным Штатам Америки. По его утверждению, США несут в себе заряд демократии и высокой культуры. «Культурное превосходство, — пишет З. Бжезинский, — является недооцененным аспектом американской глобальной мощи. Чтобы ни думали некоторые о своих эстетических ценностях, американская массовая культура излучает магнитное притяжение, особенно для молодежи во всем мире… Американские телевизионные программы и фильмы занимают почти три четверти мирового рынка. Американская популярная музыка также занимает господствующее положение, и увлечениям американцев, привычкам в еде и даже в одежде все больше подражают во всем мире»[501].
Трудно не согласиться с Бжезинским в том, что в мире доминируют американские шлягеры и американские фильмы, но количественное преимущество еще не означает качественного превосходства. Подавляющая часть американских эстрадных песен и американских фильмов полностью уступает песням и фильмам других регионов мира. Какую художественную ценность имеют, например, американские боевики? Насилие, убийства, аморальность, стремление любой ценой заиметь деньга — вот что несут эти боевики зрителю. Вообще во многих американских фильмах есть только три составляющие: деньги, оружие и секс. Не случайно против американского засилья выступают во всем мире, в том числе и на старом континенте, т. е. в Европе — колыбели великих духовных ценностей.
Не менее привлекательны, с точки зрения Бжезинского, американские идеалы представления о демократии. Американские формы правления, американское уважение к конституции как к основному закону страны служат стандартом для всех государств. Для сохранения своего лидирующего положения в XXI в., по глубокому убеждению Бжезинского, у США есть все основания. «Поскольку подражание американскому пути развития постепенно пронизывает весь мир, это создает более благоприятные условия для установления косвенной и на вид консенсуальной американской гегемонии. Как и в случае с внутренней американской системой, эта гегемония влечет за собой комплексную структуру взаимозависимых институтов и процедур, предназначенных для выработки консенсуса и незаметной асимметрии в сфере власти и влияния. Американское глобальное превосходство, таким образом, подкрепляется сложной системой союзов и коалиций, которая буквально опутывает весь мир»[502].
Бжезинский считает, что США должны везде играть доминирующую роль. Но при этом США следует согласовывать свою политику с другими державами, прежде всего с такими крупными государствами, как Германия, Франция, Япония, Китай и др.
Франция, по мнению американского политолога, будет стремиться к усилению своего влияния в Европе, но при этом она не будет выступать против США, поскольку, как показал опыт «холодной войны», «в решающие моменты она стояла плечом к плечу с Америкой»[503]. Германия тоже будет усиливать свое влияние в Европе. Причем это влияние будет проходить по разным направлениям. В этой связи особое значение, по мысли Бжезинского, приобретает тесное сотрудничество Германии и Польши. Именно «через Польшу влияние Германии может распространиться на север — на республики Балтии — и на восток — на Украину и Беларусь. Более того, рамки германо-польского сотрудничества в некоторой степени расширились благодаря тому, что Польша несколько раз принимала участие в важных франко-германских дискуссиях по вопросу будущего Европы. Так называемый веймарский треугольник (названный так в честь немецкого города, где были проведены трехсторонние франко-германо-польские консультации на высоком уровне, ставшие впоследствии регулярными) создал на Европейском континенте потенциально имеющую большое значение геополитическую «ось», охватывающую около 180 млн человек, принадлежащих к трем нациям с ярко выраженным чувством национальной самобытности»[504].
Относительно России Бжезинский пишет, что ей надо осознать свое нынешнее положение, отказаться от имперских амбиций и главное внимание уделять Европе. «Для России геостратегический выбор, в результате которого она смогла бы играть реальную роль на международной арене и получить максимальную возможность трансформироваться и модернизировать свое общество — это Европа. И это не просто какая-нибудь Европа, а трансатлантическая Европа с расширяющимися ЕС и НАТО»[505]. Россия, продолжает Бжезинский, должна принять новые реальности, которые возникли после распада Советского Союза. Что касается Китая, то он, по мнению американского политолога, останется региональной державой, но не станет мировой. Зато Японии Бжезинский предсказывает прекрасное будущее: она станет мировой державой.
Трудно сказать, насколько верными окажутся прогнозы Бжезинского. Но нет сомнения в том, что в XXI в. политическая карта мира кардинально изменится. Коснемся вначале тенденции политического развития некоторых государств и регионов. При этом не буду говорить о США, ибо скорее всего США действительно останутся ведущей мировой державой в обозримом будущем.
Многие исследователи полагают, что конфликты между государствами будут возникать по поводу не политики и не экономики, а станут цивилизационными. Так, американский профессор Самуэл П. Хантингтон утверждает, что «в новом мире в основе конфликта по сути не будут идеология или экономика. Основные причины деления человечества и главные источники конфликта будут связаны с культурами. Нации-государства продолжат играть первостепенную роль в международных делах, но решающие мировые политические конфликты столкнут друг с другом нации и группы, представляющие разные цивилизации. Столкновение цивилизаций будет доминировать над мировой политикой. Линии излома между цивилизациями будут линиями фронта будущего»[506]. С этим утверждением Хантингтона нельзя согласиться. Конечно, цивилизации плюралистичны. Каждая цивилизация имеет свои специфические черты, благодаря которым она отличается от всех остальных, но вместе с тем следует подчеркнуть, что цивилизации имеют очень много общих черт, иначе они не понимали бы друг друга. Так, традиции, обычаи, культура европейцев и азиатов различны, но тем не менее все люди земли — существа разумные и, следовательно, понимают друг друга, общаются между собой, делятся ценностями и т. д. Это особенно видно в современную эпоху глобализации и взаимного проникновения культур. Поэтому конфликты, как в прошлом, так и в будущем, будут иметь политический, а не цивилизационный характер. Я попытаюсь представить свое видение будущего.
Начнем с Западной Европы[507]. Исторически она формировалась как единое целостное образование. У французского историка XX в. М. Блока были основания утверждать, что нет истории Франции, а есть история Европы. Известно, что она унаследовала античные греческие и римские традиции, духовные и материальные ценности. В IX в. возникает мощная Каролингская империя, которая распадается на королевства: «Западно-Франкское королевство стало Францией, с которой начала сливаться Аквитания…Восточно-Франкское королевство стало Германией»[508]. Постепенно сформировались и другие западноевропейские государства.
Хотя государства Западной Европы довольно часто воевали между собой на протяжении многих столетий, в том числе и в XX в., тем не менее, они всегда стремились к образованию некоего Европейского сообщества. Так, в начале XIX в. замечательный французский ученый А. Сен-Симон написал работу «О преобразовании европейского сообщества», в которой доказывал необходимость объединения всех европейских народов. «Европа, — писал Сен-Симон, — имела бы наилучшую из возможных организаций, если бы все составляющие ее нации, управляясь каждым своим парламентом, признавали бы верховную власть парламента, поставленного над всеми национальными правительствами и облеченного властью разбирать их споры»[509].
В современной Европе такой парламент заседает во французском городе Страсбурге. Ныне Западная Европа представляет как бы единое целостное образование. Каждое государство, разумеется, имеет свои национальные интересы, но вместе с тем защищает и общеевропейские интересы, потому что все страны Западной Европы настолько связаны между собой экономически и политически, что ухудшение экономической или политической ситуации в одной стране так или иначе сказывается на ситуации в других странах. Поэтому национальные правительства стремятся защищать не только интересы собственного государства, но и интересы всей Западной Европы.
Это будет происходить и в будущем. Однако нельзя не отметить, что взаимоотношения западноевропейских стран не будут такими гармоничными и гладкими, как кажется на первый взгляд. Вполне возможно, что при решении тех или иных вопросов будут возникать острейшие противоречия внутри западноевропейского сообщества. Такие же противоречия могут возникать между США и Западной Европой. Нельзя забывать и о том, что внутри западноевропейского политического пространства не все государства занимают одинаковое место. Такие крупные государства, как Франция, Великобритания, Италия, Германия, играют одну роль, а небольшие — другую. Франция и Великобритания имеют ядерное оружие, что позволяет им чувствовать себя более независимо, проводить более самостоятельную внешнюю политику на международный арене. Они поддерживают тесные контакты со своими бывшими колониями, и эти контакты, по всей вероятности, будут расширяться и углубляться.
Франция стремится проводить более независимую внешнюю политику в отношении Соединенных Штатов Америки, занять более широкое экономическое и политическое пространство в мире. В этой связи многие французские исследователи высказываются пессимистически относительно будущего Франции. Ее экономика не занимает ведущего положения не только в мире, но и в Европе. Сузились политические возможности. «Сузилось также наше интеллектуальное влияние. Наши молодые люди и наши ученые за границей больше думают о своем благополучии, чем о том, чтобы распространить дух нашей страны»[510]. А.Н. Баврез заявил, что французская нация представляет собой нисходящую нацию, лишенную будущего. Может быть, такого рода заявления французских ученых имеют слишком пессимистичный характер, но вместе с тем надо сказать, что они отражают определенные реалии современной Франции.
Зато Германия в настоящее время представляет собой самое мощное в экономическом отношении государство во всей Европе. Было бы наивно думать, что она забудет о своих исторических традициях и не станет обращать никакого внимания на то, что происходит в мире. Она будет играть все большую и большую роль в мировой политике, будет расширять свое экономическое пространство не только в Европе, но и во всем мире.
Теперь о других регионах мира.
О Китае можно сказать, что он сегодня представляет как бы страну «в себе», т. е. он пока не стремится к распространению своего влияния на весь мир, к тому, чтобы занять больше политического пространства. Но всегда ли так будет? Думается, что нет. Население Китая составляет более миллиарда человек, его экономика развивается очень стремительно, растет и его политический вес. Поэтому со временем Китай из страны «в себе» превратится в страну «для себя», т. е. в страну, которая будет стремиться к расширению своего влияния во всем мире. И в будущем Китай будет не региональной державой, как это утверждает Бжезинский, а мировой.
Нет сомнения в том, что Япония, чья экономика тоже стабильно развивается, не ограничится одним экономическим влиянием на мировые дела. Она, как и Китай, выйдет за пределы своих регионов и будет претендовать на то, чтобы оказывать более весомое влияние на международную политику и занять большее политическое пространство.
Усиливается влияние и Индии. Она занимает второе место в мире по численности населения. «У нее за плечами многовековой опыт культурного и духовного развития. Она может идти вперед как в области теоретических наук, так и в области применения науки на практике и стать великой промышленной страной»[511]. Ее экономика в целом стабильно развивается. Она стала ядерной державой. Бесспорно, в будущем Индия будет оказывать все большее влияние на международную обстановку.
Перейдем теперь к слаборазвитым странам, в настоящее время оказавшимся в очень трудном положении. Они лишены не только финансового, но и научного капитала, без которого немыслимо в нашу эпоху развитие любого общества. У них нет своего информационного пространства, что лишает их возможности формировать сознание и самосознание народа, развивать национальную культуру. Снижается уровень жизни, миллионы людей умирают от голода и болезней. Американский социолог и политолог Д. Белл пишет, что «Африка является единственным континентом, население которого в конце 80-х годов оказалось в худшем положении, чем в конце 70-х и… в конце 90-х в еще более худшем положении, чем в течение 80-х годов»[512]. Постоянно растет долг бедных стран развитым государствам.
Население африканских стран очень дифференцировано. Местная элита живет на уровне европейских стандартов, говорит на европейских языках. Многие ее представители проповедовали панафриканизм, но эта идея потерпела поражение. Развитые страны по-прежнему используют африканский континент как сырьевую базу для развития собственной экономики. Как уже отмечалось, абсолютное большинство африканцев влачит жалкое существование. Отсюда социальная нестабильность, болезни, межэтнические конфликты и т. д. И если нынешняя ситуация не изменится, то в будущем она приобретет еще более драматические черты.
Не менее сложная ситуация сложилась и в странах Латинской Америки. Как пишет один из видных бразильских политиков Ж. Сарней, государства Латинской Америки отстали в области торговли, развития техники, конкурентоспособности выпускаемой продукции. Однако законы рынка таковы, что отсталому всегда приходится труднее, и нет никакой уверенности в том, что отсталые государства когда-нибудь догонят передовые страны, которые сделают все для того, чтобы их место не занял кто-нибудь другой.
Не спокоен и арабский мир. Постоянные столкновения палестинцев с израильтянами свидетельствуют о том, что на Ближнем Востоке очаг напряженности трудно будет ликвидировать. Иран — страна древнейшей цивилизации — постепенно начинает развивать свою экономику, усиливается его роль в региональных делах. Трудно сказать, как далее будет вести себя Иран, но его влияние, несомненно, будет усиливаться.
Теперь коснемся России. Она в очередной раз переживает трудные времена. Нет недостатка в прогнозах относительно ее будущего развития. Одни путь будущего России видят в развитии рынка, в интеграции с транснациональными корпорациями, в демократизации общества, в либерализации, в снижении роли государства в общественной жизни и т. д. Условно этих исследователей определили «западниками». Другие же полагают, что у России есть собственный путь развития, собственные традиции, что в России государство всегда играло очень важную роль и оно должно продолжать играть такую же роль. Они, как сами утверждают, защищают национальные интересы страны, считают себя патриотами. Условно этих исследователей окрестили «славянофилами».
Таким образом, снова возникла проблема «Россия — Запад». Данная проблема особую актуальность приобрела после петровских реформ, имевших целью «европеизировать» Россию, освоить технические, научные и иные достижения Европы и затем занять подобающее ей место в европейских делах. К Европе, писал В.О. Ключевский, Петр I не питал «слепого или нежного пристрастия, напротив, относился к ней с трезвым недоверием и не обольщался мечтами о задушевных ее отношениях к России, знал, что Россия всегда встретит там только пренебрежение и недоброжелательство»[513]. И вместе с тем он понимал, что Россия должна взять все полезное и необходимое от Европы, если хочет превратиться в могучую державу.
Русские мыслители неоднозначно оценивали Реформы Петра I. Д.И. Писарев, например, утверждал, что Петр I решил перестроить на европейский лад быт и нравы, уклад жизни русского народа. Но «цивилизаторские попытки Петра прошли мимо русского народа; ни одна из них не прохватила вглубь, потому что ни одна из них не была вызвана живой потребностью самого народа»[514]. Писарев был вообще не против реформ, но считал, что для их проведения еще не созрели соответствующие условия, а личность самого Петра оценивал очень высоко. А вот мнение Н.Г. Чернышевского о реформах Петра Великого: «Петра Великого ныне порицают за то, что он ввел к нам западные учреждения, заменившие нашу жизнь. Нет, жизнь наша ни в чем не изменилась от него, кроме военной стороны своей, и никакие учреждения, им введенные, кроме военных, не оказали на нас никакого нового влияния. Имена должностей изменились, а должности остались с прежними атрибутами и продолжали отправляться по прежнему способу. Губернатор был тот же воевода, коллегии были теми же приказами. Бороды сбрили, немецкое платье надели, но остались при тех же самых понятиях, какие были при бородах и старинном платье. На ассамблеи ходили, но семейная жизнь со всеми своими обычаями осталась в прежнем виде. Муж не перестал бить жену и женить сына по своему, а не по его выбору. Напрасно думают, что реформа Петра Великого изменила в чем-нибудь состояние русской нации. Она только изменяла положение русского царя в кругу европейских государей. Прежде он не имел в их советах сильного голоса, теперь получил его благодаря хорошему войску, созданному Петром»[515].
Некоторые из западников слишком абсолютизировали роль западной цивилизации в историческом развитии и очень резко критиковали Россию. Так, П.Я. Чаадаев в своих «Философических письмах» заявил: «То, что у других народов просто привычка, инстинкт, то нам приходится вбивать в свои головы ударами молота. Наши воспоминания не идут далее вчерашнего дня; мы как бы чужие для себя самих. Мы так удивительно шествуем во времени, что по мере движения вперед пережитое пропадает для нас безвозвратно. Это естественное последствие культуры, всецело заимствованной и подражательной. Внутреннего развития, естественного прогресса у нас нет, прежние идеи выметаются новыми, потому что последние не вырастают из первых, а появляются у нас откуда-то извне»[516]. Он считал, что надо историю России изучать объективно, видеть в ней не только положительные, но и отрицательные стороны. Любовь к России, подчеркивал Чаадаев, означает содействие ее прогрессу, а не пустозвонство. Патриотизм состоит вовсе не в том, чтобы носить национальную одежду, а в том, чтобы способствовать расцвету своего отечества.
Ярым западником до своего отъезда за границу был А.И. Герцен, высоко ценивший западную культуру и европейские общественные порядки. По его мнению, Запад способствовал духовному развитию России. «Мы не скрываем того хорошего, что получили от вас. Мы позаимствовали ваш светильник, чтобы ясно увидеть ужас своего положения, чтобы отыскать открытую дверь и выйти через нее, — и мы нашли ее благодаря вам»[517]. Этот выдающийся русский мыслитель, вынужденный эмигрировать на Запад, понял, однако, что сложившиеся там общественно-экономические порядки не намного лучше крепостного права, и пришел к выводу о необходимости перейти к социализму в России через сельскую общину.
Другой видный представитель западничества В.Г. Белинский в статье «Россия до Петра Великого» подверг критике славянофилов за их негативное отношение к реформам Петра I. Они, по словам Белинского, уничтожают европеизм и ратуют за национальное возрождение, что, по существу, означает шаг назад. Они не понимают, что реформы Петра I спасли людей от варварства и невежества. Европа уже в средние века развивалась быстро, в то время как в России не было никакого движения вперед, все застыло и замерло.
Диаметрально противоположные позиции занимали славянофилы. Они критически относились к петровским реформам, считали, что в результате этих реформ Россия потеряла свою национальную самобытность. Один из главных идеологов славянофильства А.С. Хомяков писал, что положение России было ничуть не хуже, чем в западных странах, что в сохранении и жизнеспособности российского единства важную роль играет православие. Надо укреплять традиционную соборность русского народа. Петр, продолжал Хомяков, хотел европеизировать Россию, но его проекты не воспринимались русским народом.
По утверждению славянофилов, православная церковь является очагом просвещения. В отличие от западного образования, подчеркивали славянофилы, базировавшегося на рационализме, в России благодаря церкви разум и вера никогда не враждовали между собой. В России всегда доминировала соборность, а на Западе — индивидуализм. В Европе огромную роль играло рыцарство, а в России его не было. Причину отсутствия рыцарства в России И.В. Киреевский объясняет чистотой церкви. Она никого не подкупала и не привлекала для укрепления веры и своей власти, в то время «как западная церковь образовала из разбойников рыцарей»[518].
Н.А. Бердяев писал, что «в оценке Петра ошибочны были и славянофильская и западническая точка зрения. Славянофилы не поняли неизбежности реформы Петра для самой миссии России в мире, не хотели признать, что лишь в петровскую эпоху стали возможны в России мысль и слово и мысль самих славянофилов, стала возможна и великая русская литература. Западники не поняли своеобразия России, не хотели признать болезненности реформы Петра, не видели особенности России»[519].
В связи с анализируемыми проблемами нельзя не остановиться на концепции замечательного русского мыслителя XIX в. Н.Я. Данилевского, предвосхитившего многие идеи О. Шпенглера и А. Тойнби.
Данилевский не был славянофилом, но критически относился к европейской цивилизации. Он нарисовал широкую философско-историческую панораму и пытался найти место России в Европе. Данилевский критиковал тех, кто отрицал роль России в развитии европейской культуры, выступал против европеизма, считал, что «европеизация» России может привести к искажению народного быта, к заимствованию иностранных учреждений и т. д.
Данилевский насчитал десять культурно-исторических типов или цивилизаций. Особо он выделял славянский культурно-исторический тип. Западничество, считал мыслитель, есть продукт смешения европейской цивилизации с мировой. Такое смешение, по глубокому убеждению Данилевского, привело к болезни» которою страдает русское общественное тело»[520]. Он был уверен в том, что от этой болезни можно избавиться, но при условии сохранения и развития собственно российской культуры. Большие надежды возлагал Данилевский на общину, которая, как он полагал, является залогом того, что «мы можем надеяться на высокое общественно-экономическое значение славянского культурно-исторического типа, имеющего еще в первый раз установить правильный, нормальный характер той отрасли человеческой деятельности, которая обнимает отношения людей между собою не только как нравственных и политических личностей, но и по воздействию их на внешнюю природу, как источник человеческих нужд и потребностей, — установить не отвлеченную только правомерность в отношении граждан, но и реальную и конкретную»[521]. Запад, по утверждению Данилевского, не имеет будущего, так как там нет общинных отношений. На Западе, по его выражению, очень много планов для перестройки общественного здания, но нет материала, из которого можно было бы его строить. В России же такой материал в лице общины существует с самого начала.
Данилевский выступал за панславизм, за то, чтобы был создан всеславянский союз, на почве которого можно формировать самобытную славянскую культуру.
В начале 20-х годов XX столетия появляется так называемая евразийская теория. Ее сторонники утверждают, что Россия занимает часть Европы и Азии, и поэтому русские являются не азиатами или европейцами, а евразийцами.
Евразийцы унаследовали многие идеи славянофилов. Они тоже критиковали западные ценности, подчеркивали необходимость сохранения каждой культуры. Один из главных идеологов евразийцев Н.С. Трубецкой писал: «Одураченные романогерманцами «интеллигенты» неромано-германских народов должны понять свою ошибку. Они должны понять, что та культура, которую мы поднесли под видом общечеловеческой цивилизации, на самом деле есть культура лишь определенной этнической группы романских и германских народов»[522]. Он категорически отвергает мысль о превосходстве западной цивилизации над всеми остальными. Нет ни высших, ни низших культур. Вместе с тем Трубецкой подчеркивает, что европейская цивилизация представляет огромное достижение человечества.
Анализируя формирование России, Трубецкой утверждал, что Россия не является преемницей Киевской Руси. «Господствовавший прежде в исторических учебниках взгляд, — писал он, — по которому основа русского государства была заложена в так называемой «Киевской Руси», вряд ли может быть правильным. То государство, или та группа мелких, более или менее самостоятельных княжеств, которых объединяют под именем Киевской Руси, совершенно не совпадает с тем русским государством, которое мы в настоящее время считаем отечеством… В исторической перспективе то современное государство, которое можно называть и Россией и СССР (дело не в названии), есть часть мелкой монархии, основанной Чингисханом»[523]. Трубецкой находил очень много неславянских элементов в русской культуре, обращал внимание на общие элементы менталитета, т. е. психического склада людей, живущих в России.
Таким образом, вот уже двести лет (за исключением советского периода, когда все уверяли друг друга в том, что Россия (СССР) прокладывает всеми миру дорогу к социализму и коммунизму, и потому ее будущее, естественно, было заранее предопределено) интеллектуалы в России ведут споры о будущем своей страны.
Прежде всего следует подчеркнуть, что Россия как великая держава со времен Петра I оказывала большое влияние на европейские и мировые дела. В XVIII в. «политический мир признавал за Екатериной II «великое имя в Европе и силу, принадлежащую ей исключительно». В России по отдаленным захолустьям долго помнили и говорили, что в это царствование соседи нас не обижали и наши солдаты побеждали всех и прославились»[524]. И в XIX в. считались с Россией.
Вместе с тем нельзя не отметить, что правящие классы в России мало внимания уделяли экономическому и культурному развитию страны. Россия сильно отставала от западных стран по многим показателям. Крестьяне, составлявшие большинство населения, жили в нищете. Не лучшим было положение и рабочих. В начале XX в. Россия переживала глубокий экономический, политический и духовный кризис. Назревала революционная ситуация. Ее ускорило поражение в русско-японской войне в 1904–1905 гг.
Разразилась первая революция в 1905–1907 гг. Она потерпела поражение. Разразилась вторая революция в феврале 1917 г. Она закончилась отречением последнего российского императора Николая II от престола. Однако ситуация в стране не улучшилась, а напротив, ухудшилась. В октябре 1917 г. произошла третья, социалистическая, революция.
После Февральской революции Российская империя стала распадаться. После Октябрьской революции распад еще больше усилился. Ценой огромных жертв удалось сохранить территорию Российской империи, за исключением Польши и Финляндии. В декабре 1922 г. был образован Союз Советских Социалистических Республик.
Следует подчеркнуть, что народы СССР находились на разных ступенях исторического развития. Одни были на стадии капитализма, другие — на стадии первобытного строя и не имели даже письменности, но благодаря революции вышли на уровень достижений современной цивилизации. Советским правительством проводилась целенаправленная политика по подъему экономического и культурного уровня отсталых народов. Конечно, в советском обществе немало было проблем, в том числе межэтнического характера. И тем не менее все народы, населявшие СССР, одинаково пользовались плодами цивилизации, одинаково гордились своей Родиной, и они ее защитили в самой страшной в истории человечества войне.
В 1991 г. был развален Советский Союз. С политической карты мира исчезла супердержава (весь мир признавал ее небывалые экономические, культурные, научные и иные достижения). Причем исчезла в результате не «горячей» войны, а «холодной». Решающую роль в ликвидации СССР сыграли его собственные руководители, а также руководители РСФСР[525]. Такого не было в истории человечества. Думаю, что будущие историки выяснят причины уничтожения супердержавы, благодаря которой мир после 1945 г. чувствовал себя в безопасности.
Советский Союз был преемником царской империи. Сталин, по существу, восстановил царскую империю. Поэтому можно сказать, что Советский Союз представлял собой советскую империю. Слово «империя» у многих вызывает резко негативную реакцию, потому что под империей традиционно подразумевается эксплуатация колоний со стороны метрополий. Совершенно очевидно, что у СССР не было ни колоний, ни метрополии. Если под метрополией подразумевать центральные регионы России, то как раз не они эксплуатировали окраины, а, наоборот, за их счет развивали экономику и культуру других народов. Кстати, это касается и царской империи. В сущности, и другие империи не занимались эксплуатацией колоний. У них забирали их богатства (откровенный грабеж), но эксплуатации как таковой не было. Поэтому необходимо по-новому интерпретировать такие слова, как ««империя» и «империализм».
Под империей следует подразумевать, как представляется, такое государство, в котором доминирует экономическое насилие. Причем политическое насилие на определенном этапе исторического развития является необходимостью. Иными словами, политическое насилие не есть произвол. Это объективная необходимость, особенно в условиях имперского государства, ибо без насилия оно развалится. Империя — это конгломерат различных народов, государств, культур, цивилизаций, расположенных на огромных пространствах, плохо связанных между собой, часто не понимающих друг друга, нередко враждующих между собой. Эта вражда иногда приводит к военным конфликтам. Метрополия (центр) стремится к сохранению имперского государства. Для этого она в первую очередь использует силу в отношении всех непослушных народов и граждан. При этом игнорируются правовые нормы и законы. Поскольку одна из главных целей империи — сохранение территориальной целостности государства, приносятся в жертву те или иные этнические меньшинства, те или иные граждане, ратующие за права и свободу. Те этнические образования, которые ведут себя тихо и мирно, по каждому случаю демонстрируют свою благонадежность, получают от центра щедрые вознаграждения в виде финансов, материальных ценностей и т. д. Поскольку, как уже было сказано, в империи доминирует политическое насилие, то от этого насилия страдают все — метрополия (центр), колонии, вообще все граждане.
В отличие от империи термин «империализм» подразумевает такое государственное устройство, где доминирует экономическое насилие. Имперские государства существовали давно. Всем известна империя Александра Македонского, Монгольская империя, Османская империя, империя Наполеона I и т. д. Что касается империалистических государств, то они возникли недавно — в конце XIX в. Они — продукт развития капитализма и представляют его высшую стадию — империализм. Характерная черта этих государств состоит в том, что экономическое насилие осуществляется через вывоз капитала. Они эксплуатируют не только свои бывшие колонии, но и остальные слаборазвитые страны. Одним словом, они эксплуатируют всех независимо от их колониальной принадлежности. В современных условиях многие империалистические государства (например, Германия, Япония) не имеют колоний, но эксплуатируют другие страны.
Вначале формируются национальные буржуазные государства, а затем наиболее развитые из них переходят в стадию империализма. Мощные экономические рычаги позволяют им диктовать свою волю другим народам и странам. Причем они не стремятся в отличие от имперских государств присоединить их территории к своим, навязать им собственные политические порядки. Через экономическое насилие империалистические государства полностью вовлекают слаборазвитые страны в свою орбиту.
Ни Российская империя, ни советская империя не были империалистическими государствами, хотя были имперскими государствами. Советский Союз в отличие от США безвозмездно оказывал огромную помощь многим слаборазвитым государствам Африки, Азии и Латинской Америки. Он был заинтересован не в том, чтобы иметь экономическую выгоду, а в том, чтобы получить политическую поддержку проводимой им политики на международной арене. Поэтому руководители СССР часто в ущерб интересам собственного народа направляли во многие отсталые страны огромные финансовые средства. При этом нельзя не заметить, что безвозмездная помощь Советского Союза, как правило, не приводила к росту экономики этих стран.
Поскольку многие критики советской системы во всех грехах обвиняют социализм, то следует отметить, что в СССР не было социализма в классическом смысле этого слова. Согласно учению Маркса[526] почву для социализма готовит буржуазный способ производства. Маркс указывал, что общество не может перескочить через естественные фазы своего развития, а такой естественной фазой является как раз капитализм. Именно в условиях капитализма формируется национальное государство, без которого буржуазный строй вообще не мыслим, бурно развиваются производительные силы, осуществляется принцип laisser-fairisme, т. е. принцип невмешательства в экономику государства, принцип частного предпринимательства. Как раз при капитализме человек освобождается от феодальных оков, получает возможность самореализации. Именно в буржуазном обществе право приобретает универсальный характер: все, начиная с высших руководителей и кончая рядовым гражданином, обязаны подчиняться принятым юридическим законам и нормам.
На определенной стадии своего развития буржуазные производственные отношения, с точки зрения Маркса, начинают тормозить развитие производительных сил. Растет социальная поляризация людей, богатые все больше богатеют, бедные все больше беднеют. Люди остро чувствуют неуверенность в завтрашнем дне, они больше отчуждаются друг от друга. Короче, обостряются все противоречия буржуазного строя. Он заменяется социалистическим строем. Причем, по Марксу, все позитивное буржуазного строя сохраняется и передается социализму. Иначе говоря, выражаясь по-гегелевски, происходит диалектическое отрицание капиталистического способа производства.
Не требует особых доказательств тот факт, что Российская империя не была готова к социализму. Империя и социализм не совместимы друг с другом. И когда говорят, что рухнул социализм, то это неправда. Рухнул не социализм. Подлинный социализм, которому принадлежит будущее, никогда не рухнет. Советская империя, которая, как и любая империя, была очень неустойчива, пала. И как только ее начали раскачивать, она тут же рухнула. Какой же тогда был строй в СССР? Одни его называют развитым социализмом, другие — азиатским способом производства, третьи — государственным социализмом. На взгляд автора, у нас был «имперский социализм» (это условное название). Благодаря этому «социализму» за короткий отрезок времени отсталая царская империя была превращена в могучую Советскую державу. В этом «социализме» положительных моментов было несравненно больше, чем отрицательных. Всем известны такие факты, как обеспеченность работой, бесплатная медицина, бесплатное образование, дешевый транспорт, личная безопасность и т. д., и т. п. Одним словом, «имперский социализм» в СССР давал человеку больше, чем развитой капитализм.
Однако в «имперском социализме» тоже, как в любой империи, доминировало политическое насилие. Даже выполнение чисто экономических задач предполагало обращение к политическим средствам воздействия на людей. Политическое насилие не может постоянно доминировать в обществе. Если оно приносит пользу на каком-то этапе исторического развитая, то на другом этапе оно становится опасным и вредным. Если, скажем, в эпоху Сталина политическое насилие было необходимо для быстрейшей индустриализации страны и вообще преодоления отсталости, то в последующие годы насилие стало тормозом развития СССР.
После развала СССР появилась современная Россия. Она не есть национальное государство в классическом смысле слова. На ее территории проживают разные народы со своими традициями и обычаями, со своими культурными ценностями, со своими конфессиями и т. д. Общая площадь нынешней России — больше 17 млн кв. км. Она остается империей. В ней пока доминирует политическое насилие, о чем свидетельствует не только война в Чечне, но и игнорирование правовых норм, неподчинение юридическим законам и принципам.
Как будет развиваться современная Россия? Вот уже десять лет в стране проводятся реформы, но они пока не дали положительных результатов. Не развивается экономика, падает жизненный уровень народа, наука не востребована, деградирует духовная жизнь, коррупция проникла во все структуры общества, слабо функционируют демократические институты, право не стало универсальным инструментом регулирования общественных отношений, растет преступность и т. д. Очень беспокоит снижение рождаемости и рост смертности. «Даже по некоторым оценкам Госкомстата до 2005 г. Россия может потерять приблизительно 10 млн человек. В 2015 г. — если сохранится тенденция начала 1990-х годов — приблизительно 20 млн человек, и тогда Россия по своей численности сравняется с островной Японией»[527]. Излишне говорить о том, что если население России будет сокращаться такими темпами, то ее уже некому будет обустраивать. Нельзя не отметить и то, что Россия принимает активное участие в глоблизации, охватившей современный мир. Процесс глобализации сложен и противоречив. Ее негативные последствия для развивающихся стран, к числу которых относится и Россия, уже сейчас очевидны. Достаточно сказать, что «более половины населения Земли — свыше 3 млрд человек страдают от недоедания… Более 1,3 млрд человек живут менее чем на 1 долл, в день…»[528]. Поэтому очень трудно делать какие-либо прогнозы относительно будущего России. Как говорил поэт, умом Россию не понять, в Россию можно только верить. И мы будем верить в Россию, в то, что она преодолеет нынешнее кризисное состояние и займет достойное место в мировом сообществе государств.
Необходимая черта политика — способность предвидеть последствия своих политических действий. Политик не может действовать путем проб и ошибок. Он отвечает за жизни миллионов людей, за вверенное ему государство, и он, как шахматист, до принятия того или иного решения обязан просчитать несколько ходов вперед, тщательно взвесить каждое свое политическое решение и лишь после этого приступить к политическим действиям. Трагедия многих политиков и тех, кто от них зависит, состоит в том, что они, не имея ни малейшего представления ни о внутренних, ни о геополитических интересах своего государства, начинают действовать необдуманно, скоропалительно, что в конечном итоге приводит либо к потере влияния, либо к развалу самого государства. Объективно такой политик является предателем, хотя субъективно он может быть честным человеком.
Политик должен иметь холодный рассудок и горячее сердце. Ему необходимо исходить не из эмоций, а из сложившейся реальной ситуации. Политик — это реалист, а не романтик, и свои решения он соизмеряет с суровой действительностью. Это значит, во-первых, знание внутренней ситуации государства, его экономического потенциала, расстановки сил и их отношений, во-вторых, знание геополитических интересов государства. Великое государство, например, имеет одни геополитические интересы, а малое — другие. Глава карликового государства не может претендовать на то, чтобы решать мировые политические проблемы. Глава великого государства, если он не в состоянии предвидеть свои политические поступки, учитывать экономические и иные потенции своей державы, в конце концов может потерять все. Во всех случаях необходимо смотреть вперед и не предпринимать никаких необдуманных шагов.
Политическое предвидение во многом связано с преемственностью. Стабильное развитие общества в немалой степени зависит от соблюдения традиций, от преемственности. Без передачи от поколения к поколению материальных и духовных ценностей нет стабильности в обществе, а без стабильности нет развития, но без развития нет общества. Государство, политические лидеры которого постоянно отвергают то, что было создано их предшественниками, критикуют их и заново начинают строить новые политические отношения, не имеет ни истории, ни будущего. Одна из причин стабильности политики США, например, состоит в том, что пришедший к власти новый президент никогда не критикует своего предшественника. Он воздает ему должное, а потом проводит свою политику, которая, по существу, является продолжением политики предыдущего президента, потому что у всех президентов США одна общая цель — глобальные интересы Соединенных Штатов Америки. Новому президенту нетрудно действовать, принимать те или иные решения в геополитических интересах своего государства. Заметим, что изучать политическую историю таких государств, как США, гораздо легче, потому что в ней нет непредсказуемости и все политические события функционально и причинно взаимосвязаны. Государства, чьи лидеры не признают никакой преемственности не только в политике, но и в других сферах общественной жизни, обречены на гибель. Историю таких государств очень трудно изучать, у них непредсказуемо не только настоящее, но и прошлое. В России, а потом в СССР отсутствие традиций нередко было причиной многих политических катаклизмов. В.О. Ключевский указывал, что «от Петра I престол перешел к его вдове императрице Екатерине I, от нее ко внуку преобразователя Петру II, от него к племяннице Петра I, дочери царя Ивана Анне, герцогине курляндской, от нее к ребенку Ивану Антоновичу, сыну ее племянницы Анны Леопольдовны брауншвейгской, дочери Екатерины Ивановны, герцогини макленбургской, родной сестры Анны Ивановны, от низложенного ребенка Ивана к дочери Петра I Елизавете, от нее к ее племяннику, сыну другой дочери Петра I, герцогини голштинской Анны, Петру III, которого низложила его жена Екатерина II. Никогда в нашей стране, да, кажется, и ни в каком другом государстве, верховная власть не переходила по такой ломаной линии. Так ломал эту линию политический путь, каким эти лица достигали власти: все они попадали на престол не по какому-либо порядку, установленному законом или обычаем, а случайно, путем дворцового переворота или придворной интриги»[529]. Очевидно, что ни о какой политической преемственности тогда и речи не могло быть. В советскую эпоху Н.С. Хрущев отверг все, что было сделано при Сталине не только в области политики, но и экономики, в социальной и духовной сферах. В результате страна потеряла очень многое. Хрущева сняли, вначале были кое-какие сдвиги, потом наступили застойные времена. Горбачев, придя к власти, решил все перестроить, но не было никаких планов перестройки, все решения принимались необдуманно, без предвидения их последствий, стали огульно критиковать то, что было сделано до перестройки, заново начали переписывать историю. Результат: нет супердержавы, нет экономики, нет и подлинной политики.
Большой вред политике приносит популизм, стремление завоевать дешевый авторитет. Популистские лозунги обычно используются во время предвыборной кампании, но находящийся у власти политик обязан руководствоваться известным принципом: «Семь раз отмерь, один раз отрежь». Так надо отрезать, чтобы в выигрыше оказались граждане и в целом государство. Вот почему, по нашему глубокому убеждению, как не всякий может быть выдающимся математиком, композитором, художником и т. д., так и не всякий может быть выдающимся политиком. Скажем больше: не всякий может быть вообще политиком. Политика — это призвание, а не профессия или специальность. Нет таких учебных заведений, которые бы выпускали политиков. Можно учить технологии политики, политическим наукам и т. д., но нельзя научить человека принимать адекватные решения и предсказывать последствия политических действий. Выдающийся политик такой же талант, как и выдающийся ученый или выдающийся поэт.
В истории человечества было много императоров, королей, президентов, глав государств, но немногие из них являются выдающимися. Для того чтобы стать великим государственным деятелем, нужны, помимо таланта, исключительные обстоятельства, которые возникают на крутых поворотах истории и оказывают огромное влияние на дальнейшее развитие человечества. Если образно представить себе исторический процесс, то можно заметить, что он не есть прямая линия, он зигзагообразен. Более того, в некоторых местах мы видим повороты, валуны, ухабы, которые нельзя обойти, но без их преодоления дальнейшее продвижение вперед совершенно невозможно. В это время появляются лидеры, способные преодолеть все препятствия, расчистить дорогу для социального прогресса и обновления. Таких лидеров принято считать выдающимися. Иными словами, выдающаяся личность — продукт исключительно важной исторической эпохи. Наполеон стал великим именно потому, что Франция в конце XVIII в. занимала ведущее положение в духовной и политической жизни Европы, которое ей обеспечила революция 1789–1794 гг. Петр I стал великим потому, что Россия начала XVIII в. нуждалась в великих реформах, позволивших ей занять передовые рубежи в области науки, военного дела и т. д.
Но чтобы стать великим политическим и государственным деятелем, одних исторических условий недостаточно. Бывали в истории моменты, когда социальные и экономические преобразования были крайне необходимы, но не находились выдающиеся люди, под руководством которых можно было бы совершить эти преобразования. Бывали и такие моменты, когда во главе этих преобразований оказывались ничтожные политические лидеры, приводившие к краху все общество. Поэтому политический лидер, для того чтобы стать выдающимся, должен обладать гениальным умом, даром предвидения, такими чертами, которые необходимы для выполнения больших, трудных и ответственных задач. Он должен быть образованным, решительным, смелым, твердым, принципиальным и очень ответственным, стоять на целую голову выше своего окружения, не бояться рисковать и брать на себя ответственность за принятые решения и доводить их до конца. Без этих качеств человек не может стать великой личностью.
О выдающемся человеке судят по его делам и поступкам, а не по обслуживающей его идеологии. Важнейший критерий, характеризующий политического лидера как великую личность, — насколько его деятельность способствовала социальному прогрессу и решению тех задач, которые ставило его время. Это объективный критерий, так как он не зависит от субъективной оценки людей. Как бы ни относились к Петру I, несомненно одно, что его реформе «Россия обязана всем своим наличным образованием и всеми сокровищами своей литературы. Если бы тут мог быть какой-нибудь вопрос, то на него уже ответили два величайших представителя русского образования в прошлом и настоящем веке — Ломоносов и Пушкин, неразрывно связавшие свое имя с именем Петра»[530]. Уже почти пятьдесят лет Сталин подвергается беспощадной и абсолютно тенденциозной критике. Его обвиняют во всех мыслимых и немыслимых грехах, но тем не менее Сталин остается великой исторической личностью. Под его руководством страна была превращена в супердержаву, народ выиграл войну и восстановил в считанные годы народное хозяйство. Впрочем, предоставим слово его лучшему «другу» и выдающемуся оппоненту Черчиллю. Вот что он говорил в речи, произнесенной в палате общин 21 декабря 1959 г. в связи с восьмидесятилетием со дня рождения Сталина, которая была опубликована в Великой британской энциклопедии: «Большим счастьем было для России, что в годы тяжелейших испытаний страну возглавил гений и непоколебимый полководец Сталин. Он был самой выдающейся личностью, импонирующей нашему изменчивому жестокому времени того периода, в котором происходила вся его жизнь.
Сталин был человеком необычной энергии, с несгибаемой силой воли, резким, жестоким, беспощадным в беседе, которому даже я, воспитанный в Британском парламенте, не мог ничего противопоставить.
Сталин прежде всего обладал большим чувством юмора и сарказма и способностью точно воспринимать мысли. Эта сила настолько велика в Сталине, что он казался неповторимым среди руководителей государств всех времен и народов. Сталин произвел на нас величайшее впечатление. Он обладал глубокой, лишенной всякой паники, логически осмысленной мудростью. Он был непоколебимым мастером находить в трудные моменты пути выхода из самого безвыходного положения.
Кроме того, Сталин в самые критические моменты, а также в моменты торжества, был одинаково сдержан и никогда не поддавался иллюзиям. Он создал и подчинил себе огромную империю, это был человек, который своего врага уничтожал своим врагом, был необычайно сложной личностью. Сталин был величайшим, не имеющим себе равного в мире диктатором, который принял Россию с сохой и оставил ее оснащенной атомным оружием». Можно привести еще одну цитату, принадлежащую У. Леги, советнику президента Рузвельта, участвовавшему на международных конференциях в Тегеране, Ялте и Потсдаме. В своих воспоминаниях он пишет, что после окончания первой встречи в Тегеране «мы заговорили между собой о Сталине. Большинство из нас до встречи с ним считали его бандитским главарем, который пробился на высший пост в своем правительстве. Это впечатление было ошибочным. Мы сразу же поняли, что имеем дело с весьма умным человеком, который умел хорошо говорить и был намерен получить то, чего хотел для России»[531].
Моралисты возразят, что при Сталине было принесено много жертв, что сурово наказывалось каждое правонарушение, что доминировал страх и т. д. Однако с точки зрения морали все крупные социальные, экономические, политические и другие преобразования можно осудить, потому что они связаны с жертвами, страданиями и бедствиями людей. С точки зрения морали было бы хорошо, если бы история представляла собой гладкую, асфальтированную, прямую широкую улицу, по которой все субъекты истории шествовали с плакатами, знаменами и песнями. Однако история имеет драматический, а порою и трагический характер. Ведь жизнь человека тоже порою трагична. Тяжелобольной человек переживает трудные моменты своей жизни, и если находится врач, который излечивает его, вырезает, так сказать, злокачественную опухоль, то такого врача следует благодарить, а не критиковать. Если в трудную для государства минуту находится человек, который выводит его из крайне критического состояния, то такого человека следует оценивать высоко. Современники, как правило, часто ошибаются в оценке своих лидеров. Это касается почти всех великих политических деятелей. И, как правило, эти деятели тоже надеялись на будущие поколения. Так, очень надеялся на будущее поколение Наполеон I (и его надежды оправдались). На будущее надеялся и Сталин, говоривший, по словам Молотова, что после его смерти на его могилу нанесут кучу мусора, но ветер истории безжалостно развеет ее. Время Сталина пока не пришло. Конечно, оно придет, но придет тогда, когда его деятельность уйдет в «чистую» историю, т. е. тогда, когда она не будет оказывать непосредственного влияния на настоящее.
Моралист скажет, что все великие политические лидеры — Александр Македонский, Юлий Цезарь, Петр I, Наполеон I, Сталин и др. — были диктаторами. Моралист прав, они были диктаторами, и конечно, было бы лучше, если бы вместо диктатуры господствовали принципы любви, гуманизма, социальной справедливости, если бы высшей ценностью считалась жизнь человека. В свое время Макиавелли, анализируя черты государя, писал: «…Один слывет благотворителем, другой — хищником; один — жестоким, другой — милостивым; один — предателем, другой — верным; один — изнеженным и робким, другой — грозным и смелым; один — приветливым, другой — надменным; один — развратным, другой — целомудренным; один — искренним, другой — лукавым; один — крутым, другой — уступчивым; один — серьезным, другой — легкомысленным; один — религиозным, другой — неверующим и тому подобное»[532]. Великий итальянец считал, что, конечно, было бы лучше, если бы государь обладал лишь хорошими чертами, но «так как нельзя ни обладать ими всеми, ни вполне проявлять их, потому что этого не допускают условия человеческой жизни, то князь должен быть настолько мудр, чтобы уметь избегать бесславия таких пороков, которые лишали бы его государства, других же пороков, не угрожающих его господству, он должен беречься, если это возможно, если же он не в силах это сделать, то может дать себе волю без особенных колебаний. Наконец, пусть он не страшится дурной славы тех пороков, без которых ему трудно спасти государство, ведь если вникнуть как следует во все, то найдется нечто, что кажется добродетелью, но верность ей была бы гибелью князя, найдется другое, что кажется пороком, но, следуя ему, князь обеспечивает себе безопасность и благополучие»[533]. Очень мудрые слова. Действительно, законы истории не подвластны людям, и в критические периоды истории лидерам приходится принимать весьма непопулярные решения. Тысячи людей погибли при строительстве Петербурга. Когда сооружали египетские пирамиды, погибло не меньше людей. Когда занимались индустриализацией СССР, люди жертвовали собой, не щадили своих сил. Это плохо, но в истории нет морали, в истории остаются материальные и духовные ценности, по которым судят об уровне культуры изучаемой эпохи. Без египетских пирамид мы мало что знали бы о египетской цивилизации, без индустриализации СССР проиграли бы самую страшную в истории человечества войну, без нее не было бы советских космических исследований. Такова логика истории. Великие дела, к сожалению, требуют определенных жертв. И не вина политических лидеров, что имеются такие жертвы. Другое дело, если лидер жертвует людьми во имя защиты собственных интересов. Однако такой лидер никогда не станет великим, его неизбежно ждет позор в истории. Никто не назовет выдающимся Нерона или Калигулу, Гитлера или Муссолини. Их деятельность не способствовала прогрессу общества. Напротив, они тормозили этот прогресс, они принесли в жертву миллионы людей во имя своих эгоистических интересов. Они были ничтожными личностями и остались ничтожными в истории.
Предвидение в политике носит тактический и стратегический характер. Это значит, что политик, преследуя ближайшие цели, не забывает и об отдаленных. Поэтому свои политические действия он соизмеряет с теми последствиями, которые они будут иметь для его страны, чьи интересы он всегда должен ставить выше интересов других государств. Приведем два примера.
Первый пример. Немецкий канцлер Бисмарк хотел объединить Германию. Но ему надо было обезопасить себя от французов, и он стремился к тому, чтобы спровоцировать войну между Францией и Пруссией, выиграть ее и объединить насильственным путем все разрозненные немецкие государства. Однако Бисмарк не был уверен в том, что его армия готова к военным операциям. Поэтому, когда в июле 1870 г. во время совещания к нему на подпись принесли текст записи беседы прусского короля с французским дипломатом, то он, прежде чем подписать его, спросил у военного министра и начальника генерального штаба, готова ли прусская армия к войне. Получив утвердительный ответ, Бисмарк отредактировал текст таким образом, что его появление в печати в виде телеграммы вызвало у французов резкий протест и возмущение. Император Франции Наполеон III был оскорблен. 19 июля 1870 г. Франция объявила войну Пруссии и быстро ее проиграла. Таким образом, Бисмарк добился не только своей тактической, но и стратегической цели: разгромив Францию, он объединил Германию. Канцлер, как видно, тщательно просчитал ходы, что позволило ему предвидеть благоприятные последствия победы в войне.
Второй пример. На огромных просторах Советского Союза велись ожесточенные бои с немецкими фашистами. Премьер-министр Англии У. Черчилль в августе 1942 г. прилетел в Москву и встретился со Сталиным. Сталин настаивал на открытии второго фронта. Черчилль изложил свою позицию, суть которой заключалась в том, что в настоящее время второй фронт нельзя открыть, но он тут же предложил операцию «Торч», которую хотел провести в Северной Африке. Далее предоставим слово Черчиллю: «В этот момент Сталин, по-видимому, внезапно оценил стратегические преимущества «Торч». Он перечислил четыре основных довода в пользу «Торч». Во-первых, это нанесет Роммелю удар с тыла; во-вторых, это запугает Испанию; в-третьих, это вызовет борьбу между немцами и французами; в-четвертых, это поставит Италию под непосредственный удар.
Это замечательное заявление произвело на меня глубокое впечатление. Оно показывало, что русский диктатор быстро и полностью овладел проблемой, которая до этого была новой для него. Очень немногие из живущих людей смогли бы в несколько минут понять соображения, над которыми мы так настойчиво бились на протяжении ряда месяцев. Он все это оценил молниеносно»[534]. О чем это свидетельствует? О том, что Сталин обладал выдающимися политическими и военными способностями. Он мог быстро оценить ситуацию и предсказать возможные последствия совершаемых действий. Вообще следует подчеркнуть, что все выдающиеся государственные деятели имели не только феноменальные способности, но и постоянно размышляли над решением тех или иных насущных задач. Все, например, удивлялись тому, с какой быстротой Наполеон I принимал решения, как он предвидел ход событий. Однажды он заметил, что не следует этому удивляться, ибо он постоянно думает и решения долго созревают в его голове, а потому он их быстро принимает.
В политическом предвидении (и не только в нем) важно учитывать исторический опыт, не повторять собственные ошибки и ошибки своих предшественников. Однако в действительности мало кто учитывает этот опыт и мало кто извлекает из него какой-либо урок. Нельзя не вспомнить в этой связи Гегеля. «Правителям, государственным людям и народам, — писал он, — с важностью советуют извлекать поучения из опыта истории. Но опыт и история учат, что народы и правительства никогда ничему не научились из истории и не действовали согласно поучениям, которые можно было бы извлечь из нее»[535]. Почему? На этот вопрос ответил сам Гегель. «В каждую эпоху оказываются такие особые обстоятельства, каждая эпоха является настолько индивидуальным состоянием, что в эту эпоху необходимо и возможно принимать лишь такие решения, которые вытекают из самого этого состояния. В сутолоке мировых событий не помогает общий принцип или воспоминание о сходных обстоятельствах, потому что бледное воспоминание прошлого не имеет никакой силы по сравнению с жизненностью и свободой настоящего»[536].
Думается, что в данном случае великий философ ошибался. В истории есть универсальные закономерности (что, кстати, Гегель признает), показывающие, что происходит как бы повторение событий, но повторение, безусловно, на новой основе. Это особенно ярко проявляется в смутные времена или кризисные эпохи, когда на политическую сцену выходят различного рода политические проходимцы, бессовестные и бездарные личности, не умеющие предвидеть будущие события, оценивать происходящее и принимать адекватные решения. Народ, учитывая опыт прошлого, мог бы не пускать таких людей в политическую сферу, но он забывает о своем прошлом и вновь начинает аплодировать мелким личностям, преследующим лишь свои эгоистические интересы. В этом трагедия народа (о чем писал тот же Гегель), который заслуживает такое правительство, какое имеет. Вот почему надо учитывать опыт прошлого, извлекать из него уроки и не повторять его ошибок.
Таким образом, политика и предвидение неразрывно связаны между собой. Наиболее эффективной является та политика, которая может правильно оценивать настоящее, учитывать всю сложность и многогранность социальных, политических и экономических феноменов, предсказывать возможные последствия принимаемых решений. Такая политика способствует стабилизации общества, его поступательному движению на пути социального прогресса.