После развода. Отголоски любви

Глава 3

Мила

Я не спала всю ночь, ворочалась в холодной, словно чужой постели, и теперь чувствую себя разбитой, опустошенной. Каждая мысль дается с трудом, каждое движение требует невероятных усилий. Я понимаю, что нужно звонить на работу, но мысль о том, чтобы говорить с кем-то, притворяться, что все в порядке, вызывает тошноту.

Но и идти я так на работу не могу, поэтому набираю номер редактора.

— Алло, Мила? Ты где? У нас планерка через полчаса, и у меня горят сроки по макету, — она как всегда активна, а я не могу сейчас за ней успеть. Мне нужно немного времени.

— Маргарита Петровна, я… я не приду сегодня. Извините, очень плохо себя чувствую, — выдавливаю из себя.

— Ты издеваешься? Мила, это не смешно. Если ты не предоставишь переделанную статью о новых жилых комплексах к завтрашнему утру, мне придется искать другого журналиста. Я понимаю, у всех бывают проблемы, но работа есть работа. Она не должна страдать из-за твоего настроения. Тошнит, проблевалась, выпила таблетку и на работу.

Ну уж нет. Мне мужа хватило.

— Ищите, — тихо, едва слышно говорю, но она все прекрасно расслышала

— Что?

— Увольняйте, ищите замену, но я не смогу работать несколько дне, простите. И до свидания.

Мне все равно. Абсолютно. Ее угрозы, статья, дедлайны, все это теряет всякий смысл сейчас. Единственное, что существует реально — это тяжесть на сердце и пустота внутри.

В итоге я сижу весь день в кресле, укутавшись в плед, и смотрю в одну точку на стене, не в силах думать, чувствовать, и даже просто существовать.

К вечеру в квартире становится темно. Я не включаю свет, и знакомые очертания комнаты кажутся призрачными и недружелюбными. Но это длится не долго.

Дочка вернулась из гостей, и включила свет.

— Мам? Ты дома? Почему так темно? Или лампочка перегорела? — звонкий, беззаботный голосок Златы звенит в прихожей. Она счастлива, но это ненадолго.

Я слышу, как она снимает куртку, бросает рюкзак на пол. Сейчас она войдет, и мне придется… придется разрушить ее мир, а не знаю, какие подобрать слова, потому что не существует правильных слов для такого.

Не успеваю даже додумать, как Злата появляется в гостиной. Щеки розовые, бодрая, полна сил и энергии. Бедная моя девочка.

— О, ты дома, — начинает, увидев меня. — Папа еще не приходил? — мотаю головой. — Он звонил? Он обещал мне новый графический планшет привезти, я ему ссылку скидывала, он сказал, что посмотрит в перерыве между встречами.

Ее слова вонзаются в сердце раскаленными игла.

Нервно сглатываю и делаю над собой невероятное усилие, чтобы заставить себя подняться.

— Златочка… садись, пожалуйста. Нам нужно серьезно поговорить.

Она замирает на месте, ее бойкое настроение в миг сменяется настороженностью, взгляд становится внимательным.

— О чем надо поговорить? Ты так странно, тихо говоришь. И выглядишь… плохо. Ты болеешь? Что-то случилось? Твое начало уже звучит пугающе, мам. Не молчи, — с паузами говорит, потому что не видит моей реакции.

И все же она неуверенно садится на край дивана, глядя на меня широко раскрытыми, испуганными глазами. Я сажусь напротив, пытаясь найти в себе хоть каплю сил, хоть крупицу спокойствия, но не могу. Я оцепенела от страха.

— Злат… родная моя… твой папа… — голос предательски дрожит. Я сжимаю пальцы в замок, чтобы они не дрожали. — Мы с твоим отцом приняли очень тяжелое решение… мы разводимся. Он… у него теперь другая жизнь, другая семья.

Сначала в ее глазах появляется лишь полное, абсолютное непонимание, ее мозг отказывается воспринимать услышанное. Потом появляется шок, а потом она впадает в настоящий ужас.

— Что? Что ты такое вообще говоришь? Какая еще другая семья? Это дурацкая шутка. Она совсем не смешная, мам!

— Это не шутка, дочка. К сожалению, это чистая правда.

Она просто смотрит на меня, не мигая, а потом из ее груди вырывается сдавленный хрип, превращающийся в настоящий вопль. — Нет! Нет! Не может быть! Ты врешь! — но я мотаю головой и в ее глазах блестят слезы. — Почему? Почему ты его отпустила? Что ты сделала?

Она вскакивает с дивана.

— Что ты ему такого сказала? Что сделала? Ты снова его пилила из-за работы? Из-за того, что он мало бывает дома? Я знаю, вы ссорились иногда! Это ты во всем виновата! Ты его довела!

— Злата, умоляю тебя, успокойся, пожалуйста, — я пытаюсь взять ее за руку, но она дергается, как от огня.

— Не трогай меня! Не подходи! Ты виновата! Почему ты не остановила его? Почему не поговорила по-нормальному? Почему просто так его отпустила, сдалась? Ты же его жена! Ты должна была бороться за него! Должна была удержать любой ценой! Должна была сделать так, чтобы он остался!

Она продолжает обвинять меня и ее слова бьют по самому больному, каждое слово попадая в цель. Я пытаюсь сохранить остатки самообладания, но внутри все кричит от ее несправедливых обвинений.

— Я не могу его удержать, если он сам этого не хочет, если он уже все для себя решил! Так, к сожалению, бывает в жизни. Но я всегда буду с тобой, я твоя мама. Мы справимся с этим вместе. Я обещаю, все будет хорошо.

— Хорошо? — она истерично кричит, и слезы ручьями текут по ее раскрасневшимся щекам. — Как что-то теперь может быть хорошо? У меня не будет папы! Он уйдет к какой-то дуре! У него будет другая семья, другой ребенок, а я ему буду не нужна! Ничего хорошего не будет! Никогда! Ни-ког-да!

Она мечется по комнате, как загнанный, испуганный зверек, не находя себе места.

— Ненавижу тебя! Если ты не вернешь его, если вы не помиритесь, я… я уйду! Я не вернусь в этот дом никогда! Ты меня больше не увидишь!

— Злата, перестань, — стараюсь не кричать, ведь ей и без того плохо. — Ты не понимаешь, что говоришь! Ты сейчас в шоке и говоришь ужасные вещи! Успокойся, прошу тебя, давай сядем и поговорим нормально, как взрослые люди!

— Я не хочу с тобой разговаривать! Ты разрушила все! Ты разрушила нашу семью! Я тебя ненавижу!

Она резко разворачивается, смахивая слезы, и выбегает из гостиной. Я слышу, как с силой, со всего размаха хлопает дверь ее комнаты, и звучит четкий, злобный щелчок замка. Заперлась.

Я же остаюсь сидеть в полной темноте, оглушенная стуком собственного сердца и звенящей, давящей тишиной.