Глава 9

Мила

Холодный гель и датчик на коже. Я смотрю в белый потолок, уставший от тысяч таких же, как мой, взглядов. Лена сжимает мою руку.

Врач водит датчиком и сосредоточено смотрит на экран, на котором мелькают серые тени, полосы, непонятные простому смертному пятна. Я молчу, боясь спросить, что там, боюсь услышать, что это язва, нервное истощение, что-то серьезное, не поправимое.

Врач замирает, ее взгляд прикован к монитору. Она несколько раз щелкает мышкой, замеряя что-то.

— Ну что там? — все же спрашиваю у нее, и Лена сильнее сжимает мою руку. — Что-то серьезное?

— Тише, тише, все сейчас узнаем, — шепчет мне подруга, но по голосу слышу, она напряжена не меньше меня.

Врач поворачивается ко мне, и начинает улыбаться, что немного успокаивает, но все равно тревожит.

— Мила Александровна, поздравляю вас. Вы беременны, — что? — Срок семь-восемь недель. Вот, смотрите, — она поворачивает монитор ко мне, — видите это крошечное пятнышко? Это ваш малыш. А это его сердечко. Оно бьется.

Ее слова оглушают. Этого просто не может быть. Нет. Так не бывает. Все как в дешевой мелодраме.

— Что? — переспрашиваю, не зная, то ли хочу, чтобы послышалось, то ли чтоб это было правдой. — Повторите, пожалуйста… Я не поняла.

— Вы беременны, дорогая. Примерно два месяца. Все соответствует сроку. Развивается малыш хорошо.

Приподнимаюсь на локте, стараясь разглядеть в этих размытых серых контурах хоть что-то человеческое. И вижу. Крошечное пятнышко и дыхание перехватывает.

— С ребенком… все хорошо? — переспрашиваю не в силах сдержать это. — Точно все хорошо? Вы уверены? Может, нужно еще раз проверить?

Врач мягко, но настойчиво укладывает меня обратно.

— По данным УЗИ да, все в полном порядке, малыш развивается строго по сроку. Сердцебиение четкое, ритмичное. У вас прекрасные показатели. Но, — она смотрит на меня серьезнее, — вам сейчас нужно сдать целый ряд анализов и обязательно, без промедлений, встать на учет. Учитывая ваш возраст и, судя по вашему бледному виду и общему состоянию, перенесенный недавно стресс… нам нужно очень внимательно и бережно за вами наблюдать. Сейчас пройдете к моей коллеге в третий кабинет, она даст вам все направления, распишет рекомендации и диету.

Врач помогает мне вытереть живот, и я одеваюсь, не глядя на Лену, не видя собственных рук. Мир сузился до отголосков того, что мне только что сказали.

Мы выходим в длинный коридор. Лена молча, крепко взяв меня под локоть, ведет к пластиковым креслам у стены. Я опускаюсь на них не чувствуя ни спины, ни ног.

— Беременна… — выдыхаю, и слово звучит как приговор и как чудо одновременно. — Лен, я беременна.

Подруга садится рядом, и медленно качает головой. Она все слышала, она все знает, но она в шоке, как и я.

— Мил… Господи помилуй… Это же… Это просто не укладывается в голове. Как? Когда? То есть… после всего… — Она замолкает, запутавшись в собственных мыслях. Поздравить? Соболезновать? Обрадоваться? Это слишком сложно, слишком сюрреалистично. — Вы так долго хотели, и он в итоге так вовремя… Ааааа!

— Получается, что так, — растерянно отвечаю ей и закрываю лицо ладонями. Я не плачу, просто пытаюсь спрятаться от всего мира, сжаться в комок. В голове каша.

Двенадцать лет. Двенадцать лет мы хотели второго малыша, двенадцать лет пытались. Сначала не получалось, потом врачи, анализы, надежды и разочарования. Слезы в подушку после очередного отрицательного теста. Его редкие, но меткие фразы: «Ну, может, и к лучшему? С одной Златой проще».

Год за годом. А потом… потом мы просто смирились. Оставили эти попытки. Сказали себе: «Значит, такова судьба». И вот теперь. Спустя двенадцать лет, когда он ушел к той, что уже носит его сына, его наследника, нам, вернее уже мне, повезло.

Какая же это горькая ирония судьбы. Хочется смеяться истерично, до слез, и рыдать одновременно от несправедливости.

— Кто же у нас будет? — тихо, сама себе, задаю этот вопрос, и рука непроизвольно ложится на еще плоский живот. «У нас». Но «нас» больше нет. Есть я. Одна. И этот крошечный комочек жизни под сердцем, который уже стал самым главным «мы».

Возможно сын. Сын, которого он так ждал. О котором говорила моя мать. Который стал его единственным оправданием. И который теперь… мой. Только мой? Не его. Он отказался от этого права, даже не зная о нем.

Или дочка? Еще одна Златочка? Такая же нежеланная для него, как выходит? Еще одна девочка, которую он с легкостью променяет на мальчика от другой женщины?

Лена осторожно, будто боясь разбить меня, кладет руку мне на плечо.

— Мил, прости, что спрашиваю сейчас, но ты… ты ему скажешь? Саше?

Вопрос Лены разумный, логичный, правильный с точки зрения общества, и абсолютно немыслимый для меня сейчас. Страшный.

Сказать ему. Узнает ли он? Увидит ли? Пожалеет ли? Вернется ли?

Зачем?

Он не увидит ребенка. Он увидит новую статью расходов, новую проблему, новую возможность для манипуляции.

Он купит и этого ребенка. Как квартиру. Как машину. Как алименты для Златы. Он будет платить и требовать встреч, влияния, права вписать его в свою новую, идеальную, придуманную картинку жизни, где он благородный отец двух семейств.

Нет, не хочу так.

Я поворачиваюсь к Лене. Глаза у нее полны тревоги, растерянности и немого ожидания.

— Нет, — спокойно отвечаю. — Нет. Он ничего не узнает. Это мой ребенок. Только мой.

Загрузка...